***
Три дня. Его нет уже три дня. Джинни до последнего надеялась, что сегодня отыщет его блондинистую макушку за слизеринским столом во время завтрака, но, просидев там от начала до конца, она его так и не увидела. Отсутствие Малфоя не принесло ей желанного спокойствия, наоборот, Джинни то и дело прокручивала в голове его слова о том, что творится в Мэноре, о том, как он ненавидит Тома и Пожирателей, и её гриффиндорское нутро не давало ей спокойно спать, пока Малфой находился в своём личном аду. И Джинни должна была ругать себя за это ненужное волнение, перестать вообще думать о нём и его дурацких глазах, радоваться отсутствию врага в школе, если бы не одно «но». Драко Малфой спас её и не раз, и теперь она была должна ему. А Джинни ненавидела быть в долгу у кого-либо. Только тихий, но настойчивый внутренний голос не переставал насмешливо шептать ей, что это лишь глупая отговорка, потому что Уизли никак не хотела признавать, что ей действительно есть дело до слизеринского хорька. Но она успешно игнорировала его, ссылаясь на чувство долга и гриффиндорскую честь. Снова отмахнувшись от назойливых мыслей, Джинни поспешила на обед и с удовлетворением отметила, что за весь путь до своего места ни разу не взглянула на слизеринский стол. Но победа была недолгой, потому что стоило ей приземлиться на скамью, как до чуткого слуха донёсся до боли знакомый голос. Она резко вскинула голову, и взгляд так привычно впился в улыбающегося блондина напротив. Малфой как обычно о чём-то болтал с Забини и Паркинсон, лениво попивая тыквенный сок. У Джинни почему-то перехватило дыхание, и она вообще забыла, где находится и зачем пришла сюда, только продолжала откровенно пялиться на Малфоя, отмечая, что выглядит он довольно хорошо для того, кто провёл два дня в обществе Реддла. Синяков под глазами почти нет, руки не дрожат, а вполне себе вальяжно лежат на столе, а губы непривычно растянуты в улыбке. Джинни шумно втянула воздух и резко отвернулась, с особым интересом начав рассматривать вход в Большой зал, вот только взгляд всё равно тянуло к нему. Джинни закатила глаза от собственной глупости: ведёт себя, как героиня какого-то романа! Что ей запрещает посмотреть на него? Почему она вообще должна этого стесняться? И, воодушевившись, Джинни снова взглянула на Малфоя. И замерла. Потому что хорёк тоже смотрел на неё. Глаза в глаза, и будто между ними нет двух переполненных столов и кучи людей вокруг. Будто остальной мир просто не существует, будто не было этих дней тишины, и они снова сидят в ванной старост и говорят ни о чём. Как нормальные люди. Малфой продолжал улыбаться по инерции, и у его серых глаз собрались еле заметные морщинки, делающие взгляд чуть теплее. Джинни не могла понять, о чём он думает сейчас, но это было не важно. Главное, что он в порядке и почему-то не отводит взгляд. Неосознанно Джинни провела кончиком языка по нижней губе, а затем также неосознанно прикусила её. Просто привычка, ничего более, но улыбка медленно сползла с лица Малфоя, а кадык резко дёрнулся, словно он тяжело сглотнул, и на челюсти заходили желваки. Он неотрывно проследил за этим движением, с трудом вернув взгляд к её глазам, в которых теперь плясали чертята. Джинни вовсе не собиралась производить на него такой эффект, но это вышло само собой, и теперь сталь его глаз накалялась, напоминая Джинни, каким он может быть рядом с ней. Как его губы ощущаются на её губах, как его руки могут обжигать её кожу. Шум Большого зала, болтовня однокурсников, звон посуды — она не слышала ничего из этого. Только её собственное тяжёлое дыхание и оглушительный стук сердца. Пара секунд, и этот купол трескается, со звоном падая на каменный пол, потому что Симус шумно подсаживается к ней, задевая плечом, и начинает что-то говорить слишком громко и слишком не вовремя. Джинни вздрагивает и резко отворачивается от Малфоя, буквально раздевающего её взглядом, переключая своё внимание на Симуса, который что-то настойчиво говорит ей. — …И, в общем, я смог выйти с ним на связь… — Что?! — Малфой с его горящими глазами тут же отходит на второй план, и Джинни сдвигает