The Real Us

Когда Намджун достиг возрастной отметки в шестьдесят пять, он впервые начал серьёзно задумываться о некоторых вещах, которые раньше казались ему не такими важными. К примеру, их поездки на автобусах. Если лет пятнадцать-двадцать назад они могли с лёгкостью доехать и стоя, уступив место людям старше них самих, то сейчас они постоянно участвуют в марафоне «чтобы ты подавился, сопляк, это моё место». Единственным человеком, которому Намджун может уступать — Юнги. У мужа совсем ослабли ноги, он практически не может быстро передвигаться и то… только при условии, что у него есть трость или обычная палочка. Намджун в лепёшку расшибётся, но посадит Юнги, ругаясь на матах с пассажирами младше двадцати пяти лет. Их число прогулок резко сократилось, потому что Юнги постоянно жалуется на головную боль и слабость во всём теле, но при этом именно Юнги предлагает выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Намджун тратит всю пенсию на обустройку балкона. Теперь там стоит маленькое плетёное кресло со столиком, чтобы блондину было комфортно. Иногда в порывах нежности Юнги просит мужа посидеть рядом с ним и поговорить о чём-нибудь: — Помнишь, как я закрылся на этом балконе? Намджун кивает, его лицо морщится, вспоминая тот день, кажется, Сокджин тогда неудачно пошутил и этим разозлил Юнги. Что-то про рыбу и про «клюнул». Они были так молоды и наивны… Всё меняется, движется в своём неудержимом ритме. А теперь они доживают вместе свой век. — Ты тогда сказал, что я отдал бы своё сердце тебе, если бы твоё вдруг оказалось разбитым, — голос у старенького Юнги совсем не изменился, всё ещё хриплый, от которого у Намджуна до сих бегают мурашки по телу. — Ты, правда, так думал? Намджун не думал, он знал. И сейчас знает. Его хороший, родной, любимый Юнги не пожалел бы для него самого жизненно важного органа, потому что мир без Намджуна в глазах Юнги сразу бы превратился в руины. Намджун улыбается, тянет к нему руку, заправляет обесцвеченную прядь за ухо. Юнги от любого проявления заботы с его стороны становится совсем мягким, податливым, но происходит это только, когда они вдвоём, когда Намджун находится так близко. — Я всегда это знал. Поцелуй, который ему дарит Юнги, каждый раз воспринимается по-новому, но с одним и тем же состоянием — абсолютного счастья, искрящегося где-то в районе груди. И пусть им уже не под двадцать и даже не под пятьдесят, Намджун до сих пор не может насладиться их близостью, лишённой всякого рода пошлостей. Раньше Юнги не понимал родителей Намджуна, которые каждую ночь мучались, борясь со сном и стараясь как можно дольше провести времени в компании друг друга, но спустя столько лет, когда осознание того, что твой путь подходит к концу, бьёт больнее километровой очереди к терапевту, состоящей из таких же пенсионеров. Юнги умоляет Намджуна не спать, хотя бы немного. Кто знает, будет ли этот день для них решающим, в любом случае Юнги хочет в последние минуты своей жизни смотреть на Намджуна, запечатлеть его образ в своей голове, чтобы потом, в другой Вселенной потратить годы на его поиски. — Юнги, тебе нужно поспать… Что врач говорил? — у Намджуна слипаются глаза, он упорно трёт их, только бы не уснуть, потому что Юнги попросил побыть с ним хотя бы ещё чуть-чуть. — Нужен полноценный сон, а ты усугубляешь. Не спишь совсем. — А если ты или я не проснёмся этой ночью? Я же умру без тебя, Намджун, — Юнги вертит в руках подаренные матерью Намджуна ложки в виде мишек Гамми и вопросительно смотрит на Намджуна, чьи ямочки на щеках с наступлением престарелого возраста стали ещё заметнее, даже если тот не улыбался (По мнению Юнги, это был один из немногих плюсов старости). У Юнги морщинистая кожа с маленькими тёмными пятнами, которая Намджуну кажется самой мягкой и нежной из всех, а может он настолько часто касался её, что руки просто не замечали этой разницы. У него немного искривлённый позвоночник из-за того, что Юнги посвятил большую часть жизни написанию книг, которые он так и не смог опубликовать. Они лежат в большой коробке, под кроватью, Намджун их сам туда положил и часто перечитывал, глотая слёзы, потому