***
Почему, блять, его так тянет к ней? Почему, как только рыжие локоны появляются в поле его зрения, он задерживает дыхание? Почему, когда их взгляды встречаются, сердце замирает? По-че-му? Вопросы были риторическими, и вряд ли горгулья в нише, на которую Драко пялился уже полчаса, могла дать на них ответ. Он уже закончил вечерний обход и теперь просто тянул время, лишь бы не идти в пустую и тёмную спальню. Там ему снова будут сниться кошмары или, что ещё хуже, она. Её мягкие, слегка влажные губы, её тёплое дыхание, её яркие-яркие волосы… Ему надоело просыпаться в поту и со стояком и снова разочаровываться. Это всё уже похоже на какую-то нездоровую одержимость. Это надо заканчивать… Но вместо того, чтобы забыть гриффиндорку, перестать смотреть на неё, искать в толпе её фигурку, он под идиотским предлогом назначает встречу. Наедине. Мазохист? Или просто идиот. Малфой хмыкнул, представляя лицо отца, узнай он о том, что творит Драко со своей жизнью. Хотя единственное, что сейчас могло волновать Люциуса — это его собственная шкура, а точно не ментальное состояние сына. Когда так долго живёшь бок о бок с настоящим монстром, приоритеты заметно меняются. И если раньше целью Люциуса Малфоя было высокое положение в обществе, воспитание Драко и семейный бизнес, то теперь его цель — это дожить до утра, не попав под горячую руку своего Повелителя. Малфой даже передёрнулся от одной только мысли о Тёмном Лорде. Нет, лучше он будет думать об Уизли, чем о том, во что превратилась его семья. Может, тогда он сойдёт с ума чуть позже? Джинни. Драко мысленно распробовал это имя. Покрутил в голове, а затем еле слышно прошептал его в пустоту коридора. — Джинни… — язык приятно щекотал нёбо из-за двух «н» в середине имени, и Малфой невольно улыбнулся. Слабо, почти незаметно, но он позволил улыбке задержаться на его губах чуть дольше положенного, и сейчас, стоя в темноте, когда вокруг — ни души, а лишь древний камень, Драко сдался и позволил мыслям устремиться к ней. И они, воспользовавшись предоставленным шансом, стали усердно вылизывать образ Уизли в воображении, вспоминая каждую делать, каждый взгляд, каждый рыжий локон… — Джинни, — почему это звучит так правильно? Почему его не воротит от её имени, почему он позволяет себе эту слабость? Перекатывать эти звуки на своём языке, позволять им рассеиваться в прохладном воздухе. Он произносил это имя на вдохе, будто вдыхая его вместе с кислородом, как будто Уизли и так не заняла все его лёгкие своим персиковым ароматом. Как будто она и так не поселилась внутри него в опасной близости к сердцу. Сколько разных оправданий он придумывал? Чувство вины за отца и дневник, ненависть к Уизли, передававшаяся Малфоям по наследству, зависть Поттеру, злость за унижение в конце пятого курса, но потом… Эти чёртовы глаза в поезде, абсолютно голые, и ток по пальцам от лёгкого прикосновения. Он заглянул в неё и увидел ответы на все свои вопросы. Она такая же, как и он: запутавшаяся в себе, слишком рано повзрослевшая, с разбитыми идеалами. У него — осознание порочности идеи о чистоте крови и восхищение отцом, теперь погребенное под презрением и страхом. У неё — одержимость Избранным, которая разбилась о реальность, предательство брата и иллюзия защищенности, рассеявшаяся как мираж после смерти Дамблдора. Поэтому она смотрела тогда так потерянно, поэтому в её глазах было столько знакомого самому Малфою страха. Они оба были детьми, повзрослевшими слишком рано, прятавшими за улыбками и злостью страх, сковывающий обоих. Они не хотели войны, но война пришла, отбросив их по разные стороны баррикад. Только она боролась и сияла, а он... Гнулся под тяжестью жизни. А что делает жизнь с теми, кто гнётся слишком долго? Правильно, ломает. Малфой знал, что рано или поздно сломается. Или умрёт. Одно из двух, и он никак не мог выбрать, что же из этого лучше, но ясно было одно: ему нельзя привязываться к Уизли. Ни при каких обстоятельствах.***
— А я считаю, что надо отправить им сову! — Симус, ты с ума сошёл?! Это слишком рискованно! — Викки недовольно надула губы и вздёрнула носик, на что Финниган нахально усмехнулся и, притянув её к себе, проговорил: — Просто ты и вправду свела меня с ума… — недостаточно тихо, что вызвало у Демельзы рвотные позывы, а у Невилла — вежливое хмыканье. — Ребят, у вас есть отдельная комната для такого, — сказал Джек. — Сходите с ума там! Щёки Вики порозовели, и она поспешила оттолкнуть уже смеющегося Симуса. — Не знал, что ты у нас пуританец, Слоупер, — хмыкнул Финниган, ловя руку Фробишер и сжимая её в своей. — В такие трудные времена на свободе осталась только любовь! Робинс прыснула, а Невилл похлопал по плечу покрасневшего Джека. Они