Волнуясь, я наматывала круги по комнате, где Хранительницы впервые приняли нас, и то поглядывала в окно на Рэю, выгуливающую Ненину во дворе с фонтаном, то исподтишка наблюдала за Иорветом, который дотошно выспрашивал Тэю об отце. Что-то неуловимо общее было в этих картинах, отчего волнение только усиливалось и щемило сердце. Рэя — лучший боец отряда и ветеран нескольких войн, присела перед старушкой, заботливо завязала распустившуюся на сандалии ленту и подобрала выпавший из слабых пальцев цветок. Улыбнулась Ненине, и её непривлекательное, будто выбитое из камня свирепое лицо озарилось нежностью, черты смягчились, и в лучах закатного солнца на фоне подсвеченной золотом листвы она показалась красавицей.
— Если он не был согласен с женой, как настаивал на своём? Что говорил? Молчал? Как он молчал? — доносились вопросы.
Иорвет расспрашивал о мельчайших подробностях взаимодействия супругов, и было удивительным, как глубоко он копал и как чутко понимал нюансы. Как они ссорились, как мирились, как говорили о любви — он хотел знать всё. Нужно было быть необычайно восприимчивым созданием, чтобы хотя бы быть в курсе существования таких тонкостей. Тэя злилась, огрызалась, но он заставлял её вспоминать детали жизни родителей, о которых она, будучи погружённым в себя подростком, а позже занятой молодой женщиной, даже не задумывалась.
— Пора! — сказала я, увидев поданный Рэей знак.
Пока та отвлекала подопечную, Иорвет пересёк двор и скрылся за дверью в покои старой Хранительницы. Мы с Тэей ждали, и, наконец, Ненина, не желавшая уходить со двора, проследовала к себе, а мы заняли привычные места за пологом.
— Я знаю тебя! Я читала обо всех твоих подвигах! — Ненина повисла на моей руке. — Ты Зена — королева воинов, ты заморозила смерть, помогла драконам сжечь людей и освободила Ледяного Левиафана! О Великий Драйк Кин, Они вспомнили обо мне!
Со всеми хитроумными манёврами и затянувшейся прогулкой мы едва не пропустили закат, и Ненина уже начала заговариваться, когда я в своей немного растерявшей блеск и краску жёлтой кольчуге предстала перед ней.
— Видимость — это кажимость, Зена, а облака не станут небом, — сказала Ненина и, демонстративно отвернувшись от Рэи, вложила сухую руку мне в ладонь. Пальцы её дрожали.
В спальне она снова заперла дверь на щеколду, проворно склонилась и заглянула под кровать. Сердце провалилось в пятки, однако Ненина, не заметив ничего подозрительного, выпрямилась и позволила помочь с приготовлениями ко сну. На этот раз я решила экономить порошок и заранее, как того требовал ритуал, лишь сдула несколько крох с ладони на подушку. Ненина не засыпала. Она беспокойно ворочалась, привставала на локтях, заглядывала мне в лицо, и я начала опасаться, как бы она не забыла, кто я такая. Подражая Рэе, я терпеливо и нежно успокаивала её, пока, наконец, устав от метаний, старая Хранительница не затихла под простыней. Время шло. Я макала палец в мешочек и щелчками сбивала порошок над кроватью. Штора шевельнулась, оттуда показалась тень Иорвета. Я замахала руками, что ещё не пора, и в этот момент кулаки Ненины сжались, и Кабус начал воплощаться. В спешке я сыпанула добрую половину оставшегося порошка.
— Надеюсь, ты усиленно думала, жёлтая чудо-женщина, — Кабус чихнул, и изо рта разлетелось облачко призрачной пыли. Он выпучил глаза: — Зачем ты приволокла этого Тарзана?
Иорвет подошёл и с интересом рассматривал демона и спящую Хранительницу.
— План такой, — сказала я. — Ты разбудишь Ненину, а Иорвет уговорит её отпустить тебя.
— Посмотри на него, малышка, — Кабус скорчил рожу, — даже старая карга не клюнет на него. И это всё, что ты смогла придумать за восемьдесят шесть тысяч семьсот двадцать девять секунд с нашей прошлой встречи?