брови, ошарашенно смотря на Симуса. — С кем «выйти на связь»? Финниган закатывает глаза и вздыхает. — Я о чём тут распинался пять минут? Уизли фыркает на это, но не отводит выжидающего взгляда от друга. Наконец Симус сдаётся и, чуть придвинувшись к ней, начинает рассказывать полушёпотом: — Помнишь старое маггловское радио у нас в гостиной? Джинни кивнула. — Так вот, мы с Викки решили послушать музыку в воскресенье, и никакие станции не работали. Я долго искал хоть что-то, и вдруг бац! Слышу знакомый голос. Я сначала ушам своим не поверил, но в итоге — угадай, кто теперь ведёт самые интересные новости? Уизли вопросительно изогнула бровь. — Ну подумай, кто у нас лучше всех комментировал матчи? — Ли! — воскликнула Джинни, тут же зажав себе рот ладонью. Пара учеников обернулись на возглас, но тут же потеряли интерес. Финниган вздрогнул и зашикал на гриффиндорку, но она не обратила на это внимание и схватила его за руку, заглядывая в глаза. — Что он говорил? Где Гарри? Слышно что-то от близнецов? — сбивчиво зашептала она, но Симус замотал головой, указывая взглядом на преподавательский стол, и сказал: — Вечером, после отбоя соберёмся в гостиной и вместе всё послушаем. Я думаю, там будет вещать не только Ли. Глаза Джинни светились, а на лице расцветала искренняя улыбка. Подумать только! Она услышит Ли Джордана и, возможно, узнает что-то о Гарри, или Роне, или Гермионе! Может, она найдёт способ помочь им! Остаток обеда прошёл в радостном предвкушении вечера, и Джинни больше ни разу не взглянула на слизеринский стол.***
— Тебе эмаль на зубах вообще не нужна, Малфой? — Блейз легко пихнул Драко в бок со своей неизменной ухмылкой. — Скрипишь так, что даже мне не по себе стало. Малфой лишь отмахнулся от друга, показывая, что сейчас не в настроении шутить. — Понял, принял, — хмыкнул Забини и вернулся к прерванному разговору с Паркинсон. А Драко схватил первый попавшийся под руку фрукт и откусил, чтобы больше не стискивать зубы так сильно, потому что Блейз прав: Уизли не стоит испорченной эмали. Пусть хихикает себе с кем хочет, может даже засосать сраного Финнигана прямо в Большом зале — ему плевать! Абсолютно. Как и на это её маленькое представление пару минут назад, из-за которого у Малфоя до сих пор стоит, и ему приходится, как тринадцатилетке, скрывать возбуждение под складками мантии. Чёртова, чёртова, чёртова Уизли! Какая же она сука! Сначала пялится на него через весь зал без всякого смущения, а потом кусает свои блядские губы и как ни в чём не бывало отворачивается! — Пошла нахер, — сквозь зубы выругивается Малфой, снова привлекая внимание Блейза. — Что, прости? — Пойду наверх, — бросает другу и встаёт со своего места. Благо, стояк уже спал. Ему просто надо проветриться, иначе он не сдержится и побежит дрочить на Уизли, а это уже клиника. Малфой не сошёл с ума, нет, он просто до одури хочет рыжую девчонку и ничего не может с этим поделать. Хочешь настолько, что готов рисковать собой, спасая её прямо под носом у Кэрроу? «Отец, иди нахер, мы уже давно решили, что это была чистка кармы, не больше». И нянчился ты с ней в ванной тоже ради кармы? И набил морду Монтегю тоже из-за кармы? «Я и тебе морду набью, если не заткнёшься!» Смех отца резанул по ушам, будто он стоял рядом, а не жил в его голове, и Малфой невольно вздрогнул от этого осознания: он действительно ёбнулся. Окончательно и бесповоротно. Ему можно было выписывать билетик в Мунго ещё с принятия метки, может, тогда ему бы успели помочь, и мысли о том, чтобы трахнуть Джинни Уизли не лезли бы в его голову? Плевать, сейчас он возьмёт свою метлу, переоденется и полетает пару часов. Ноябрьский ветер выдует весь этот бред из его головы, и он перестанет искать Уизли в каждой встречной девушке. Ему перестанет мерещиться её аромат на каждом углу.***