шли с ужина в сторону гостиной Гриффиндора, обсуждая последние новости, услышанные в «Поттеровском дозоре», и прикидывая, как можно связаться с Золотым трио, но Джинни почти не участвовала в разговоре, полностью утопая в собственных мыслях. — А ты что думаешь, Джин? — кажется, это был голос Невилла, заставивший Джинни вскинуть голову и понять, что все смотрят на неё. Она мысленно усмехнулась: для неё любовь точно не равнялась свободе — такова уж доля девушки героя. «Бывшей девушки», — услужливо шепнуло подсознание, но Уизли поспешила отогнать ненужные ассоциации. — Я думаю, что мы все свободны, пока следуем своим принципам, а любовь тут не при чём, — сказала она и пожала плечами. Невилл уставился на неё с явным недоумением, а остальные прыснули со смеху. — Он имел в виду то, как можно связаться с Гарри… — сквозь смешки проговорила Демельза, заметив замешательство на лице подруги. — Ааа… — единственное, что смогла выдавить из себя Джинни, и снова отстранённо зашагала по коридору вслед за смеющимися друзьями. Тут она почувствовала, что кто-то подошёл к ней очень близко. Вскинув голову, она встретилась с тёплыми глазами Невилла. — Ты какая-то задумчивая сегодня, — сказал он и мягко улыбнулся. — Что-то случилось? — Да нет, просто думаю… И Джинни правда думала. Но не о том, как связаться с Гарри, или не о том, как помочь братьям, и даже не о завтрашней контрольной по зельям. Нет. Она думала о том, кого в последнее время стало слишком много в её жизни. О том, на чей точёный профиль она пялилась весь ужин. О том, с кем она должна была встретиться сегодня вечером. Наедине. Чёрт. Джинни моргнула и подняла извиняющийся взгляд на друга. — Всё правда хорошо, не волнуйся, — она выдавила из себя слабую, но убедительную улыбку. — Мне надо зайти в библиотеку, буду поздно! Невилл открыл было рот, чтобы возразить, но Джинни быстро чмокнула его в щёку и порывисто обняв Демельзу, поспешила убраться от друзей, в глазах которых застыло удивление.***
Стоило двери закрыться за её спиной, Джинни облегчённо привалилась к ней и прикрыла глаза. До девяти было ещё немного времени, и она могла прийти в себя и настроиться на нужный лад. Осталось найти в себе силы не пялиться на Малфоя без перерыва и не представлять, как он прижимает её к стене, как его губы впиваются в её шею, не то кусая, не то целуя… Уизли резко распахнула глаза и оттолкнулась от двери. К чёрту Малфоя, она просто научит этого хорька вызывать патронус и выставит за дверь. И они больше никогда не пересекутся. Услуга за услугу, не более того. Джинни сделала ещё один глубокий вдох и прошла вглубь выручай-комнаты. Она выглядела так же, как при собраниях ОД, разве что места было чуть меньше, но им должно было хватить. «Вряд ли его патронусом окажется дракон», — мысленно усмехнулась Джинни и опустилась на один из уютных диванчиков у камина, забравшись туда с ногами. Малфой пришёл ровно в девять, выглядя как обычно идеально в своём чёрном бадлоне и безусловно дорогих чёрных штанах. «Как на похороны», — подумала Джинни и еле сдержалась, чтобы не закатить глаза, невольно поправляя свой старый голубой джемпер, раньше принадлежавший одному из близнецов. — Ничего себе! — Малфой беззлобно ухмыльнулся. — Сама Джиневра Уизли ждёт меня. Брови гриффиндорки взлетели вверх. Откуда он знает её полное имя? И почему он его использовал? И с чего это он вдруг в таком хорошем настроении? Наверное, всё это отразилось на её лице, потому что Малфой остановился недалеко от камина и, спрятав руки в карманы брюк, стал неловко перекатываться с пятки на носок. Мерлин, как это всё странно! Джинни заставила себя придать лицу более менее вежливое выражение и, кивнув Драко, жестом показала ему следовать за собой. Выйдя в центр комнаты, она развернулась к нему лицом и ещё раз вздохнула. Это просто формальность. Вспомнить, как Гарри учил её патронусу, и сделать то же самое! Мысль о бывшем парне неприятно кольнула Уизли, находящуюся под пристальным взглядом серых глаз. Джинни прочистила горло и начала говорить: — Как я понимаю, ты никогда не вызывал патронус? — Малфой отрицательно мотнул головой. — И не пробовал? — Пробовал… Пару раз, — он неопределённо передёрнул плечами, не смотря не неё. — Но ничего кроме голубоватых искр не вышло. Джинни кивнула. — Что ж, значит, надо разобраться, что ты делал неправильно. Смотри, патронус — это очень светлая магия, она требует особой концентрации и умения сосредоточиться, освободить свой разум от негатива и плохих мыслей… — она перевела строгий взгляд на Драко, который не сдержал ироничного смешка. — Мы здесь надолго, Уизли. — Если у тебя проблемы с негативными мыслями, то иди к колдопсихологу, а не ко мне, Малфой! — раздражённо