— Я тебе говорила, — я обернулась к Иорвету и развела руками.
— Давай не будем терять времени и сразу перейдём к запасному плану, — эльф кивнул на мой серебряный меч.
— Ты слишком рано слез с пальмы, абориген, придержи свои дремучие инстинкты! — воскликнул Кабус и развернулся ко мне: — Я буду общаться только с тобой — ты симпатичнее, и я знаком с тобой дольше. Говори, мои уши слышат только тебя!
— Я уже всё сказала. Будет ли Ненина видеть нас, когда ты её разбудишь?
— А надо? — заволновался демон. — Она может только слышать, да и то лишь смертных. Если бы она могла услышать меня, я давно бы уломал её без помощи всяких громил.
— Отлично! Значит, как только я махну рукой, ты разбудишь её, и остальное сделает Иорвет. Если у него не получится, я тебя убью. Так что в твоих интересах нам помогать.
— Ты ничем не лучше его, — пробурчал Кабус. — Гремучие змеи небось убираются на другую сторону дороги, завидев тебя. Я готов.
Иорвет присел на пол у изголовья кровати, я развеяла ещё порошка и махнула рукой. Кабус переполз выше по груди спящей, глубоко вдохнул и дунул в лицо. Ненина открыла глаза.
— Здравствуй, Нени, — Иорвет прикрыл веко и заговорил с расстановкой, слегка растягивая слова.
— Карел, я слышу твой голос! Мне столько надо сказать!
— Я здесь, любовь моя, — голос Иорвета был мягким и бархатистым, и я с тоской подумала, что отдала бы всю свою здешнюю жизнь за то, чтобы он сказал эти слова мне.
— Когда ты умер, я поняла… Но ты же не умер, правда? Ты говоришь со мной! — Ненина ударила кулаками о постель, дёрнув Кабуса за ногу.
— Я мёртв, Нени, но вернулся, потому что нужен тебе.
— Я должна сказать… Я была плохой женой. Все годы, что мы были вместе, я не ценила тебя и так жалею об этом. Мне мало того времени, — Ненина содрогнулась, и из глаз покатились слёзы.
— Ну давай, давай! — вскричал вдруг Кабус. — Налей ей сладкой водички в уши, чтоб она размякла!
Иорвет с яростью уставился на демона. Я демонстративно потянулась к мечу, Кабус зажал ладонями рот.
— Это время было, и оно было нашим, — Иорвет закрыл глаз и стал слегка раскачиваться, вводя себя в подобие транса. — Оно навсегда со мной.
— Помнишь, как мы ездили в Сандаре? — на лице Ненины появилась слабая улыбка. — И попали в песчаную бурю.
— И отбились от каравана, но нашли озеро.
— А я наступила на рогатую гадюку, и ногу раздуло, как дыню.
— И ты не могла ходить, не могла командовать. Рядом не было твоих бойцов, и некуда было бежать, некого спасать. Ты была только моей, Нени. Я помню каждый тот день.
— Я была счастлива там, Карел, на нашем озере, — едва слышно проговорила она.
— Я был счастлив всю жизнь рядом с тобой, — ответил Иорвет.
Губы Ненины опять страдальчески искривились.
— Ни разу за все годы я не сказала, что люблю тебя. Я думала, что моя любовь предназначена высшему существу, и не замечала того, кто был рядом. В горе и радости, длинными ночами и каждый ясный день. Ты бы знал, как это меня мучает!
— Нени, Нени, — эльф открыл глаз и посмотрел на меня. — Ты моя девочка — с блистательным умом, которая решала сложнейшие задачи, которая побеждала сильнейших врагов, но не замечала того, что всегда было рядом. Всё это время я знал, что ты любила меня, даже если ты сама этого не понимала.
Мы смотрели друг на друга, и кроме его лица, вся эта комната, Ненина, Кабус стали вдруг размытыми и нереальными, как наваждение.
— О, Карел, — Хранительница сжала зубы, из груди вырвались рыдания, демон подпрыгивал на её животе.
