***
Блаженный стон срывается с губ и переходит в довольное мычание в сгиб локтя. Только руку почти сразу отрывают от лица, затыкая ещё один почти готовый вырваться стон жёстким поцелуем, а Эрен лижется смазанно в ответ, уже давно ничего не соображая. Крепкий член в заднице трезво мыслить не позволяет. Да и Аккерман от ахуенно горячего тела под ним сам уже на грани и мало что понимает. Думать о чём-то другом, трахая такой роскошный зад, никак нельзя. И не хочется. Йегер та ещё зараза, потрясающая в любом виде. У Леви любимый тот, когда он абсолютно голый с растраханной дыркой скулит под ним его имя, а по бёдрам стекает сперма, перекрывая подтёки вчерашней засохшей. Именно это и мог сейчас наблюдать, но смотрит только в глаза. Помутневшие от желания, пьяные от ощущений и всё такие же невероятные. Сколько бы ни драл его зад, восхищаться от её упругости будет как в первый раз. Пощадить и не разодрать в клочья пытается каждый их трах, только стоит попасть под шальной взгляд — башню сносит за мгновение, и ничего уже не остановит. И не надо. Смущающийся старшеклассник с девственной задницей давно остался в прошлом, и не то чтобы Аккерман по нему скучает. Трахает как обычно жёстко, со вкусом, а времени нет ещё и восьми утра. В длинных раскиданных по подушке прядях волос путаются лучи солнца, и, пожалуй, это добавляет утреннему сексу особой романтики. Хотя какая тут уже, к чёрту, романтика? Эрен ревёт, смазанно целует и толкается навстречу, вгоняя каменный член ещё глубже — вот она, их романтика. Леви целует взмокшую грудь мелкими поцелуями, отлично дополняющими алые засосы. Слизнув капли пота с открытой перед ним шеи, едва сдерживается, чтобы не впиться зубами. Прижимается ближе, упираясь лбом в подушку, и на этом моменте точно забывает о пощаде. Короткими ногтями царапает сочные бёдра, туго обвивающие его торс. В отместку за красные росчерки на спине. Йегеру можно было бы простить, да только он в этом не нуждается. И вряд ли эту мелкую боль он чувствует уже, потому что закатывает глаза от резко подступившего оргазма, в котором все ощущения сливаются в единый комок. Ещё несколько грубых толчков — и Аккерман этот восторг разделяет вместе с ним. Бодрит лучше любого кофе. Эрен поворачивается на бок, хлопает длинными ресницами, влюблённым взглядом рассматривая блаженное выражение на лице любимого на соседней подушке. Смотрит и вдруг смеётся совсем по-детски. — Че ржешь? — спрашивает Леви, приоткрывая глаза. — От счастья, — беззаботно отвечает. — Ну да, такая ебля годная даже из депрессии достанет, — отшучивается Аккерман. Или не отшучивается. — Сколько лет уже вместе? Пять, — задаёт вопрос Эрен и сам же на него отвечает. — Почти шесть, — поправляет его Леви. — Почти шесть… а каждый раз, как первый. И каждый раз неповторим. Леви выгибает бровь и тут же нависает сверху. Дыхание перехватывает. — Ну почему же неповторим? — интересуется ехидно. — Повторим. Вот прям сейчас и можем повторить. Знакомо сминает губы в крепком поцелуе, получая ответно довольное урчание и нежные оглаживая тонких пальцев по щеке, но Эрен недолго радует, быстро отстраняется. — А мистер Аккерман на работу не опоздает? — игриво интересуется. — Начальство не опаздывает, а задерживается. — Думаю, твой отдел утром даже без шефа будет пахать, как и в твоём присутствии. Вышколили их за полтора года, бедные, они, наверное, проклинают тот день, когда тебя их начальником назначили, — Эрен сверкает ехидным взглядом из-под ресниц, подкалывая. — Не пизди. Не устраивал бы я их как руководитель — не писали бы сами заявления на перевод из других отделов в мою команду. Я лучший, придётся тебе с этим смириться, — усмехается Леви и пытается снова поцеловать пухлые манящие губы. — Если не веришь, можешь проверить, — самодовольство не входит в число его пороков, но это просто констатация факта. Ещё раз поцеловать себя Эрен не даёт и совсем неожиданно вырывается из объятий и садится на край кровати, ловя недовольный взгляд. — Придётся мне поверить тебе на слово. Я в обед мастер-класс по танцам провожу, помнишь? Если будем проверять сейчас, то с кровати я не встану. Встать с постели Леви ему не даёт — валит обратно, нагло нападая со спины, и всё же делает задуманное. Поцелуй с губ ворует очень нагло и ни черта не мягко за то, что не дался сразу. А Эрен и тут не возражает. — Не могу позволить тебе