скорее от волнения, нежели от злости, проговорила Джинни. Хоть Драко мысленно и согласился с ней, вслух он бросил лишь саркастичное: — Сегодня услуги колдопсихологов очень дорогие, боюсь не потяну. И его губы растянула привычная усмешка, от которой сердце Джинни почему-то ускорило ритм. Но она лишь фыркнула и продолжила лекцию, стараясь заставить свой голос не дрожать: — Сама руна и заклинание довольно простые, сложность в том, чтобы найти нужное воспоминание. Оно должно быть очень ярким, чётким и абсолютно счастливым. В основном, это воспоминания из детства, когда наша жизнь в принципе проще и легче, а образы ярче. Можно взять счастливое воспоминание о родителях… Тут она осеклась, переведя осторожный взгляд на Малфоя. Тот рассматривал комнату, всем своим видом показывая, что делает Джинни одолжение, стоя здесь и слушая её. Плевать! Ещё она будет сочувствовать его сложному детству! И Уизли, набрав воздуха, снова заговорила: — Например, Рон вспоминает первую победу Гриффиндора в кубке школы и, наверное, что-то из детства, Гермиона представляет, как она впервые попала в волшебный мир, Луна думает о своей маме, а Гарри — о первом полёте на метле… — Джинни на секунду улыбнулась, так как воспоминания о друзьях теплом разлились внутри неё, но она тут же собралась, почувствовав холодный взгляд Малфоя на себе, и повернулась к нему лицом. — В общем, вариантов много: сданный тест, победа в квиддиче, поцелуй мамы, летний отдых, смех друзей, первый поцелуй — что угодно, что делает тебя счастливым. Теперь она смотрела прямо на Драко и успела заметить печаль, промелькнувшую в его взгляде. Он будто ушёл в себя, вспоминая всё, что она назвала. Знать бы только, что именно вызвало эту грусть? Всё. Буквально всё, что называла Уизли, не было счастливым. Малфой уже готов был сдаться. Если у других нормальных людей сданный тест вызывал радость, то у Драко лишь облегчение от того, что отец не будет наказывать его. Победа в квиддиче? Он никогда не выигрывал у того, у кого действительно хотел. Поттер всегда был впереди. Воспоминание о маме? Все счастливые образы перекрывали огромные глаза, выцветшие от слёз, дрожащие губы и тонкие руки, с силой цепляющиеся за него в порывистом и отчаянном объятии. Та Нарцисса из его детства, с умиротворённой улыбкой и здоровым цветом лица, стала больше похожа на недостижимую фантазию, доставляющую ещё больше боли, чем реальность. Летний отдых? Прекрасная игра на публику. Идеальное аристократическое семейство отправилось на побережье Франции на не менее идеальный пляж и в не менее идеальный дом, только эта идиллия была насквозь фальшивой. Драко не разрешалось играть с местными детьми, так как они были недостаточно чистокровными, мама вечно сбегала к каким-то подругам, а отец, расписав день Драко по минутам, запирался в кабинете и проводил там весь «отпуск». В итоге Драко только и делал что занимался фехтованием, музыкой и прочими «благородными» увлечениями, достойными наследника чистокровного рода. Смех друзей? Он мог бы попробовать, если бы этот смех был искренним. Они смеялись и шутили, потому что не оставалось ничего другого. Не плакаться же на жизнь, повернувшуюся к ним задом? Первый поцелуй… То неловкое столкновение губами, произошедшее у них с Панси на четвёртом курсе, нельзя даже поцелуем назвать, а их жаркие поедания друг друга с Дафной не имеют ничего общего со счастьем и чувствами, а следовательно, не вызывают таких ярких эмоций. Драко задумался. Только с одним человеком поцелуй вызвал у него шквал эмоций и чувств. Он покосился на Джинни, которая сейчас рассеянно перекатывала палочку между пальцев, смотря куда угодно, только не на него. Нет, это бред! Он не будет вызывать патронус, думая об Уизли. Нет, нет и нет! Драко хмыкнул, привлекая внимание Джинни, и сказал: — У меня есть на примете несколько воспоминаний, которые с натяжкой можно назвать счастливыми. Не уверен, что сработает, но попробовать могу. Уизли кивнула и, заметно приободрившись, произнесла: — Хорошо! Тогда я сейчас покажу, как это должно быть, и ты повторишь. Она закрыла глаза, сосредоточившись на образах внутри себя. Ветер с силой дует ей в лицо, под ногами нет никакой опоры и она несётся навстречу солнцу, воде и небу. Она свободна и счастлива. Взмах палочки отточенным движением — и в воздухе появляется серебристая лошадь, наполняя комнату мягким светом и свежим ветром. Джинни улыбается, а Малфой не может отвести взгляд от прекрасного сгустка энергии, рассекающего пространство вокруг него. Ну конечно, лошадь. Кто бы сомневался! Такая же сильная, красивая и… свободная. Как и сама Джинни. Пока патронус скакал по всей комнате, Драко перевёл всё ещё поражённый