Право на счастье

      Со стороны они, наверное, могли бы показаться обычной парой. Повезло, что люди, слишком занятые своими делами и заботами, обычно не вслушиваются в чужие разговоры, потому что говорили они о вещах абсолютно необычных.       — Солнце. В тот день, когда я впервые увидела тебя, было солнце, — вдруг вспомнила Валери. Она сидела на коленях у Каспара, близко-близко прижавшись к нему, но совсем не чувствовала холода от него. Наоборот, он казался… теплым. Теплым и совершенно не страшным. — Но Ренато никогда не выходит в солнце. Он всегда в магазине, а там полумрак. Почему? То есть… оно же вас не убивает. Но что-то делает… — Валери в итоге окончательно смутилась от того, насколько «гениальными» выглядели ее заявления, но почти сразу отвлеклась, невольно засмотревшись на Каспара. Он всегда казался ей красивым, но сейчас, после того, как Валери наконец поняла, она стала воспринимать Каспара… по-другому.       Он не просто красивый. Он казался ей совершенным. Просто… безупречным. С бессмертными, наверное, по-другому и не бывает? Валери улыбнулась, засмотревшись на то, как красиво сверкали красные глаза Каспара на солнце. Забавно как-то, но… Валери больше совсем его не боялась. Каспара точно нет. Ренато — возможно, хотя Каспар и сказал, что на самом деле он не хотел причинять Валери зло. Он лишь желал сберечь тайну клана, всех бессмертных… и, как додумала уже Валери, самого Каспара. Ренато был привязан к нему и хотел сделать все для его благополучия, но он не понимал, что благополучие, счастье, смысл всей бессмертной жизни для Каспара — это Валери.       — Просто Ренато умный. Иногда даже чересчур, — усмехнулся Каспар. Его пальцы больше на автомате гладили ее коленку. — Солнце делает таких, как я, людьми. Лишает всех сил. Если бы кто-то решил напасть на меня под солнцем, я бы, наверное, умер как обычный человек. — На какое-то время Каспар замолчал. А потом как-то отчаянно, с надрывом, горячо зашептал: — Но тогда я просто не мог уйти… потому что ты тоже делаешь меня человеком.       Она терялась от его влюбленных слов. Она терялась, не зная, что ответить, но чувствуя, что должна что-то сказать. Она терялась, потому что чувства, которые Валери испытывала к Каспару, едва ли поддавались описанию. Валери впервые вдруг пожалела, что человечество не научилось передавать свои чувства образами.       С Каспаром Валери горела, но горела таким… ровным, теплым огнем. С Каспаром Валери чувствовала себя абсолютно правильно.       — Ренато мог бы… убить меня? — У нее предательски пересохло во рту от этого вопроса. Язык с трудом ворочался, и сам голос Валери прозвучал очень жалко. В глубине души она думала, что Каспар сейчас попытается успокоить ее, придумав что-нибудь про вампиров-вегетарианцев, но он только коротко сказал:       — Каждый в моем клане пьет человеческую кровь.       «И я сам», — должно было быть сказано в конце, но Каспар не сделал этого. Его руки чуть крепче сжали Валери, словно парень боялся, что она сейчас убежит, получив подтверждение своего страшного предположения. Только Валери уже было поздно бежать. Она упустила последний шанс сегодня, когда в очередной раз пошла к Ренато.       — Однажды, когда я играла на площади, я случайно подслушала разговор двух девушек. Одна жаловалась, что у нее на запястье появились две странные ранки. Другая предположила, что у нее могла так появиться аллергия на что-то в отеле, и на этом они успокоились, — как бы между делом сказала Валери. В тот день она не придала этому случаю значения. Сейчас же все стало пугающе ясно, и Валери улыбнулась, сама не зная, почему.       — Голодный вампир может быть опасен даже для самого себя. Но мы стараемся не убивать без повода. Смерти местных жителей могут привлечь ненужное внимание. Туристов — тем более. — Странно было говорить об этом так, словно это ничего не значило. Валери попыталась заставить себя принять то, что… для бессмертных это ведь действительно ничего не значит. Люди — еда. Способ выжить. Либо ты, либо тебя. — Твоя семья в безопасности с того самого момента, как я впервые увидел тебя, милая. Им ничего не угрожает и не будет угрожать, пока я жив, — выпалил вдруг Каспар, словно снова отчаянно желая убедить ее в том, что он хороший, что он не жестокий убийца, что в нем еще осталось человеческое. А Валери в этом убеждать и не нужно было, Валери это и так знала. И… странное чувство. Хоть теперь она знала о Каспаре больше, чем раньше, в ее сознании новая информация разделилась надвое. Есть абстрактные вампиры, пьющие кровь, плюющие на людские жизни, а есть Каспар. Каспар другой. Ренато, кстати, занимал промежуточное положение, потому что Валери чувствовала, что он тоже другой, не такой, каким хочет казаться, но все-таки ближе к остальным вампирам, чем Каспар.       — А ты… ты бы смог меня укусить? — неожиданно даже для самой себя спросила Валери. Она почувствовала, как Каспар вздрогнул, как будто от пощечины, и Валери и сама почувствовала предательский холодок. — Каспар, прости, я…       — Я никогда не причиню тебе вреда. Больше никогда.       Воцарившееся между ними молчание не было гнетущим. Все так же светило солнце, Каспар обнимал ее, Валери удобно устроила голову на его плече. И вся эта страшная правда о вампирах действительно казалась такой… далекой. Словно все это происходило не с Валери вовсе. Были только Каспар и сама Валери. Все.       Но вопросы у Валери не закончились.       — Почему тебя не было так долго? — тихо спросила она, не сказав, что знает, что Каспар получил некое наказание от клана. Клан… об этом тоже хотелось спросить, но Валери чувствовала, что сейчас не самый подходящий момент.       — Это пустяк, — улыбнулся Каспар. В этот раз у Валери не возникло сомнений в искренности его улыбки. — Пустяк, потому что ты рядом.       И он вновь не заканчивает свою мысль, но Валери чувствовала, насколько сильно он хотел, чтобы так было всегда. Вечность. Голос Каспара снова звучал отчаянно, когда он произнес:       — Я тоже хотел бы спросить. Милая… хотела бы ты… измениться однажды?       И действительно. Хотела ли Валери этого?