сомневаться. Вечером мы всё проверим. Снова этот смех. Всё такой же наивный, будто бы никогда не знавший бед. Или, может быть, просто позабывший печали. Леви сплетает пальцы и подносит его руку к губам. На серебряном кольце, украшающем безымянный палец, остаётся трепетный поцелуй, а после такой же и на лбу. Только после этого Эрена отпускают, а он легко поднимается с кровати и хватает с пола позабытые со вчерашнего вечера трусы с футболкой, но надевать и не думает. Аккерман за голой задницей и стройными ногами, мельтешащими перед глазами, наблюдает неотрывно. Всё же не сдерживается и награждает смачным шлепком. Эрен вздрагивает крупно, бросает хмурый взгляд и сбегает из комнаты. Слушая шум воды в ванной, Леви проводит со спокойной душой остатки утра, пока ещё не затянула суета, на кровати. Как только вода прекращает литься, а за дверью по коридору шлёпают босые пятки, он, тяжело вздохнув, прощается с ленью и поднимается с постели. Натянув домашние штаны, думает зарулить в ванную, только грохот на кухне привлекает внимание. — Что разъебал? — с нескрываемым скептицизмом интересуется Леви, скучающее оглядывая помещение в поиске источника шума. — Не я! — вопит Эрен. — Она! Пушистый комочек шерсти с абсолютно невинными глазами жалобно мяукает, оправдываясь за разбитый стакан. — Когда-нибудь эта дура пойдёт на котлеты, — обещает Леви. — Не обижай кошку! — вступается Йегер и кидается к пушистой вредительнице, подхватывая её на руки. — Эта дрянь уничтожает всё, что видит! — Аккерман всё не может простить ей порванный на мелкие клочки новый эскиз, об которое она решила поточить зубки. — А твой кот ссыт мимо лотка! — фраза, задевающая до глубины души. Об ногу Леви трётся лохматый кошак, недовольным взглядом поглядывая на оскорбившего его кожаного ублюдка. Аккерман берёт друга на руки, успокаивающе поглаживая. — А вот это было лишнее… Кота Леви в дом притащил сам пару лет назад. Увидел его голодного на какой-то помойке и подобрал. Сказать, что Эрен тогда удивился, — ничего не сказать. Так сам ещё отмыл, откормил и дал имя. Эрен кота давно хотел и был несказанно рад его появлению в доме, но, сколько бы ни старался, друзьями они не стали. Леви зверь любит больше. Недавно и подружка появилась — маленькая серенькая кошечка. В доме сразу прижилась, со старшим поладила, только дурная оказалась до ужаса. Зато любит всех так же сильно, как любит пакостничать. — Что на завтрак хочешь? — интересуется Эрен, заглядывая в холодильник. — Я бы сказал, да у тебя вот танцы… — Блинчики, значит? Хорошо! По возвращении из душа Леви встречает уже целая стопка блинов на тарелке и суетящийся поварёнок с чёткой целью довести завтрак до идеала и не оставить никого голодным. Аккерман обнимает мужа со спины и целует в шею. — Оставь, — шепчет. — Иди лучше ко мне. Эрен оборачивается, тут же обхватывает шею любимого обеими руками и сладко целует. Чему научила Эрена жизнь? Тому, что она очень хрупкая. Каждый, даже самый маленький, удар даёт по ней трещину, и когда-нибудь она может треснуть целиком. Просто развалиться на десятки острых осколков, больно раня. Что и произошло. Сколько бы ни пытался, собрать не получалось, только резал руки в кровь, пытаясь склеить. Но это пока он пытался всё сделать в одиночку. Вдвоём же с Леви это удалось. И вдвоём же хотелось самого простого — счастья. Проснуться однажды, проваляться в постели, а потом нажарить блинчиков к завтраку, и чтобы всё было хорошо. Всё хорошо. Постель, правда, уже заправлена, а блинчики исходят горячим паром, ожидая своего часа, пока Эрен и Леви не выпускают друг друга из объятий, рискуя одному окончательно опоздать к подчинённым, а второму — сорвать запланированный мастер-класс в собственной хореографической студии. Да и плевать, собственно. Ведь главное… Они склеили осколки.Эпилог
3 октября 2021 г. в 17:56
«Guess it's hard to know
When nobody else comes around
If I'm getting over you
Or just pretending to
Be alright, convince myself I hate you…»
Бархатистое пение нежного голоса в наушниках успокаивает. Сладко напевает строчки песни, а Эрен, зная их абсолютно все наизусть, даже не вслушивается. Музыка нужна лишь для того, чтобы заглушить мысли в голове, устроившие страшный бунт. Пейзажи родных улиц за окном такси заставляют подняться со дна всем тем воспоминаниям, что дороги сердцу, но при этом не перестающим его ранить.