что люди никогда не узнают, кто такой Юнги, и не увидят красоты его внутреннего мира. — Я разбужу тебя, превозмогая боль, какой бы она не была. Я обещаю, что не умру, пока ты не откроешь глаза, — Намджун не может этого обещать… Никто не знает, когда это произойдёт. Может он просто заснёт и не проснётся, но глядя на эту зарождающуюся надежду внутри Юнги, Намжун готов умолять смерть на коленях, чтобы она позволила ему ненадолго вернуться к мужу и посмотреть на него ещё раз. С того дня они стали засыпать чуть раньше. Настоящие проблемы, с которыми они столкнулись в старости, были связаны напрямую с непростым характером Юнги. Из непростого он медленно трансформировался в совсем тяжёлый. — Мрази конченные, совсем сдурели, мы им эти деньги печатаем, что ли?! — Юнги трясётся от негодования, почему эта глупая кассирша отказалась пробивать им скидку? Или у них на лице написано, что они зажравшиеся пенсионеры? — Да ладно, Юнги… Ну отказала она нам, на её совести останется. Мы как-то же без этого йогурта жили… Позвонишь Юни, он тебе его завтра привезёт. Намджун помогает Юнги спуститься по лестнице, терпеливо дожидаясь, пока он наступит на каждую ступеньку. — Я на этот чёртов йогурт вторую неделю слюни пускаю. На него наконец-то акция появилась, так нет, эта курица мне говорит, что хер нам, а не йогурт, — Юнги шипит на прожигающие него взгляды прохожих, которые, услышав брань странного дедушки в большом пуховике, цокают языками. Намджун на злобу своего старичка улыбается. Он рад, что годы никак на него не повлияли. Однако вопрос успокоения мужа всегда остаётся открытым, но, кажется, сегодня им везёт. — Юнги. — Чего? — Ну-ка посмотри кто там. Юнги смотрит. Посреди улицы стоит человек, одетый в костюм Пикачу из фильма. На нём очаровательная кепка в клетку, а его шерсть блестит на солнце так ярко, что Юнги сам не замечает, как тростью начинает ритм отбивать, ускоряя шаг по направлению к этому чуду. Он просто обязан сфотографироваться с ним, хрен с этим йогуртом, у него детская мечта сбывается. Пикачу обнимает дедушку, принимая от него кучу восторженных комплиментов. Юнги трётся щекой о его шерсть, и чувствует, как тревоги отпускают него, он слышит, как щёлкает камера на телефоне мужа. Потом Юнги заставляет смущённого Намджуна встать рядом с кумиром детства и тоже фотографирует их. Мечты могут исполнится в совершенно любой момент и на любом отрезке жизни. А ещё лучше, если человек, которого ты любишь, будет рядом с тобой, превращая событие в общее, дорогое сердцу воспоминание. Намджун просыпается посреди ночи после тяжёлого сна, он медленно выдыхает поток воздуха, приводя себя в чувство, и поворачивается к Юнги. Блондин заснул вчера беспокойно, снова уговаривая Намджуна посидеть на кухне и поболтать, но Намджун заверил его, что они сделают это завтра, потому что утром им нужно идти на приём к врачу. А это значит, что обоим необходимо выспаться и опередить всех зазевавшихся пациентов. Юнги не просыпается ни после первого толчка в бок, ни после второго… Когда Намджун зовёт его по имени и просит открыть глаза, ничего не происходит. Юнги также лежит на кровати, не двигаясь и не реагируя на дрожь в голосе мужа. Намджун не кричит, не плачет. Он давит в себе слёзы, уткнувшись в шею блондина, словно так Юнги не увидит его боли и не начнёт волноваться. Больше никто не будет будить Намджуна, испугавшись ночного кошмара, больше никто не обнимет его, говоря о том, как он ему нужен. Смуглые руки поправляют тонкое одеяло, чтобы Юнги, не дай бог, не замёрз, прижимают к себе, делясь теплом с холодным, уже безжизненным телом. Тогда мир внутри Намджуна практически обратился в руины. Несколько лет Намджун жил словно во сне, он не мог избавится от старых привычек, которые вновь и вновь рвали его душу на части. На обеденном столе постоянно стояли две тарелки. Он ждал своей очереди в ванную комнату, потому что периодически ему казалось, что там горит свет, и Юнги скоро выйдет наружу в своём любимом пушистом халате. Тогда они будут пить чай, и Юнги перескажет ему сюжет своей будущей книги. Юни навещал Намджуна дважды в неделю, когда у него был более-менее