взгляд на Джинни. Она вся сияла. Голубоватый свет магии отражался в её глазах, путался в волосах, оттенял этот глупый, но почему-то такой красивый сейчас свитер. Или это просто она была прекрасна? Когда в глазах плескалось счастье, а светлая магия заполняла комнату. Её магия. Драко читал, что можно почувствовать чужую магию в моменты особо сильных энергетических выплесков, но не думал, что когда-нибудь почувствует её магию. И это было тепло. Она была очень тёплой и в то же время свежей. Как летний воздух после грозы. И было что-то ещё. Тонкое, неуловимое. Но Драко почему-то подумал, что так ощущаются звёзды. Далёкие и могущественные. — Кхм… Малфой вздрогнул и поспешно отвёл взгляд, поняв, что пялится на Уизли дольше положенного. — Тебе напомнить руну или… — Я помню, — отрезал он и сильнее сжал палочку в руке. Сосредоточиться. Вдох, выдох. Улыбка Блейза. Они у него дома пьют огневиски и обсуждают какую-то ерунду. Голова Панси лежит на его коленях, и она уже почти спит, но продолжает бросать остроумные реплики в нужные моменты. Между ними нет притворства и недомолвок, только расслабленная дружеская атмосфера и литры алкоголя. — Экспекто Патронум! Из палочки вырывается внушительный сноп голубых искр, тут же растворяющихся в воздухе, не успев достичь пола. Драко вздыхает и скептически смотрит на Джинни, ожидая, что она махнёт на него рукой и покинет комнату, потому что он абсолютно безнадёжен. Но Уизли удивляет его второй раз за вечер тем, что вместо закатанных глаз и поджатых губ, она лишь ободряюще улыбается и говорит: — Неплохо! Очень даже неплохо! У меня первый раз вышел только голубой дымок, — ни тени раздражения в голосе, а в глазах уверенность. Ему бы хоть щепотку её уверенности… Но вместо уверенности у Драко упрямство всего мира и нежелание опозориться перед ней, поэтому он стискивает зубы и пробует ещё раз. И ещё. Прокручивает в голове воспоминание за воспоминанием. Мама, квиддич, новая метла, первый секс, разбитый нос Поттера, назначение его старостой, снова мама… Через час безуспешных попыток Уизли ушла на диван, приняв положение лёжа, и лишь изредка поглядывала на Малфоя, бросая замечания. — Может, первый полёт на метле? — Было. — Лазанье по деревьям? Драко удивлённо поднимает брови. Неужели она слушала его тогда? Неужели она не забыла? Внутри почему-то стало тепло, и Малфой поспешил попробовать произнести заклинание, но снова из его палочки ничего кроме снопа искр не вылетело. — Не подходит. — Поход в Хогсмид? Драко хмыкнул. — Издеваешься? Что в этом счастливого? Весело — да, приятно — может быть, но это не чистейшее счастье. Джинни закатила глаза и повернула к нему голову с очень недовольным выражением на лице. — Ну и что же для тебя чистейшее счастье? Неужели у тебя нет ни одного такого воспоминания? Даже Гарри с его ужасным детством и тяжёлой судьбой нашёл такое. Глаза Драко опасно полыхнули при упоминании Поттера, и Джинни мысленно отругала себя за неосторожность. Сейчас упоминание его главного соперника точно не поспособствует положительным эмоциям. Она затараторила, пытаясь отвлечь Малфоя: — Просто палочку ты держишь правильно, заклинание произносишь безукоризненно, руна тоже идеальна, а значит, дело в воспоминании. Они все недостаточно яркие… — Уизли. Джинни резко замолчала, поднимая вопросительный взгляд на Малфоя, смотревшего на неё чересчур внимательно. — Какое у тебя воспоминание? Джинни чуть не поперхнулась. — Какое у меня?... Она привстала на диване, опершись на локти, и задумчиво посмотрела в потолок. — По-разному. У меня много счастливых воспоминаний. В основном из детства, до первого курса, — её взгляд на секунду потяжелел. — Иногда я вспоминаю, как мы летом играли с братьями в прятки на поле у дома. Чувство восторга и предвкушения, что тебя найдут и придётся бежать к центру поля сквозь мягкие колосья. Иногда я думаю о родителях и уютных вечерах в Норе, когда мама готовит вкуснейший в мире пирог с патокой, а близнецы разыгрывают Рона, и он очень смешно краснеет. Тут Джинни улыбнулась, но в этой улыбке читалась грусть. — Но сейчас, когда браться в опасности, поле сожжено, а мама больше не готовит пирог с патокой, я вспоминаю полёт, — гриффиндорка мечтательно зажмурилась и снова растянулась на диване. — Ветер шумит в голове, вокруг тебя только воздух и бесконечный простор, а руки сжимают надёжное древко метлы и ты абсолютно… — Свободен. Джинни подняла на Драко удивлённый взгляд, но он не смотрел на неё. Он застыл со сложенными в карманы руками и пустым взглядом в пол. В его белых волосах играли отблески камина, делая их чуть теплее. Джинни невольно засмотрелась на его высокую фигуру. Но его голос снова вернул её в реальность. — Счастье — это когда ты свободен. Вот только я не свободен. Я не принадлежу себе, — он будто говорил сам с собой. Его голос неожиданно сорвался на шёпот. — И никогда не принадлежал… Повисла тяжёлая пауза. Каждый из них был погружён в свои мысли. Драко так и не двигался, проматывая в голове самые значимые моменты своей жизни. Он и вправду никогда не чувствовал себя свободным. Дома он принадлежал отцу и его амбициям, в школе был скован своим происхождением и воспитанием, а когда возродился Лорд, он вообще стал его марионеткой. Даже в небе, рассекая воздух на метле, его жизнь принадлежала не ему. Направляя метлу перпендикулярно вниз, он не мог не вывернуть её в нужный момент, потому что он был должен матери. Нет, он не жил только ради неё. Но умереть он не мог из-за неё. Тут он снова взглянул на Уизли. Она смотрела прямо на него своими тёплыми карими глазами, в которых он так часто тонул. Безумная и отчаянная мысль проскользнула в его сознании. А что если?... Нет. Он не будет вспоминать Уизли ради патронуса. Он уже решил это. Драко перевёл взгляд на её губы. Расслабленные, слегка порозовевшие от тепла камина. Такие знакомые. Такие желанные. Плевать, всё равно больше вариантов не осталось. Только надо выбрать правильное воспоминание. То безумие в кладовке для мётел не подойдёт, тогда было скорее желание, нежели счастье. И этот странный эпизод в ванной старост тоже отпадает, так как он очернён поступком Монтегю. Квиддич слишком смазан, а вот ночь на Хэллоуин подходит. Драко закрыл глаза. Ещё раз вдохнул и представил: блестящее платье, шёлком облегающее её бёдра, пустой класс, прохлада осени и красные губы, маячащие так близко, теряющиеся в сигаретном дыме. Её искренняя улыбка и звонкий смех, когда эта самая помада оказалась размазана по всему его лицу. Ощущение лёгкости и восторга в животе и запах грозы. Свободы. Он был свободен с ней, считай счастлив, и Драко взмахивает палочкой, еле слышно шепча заклинание, и замирает, боясь открыть глаза. Потому что если ничего не вышло, то это была последняя попытка, и у него никогда не выйдет вызвать патронуса, а если получилось, то это, возможно, ещё хуже, ведь это значит, что его единственное счастливое воспоминание связано с Уизли. Прерывистое «Драко» заставило его распахнуть глаза и резко повернуться к Джинни, которая поражённо смотрела куда-то ему за спину. — Драко, у тебя получилось. Он медленно поворачивает голову и невольно задерживает дыхание, потому что по комнате скачет его патронус. Малфой делает шаг вперёд, протягивая руку, и зверёк тут же направляется к нему, облетая его со всех сторон и обдавая мощным потоком магии и голубоватым светом. Драко всматривается в зверя и не может понять, кто это. Тут сзади раздаётся звонкий смех Джинни, и Малфой резко оборачивается, спугивая патронус, который с усиленным рвением начинает прыгать по всей комнате, отражаясь в зеркалах, отбрасывая голубые блики на Драко и всё вокруг него. Джинни продолжает хохотать, не обращая внимания на непонимающий взгляд слизеринца и его скептически изогнутую бровь. Наконец он отходит от шока и спрашивает: — Ты совсем чокнулась, Уизли? Или ты это от радости? Но Джинни не перестаёт смеяться, лишь сильнее распаляясь, и с трудом выдавливает из себя: — Даже… твой… патронус, — тут она срывается на хохот. — Прости, прости… но… твой патронус — хорёк! Больше она не может сдерживаться и падает на спину на диван, запрокинув голову, и смеётся до слёз, одной рукой обхватив живот, а другой показывая какие-то неизвестные никому кроме неё знаки, видимо, надеясь, что Драко поймёт их. Но Малфой не понимает и, сложив руки на груди, высокомерно поднимает голову и, бросив ещё один быстрый взгляд на свой патронус, надменно тянет: — Чтобы ты знала, Уизли, это не хорёк. Это горностай. Он больше хорька и его хвост чёрный на конце, — Драко переводит скучающий взгляд на свои аккуратные ногти и уже более презрительно говорит, — хотя откуда тебе, деревенщине, знать такие тонкости… Джинни не обращает на него внимания, продолжая смеяться и колотя подушку дивана. Драко фыркает, отворачиваясь, и снова переводит взгляд на свой патронус. От него веет теплом и свежестью, почти как от патронуса Джинни, а ещё персиком. Губы трогает улыбка, которую Драко не хочет сдерживать. Смех Уизли отражается от стен комнаты, застревая в сознании Драко, создавая новое счастливое воспоминание, которое разливается теплом внутри, щекоча его лёгкие, и он вот-вот засмеётся сам, поэтому Малфой глубоко вдыхает и отпускает патронус. Комната снова приобретает тёплые оттенки, и голубой остаётся только в свитере Джинни и в воспоминании Драко. Её смех постепенно затухает, возвращая Драко в реальность. Наваждение