— Когда ты обнимала меня… Редко, но моё сердце билось в тот миг только для тебя. Когда ты смотрела на меня утром, только открыв глаза. Когда ты осыпала меня колкостями. Я знал, что так ты говорила мне: «Я тебя люблю».
Кровь бросилась в лицо, в ушах зашумело.
— Мне не хватает тебя, Карел. Останься, прошу.
— Ты знаешь, что это невозможно, me minne, — Иорвет вздрогнул, отвел взгляд и поправился: — это невозможно, любимая. Мы из разных миров. Позволь мне уйти, Нени.
Безумная, иррациональная надежда улетучилась вместе с наваждением. Я опомнилась и рассыпала над Кабусом остатки порошка.
— Я не могу отпустить тебя, — прошептала она, — мне незачем будет жить.
— У нас есть дочь.
— Она никогда не простит меня, я знаю.
— Тэ всегда обожала тебя, но у тебя не было времени этого заметить. Не совершай ошибку дважды, цени то время, что осталось. Скажи нашей девочке, что любишь её. Передай, что я всегда любил её, — Иорвет помедлил и решился снова: — И если правда любишь меня — отпусти.
Слёзы лились из глаз Ненины. Пальцы её шевельнулись.
— Прощай, — едва слышно сказал Иорвет.
— Прощай, Карел, — прошептала она и разжала кулаки. Её глаза закрылись.
Кабус подскочил, подпрыгнул и завис в воздухе.
— Дьявол, я свободен! — он воспарил к потолку и спикировал ко мне. — А этот примат не так уж плох, чуть не надорвал мне сердце! Теперь придётся высморкаться и заодно вытрясти из ушей весь песок этой треклятой страны.
Он подлетел к Ненине и потрепал по щеке.
— Прощай, смешная женщина, мне будет не хватать милого хаоса твоей головы, — обернулся ко мне. — Прощай, цыплёнок, скучать не обещаю! Может, ещё свидимся.
— Сомневаюсь, Кабус, — сказала я. — Прощай.
Иорвет подошёл, и мы наблюдали, как демон присел на полу, раскрутился волчком и, оттолкнувшись, с радостным гиканием рассёк потолок и исчез. Моей ладони коснулась рука эльфа, я замерла столбом.
— Пойдём, позовём Тэю. Мы выполнили задание, — сказал он.
***
Небо на востоке начало светлеть, мы возвращались в чайхану, и эхо шагов разносилось по пустой улице. Я настолько погрузилась в раздумья, что не слышала, как Иорвет говорил что-то про сборы и план на завтрашний день, и он, заметив это, замолчал. В ушах ещё звучали слова, сказанные им Ненине, и мне то казалось, что он раскусил меня и давным-давно всё понял, а то — что я всё выдумала, и он произнёс лишь необходимое для выполнения задания.
Наверху закончилась вода, Иорвет пошёл к колодцу во дворе, а я шагала по крыше. Всё, что бы он ни говорил, можно было трактовать с точностью до наоборот. «Если ты видишь меня насквозь, так почему не скажешь „да“, почему не скажешь „нет“, прямо и понятно? Почему не скажешь это по-человечески?» — с отчаянием подумала я и усмехнулась своим же словам. Эльфы мыслят по-эльфийски, вот и весь сказ. А про свои отношения к dh’oine Иорвет говорил многократно. Куда уж прямее. Однако этого не хватало, чтобы перебить то, что я видела и чувствовала, и чтобы вытравить глупую надежду, которая занозой торчала в сердце и была мучительнее, чем любой прямой отказ. Я запнулась о подушку, и, наконец, спасительная злость по обыкновению вытеснила сомнения и терзания. «Надо будет — скажет! Не буду ничего выдумывать!» — я собрала подушки и сложила их обратно в вал в середине кровати. Так было спокойнее.
Последние звёзды подмигивали на светлеющем небе, утренний воздух холодил щёки, и я натянула одеяло до ушей. На той стороне кровати ворочался Иорвет.
— Ты спишь? — наконец, тихо спросил он.
— Да, — ответила я.
Он замолчал, а я так и лежала, глядя в небо, и не понимала — заслужила ли только что звание самой тупой или же самой разумной женщины по эту сторону Огненных Гор.