Джинни понимала, что не дождётся отбоя, поэтому, чтобы отвлечь себя, пошла на поле. Скоро зима, а значит, так часто летать она не сможет, поэтому надо пользоваться моментом. Одевшись в маггловские джинсы, тёплый джемпер и накинув квиддичную мантию, она поспешила прочь из замка. Как только свежий осенний воздух ворвался в её лёгкие, Джинни улыбнулась. Всё-таки осталось в этом мире то, что ни война, ни Том Реддл не сможет у неё отнять. Свобода. И умение радоваться простой возможности полетать на метле. В хорошем расположении духа Джинни направилась в кладовку для мётел, одиноко стоящую у раздевалки. Открыв дверь ключом, доверенным ей как капитану, Уизли невербально зажгла синий огонёк на палочке и стала искать свою метлу. Тут дверь резко захлопнулась, заставляя девушку вздрогнуть от громкого звука. Она обернулась, выставляя палочку перед собой, и прислушалась. — Так, так, так… — этот голос она узнала бы из тысячи. Манерно растягивающий гласные, прямо-таки разящий превосходством. — Решила полетать на нормальной метле? Мою не бери, там наложено древнее проклятье: попробуешь украсть, и тебе оторвёт руки. Джинни закатила глаза и расслабилась, опуская палочку. Почему с Малфоем она чувствует себя настолько в безопасности? — Не сомневалась, но, к твоему сожалению, мне не нужна твоя заезженная «Молния», у меня есть своя. Драко подошёл ближе, и теперь синий свет достаточно освещал его аристократичное лицо, чтобы Джинни увидела, как он поднимает одну бровь. — Так вот почему ты обошла наших охотников. Насосала у Потти на новую метлу? Уизли уже было занесла руку для пощёчины, но в последнюю секунду передумала и, приняв расслабленную позу, с усмешкой сказала: — А что, завидуешь? Она могла поклясться, что Малфой покраснел, но синеватый свет люмоса мешал восприятию, однако было ясно, что он разозлился, так как его голос стал отдавать металлом: — Чтобы я, — делает шаг к ней. — Завидовал? — ещё шаг. — Поттеру? — останавливается на расстоянии вытянутой руки, и теперь конец её палочки почти упирается ему в грудь. — Этому никчёмному очкарику, который вместо того, чтобы бороться, сбежал чёрт-те куда с грязнокровкой Грейнджер под ручку и теперь счастливо ебётся с ней в лесах? — он усмехнулся. — Нет, спасибо. Ох, какая же она дура! Джинни не знала, на кого сейчас злилась больше: на себя, что так легко повелась на его запах и взволнованные глаза, или на него за то, что он сейчас говорил. Но это уже неважно. Руки начали подрагивать от плохо сдерживаемого раздражения, а палочка сильно надавила на грудь Малфоя, когда Джинни чуть приблизилась и зло заговорила: — Не смей так говорить о Гарри и Гермионе! Он всю свою жизнь только и делал что боролся, и сейчас продолжает, только такие как ты ничего об этом не знают, и слава Мерлину! Думай, что хочешь, но говорить такие мерзости не смей! Чёрт, она так близко, а в глазах снова этот огонь, и аромат грозы летает в кладовке, хотя на улице солнце, и Малфой вдыхает его и снова тонет. Она говорит что-то про его честь, а точнее её отсутствие, но Драко плевать — он сам её разозлил и сейчас этим воспользуется. — …Он победит в этой войне, и ты ещё сотню раз пожалеешь о своих словах! — Но кое-что Поттер всё-таки проебал, — говорит Драко. Джинни обрывает свою гневную тираду на полуслове и с презрением смотрит на Малфоя, иронично выгибая бровь. — И что же? — Тебя. Её глаза медленно округляются, а рука с палочкой безвольно опускается вниз, когда Малфой в два шага сокращает расстояние между ними и впивается в её губы своими. Требовательно, но в то же время с мольбой, будто путник в пустыне нашёл источник и не может напиться, боясь, что это мираж и живительная влага может исчезнуть в любую секунду. А Джинни постепенно отходит от шока и понимает, что Малфой снова сминает её губы, снова берет контроль над нею, снова сначала оскорбляет, а потом запутывает всё сильнее, и она упирается руками в его грудь в попытке оттолкнуть и мычит в сомкнутые губы. Нет, он не будет больше так использовать её, она не позволит. И после пары ощутимых ударов по его мягкому свитеру, он наконец отстраняется и, всё ещё сжимая её талию, вопросительно смотрит на неё. — Отпусти, — это звучит не так твёрдо, как ей того хотелось, но пелена сходит с его глаз, и он, почти не веря, смотрит на неё. — Отпусти, — уже увереннее, но Малфой почему-то усмехается и, приблизив своё лицо почти вплотную, говорит: — Скажи это ещё раз, и я уйду, — и прежде, чем