проходит, стирая слабую улыбку с его губ, и он разворачивается к гриффиндорке, всей своей позой изображая высокомерие. — Чтобы ты знала, горностай — это символ королевского достоинства, светской знатности и величия, — протянул он. Джинни фыркнула, наконец поднимаясь с дивана, и, заправив выбившиеся пряди за уши, произнесла с доброй долей иронии в голосе: — Ага, а ещё знак моральной чистоты и целомудрия, Малфой. И с довольной усмешкой взглянула на него. Больше не было того дрожащего «Драко», произнесённого с каким-то нежным трепетом. Снова привычно-отстранённое «Малфой» и холод в голосе. Это осознание неприятно кольнуло его, но он быстро взял себя в руки и отмёл ненужные мысли. — А лошадь символизирует интеллект и мудрость, но с тобой это слабо вяжется, так что не будем об этом, — сказал он. Джинни снова прыснула, но теперь от осознания того, что Малфоя задело то, что она перепутала горностая с хорьком. От его недовольного выражения лица внутри что-то приятно защемило, и странное, непривычное желание теплом зародилось в груди: ей захотелось подойти и рукой разгладить напряжённые мышцы его лица, провести кончиками пальцев по бледной коже, чувствуя, как он расслабляется, прикрывая глаза. Джинни даже вздрогнула от своих мыслей и поспешно отвернулась от Драко, чтобы он не заметил румянца на её щеках. Чтобы рассеять напряжение между ними Уизли спросила первое, что пришло ей в голову: — Что ты вспомнил в итоге? Драко вскинул на неё вопросительный взгляд и она пояснила: — Ну, чтобы заклинание сработало, какое воспоминание ты выбрал? Малфой пару секунд просто смотрел на неё, а затем, будто очнувшись от каких-то своих мыслей, бросил небрежное: — О том, как сломал Поттеру нос. Джинни закатила глаза и недовольно пробурчала: — А я тебе честно рассказала… Драко усмехнулся. Ну конечно, честно. А что ему сказать? Что он представлял её? Её губы, её руки, её смех? Сказать Уизли, что она делает его счастливым? Он скорее умрёт, чем признается в этом ей. — Ты что, забыла? Я слизеринец, мне нельзя доверять. Он сказал это в шутку, но Джинни было не до смеха, потому что он был прав. Она действительно забыла. Забыла, что перед ней не её однокурсник, не член ОД, не добрый друг. Она улыбалась врагу. Она научила светлой магии Драко Малфоя и не чувствовала вины за это перед своими друзьями. Не было уколов совести и скрежета в сердце. Джинни просто вернула услугу, а теперь она попрощается и уйдёт. И больше они не заговорят. Джинни кивнула сама себе и не сдвинулась с места. В горле резко пересохло, и она не смогла выдавить из себя ни звука. Казалось, будто даже её тело противится расставаться с ним. Бред. Гриффиндорка прочистила горло и заставила себя выдавить слабое: — И как ощущения? Понравилось? Драко, до этого разглядывающий носки своих начищенных ботинок, вскинул голову и коротко кивнул. — Да, здорово. И сделал шаг. А затем ещё и ещё один по направлению к ней. Пара секунд — и он сидит напротив неё в кресле, рассматривая камин. — Я не думал, что это так приятно, — он немного замялся, подбирая слова. — И... тепло. Их взгляды встретились, и Джинни слабо улыбнулась. — Да, тепло… Снова повисло неловкое молчание. Так странно сидеть в выручай-комнате с человеком, которого ты всю жизнь считала врагом, ненавидела и презирала, а теперь судорожно пытаешься подыскать тему для разговора, лишь бы не уходить. Потому что в этот раз она планировала расстаться навсегда. — Если честно, я думала, что ты сдашься. Драко вскинул голову, окидывая Джинни задумчивым взглядом. — У меня нет столько терпения. Упёртость — да, но терпение… — тут Малфой не выдержал и усмехнулся, на что Джинни изогнула бровь. — Что? Он покачал головой, но всё же ответил: — Если ты думала, что я получал всё по щелчку пальцев, то ты ошибаешься. Хоть мой отец ни в чём мне не отказывал, его требования всегда были завышены. Тебя заставляли учить наизусть всю родословную твоей семьи, начиная с одиннадцатого века? В пять лет я знал почти всю историю рода Малфоев, и, поверь, тогда память у меня была ужасная, — он ненадолго замолчал, видимо, погружаясь в не самые приятные воспоминания, но затем, снова взглянув на камин, продолжил. — Но выбирая между разгневанным отцом и десятью томами нудной истории, я выбирал последнее. — Он тебя сильно наказывал? — робко спросила Джинни. Малфой хмыкнул. — Скажу так: есть много других способов причинить боль, не используя круциатус, так что я рад, что сюда послали именно Кэрроу. У них скудная фантазия. Джинни не могла поверить в то, что только что услышала. Она знала не понаслышке, что Люциус Малфой — жестокий человек, но чтобы настолько! Пытать собственного сына… Потому что это не звучало как наказание. Её