Мерцающие фонари на витринах, мишура и праздничные игрушки. А ещё блеск. Блестит всё. От фасадов домов до кустарников на газонах. Разумеется, не это самый шик, а двадцатиметровая ёлка, переливающаяся всеми цветами. Только изюминка всё равно и не в ней. Суета, наступающая на улицах в преддверии Рождества, — вот, что действительно придает праздничное настроение. Это точно такая же неотъемлемая часть праздника, как носки со сладостями на каминах и подарки в пёстрых обёртках. Эрен всегда обожал эту беготню и в этом году сам активно поучаствовал. В чемодане аккуратно упакованы подарки для всех его родных, а в кошельке десять долларов — всё, что осталось от его стипендии.
Опаздывает. Уже аж на три часа. Всё будто бы против него. То одно, то другое. По большей вине всё из-за задержки его рейса на полтора часа, которую Эрен предвидел ещё за неделю до вылета, однако нечему удивляться. Вся страна спешит к близким людям, чтобы отметить предстоящий праздник вместе. Сейчас вообще нигде не пробиться. Пробкам на дорогах родного города, конечно, не потягаться с теми, что подкинул ему Лос-Анджелес по дороге до аэропорта, однако и эти уже отняли у него не меньше часа драгоценного времени.
Оповестив коротким СМС, что почти подъезжает, Эрен погружается с головой в сменяющиеся пейзажи за окном и растворяется в мелодии.
«Can't get over you
No matter what I do
I know I should but I could never hate you»
С каждым метром, остающимся позади машины, начинает всё сильнее потряхивать от нетерпения и при этом туже затягивать невидимую удавку на шее. Когда машина въезжает на улицу, где прошли восемнадцать лет его жизни, дышать становится совсем тяжело. Слишком много воспоминаний хранят в себе эти места, чтобы так просто снова возвращаться в них. Машина тормозит как-то слишком внезапно у аккуратно подстриженной лужайки. Эрен вынимает наушники из ушей, и мир снова теряет насыщенность.
— Приехали, — коротко оповещает водитель и выходит из машины.
Йегер выскакивает следом за ним. Таксист с лёгкостью подхватывает его чемодан и вытаскивает из багажника, мягко опуская на землю. Эрен наблюдает за ним с удивлением и восхищением, потому что сам чуть не надорвал спину, просто пытаясь спустить его вниз по лестнице своего общежития.
— Спасибо! — благодарит он со своей самой добродушной улыбкой, а следом интересуется: — Сколько с меня?
— Сорок долларов.
Весь энтузиазм тут же исчезает, ведь названная сумма ровно в четыре раз больше, чем у него имеется.
— Вот, возьмите, — доносится вдруг.
В руки таксиста попадают две купюры по двадцать баксов, и он, кивнув головой на прощание, садится обратно в своё авто. Эрен оборачивается в изумлении и встречается взглядом со старшим братом.
— Зик! — радуется встрече.
От нахлынувшего счастья аж накидывает на шею с объятиями. По брату Эрен очень соскучился.
— Задушишь, — смеётся Зик, похлопывая младшего по спине.
Отлипает Эрен не сразу, только после того, как вдоволь насыщается братскими объятиями.
— Так давно тебя не видел, соскучился, — пояснят он свой приступ любви.
— Знаю, — соглашается брат. — Идём, тебя все уже заждались.
Зик берёт одной рукой его чемодан и с лёгкостью несёт его к дому, игнорируя наличие колёсиков. Эрен хмурится, мысленно возмутившись, какие тут все силачи собрались.
— Да сегодня все как с ума посходили! — жалуется Йегер на причину своего опоздания. Он бросает короткий взгляд на быстро удаляющийся в вечерних потёмках автомобиль. Завышенная цена на такси тоже является одним из пунктов его негодования.
— Ну а что ты хотел? Сочельник же, — усмехается Зик. — Сейчас продолжение этого сумасшествия увидишь.
— Чего? — изумляется Эрен.