Джинни успела ответить, он прижал палец к её губам. — Но больше никогда не повторю этого. Она замерла, почти не дыша. Слишком голые глаза у него были сейчас. Слишком интимно было то, что происходило между ними в этот момент. — Ты правда этого хочешь, Джинни? И звук её имени резанул слух. Со свистом влетел в её черепную коробку и разнёс вдребезги все доводы и обещания самой себе. Все аргументы и обиды. Здравый смысл помахал ладошкой и покинул мозг Джиневры Уизли, потому что Драко Малфой хотел её. Хотел её и не отрицал этого, чёрт возьми. Они оба замерли на эту долгую секунду, смотря друг на друга. Они дышали друг другом и не могли поверить, что всё это происходит, что они не врут друг другу. И Джинни вместо ответа легко обхватила губами его палец и провела по подушечке языком, не разрывая зрительного контакта, наблюдая за тем, как зрачки Малфоя расширяются, делая его взгляд диким, пожирающим её, словно это самое сексуальное, что он видел в своей жизни. У него сбивает дыхание, и Драко, не выдержав, отнимает палец от её губ, мазнув по ним, и сжимает её челюсть, надавливая, вынуждая распахнуть рот ещё сильнее, чтобы проникнуть в него языком. Глубже, сильнее, яростнее. Так, будто она была воздухом, будто она была всем, что у него есть. Ни одну девушку он так не целовал, ни к одной девушке он не испытывал такой всепоглощающей страсти, ни с одной девушкой он не терял контроль. Только с этой рыжей бестией он срывался и так жадно сминал её губы, так крепко прижимал к себе её тело, так тесно становилось в штанах. Это война свела их. В любой другой реальности, при любых других обстоятельствах они бы даже не посмотрели друг на друга. Но война сметает границы, обнажает нутро, заставляет их губы соприкасаться снова и снова, ища понимание друг в друге. Ища спасение. Это всё война. Он оторвался от её губ для того, чтобы взглянуть на неё. Зря, так как сердце пропустило удар. Она была так чертовски сексуальна, хвост стал небрежным, губы покраснели и припухли от страстного поцелуя, дыхание сбилось, а щёки приобрели румянец, её веснушки стали отчётливее, придавая лицу живость, которой так не хватало самому Малфою. Тут их глаза встретились, и он утонул. Снова. Впервые она смотрела на него с таким чистым желанием, с такой мольбой продолжать. И он продолжил. Прижал её к стене, и пара метел со стуком упала на пол. Джинни шумно вдохнула, когда его руки развязали квиддичную мантию и швырнули на пол. Малфой сжал её грудь сквозь ткань черного джемпера, и она закатила глаза. Чёрт. Почему она позволяет этому происходить? Почему это так хорошо? Джинни не знала, лишь отвечала на поцелуй, отдаваясь его рукам-губам-глазам, позволяя делать с собой всё, что угодно, не желая останавливаться. А Малфой задыхался, целуя её без перерыва, и дыхание перехватывало от каждого её вздоха, когда он сжимал особенно чувствительные места на её теле. Грудь, поясница, шея… Малфой хотел запомнить их все, чтобы доставлять ей как можно больше удовольствия. Он не знал, почему сейчас это было так важно. Он думал, что воспользуется ей, как и остальными девушками, заботясь только о себе и своем члене, но сейчас всё было по-другому. Сейчас ему хотелось, чтобы ей было хорошо. Чтобы она прерывисто втягивала в себя воздух, стоило ему коснуться обнажённой кожи живота или сжать её ягодицы сквозь ткань джинсов. Чтобы она откидывала голову, предоставляя ему свободный доступ к шее, позволяя оставлять отметины, которые надёжно скроет ворот бадлона, не жалея своих волос, которые Малфой так жёстко сжимал в кулак, заставляя голову откинуться. Между ног становилось влажно, но Джинни совсем не смущалась этого, потому что отчётливо чувствовала и его возбуждение своим бедром. Она только усмехнулась прямо ему в губы и подалась навстречу, увеличивая трение. Заставляя его распахнуть глаза от удивления, перемешанного с возбуждением, и сильнее сжать её ягодицы. Джинни совсем потерялась в ощущениях, потому что Малфой творил что-то невероятное с её телом: то сжимал её сосок, вызывая волну мурашек по телу, то прикусывал особенно чувствительное место на шее, то вытворял что-то