Дурман

Глаза к полумраку привыкают быстро, до этого на них был повязан его же шарф. Несмотря на помятую одежду, везли аккуратно. Под коленями не твёрдый холодный пол, а довольно мягкий матрас. Волосы в лёгком беспорядке, растрёпаны. Учащённое дыхание отчего-то оглушающе звучит в этой тишине. Тело дёрнулось, вторя желанию владельца отстраниться. Что это?.. Что это за бред?? Мысли бегают, натыкаясь, наслаиваясь друг на друга. Ещё чуть сдвинувшись, взгляд неотрывно направлен на возбуждённое чужое достоинство, оказавшееся, секунду назад, почти перед самым лицом. Слюна стала вязкой, словно горячей. Руки, его руки же свободны, так почему, откуда эта слабость? Чужие же касаются плеч, придерживая, придвигая обратно. Протестующее мычание, попытка подняться, уйти. Взгляд цепляется за красный индикатор где-то поодаль. Снимают? Что здесь творится? Последние мысли разбегаются. Он не заметил, как почти вплотную оказался лицом к чужому возбуждению. Судорожный выдох, и, мелко подрагивая, чуть влажная головка коснулась приоткрывшихся, от немого шока, губ. Очередная попытка отстраниться заканчивается провалом. Мерзко, отвратительно, это должно быть таким, но почему тогда это не совсем так. От слегка влажной, после душа, кожи исходит лёгкий аромат мыла. Закрыть глаза, это лишь сон, бред. Не думать, не шевелиться. Кончик языка мельком проходится по пересохшим губам. Вздрог. Это... это стон? Боже, он готов треснуть себя по лицу, ведь только что он, по сути, лизнул... Самый кончик, чуть-чуть. Тело бросило в жар. Душно, он задыхается. Не шевелиться, дыхание медленное. Ничего, что может спровоцировать. Попытка, очередная попытка, отвернуться, опустить голову. Но крах, снова всё рушится, когда не в состоянии сдвинуться он чувствует, как по губам проводят плотью, поглаживая, словно лаская плавными касаниями. Пальцы рук едва касаются матраса. Осознание, что тело напряжено, вытянуто по струнке. Последние силы отдают пульсацией. Немощь. Со стороны, он словно пёсик, выпрашивающий лакомство. Нет! Что за ересь?! Он не пёсик, какой к чёрту пёсик. В голове марево. Он человек, он...он не может видеть лиц, всё размыто, и лишь это...эта "косточка", этот член перед его лицом он может видеть достаточно ясно. Проклятье, это, верно, кошмар. Перетрудился, да, именно. Выматывающий график, да, именно так. Он готов был поверить во что угодно, но никак не в это. Взгляд замер на капельке смазки, на самой головке. Закрыв глаза, он попытался взять себя в руки, словно сейчас должно было начаться очередное выступление. Вышло. Он открыл глаза. Теперь он мыслит спокойно и...это родинка на бедре? Стоп. Выбираться нужно, а не устранять видимые помехи работы разума. Но вдруг стало сложно, почти не реально отвести глаза от чужого паха. Насильно его не держали, но ничего и не говорили. И что ему делать, спрашивается? Покосился в сторону камеры. Шантаж? Угрозы? Нужно что-то делать, и быстро, но что? Неизвестноть травила душу. Он был не в состоянии подать голос, сопротивляться. Конечности словно наполнились ватой. Единственное, что он мог это... Снова взгляд прикован к члену. Закрыв глаза, словно так бы он перестал чувствовать, сдвинулся. Вновь увлажнённые губы, разомкнулись, касаясь головки. Наградой послужил судорожный вздох сверху. Чуть осмелев, или, скорее, частично капитулировав, он обхватил губами полностью головку, тронув языком влажную щёлочку уретры. Снова никаких движений, или звуков, лишь лёгкое движение бёдер, намекающее на то, чтобы он взял глубже. Стараясь не думать о том, что это происходит с ним, да ещё всё в такой абсурдной, странной ситуации, он опустил горячие ладони на свои колени, чувствуя их жар даже сквозь брючную ткань. Ничего, скоро это должно закончиться. Это не может продолжаться вечность, по крайней мере, эта давящая тишина. По неосмотрительности, задев зубами плоть, он не успел даже спокойно вдохнуть, как получил звонкую оплеуху. Голова мотнулась на бок, из груди вырвался тихий вздох. Скула ныла. Чужие