Брат на его вопрос только многозначно улыбается. Эрен сразу всё понимает, стоит перешагнуть порог дома. Запах домашней еды окутывает сразу же, на кухне гремит посуда, а из гостиной доносится басовитый голос отца, не перестающий повторять слова благодарности. Каждый канун Рождества одно и то же — папе звонят все родственники, бесчисленное количество его знакомых и друзей, поздравляя с наступающим праздником. Стол ломится от яств, а мама в вечернем платье с надетым поверх кухонным фартуком проносится мимо с очередной тарелкой закуски. Теперь в семействе Йегеров отмечают в этот день помимо основного праздника ещё один — любимый младший сын возвращается домой на рождественские каникулы.
— Сынок! — ахает Карла. Мигом избавляется от тарелки, определяя её на свободное место на праздничном столе, и утягивает сына в объятия.
— Здравствуй, мам, — тепло приветствует он, ответно смыкая руки на её спине.
На его щеке остаётся след от помады, и Карла отступает на шаг, оглядывая сына влюблённым взглядом с ног до головы.
— Ох, растёшь не по дням, а по минутам, — вздыхает она, улыбаясь.
— Вот уж точно. Уже с меня ростом, — соглашается Зик. — И грива до задницы скоро будет, — хохочет брат, потрепав на его затылке густой пучок, перетянутый резинкой, на что Эрен только наигранно хмурится.
На разговоры, наконец, отложив телефонную болтовню, появляется глава семейства. Гриша сына нежностями тоже не обделяет, а после него на шее снова повисает Карла.
— Миссис Йегер, картошка! — слышится с кухни.
— Вот чёрт! — ругается мама и сразу в панике уносится на зов.
Мужчины тихо усмехаются.
— Пик тоже здесь? — удивляется Эрен, узнав голос жены брата. Обычно сочельник она проводит со своей семьёй.
— Ага, решила в этом году отмечать с нами, — отвечает Зик.
— Проходи уже, хорош на пороге топтаться, — поторапливает отец. И впрямь, стоило бы уже пройти дальше прихожей.
Эрен стягивает с плеч плащ и первым делом идёт на кухню, где мама и её невестка пытаются реанимировать подгоревшую картошку. От этого зрелища на сердце оседает странное тепло, а в носу — запах гари.
— Пик! — зовёт он девушку.
— Ой, Эрен. А у нас тут казус небольшой, — с неловкостью произносит Пик вместо приветствия.
— Вы и так там шведский стол наготовили, — посмеивается Эрен, оставляя по одному поцелую на макушках обеих хозяек. — Пошлите уже ужинать.
— Сейчас, дорогой, — бросает Карла через плечо, продолжая отскребать лопаткой остатки картошки с противня.
По собственному дому Эрен ходит, как на экскурсии в музее. Последний раз он был здесь на летних каникулах и уже успел отвыкнуть. Собственно, привыкать к уютному жилищу приходится каждый раз после долгих месяцев в общежитии. Как-то постоянно забывается, что его комната — целиком его комната, туалет не общественный, а холодильник не забит чужой едой, о которой даже думать нельзя, не то что трогать. Чистоте ванной комнаты Йегер будет поражаться каждый раз, а мягкость кровати будет для него неожиданной до тех пор, пока не выберется из общаги.
Эрен опускается на подушку и прикрывает глаза. Чистая, пахнет приятно. Мама перед его приездом постелила свежее постельное бельё, запах порошка до сих пор насыщенный. Именно этого и не хватает в его нынешней жизни. Нет, не чистого постельного белья и не мягкого матраса. Заботы. Такой простой, но очень значимой. Ему в жизни вообще много не хватает. Очень много. И жалеет Йегер тоже о многом.
— Эрен, ужинать спускайся, — после короткого стука в дверь Зик осторожно заглядывает внутрь.
— Да, сейчас…
Брат уходит, а Эрен понимает, что надо бы вернуть себе лицо и спуститься вниз. Раскис чего-то. Когда заходит в гостиную, вся семья уже в сборе за столом ожидает, когда он займёт последнее свободное место, что Йегер и делает. Члены семейства заводят разговор о чём-то повседневном и звенят посудой, передавая друг другу тарелки с угощениями, а Эрен понимает, что не ошибся, когда наугад сказал о шведском столе.
— Ну расскажи уже, как дела у тебя? — нетерпеливо спрашивает мама.
В руках отца появляется бутылка вина, на которую Эрен кидает косой взгляд.
— Да в порядке, — отвечает он сухо, не придумав, чего конкретного можно сказать.