***
В полдень, когда я только и успела, что умыться, дверь распахнулась, и на крышу без стука и тени смущения ворвалась сияющая Тэя.
— Мама проснулась! — выпалила она. — Мы поговорили!
— Как хорошо! — обрадовалась я.
Иорвет кивнул, отложил пропитанную воском тетиву и принялся за полировку лука. В стороне своей очереди ждали меч, кинжал и стилет.
— Мы выполнили свою часть уговора, — сказал он.
— Я помню об этом! — Тэя достала свёрнутую трубкой бумагу, протянула мне и важно добавила: — Вечером в чайхане выступают ашики, у вас будет место за моим столом. Приходите.
Она крепко пожала мне руку и ушла. Я присела на корточки около эльфа и наблюдала, как он кусочком мягкой кожи любовно оглаживал лук.
— Я рада, что эта история закончилась именно так, — сказала я, — и это полностью твоя заслуга. Ты нашёл правильные слова.
— Это не было сложным, — он оторвался от лука и взглянул мне в глаза. — Я просто говорил правду.
— Мы никогда не узнаем, правду ли ты сказал. Действительно ли Карел знал, что Ненина любила его, или так и умер, считая, что всю жизнь был лишь запасным вариантом.
— Это не важно. Достаточно того, что он любил её и умер рядом с любимой женщиной — ему не о чем сожалеть. А теперь и ей не о чем сожалеть тоже.
— Что дальше? — я малодушно сменила тему, и его рука снова заскользила по древесине. — Лея обещала достать карту.
— Я узнаю, когда и куда пойдут караваны. Собираемся.
***
— Река Алтинин берет начало в Драконовых горах и течёт на юг, — Лея склонилась надо мной и ткнула пальцем в карту. — А тут, в истоках, наша школа Юнтай.
Я надписывала на карте названия на всеобщем, а Лея заодно читала лекцию по географии Зеррикании.
— На плато река разливается… Вот здесь подпиши — Алтинадир, столица. Тебе обязательно надо там побывать! Ниже Страна Озёр — Албохейра. И горы Барьер, за которыми на юг только пустыня и ничего больше. Край мира, владения Левиафанов.
Я подписала одинокую крохотную точку на западе — касбу Шала, несколько городов по дороге в Алтинадир, и Лея показала обозначения оазисов. Тонким пунктиром на карте был начертан новый путь в северные королевства через перевал Эрхатердег далеко на юге. В Стране Озёр я нашла Сандаре, куда путешествовала Ненина с мужем, а крестиком на востоке от дельты реки была обозначена ещё одна школа Хранительниц — Мадрахатун.
— Они там думают, что они лучшие, — презрительно сказала Лея, — но они всего лишь служат царице — Хатун Мелике, а не драконам. Так что на их месте я бы много о себе не воображала!
На выходе из резиденции Хранительниц я столкнулась с Рэей, которая пронеслась мимо, бросив: «С дороги!», вскочила в седло рыжего коня и, с силой ударив пятками, пустила его в галоп.
— Кто-то обрёл сегодня мать, а кто-то потерял, — философски заметила Лея, глядя ей вслед. — Отойдёт. Всегда отходит.
До возвращения Иорвета я успела пообедать и привести мечи в порядок. Тени уже стали длинными, когда мы с ним вернулись на площадь. Торговля закончилась, между пустыми палатками гулял ветер, и толстые голуби, совершенно такие же, как роются на помойках нашего мира, разгуливали между рядами и раскидывали клювами мелкий мусор, оставшийся после торговцев.
Мы пересекли площадь. Тень рогалика, возвышавшегося на шесте, лежала прямо около стены. Иорвет достал и раскурил трубку, я следила за тенью. И вот уже краешки месяца вылезли на белую стену…
— Отвернись, — присев на ближайший прилавок, Иорвет развернулся спиной к тени. — Если смотреть в котелок, вода никогда не закипит.
Он курил, я следила за солнцем, медленно опускавшимся за крыши. Когда остался лишь оранжевый краешек, мы синхронно обернулись — тень месяца падала ровно на середину тёмной, рассохшейся от старости двери.