наказывала мама. Её братьев наказывали. Им запрещали есть сладкое неделю, летать на мётлах, заставляли убрать чердак или прогонять садовых гномов. Могли не пустить один день гулять, могли серьёзно поговорить, но им никогда не делали больно. А то, что описывал Драко, больше напоминало пытки, нежели воспитание. Джинни тяжело сглотнула и сказала первое, что пришло ей на ум: — Тогда понятно, почему ты такой придурок. С таким папашей ты должен был быть конченным психопатом, — Малфой усмехнулся на это, а Уизли чуть тише добавила. — Так что ты намного лучше, чем мог бы быть… Драко перехватило дыхание от этих слов. Неужели она только что сделала комплимент его личности? Да, завуалированно, припудренный оскорблением его семьи и его самого, но всё же комплимент. Он просто не успел удержать глупую улыбку, тронувшую его губы, а когда заметил, что улыбается, тут же прикрыл рот рукой, делая вид, что задумался. Идиот. Надо что-то сказать. — Зато благодаря отцу я стал тем, кем стал. Он привил мне много качеств, необходимых сильному человеку и… — обычно беспроигрышные аргументы дали трещину, стоило Драко взглянуть на Джинни и увидеть её расширенные от шока глаза, в которых плескалась злость вперемешку с сочувствием. А потом она заговорила своим твёрдым голосом, полном возмущения и того самого гриффиндорского праведного гнева, который ненавидел Драко. — Ты издеваешься? Твой отец издевался над тобой, а ты его ещё и оправдываешь? — но когда этот гнев был направлен на его защиту, в груди предательски потеплело, и Драко показалось, что она выглядит даже милой, так искренне злясь на методы его воспитания. Только показалось, потому что следующие её слова моментально вывели его из себя. — Он нанёс тебе кучу моральных травм, привил страх к себе и нездоровое отношение к процессу обучения, а ещё неуверенность и неудовлетворённость собой, и ты считаешь это нормальным воспитанием?! Твой отец — просто чудовище… В глазах Малфоя блеснула сталь, и он весь напрягся. — Уизли, не забывайся… Но её уже было не остановить. Когда с кем-то происходило что-то несправедливое, Джинни очень легко выходила из себя, обрушивая на виновного свою злость. Может, потому что очень хорошо знала это чувство беспомощности и отчаяния, когда никто не может вытащить из этого кошмара? — О нет, я не забываюсь, Малфой! Забылся твой дорогой папаша, когда пытал маленького ребёнка, лишив его детства! — она даже привстала с локтей, распаляясь всё сильнее. — Я знала, что Люциус Малфой — монстр. Из-за него пострадали почти все мои друзья, и я в том числе, но чтобы настолько?! Издеваться ещё и над своим собственным ребёнком?! Как ты в Мунго не оказался после такого? Она даже не заметила, когда Малфой оказался так близко. Только встретившись с его стальными глазами в нескольких сантиметрах от своего лица, Джинни наконец замолчала, невольно задерживая дыхание. Слишком близко. Снова. Одна его рука упиралась в спинку дивана прямо у головы Джинни, пока вторая расслабленно лежала в кармане брюк. — Сейчас ты окажешься в Мунго, если не прекратишь оскорблять моего отца, — проговорил он слегка хрипловатым голосом и усмехнулся, наблюдая за её реакцией. Уизли сглотнула, но не от страха перед Малфоем, а от его непосредственной близости. Все её обещания самой себе терялись в запахе мелиссы, обволакивающем её лёгкие, пока она тонула в его взгляде. Хоть он и угрожал ей, в его глазах не было злости. Они казались почти чёрными из-за расширенных зрачков, и Джинни не знала, из-за тусклого освещения ли это или из-за неё. Смешок вырвался сам по себе, но Малфой воспринял его на свой счёт. — Тебе смешно? — его бровь иронично изогнулась. — Смешно… А знаешь, что я нахожу смешным? Он замолчал на секунду, наблюдая за её реакцией. Джинни лишь пожала плечами. Эта девчонка совсем его не боится. И никогда не боялась. Драко усмехнулся. — То, что ты волнуешься за меня, — Джинни прыснула, но Малфой продолжил. — Беспокоишься обо мне… Как тебя вывело из себя моё признание о моём «сложном» детстве! — Драко изобразил кавычки свободной рукой. — Неужели ты сочувствуешь мне? Ты никогда не сочувствовала мне, а теперь… Ты неравнодушна ко мне, не так ли, Уизли? Джинни подавилась воздухом и нервно рассмеялась от такого заявления. — Тебе точно нужно в Мунго, Малфой, — она разорвала зрительный контакт, смотря куда угодно, только не ему в глаза. — Да, я неравнодушна к тебе. Я тебя ненавижу! Она запоздало почувствовала, что произнесла это недостаточно убедительно, но всё же нашла в себе силы снова взглянуть ему в глаза. Усмешка, значение которой Джинни не успела прочитать, прорезала его лицо, и Драко наклонился ещё ближе к ней, так, что теперь его дыхание щекотало её