свободный график или когда Чонгука нужно было отвезти в больницу. — Дядя, вы всё ещё скучаете по нему? — Юни не нужен ответ, он спрашивает, потому что это приводит Намджуна в чувство, действует, как кнопка включения. Намджун кашляет в кулак. Скучает. Он безумно скучает по нему. Первой мыслью, которая возникла у него после похорон, была «как мне теперь жить?». Он думал, что совсем свихнётся от тоски, но, благодаря Юни, Намджун снова начал жить, пусть и не так как раньше, пусть и намного хуже. Копия Юнги стояла перед ним примерно на расстоянии вытянутой руки, он буквально видел в нём своего мужа. И это единственное, что помогало ему существовать, он жил, чтобы видеть Юнги, мысленно спрашивать его — почему он тогда не проснулся и не потревожил его сон? — Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего? — Намджун сидит на кровати, разминая онемевшие руки, что долгое время лежали в одном положении. — Снова подержать его за руку. Юни всхлипывает. Он не имеет понятия, как ему помочь, как спасти того, кто уже давно умер, почувствовав, что Юнги нет больше рядом. Юни садится перед на корточки и протягивает вперёд руки. — Юнги… У вас даже руки с ним похожи… Только у него вот тут, — подушечка пальца Намджуна скользит по ладони, обводя участок вокруг большого пальца, — Был маленький шрамик. Он овощи резал и случайно в этом месте ножом полоснул. Так и не зажило… Вот здесь, — ладонь переворачивается тыльной стороной вверх, и внимание Намджуна переключается на костяшки, — у него постоянно были синяки… Регулярно участвовал в драках по молодости. Юни на него всё смотрит, удивляясь этой безграничной, бессмертной нежности, сквозящей в каждом слове. Разве люди могут так любить? Или такое возможно только раз в несколько сотен лет, пока Юнги и Намджун не переродятся в следующей жизни? — Когда я разбирал его старые тетради, мне попалась одна особенная, в ней он описывал самые важные моменты из нашей жизни. Он хотел написать о нас книгу, Юни. Представляешь себе? Целую книгу! — Намджун восхищённо восклицает и машет куда-то в сторону ладонью, — Обязательно прочитай! Я маленько слеповат, а вот тебе будет в самый раз, он будет доволен. Юни дал обещание прочитать. Намджуну не спится, он вновь мечется по постели, царапая ногтями плотную ткань простыни. Его грудь вздымается от частого дыхания, пот скатывается по телу, скапливаясь в складках кожи, и от этого становится ещё паршивее. Он хочет выпить воды, но вставая с кровати, неуклюже падает лицом на пол. Намджун пробует подняться, но ноги его не слушают, разъезжаясь в разные стороны, а руки отказываются что либо держать. И в этот момент он слышит родной голос. — Намджун. Ким пытается посмотреть вверх, поймать взглядом любимый силуэт. И он видит его, только совсем молодого, стоящего впереди в своей куртке с заклёпками и с рюкзаком Намджуна, висящим на спине. — Вставай, Намджун. Я твой рюкзак между прочим отбил у того ублюдка, имей совесть. Намджун чувствует, как постепенно к нему возвращаются силы, он поднимается с пола, не веря своему счастью. Его живой Юнги снова пришёл к нему, он вернулся. Намджун его за куртку к себе притягивает и вдыхает знакомый ему запах. — Юнги… Почему же ты меня не разбудил? — Ты бы не смог отпустить меня. И это правда. Намджун бы его не отпустил. Может, рванул бы за ним, но точно не отпустил бы от себя. — Не уходи от меня, пожалуйста. Я не выдержу больше. Юнги утирает мокрые дорожки с щёк и невесомо целует его в губы. — Нам пора на пары, я столько ручек тебе купил. Их пальцы рук переплетаются в привычном жесте. Намджун вздрагивает от соприкосновения чужой нежнейшей кожи со своей, более грубой, но медленно превращающейся в ту, которая была у него раньше, когда Намджун впервые произнёс имя «Мин Юнги» и принял в подарок ручку с Человеком-пауком. В то утро Намджун так и не проснулся. Юни нашёл тетрадь, о которой так много говорил Намджун. Неизвестно, были бы у этой книги читатели, но её строки позволили бы любви героев обрести вечность. Он открыл первую страницу и приступил к чтению: — Дорогой, ты еще не думал о женитьбе с Юной? Мы с папой переживаем… Вы ведь давно вместе…