— С учёбой как? — задаёт Гриша интересующий его больше всего вопрос, а следом ещё один: — Над дипломом, надеюсь, работаешь?
Глава семейства разливает вино по четырём бокалам. В пятом уже налит сок. К одному из тех, что наполнен алкоголем, его жена тянется самая первая и с удовольствием пригубляет. Эрен закатывает глаза. Пьёт мама редко, и делать это совсем не умеет.
— Да… Уже пишу, — мямлит Йегер, умалчивая, что из всей дипломной работы написал лишь титульный лист. Обучаясь на факультете хореографии, как-то на большее он себя пока и не настроил. Хотя давно пора бы.
— Ох, точно, ты ведь уже на последнем курсе учишься! — вспоминает Пик. — Как быстро летит время… Ну и чем планируешь заниматься после выпуска?
— Парочка неплохих студий пытаются прибрать меня к рукам. Очень хотят, чтобы я работал у них хореографом, — горделиво делится Эрен. На этом, пожалуй, его список достижений заканчивается. Если раньше в своём городке он был главной и единственной звездой, сейчас он лишь один из многих.
— Какой ты у нас умница! — восхищается Карла.
— Да, но мне бы хотелось быть хореографом в собственной студии, — он вздыхает, ведь такое пока совсем нереально.
— Всё будет, сынок, — ободряет его отец.
За неспешными разговорами и угощением вкусностями, наготовленными Карлой и Пик, в ход идёт вторая бутылка вина, а лица у всех, кроме одного, заметно меняются, приобретая задор и блеск в глазах. Зик, тоже знатно осмелев на очередном бокале, вдруг объявляет:
— А у нас с Пик для вас тоже есть отличные новости!
Зик берёт жену за руку, одаряя её тёплым взглядом, а та улыбается в ответ и кивает, давая разрешение на огласку. А новость, судя по его тону, хоть и действительно, кажется, замечательная, но все за столом напрягаются.
— Скоро у нас ожидается пополнение, — сообщает Зик, светясь от радости.
Глаза у всех резко округляются от удивления, и Пик берёт на себя ответственность пояснить:
— Я беременна.
Эрен едва ли не давится воздухом от такой новости, а Гриша и вовсе выпадает на секундочку из реальности. Зато Карла, уже пьяная и счастливая, позитивнее больше, чем обычно, реагирует радостными воплями за всех троих:
— Как замечательно! — восторгается она, а на глазах аж выступают слёзы от радости. — Пик, солнышко, какой срок?
— Три недели, — скромно отвечает невестка.
— Какая новость потрясающая… — растерянно произносит Эрен, только сам ещё не догоняет, что у него скоро появится племянник или племянница. Смахивает на розыгрыш, но эти двое так глупо шутить не будут.
— Поздравляю, — отец ведёт себя очень сдержанно, однако и так ясно, что внутри у него всё разрывается от восторга.
Только сейчас Эрен замечает, что к своему бокалу с вином Пик до сих пор не прикоснулась, и теперь ясна причина. Он берет на себя инициативу налить ей в новый стакан сока, а к её бокалу уже тянется Карла.
— Ну вот, одних внуков уже дождались, а Эрен нас когда порадует? — хмельным голосом интересуется мама. Три бокала — и она готова. — С невестой знакомить думаешь, нет?
— Мам… — он впадает в ступор от её вопроса, и не он один.
— Да ладно уж, — Карла закатывает глаза. — Знаю я, что никакой невесты нам не видать. Я к тому, что столько лет прошло, а ты всё один.
Она совсем не контролирует, что говорит, и все понимают — ей больше наливать нельзя, но уже поздно, градус в голову ударил. И Эрен очень надеется, что трезвости ей хватит, чтобы не…
— Неужели этот Леви действительно похитил твоё сердечко?
Это имя у него под запретом. На него наложено жёсткое табу, и все в его окружении об этом знают. События минувших дней не обсуждаются, не вспоминаются, и хотелось бы, чтобы даже не упоминались. Только они всё равно настырно пробиваются из всех щелей. Сейчас её вопрос равен удару кувалды прямо по лицу. И Эрен, если честно, предпочёл бы кувалду, чем снова слышать его имя.
— Эрен у нас слишком хорош для простых смертных, ещё не нашёл себе кого-то под стать, — отшучивается Зик, стараясь увести разговор от неприятной темы, но Карла настырна.
— Ну конечно! — она закатывает глаза. — Сил на него уже смотреть нет, который год убивается!
— Мама! — Эрен предпринимает ещё одну попытку её успокоить.