пальцы зарылись в волосы, сжимая, запрокидывая его голову. Твёрдость не больно, но совершенно точно унизительно несколько раз шлёпнула по его губам и щекам, оставляя на ноющей стороне прозрачный влажный след. Была ли эта смазка, или же его собственная слюна, а может и то, и то, вместе, он не знал. И не хотел. Губ вновь коснулась горячая плоть, надавливая, вынуждая впустить. Пальцы рук судорожно сжались на ногах, а из горла вырвалось глухое мычание. С ним больше не церемонились. По началу плавные, размеренные движения становились более резкими, размашистыми, иной раз член проскальзывал до горла, вызывая рвотный рефлекс, а вместе с ним ощущение накатывающих слёз от столь глубокого вторжения почти в его глотку. Хотелось выть от бессилья и той покорности, с которой он позволял трахать сейчас себя в рот. Его пользовали, как какую-то портовую шлюшку. Пальцы царапали брюки, словно пытаясь продрать их до кожи, до мяса, до костей, лишь бы отвлечься, не думать об этом кошмаре. Из уголка губ стекала слюна. В какой-то момент уже вконец твёрдый член вытащили из его рта, пошлёпывая им по лицу. Тянущаяся ниточка слюны от его припухших губ, к головке, оборвалась, и в следующее мгновение вязкая белая сперма выплеснулась на его, сейчас уже выглядящий более блядским, приоткрытый рот. Так же попало на щёку и подбородок. Удивление и смешанные чувства вызвали услужливо протянутые влажные салфетки. Хотелось содрать кожу с лица, вместе со всей грязью. Чужие пальцы вновь сжали за волосы, когда он закончил. Ему дали попить. Обуревавшая всё это время его жажда усилилась в разы, когда в рот полилась прохладная вода. Он пил, захлёбываясь, лишь бы всё, до капли. Уняв жажду, обессиленно опустил плечи, раздумывая, что же дальше, однако другие, но столь же грубоватые руки вдруг огладили его грудную клетку, сжимая, словно проверяя, есть ли у него грудь. Девушка ли он. Нет, он определённо не был девушкой. Мужчина. И на этом точка, но настойчивым рукам было всё равно. Они оглаживали, мяли его грудь, после сжав горошины сосков сквозь ткань рубашки, выбивая из него короткое мычание. Тело реагировало странно, отзываясь на каждое стороннее касание жаркой волной. В голове встал плотный туман. Тем временем, чужие пальцы уже расстёгивали его рубашку, оголяя всё новые участки кожи. Шероховатые горячие ладони вновь сжимают грудь, сминая. Пальцы поглаживают твёрдые соски, вызывая неясные ощущения, которые сплетаются в тугой комок, внизу живота. Марево становится всё более вязким, движения словно запаздывают, и он не сразу видит поплывший красный огонёк приблизившейся камеры. Через три минуты, всё его тело словно погрузилось в густой кисель. Он пытался скинуть, убрать это чувство, но чужие руки не давали этого сделать. Оголившийся торс ласкали в четыре...две? Четыре руки. Они словно знали, как нужно правильно гладить, пощипывать, сжимать, оттягивать. Его податливое тело лишь слабо извивалось. Когда увлажнённые пальцы принялись вновь теребить соски, он явно ощутил, что всё его тело сейчас - одна сплошная эрогенная зона. От, казалось бы, лёгких ласк, внизу уже всё горело, изнывая. Его чувствительность увеличилась если не в двое, то в трое. Откуда? Что с ним сделали. Единственным ориентиром была эта пресловутая красная точка, этот жук, скреплённый с камерой, которую он не мог разглядеть. Тем временем, в самой камере довольно отчётливо было видно его опьянённое выражение лица, мутный взгляд, припухшие губы. Плавное движение вниз, где пальцы довольно ощутимо сжимают соски, вырывая из его груди, очередной сладкий стон. Ещё ниже, где уже другие руки разводят в стороны его колени, открывая вид на явный бугор в районе ширинки. Пальцы оглаживают горячее местечко, чуть похлопывая. Он пытается отвести ногу обратно, но её ощутимо удерживают на месте. Камера вновь сместилась. На экране приблизился план его паха. Ладонь вновь улеглась на твёрдость, потирая, очерчивая пальцами, сжимая. В следующее мгновение расстёгивается