невообразимое с мочкой её уха, отчего она просто таяла в его руках, прижимаясь ещё ближе, усиливая обоюдное трение, отчего Малфой просто рычал в её губы. Тут она резко задохнулась, потому что слизеринец прижал её к стене, перехватывая обе руки своею ладонью и фиксируя их над её головой. Джинни ненавидела терять контроль, ненавидела чувствовать себя беспомощной, но по какой-то непонятной причине позволяла это ему. Так странно доверять врагу. Так странно ловить кайф от этого. А Малфой лишь сильнее сжал пальцы, обжигая её запястья, и впился губами в её губы, уже уставшие от непрекращающихся поцелуев, но всё ещё желающие больше. Вторая его рука медленно спускалась ниже, щекоча живот, и наконец его пальцы добрались до молнии джинсов, с лёгкостью расстегнув её. Джинни шумно втянула в себя воздух, распахивая глаза. Чёртовы флешбеки с Монтегю вспыхнули в сознании, но пальцы Драко, аккуратно гладящие её сквозь ткань трусов, чувствовались абсолютно по-другому. Безопасно. Желанно. Правильно. Он почувствовал её напряжение и тоже открыл глаза, отрываясь от её губ. Мерлин, по телу Джинни побежали мурашки от его взгляда. Такого открытого и трепетного. Так искренне волнующегося за неё. Нет, та нежность неделю назад вовсе не померещилась ей. Драко Малфой смотрел на неё с той же заботой, что и в ванной старост, и это не было сном или плодом её возбуждённого воображения. Это были чистые серые глаза. Теперь уже принадлежавшие ей, полностью и бесповоротно. — Можно? — прерывистый вопрос, с надеждой повисший между ними, и Джинни искренне улыбается, медленно приближая своё лицо к его. — Да, — еле слышный выдох в его губы, и Малфой с жаром накидывается на неё, целуя с остервенением, будто пытаясь себе доказать: это реально, это не очередной сон, после которого он проснётся со стояком в штанах. Тут Джинни резко прикусывает его губу, почти до боли, потому что он отодвигает тонкую полоску трусов в сторону и обжигает клитор холодом своих пальцев. Она резко поняла всех девушек, которые хотели оказаться в постели с Драко Малфоем. Он действительно знает, что делает, и Джинни сдавленно мычит ему в рот, подаваясь пахом вперед, ближе к его пальцам, теснее, и теперь уже Драко прикусывает её губу, чуть оттягивая нежную кожу. Малфой понятия не имел, что Уизли может издавать такие звуки, когда медленно вошёл в неё двумя пальцами, аккуратно растягивая, сходя с ума от её влажности и упругости, ловя ртом каждый стон, каждый вздох, отпечатывая их в памяти. Какая ирония: он сдерживался от того, чтобы дрочить на Джинни Уизли, и в итоге дрочит ей. И, чёрт возьми, ему это нравится. Столько эмоций он не испытывал даже когда Дафна делала ему свой коронный минет, а сейчас он готов кончить от простого вздоха-стона рыжей шестикурсницы! Джинни почти задыхается от ритмичных движений его пальцев, так легко дарящих ей наслаждение, так умело подводящих её к пику. Малфой целовал её так настойчиво, то прикусывая губы, то надавливая на дёсна, заставляя закатывать глаза от напора, то углубляя поцелуй, доставая языком почти до гланд, сводя её с ума близостью. Руки начали затекать, находясь в тисках его ладоней, но Джинни даже нравился этот лёгкий дискомфорт. Он скорее придавал остроты происходящему, заставляя её изгибаться в руках Малфоя, прислоняться своею грудью к его, вызывая у него глухое рычание, побуждая его пальцы двигаться резче, глубже, быстрее… Где-то на задворках сознания Джинни понимала, что дверь не заперта и кто угодно может зайти в эту кладовку, но сейчас это казалось таким незначительным, когда её палочка валялась где-то в ногах, а синий свет люмоса перебивался бликами солнца, пробивающегося сквозь старые доски стен, частично освещая изумрудную форму Драко, его платиновые пряди, выбившиеся из укладки, отбрасывая блики на серые глаза, такие горячие сейчас, полные желания и чего-то ещё. Отдалённо нежного, непривычного, совсем слабого, будто он усердно сдерживал это чувство, но Джинни заметила его. Это был не просто поцелуй. Это был не просто животный порыв. То, как Малфой сжимал её руки, то, как надрывно он дышал, его напряжённые пальцы, подводящие