— Сошлись бы уже наконец, и не пудрили никому мозги! — это и становится последней каплей.
— Да не нужен я ему! — срывается, выплёскивая то, что хранит в себе уже много лет. Не всё, но точно половину. В этой короткой фразе собрана его безмерная боль. И это даже не попытка доказать матери глупость её слов, а лишь очередное напоминание. Дурацкая правда, тупыми порезами кромсающая сердце.
— Ну знаешь ли! — её тон резко меняется с игривого на какой-то возмущённо-обиженный.
— Карла, успокойся, — пытается утихомирить Гриша жену, но действовать надо было двумя бокалами ранее или когда она только коснулась запретной в их семье темы.
— Как под окнами сутками дежурить, так очень даже нужен был! Как права мне качать — тоже! — выдаёт она, сердито хлопая ладошкой по столу и глядя на сына пронзительным взглядом, словно пытаясь вбить эти слова ему в голову.
— Что ты сейчас сказала?..
Эта женщина пьяна и не понимает, что несёт.
— Карла! — отец не бросает попыток её заткнуть, только сразу смолкает, понимая, что сейчас момент уж точно упущен.
А она вдруг утихает, будто резко осознав, что разошлась слишком сильно и сболтнула что-то лишнее. Делает нервный глоток из бокала и с дрожью опускает его на стол. Сначала виноватым взглядом окидывает всех присутствующих, а после опускает глаза в пол. Если бы это могло что-то исправить. По тишине и чувству неловкости, мгновенно повисшим в комнате, становится ясно, что… Они все… Они… всё… Эрен буквально слышит и чётко ощущает, как внутри что-то разбивается с пронзительным звоном, а осколки впиваются в него насквозь.
— Вы всё знали и… молчали? Всё это время знали? — он ищет в глазах семьи поддержку, ожидает, что кто-то сейчас закричит: «Ага, попался!», и они все вместе посмеются над смешной шуткой. Кто-то скажет ему, что он всё не так понял. Только вот все молчат, пряча взгляды.
Ненависть рождается совсем резко и заполняет каждый уголок сознания.
— Как вы могли?
Голову кружит нарастающее понимание, что все эти годы жил, не зная истины, которая могла бы изменить всю его жизнь. Он жил бы сейчас совсем иначе, он мог бы всё исправить, а сейчас такая нужная когда-то правда вылезла совсем не вовремя, когда уже изменить ничего нельзя. Эмоции его одолевают, но он не хочет их показывать.
— Да скажите вы хоть что-нибудь! — тишина.
Эрен встаёт из-за стола. Ещё секунда в этой компании — и он проиграет буре, зародившейся в груди.
— Эрен, стой! — окликает отец, только он уже ничего не слышит. Уши будто бы заложило.
Прохладно. Вечером нет того тёплого зимнего солнца, что греет до самого захода. На заднем дворе сыро и темно. Лужайку и плетёные кресла со столом освещает только свет из окон и взошедшая луна. Ничего этого Эрен не замечает — просто падает на деревянную скамейку неподалёку и упирается локтями в колени, пряча лицо в холодных ладонях. Теперь можно.
Прошло четыре года. Что можно сделать за такое время? Жениться, завести детей, развестись, заново жениться. Многое, только Йегер не двигается с мёртвой точки. Каждый день просыпается с болезненной тоской и под маской абсолютной радости прячет любовь, разрушающую его изнутри. Любовь к тому, кого уже не вернуть.
Эрен часто представлял, что было бы, не будь он таким придурком и не натвори столько дерьма. Леви дождался бы, когда он окончит школу, и забрал к себе. Они бы снимали уютную квартирку из двух комнат, днём под незамысловатые сериалы учили конспекты, а ночью дарили себя друг другу без остатка. Так выглядела бы его идеальная жизнь, и она была возможна. Он ещё не всё потерял, когда забросал Аккермана оскорблениями и пожелал расстаться. Йегер жил все эти годы с пониманием, что самый дорогой человек его ненавидит, и уже почти научился с этим мириться, но, оказывается, все эти годы он жил с ложью. От близких людей.