скулу, сдувая рыжую прядь с лица. — Ненавидишь? — прошептал он таким тоном, что у Джинни по коже побежали мурашки. — А тогда ты говорила совсем другое. Уизли застыла, перестав даже дышать, чувствуя, как внизу её живота завязывается тугой узел от одного упоминания о том поцелуе в кладовке. А Драко не собирался останавливаться, продолжая дразнить её своей близостью, при этом не касаясь её. — Тогда у тебя вообще не было времени много говорить, потому что твои губы были заняты кое-чем другим, — он сделал паузу, прежде чем снова обжечь её своим дыханием. — Моими губами. Джинни не сдержалась и судорожно вдохнула, отчего у неё чуть не закружилась голова. Чёртова мелисса. Чёртов Малфой. Драко хмыкнул и резко отстранился от неё, выпрямляясь, и у Джинни вырвался не то облегчённый, не то разочарованный выдох. Но теперь она хотя бы могла дышать, а не задыхаться им и слишком горячими воспоминаниями. Дав себе пару секунд на то, чтобы прийти в себя, Джинни наконец смогла совладать с собой и поднялась с дивана, смотря прямо на Драко. На её губах играла уверенная улыбка. — Ты настолько чёрствый и эгоцентричный, что не можешь представить себе, что один человек может просто и бескорыстно сочувствовать другому? Конечно, в любом проявлении «заботы» о тебе ты видишь нечто большее, — она склонила голову вбок, изучая его реакцию. Драко смотрел на неё с той же уверенной усмешкой, что и всегда, но теперь в его глазах отражался лёд. Врать ему оказалось легче, чем себе, и Джинни вдруг резко вспомнила все обещания, которые давала себе, а особенно последнее: отплатить долг и уйти. Поэтому она собралась с мыслями, чтобы закончить то, что не успело толком начаться, раз и навсегда. Она уже открыла было рот, чтобы произнести правильные слова, как Малфой её опередил. — Знаешь, Уизли, я действительно очень эгоистичный. И упрямый, как ты успела заметить. Но ещё я отлично контролирую эмоции, а чтобы это уметь, нужно для начала научиться разбираться в них, — он сделал шаг к ней. Джинни не шелохнулась. — Поэтому мне очень легко понять, когда человек врёт. Особенно, если он врёт сам себе. Уизли задохнулась второй раз за вечер и уже хотела возразить, но Драко вдруг резко поднял руки, будто останавливая её или сдаваясь, Джинни не могла понять, и заговорил, но уже другим тоном. Она с натяжкой могла бы назвать его даже дружеским. — Но так или иначе, мне плевать на твою внезапную одержимость мной. Мне не привыкать, — тут он с улыбкой подмигнул ей, и от этого жеста у Джинни что-то перевернулось в животе. — Это неудивительно, что ты запала на такого красавчика, как я, но давай всё же ограничимся более формальными отношениями. Раз в неделю здесь, — он обвёл выручай-комнату рукой, — будешь учить меня разным полезным заклинаниям. Брови Джинни взлетели вверх. Нет, нет и нет. Она собиралась закончить всё сегодня. Отдать долг и распрощаться с Малфоем, но у него, кажется, были другие планы. И Джинни предприняла последнюю, отчаянную попытку выполнить своё обещание: — Учить тебя полезным заклинаниям? Дай подумать, могу научить зачаровывать швабру, чтобы подметала пол вместо тебя. Очень полезно, — Малфой усмехнулся. — Неужели ты думал, что я буду учить сторонника Тома Реддла заклинаниям, которые помогут тебе в дуэли со мной же, например? Или с моими друзьями? — Поверь, я прекрасно владею боевой магией. Мне нужно больше практиковаться в чём-то более сложном, как, например, патронус, — тут он самодовольно улыбнулся и чуть склонился к ней. — Неужели ты думала, что за все разы, что я спасал тебя, ты сможешь отделаться одним коротким уроком? Её лимит на ложь себе был исчерпан. Да, чёрт возьми, она хочет видеться с ним! Она не будет подпускать его слишком близко, это будут просто деловые встречи, как сегодня. Плюс, возможно, она сможет добыть какую-нибудь полезную информацию для Гарри или Ордена… Что ж, теперь у неё есть даже мотив встречаться с ним иногда. Это нужно ей не столько из-за личных мотивов, сколько для одной общей цели: победе в войне. Она вотрётся Малфою в доверие и узнает всё, что ей необходимо. Джинни кивнула сама себе и, усмехнувшись, проговорила: — Через неделю. То же место и то же время. — Ты же прекрасно знаешь, что у меня дежурство, — хоть тон и был возмущённый, Драко улыбался. — А ты прекрасно знаешь, что мне плевать на это, — ответила Джинни и, не прощаясь, выскочила за дверь. Только бежала она не от Малфоя, а от самой себя, боясь, что если останется в этой комнате наедине с ним ещё на пять минут, то просто не выдержит. Поэтому бегло взглянув на карту Мародёров, Уизли поспешила в башню Гриффиндора, даже не представляя, в насколько самодовольной улыбке растянулись губы её заклятого врага. Врага ли?