Невероятные путешествия мяты

      Потолки здесь действительно красивые — Ханамаки может сказать это с полной уверенностью. Хотя от сплошных оттенков золота немного рябит в глазах, так что картинами, украшающие эти самые потолки, насладиться достаточно проблематично. Такахиро пытается выцепить взглядом что-то определённое и сосредоточиться лишь на этом, а не пытаться рассмотреть сразу весь исписанный потолок, но ему мешает выкрик на английском справа от него:       — Да где ты учился вообще?!       Ханамаки вздохнул. Ему идея этой поездки не нравилась вообще ни под каким углом, начиная тем, что он был вынужден подтянуть английский для нормального посещения Франции, и заканчивая тем, что в самом Лувре словно витает запах пафоса, истории и искусства. Макки не ценитель, зато его девушка Куми — самый настоящий, потому она была в восторге от того, что они действительно сюда выбрались.       Вернее была в восторге, пока экскурсовод не открыл рот.       С самого начала Такахиро прекрасно знал, на что идёт, когда предложил Сакисаке Куми встречаться. Несмотря на свой сдвиг на искусстве и очень негативное отношение к тем, кто смеет не относиться на полном серьёзе к какому либо делу, она действительно классная девушка, с которой ко всему прочему не скучно. Ради неё даже было не жаль научиться различать Шопена и Баха, поскольку это было её главным условием для начала отношений. Теперь он пошёл у неё на поводу в очередной раз, согласившись на поездку в Лувр, в котором она умудрилась начать ссору с экскурсоводом.       А всё почему? А всё потому что он спутал какую-то дату на один чертов день, Куми сразу же придралась к этому, а экскурсовод не захотел признавать свою неправоту. У остальных участников их небольшой группы явно начинает заканчиваться терпение, а эти двое всё никак не могут прийти к тому, кто же из них всё-таки прав. Ханамаки никогда в жизни не рисковал спорить с Куми по поводу искусства по двум причинам: он полный профан в искусстве, так что это бесполезно, а сама Сакисака является так же экскурсоводом в музее в Сендае. Не японский Лувр, конечно, но к своей работе она подходит очень ответственно.       — Макки! — недовольно восклицает Куми, проигнорировав очередную реплику своего оппонента. Ханамаки перевёл взгляд с потолка на девушку. — Я лучше сама тебе экскурсию проведу, чем и дальше буду ходить с этим некомпетентным бездарем!       Куми перешла на японский, потому экскурсовод не понял сказанного, однако всё равно возмутился — явно понял суть из-за гневной интонации Сакисаки. Ханамаки лишь кивнул, напоследок усмехнувшись, и последовал за своей девушкой. Спорить с ней даже в этом нет желания. Ходить по Лувру вдвоём кажется ему более приятной идеей, хотя бы потому что не нужно ошиваться рядом с ещё кучкой таких же туристов и слушать английскую речь. Японский язык намного приятнее и привычнее.       Макки даже на прощание и в последний раз оборачивается на золотой зал с невероятными потолками — и с облегчением вздыхает. Наконец-то больше нет этого пафоса и в глазах не рябит. Новый зал нравится ему намного больше — более скромный и в умеренных тонах, которые не привлекают больше внимания, чем картины. Куми сразу же его поволокла к произведениям искусства, явно намереваясь начать очередные проверки его отсутствующих знаний. Проходили уже — он на композиторах так облажался, что она с ним неделю не разговаривала.       — Это Гог, — Макки старается сделать самое серьёзное лицо в своей жизни, пару раз кивнув, глядя на какую-то картину. На самом деле он без понятия, что это за картина, и рисовал ли многострадальный Винсент, единственный художник, которого знает Такахиро, какую-то подозрительную оргию с ангелами, Иисусом и кучей голых людей. Парень подозревает, что нет.       — Не мог хотя бы для приличия сказать «Ван Гог»? — вздохнула Куми с его ответа, покачав головой.       — Гог смешнее звучит, — Ханамаки пожимает плечами, — и какая разница, если я правильно назвал?       — В том-то и дело, что не правильно, — Сакисака закатывает глаза, а Такахиро уже предвкушает очередную промывку мозгов насчёт искусства, — это Якоб Йорданс, страшный суд. Как ты умудрился спутать постимпрессиониста и представителя фламандского барокко?       Макки задумчиво пожимает плечами, словно он действительно не понимает, как такое недоразумение могло произойти. Признаваться, что ему ни одно сказанное из её слов не значить хоть что-либо — подписать себе смертный приговор. Устраивать себе внеплановый экзамен по художникам он не хочет, композиторов хватило. Даже экзамены в школе было не так сложно сдать, как тест на знание их композиций, честное слово.       — Лучше покажи мне картины Гога, — Такахиро делает попытку спасти себя от очередного провала, но безуспешно.       — Ван Гог, — в очередной раз поправляет его Сакисака, потащив его к каким-то картинам, и, несмотря на скудные познания в искусстве, Макки чувствует, что это тоже не Винсент.       — Гог, — из упрямости и любви к смешным фамилиям повторяет Ханамаки, даже не думая признавать существование приставки Ван.       — Винсент? — Куми делает попытку спасти честь художника, почти с мольбой глянув на своего парня.       — Гог, — с ещё большей уверенностью повторяет Ханамаки, а Куми, сдавшись, вздыхает.       А после начинает пытку, состоящую из попыток угадать — не назвать уже даже, а угадать, поскольку Макки слишком безнадёжен, — автора картины. Про саму картину и речи не шло. Такахиро мужественно терпел все косые взгляды Куми, когда он десятый раз подряд называл фамилию Винсента.       — Я выброшу тебя из самолёта, — мрачно обещает Сакисака после одиннадцатого повтора многострадального «Гог». Макки осознаёт, что пора спасать ситуацию.       — Знаешь, — максимально серьёзно начинает Такахиро, а Куми уже начинает закатывать глаза, — ты тоже должна была висеть в Лувре.       — От твоих познаний в искусстве я скоро точно висеть буду, — всё так же мрачно произносит девушка, явно не оценив флирта, — только в петле.       Такахиро смеётся с этого ответа ровно до тех пор, пока его не потянули в сторону очередной картины и они не остановились возле неё. На вид безумно мрачная, по большей части в серых тонах и с мужчиной-ткачом. Может, попытаться выловить из памяти ещё какого-нибудь художника помимо Винсента? Вдруг сработает?       — Это Вермеер? — делает попытку Макки, глянув на Куми. Судя по её грозному взгляду — опять мимо. Не просто мимо, а выстрел совершенно в противоположную сторону.       — Вермеер писал портреты, — Сакисака угрожающе прищурилась, заставляя почувствовать неладно, — а это картина твоего любимого Гога.       Черт возьми.       Макки больше никогда в жизни не согласится на поездку даже в токийскую галерею. Если, конечно, Куми, уставшая от его профанства, вообще возьмёт его с собой куда-нибудь, а не выбросит из самолёта, как пообещала.