Леви навещал его. Он беспокоился, а значит, не переставал любить. Даже после всего говна, что Эрен ему подкинул, всё равно любил. Качал права перед мамой, которая его терпеть не могла и винила во всех бедах? Это ж как надо было не бояться ничего, чтобы вступить с ней в перепалку? А Йегер злился на него, потому что тот так и ни разу не заглянул к нему, не написал. Понял потом вскоре, что он и не напишет, ведь сам прогнал его. Леви просто не обязан был после всего этого. Он мог его только ненавидеть, и был прав. Если бы только Эрен знал, если бы только знал! Шанс всё вернуть был. Аккерман его любил, и надо было броситься к нему, кричать, как он не прав. Но только если бы он знал…
Теперь уже поздно. Прошли годы, чувства давно остыли и, возможно, уже даже успели загореться по-новому, только к другому человеку. Слишком много дней осталось позади, чтобы пытаться что-то вернуть. Эрен теперь не сможет продолжать жить дальше, зная, какую возможность упустил. Он и раньше карал себя за убийство их отношений своими собственными руками, а сейчас и вовсе будет себя уничтожать за то, что у него ещё был шанс когда-то, но годы его отобрали.
Ему врали. Во-первых, говоря, что время лечит. Не лечит. Нет. Вообще никак. Во-вторых, глядя на его мучения от разлуки и продолжая скрывать правду. Все до единого они знали и только молча наблюдали, как от очередного мимолётного напоминания Эрен сдерживал слёзы. Леви никогда им не нравился. Какая замечательная возможность их навсегда разлучить и быть уверенными, что больше они никогда не сойдутся. Думали, что тогда все несчастья прекратятся? Для них — возможно. Он же будет страдать до последнего вздоха.
Эрен достаёт из кармана пачку сигарет и зажигалку. Он научился контролировать своего внутреннего демона и не идти на поводу у его желаний, но бросить курить не сможет уже никогда. Этакий компромисс. Зажав сигарету между зубов, Йегер чиркает зажигалкой, и оранжевый огонёк поджигает её кончик. Изо рта выходит тонкая струйка серого дыма, растворяясь в вечерней темноте.
— Если Карла узнает, что ты снова курил, то она убьёт тебя, — Зик со своей привычной шутливостью в голосе. Делает вид, будто бы ничего не произошло.
— Насрать, — цедит с безразличием.
Брат тяжело вздыхает и опускается рядом на влажную скамейку. Младший даже не смотрит в его сторону, пустым и слегка сердитым взглядом продолжает глядеть в одну точку на отцветшие розы и делать глубокие нервные затяжки.
— Давай поговорим, — просит Зик.
— Не хочу, — всё с тем же равнодушием, только теперь ещё и с ноткой раздражения.
— Как скажешь, — соглашается. — Угостишь?
Снова запускает руку в карман за пачкой, но уже с конкретной злобой. Небрежно пихает одну сигарету брату, а тот, хмыкнув, зажимает её в зубах и тянется к огоньку зажигалки.
— Ты, наверное, сейчас думаешь, какие родители плохие, врали тебе. Но ты ошибаешься, всё не так, — негромко говорит Зик, задумчиво вертя сигарету между пальцев.
— А как?! — выкрикивает Эрен. Из холодного равнодушия он резко переходит в полыхающую ярость и с каждой секундой возгорается всё сильнее. — Если бы они не молчали, всё сейчас было бы иначе! Всё! У меня тогда был шанс всё вернуть, если бы вы не умолчали! Почему вы так со мной поступили? Вы же знали, все до единого знали, как это для меня важно! Почему, ответь?!
Зик усмехается тому, что на контакт брат всё же идёт, а после быстро возвращает серьёзность лицу.
— Потому что Леви сам этого захотел.
Мужчина натыкается на взгляд младшего, полный недоумения.
— Рассказывай мне всё, — в приказом тоне требует Эрен.
В этом он ему не отказывает. За столько лет заслужил право знать.
— Он не хотел быть напоминанием тебе обо всех произошедших с тобой событиях. Считал, что он во всём виноват, всё по его вине так случилось. Что не уберёг, не смог убедить отказаться от той дряни. Решил, что нет смысла возвращать ваши отношения. После всего этого спокойно смотреть в глаза он бы тебе не смог.
Сначала Эрен горько усмехается, ведь узнает своего Леви. Решать за них двоих и быть уверенным, что так будет лучше Эрену, — это в его стиле. После накрывает тоска, пожирающая за мгновение. Становится до тошноты дурно, стоит только подумать, какие они два идиота. Эрен все эти годы был уверен, что Леви зол на него, а он же считал точно так же, только с точностью наоборот.
Аккерман считал себя виноватым? Поразительно, ведь виноват он только в том, что нагло забрал всю его любовь себе и не хочет возвращать. Живёт в его сердце уже который год, даже не думая съезжать. Его вина в том, что заставил в себя влюбиться. И больше ничего.