её к пику — это всё странно сочеталось с искренностью в его глазах, и Джинни резко замерла, не в силах поверить в собственную догадку. Он не просто хочет её. Он хочет доставить ей удовольствие. Для него это что-то значит. Малфой тоже замер и вопросительно заглянул в её глаза, оторвавшись от губ. Джинни сама не до конца понимала, почему делает это, но что-то внутри неё кричало «остановись!», и она послушала этот отчаянный вопль здравого смысла, потому что проигнорируй она его, пути назад не будет. Она поверит в это секундное открытие и предаст всё, во что верила. Предаст Гарри, предаст свой факультет и свою семью. Предаст саму себя и свои обещания не связываться с моральными уродами, Малфоями и слизеринцами. Поэтому Джинни мотает головой и высвобождает руки из его ладони. Мягко отодвигает вторую руку от своего лобка и захлопывается. Застёгивает джинсы, не смотря ему в глаза, и отворачивается в поиске палочки. А Малфой с непроницаемым выражением на лице нагибается за её мантией и подает её. Джинни шепчет короткое «спасибо», так неловко звучащие в этом густом воздухе, пропитанным желанием и возбуждением, но Малфой отрывисто кивает на это и отворачивается в поиске своей метлы. Уизли же, найдя палочку, приглаживает волосы, заметно растрепавшиеся за это время, и быстрым шагом направляется прочь из кладовой. Вряд ли она зайдёт сюда ещё раз до весны. Полёты теперь ассоциируются не с тем. У самой двери её окликает слегка охрипший голос Драко: — Кстати, с тебя должок, Уизли. Джинни оборачивается, вопросительно изгибая одну бровь. — Что ты имеешь ввиду, Малфой? — Я что-то часто спасаю твою задницу, не находишь? — И чего же ты хочешь за это? Внутри всё сжалось, потому что глупая, но такая волнительная мысль проскользнула в сознании: что если он попросит продолжение сегодняшнего безумия? Или что посерьёзнее? Но самым смущающим было то, что одна часть Джинни действительно хотела этого, а внизу живота завязывался тугой узел от одной мысли о Малфое, снова целующем её, снова сжимающим её тело, снова доводящим её почти до оргазма. Но, выждав драматичную паузу, Драко хитро улыбнулся и проговорил: — Научи меня вызывать патронус. Брови Джинни взметнулись вверх, но Малфой произнёс это настолько серьёзным тоном, что ей не осталось ничего иного, кроме как кивнуть и бросить короткое: — Выручай-комната, четверг, девять вечера. Драко снова усмехнулся и сказал: — Конечно же, тебе плевать, что у меня в это время обход замка? Джинни победно улыбнулась и, прищурив глаза, проговорила: — Абсолютно. Это ведь тебе нужно, а не мне. Так что подстроишься. И, тряхнув волосами, вышла за дверь, а Малфой обречённо прислонился затылком к старым доскам и прикрыл глаза. Он чуть не кончил от простых прикосновений к телу Уизли. От её стонов и вздохов. От её влажности и открытого желания. Он впервые потерял контроль над собой и своими эмоциями с девушкой, настолько, что она испугалась этого, но вместо того чтобы полить её оскорблениями и компенсировать своё поражение, он как идиот предложил встречу. А она как идиотка согласилась. И теперь они оба будут гадать, во что это выльется. Чёрт, ему срочно нужна порция свежего ветра в лицо и скорость, чтобы привести себя в порядок. Чтобы можно было сказать, что сердце колотится как бешеное от высоты и опасности, а не от того, что его пальцы до сих пор чувствуют Уизли и подушечки всё ещё влажные из-за неё. Он просто сошёл с ума, помешался на рыжей девчонке или вообще стал фетишистом, потому что вопреки внутреннему голосу и здравому смыслу он подносит правую руку к губам и словно одержимый слизывает тонкий слой влаги, чуть солоноватый, всё ещё пахнущий возбуждением и свежестью грозы. Глаза непроизвольно закатываются, и он позволяет себе эту слабость. Постоять так пару минут, с каменным стояком в штанах и вкусом Уизли на языке, а потом резко оторваться от стены и, схватив метлу, выйти на прохладный осенний воздух. Порыв ветра остудил покрывшийся испариной лоб и развеял чуть влажные волосы. Малфой усмехнулся: он второй раз может пойти за бодроперцовым зельем, и всё из-за Уизли. Но, значит, она того стоит?