ремень, следом пуговица. Ощупывания сквозь ткань не прекращаются ни на мгновение. Вжикает молния ширинки. Его приподнимают с двух сторон. Руки уже успевают подцепить край его брюк, стаскивая, откидывая куда-то в сторону. Становится чуть легче, исчезает давление ширинки на член. Болезненное, но в то же время мучительно-сладкое. В месте соприкосновения головки и ткани боксеров уже образовалось влажное пятнышко. Его почти не видно на черной ткани. Его мучают ещё какое-то время, пока пятно от смазки не становится больше. Подцепленная резинка белья стаскивает его за собой. Зажмурился. Он не мог видеть эту красную точку, ведь это означало, что сейчас на экране видна его эрекция. Палец проскользил от мошонки, до самой головки, вынуждая прогнуться. Повышенная чувствительность сводила с ума, расплавляя тело. Судорожный выдох раздался, когда его ноги подхватили, задирая. Вторая пара рук развела его половинки, показывая на камеру маленькую нежную дырочку. Позволив себе секундную слабость, он разомкнул губы, издавая жалобный стон. С отчаяньем он осознал, что чувствительное на касания тело отзывается на подобную демонстрацию довольно конкретно - его член, слегка подрагивая от возбуждения, выпустил ещё чуть смазки на живот, предавая своего хозяина. Щёлкнула крышечка. Зажмурившись, он помотал головой. Нет, пожалуйста, нет. Но между ягодиц уже провели скользкими пальцами. Он готов был сгореть со стыда, чувствуя, как эти самые пальцы, чуть разводят края отверстия, поглаживая и слегка надавливая. Существующее отдельно от разума тело, наоборот, невольно подавалась навстречу ласкам, а из горла рвались наружу звуки совершенно не свойственные ему. Когда внутри оказался палец, он ещё мог сдерживаться, на двух его выдержка уже трещала по швам. Когда внутрь вошли три пальца, он окончательно капитулировал, растратив все силы на противление. Вжавшийся в презервативе член между ягодиц, заставил мелко подрагивать. Грубоватые ладони, придерживают под ягодицы, мучительно медленно входит чужая плоть в его нутро. На глаза наворачиваются слёзы. Дыша через раз, он с ужасом ощутил, как вскоре чувство удовольствия наслоилось на боль от проникновения. Чувствительность усилила ощущение от скольжения по простате, заставляя выгнуться до хруста в спине. Голос разума смолк. Остался лишь большой ком похоти, которая въелась под кожу, заставляя задыхаться от переизбытка ощущений. Он мог на совесть отработать два часа, так что сейчас, когда сдерживаться не представлялось больше возможным, он дал себе волю. Ощущение реальности исчезло в миг. Его крутили, переворачивали, нагибали во всех мыслимых позах. Издаваемым им стонам и вскрикам могла бы позавидовать заправская блядь, так что рот ему старались не затыкать, наслаждаясь. Хотелось выть, хотелось рыдать, а после крушить всё к чёрту. Все трое менялись, с остервенением трахая его поочерёдно, довольно быстро отказавшись от резинок, притупляющих ощущения. Он же, к своему стыду, не раз излился, сотрясаясь всем телом от очередного, накрывшего его волной, оргазма. Под конец, когда он уже не чувствовал тела вообще, его оставили в покое. Последние кадры запечатлели его вымученное лицо, сменяющееся на вид ягодиц, покрытых отметинами от рук и зубов. А в завершении - крупный план, открывающий вид на медленно вытекающую из дырочки сперму. Он был не в состоянии даже удержать стакан с водой - руки тряслись. Очнулся через время, уже будучи один. Все его вещи аккуратно висели на стуле, рядом с матрасом. Деньги, телефон, ключи от машины - всё было на месте. Рядом с ещё не распечатанной бутылкой воды валялся пузырёк из-под таблеток. Как позже выяснилось, из заключения врача, ему дали выпить афродизиак смешанный с наркотикой, которые и стали причиной его невменяемого состояния. Последствий, к счастью, не оказалось выявлено. Через неделю в почтовом ящике он обнаружил флешку, лежащую в конверте, с одним единственным видео на ней, и короткой запиской: "Повторим, сладкий?" Ниже был указан адрес.