А Эрен идиот, потому что не может его выгнать. Пытался, и не один раз. Не выходит. Смириться, что самый любимый человек не хочет его видеть и знать, было намного легче, поэтому Йегер выбрал этот путь. Теперь точно жить, зная, как глупо они всё потеряли, он не сможет.
Истлевшая до самого фильтра сигарета выпадает из рук, роняя на землю пепел. Пальцы зарываются в волосы, и Эрен со всей силы сжимает их и сцепляет зубы, пытаясь себя сдержать. Он очень хочет засмеяться из-за абсурдности и закричать от страшной боли. Позволяет себе только тихонько шмыгнуть носом. Резинка слетает с волос, и те спадают волнистыми прядями на лицо, пряча скатившуюся по щеке слезу. Он устал терпеть.
— Я люблю его. Так сильно люблю. Всё ещё, до сих пор люблю, очень люблю, — лихорадочно бормочет Йегер. — Люблю…
— Вам поговорить надо, — твёрдо говорит Зик, жёстко притягивая одной рукой брата за плечи и ободряюще похлопывая.
— Четыре года прошло, Зик, — звучит как приговор.
— И что? — для него это не аргумент. — Думаешь, время способно убить такое сильное чувство, как любовь?
Время, может, и нет, а слова и поступки — вполне. За эти четыре года Леви мог осознать, как всё-таки тяготили его эти отношения и были его большой ошибкой; какой Йегер мудак, и какое счастье, что он смог от него отвязаться. Слишком поздно что-то теперь возвращать.
— Её могла затмить другая, новая любовь, — рассуждает Эрен с горечью. Он уже давно смирился, что его любимый теперь наверняка просыпается в чужих объятиях.
— Эрен! — взывает Зик. — В последнюю нашу с ним встречу его глаза так полыхали от любви к тебе, что я и не представляю, что может загореться пламя сильнее этого.
О да, Эрен знает этот взгляд. Он его хорошо помнит, потому что въелся в сердце, потому что такое не забывается. Невозможно забыть, как полными обожания глазами на тебя смотрят, без слова говоря, что ты — центр чей-то вселенной, весь мир, счастье и повод улыбаться чаще.
— Столько лет прошло… — Йегер боится. Хоть и смирился, столкнуться с правдой лицом к лицу он не готов.
— Даже если ничего не получится, разве тебе не станет легче от того, что ты хотя бы попытался? — брат не отступает от своей идеи, настойчиво уговаривая, да и Эрен уже почти согласен, только, как обычно, всегда есть «но».
— Я пытался его найти пару лет назад, а он словно перестал существовать…
Эрен бы всё отдал, чтобы наконец-то почувствовать столь долгожданное безразличие. Спасительное равнодушие на душе, сменившее тоску и неубиваемую привязанность, сжигающую дотла. Всё никак. Из года в год горечь потери только разрасталась, и даже в городе, где живёт почти четыре миллиона человек, он ощущал одиночество. Сердце требовало только его одного, Леви. И Йегер тогда не сдержался, бросился искать и был бы рад услышать из его уст даже то, какое он ничтожество. Искал, но не нашёл. В старом доме Аккерманов теперь поселились какие-то чужаки, а они сами увезли с собой весь его уют куда-то в новое место. Соцсети молчали, разочаровывая результатами поиска, словно никогда и не слышали ни про какого Леви. Он исчез. И тогда Эрен окончательно убедился в том, что он в этом мире один. Он и ещё миллиарды безликих теней.
— Тогда найди того, для кого он ещё существует, — у Зика найдётся решение любой проблемы, только его брат не до конца догоняет, о чём говорит его непонимающий взгляд. Зик на это только мягко улыбается, хлопает Эрена по плечу, избавляется от окурка и скрывается за дверью дома.
Увядшие розы на клумбе снова получают его внимание, только на сей раз взгляд на них не пустой с бурлящей в нём болью, а полный надежды, рассуждающий. Сначала слова брата до него не доходят, но он чётко понимает, что того, о ком сказал Зик, найти он обязан, однако после, словно выстрелом в голову, всё понимает, и даже имя этого человека всплывает в памяти. Эрен быстро выдёргивает из кармана телефон и вбивает вспомнившееся имя в поисковик фейсбука.
Аккаунт на имя Ханджи Зоэ всплывает всего один.
«Здравствуй, Ханджи. Надеюсь, ты меня ещё помнишь. Я бы хотел поговорить с тобой кое о чём очень важном. Если ты в городе, можно ли с тобой встретиться? Желательно как можно скорее.»
Эрен правда надеется, что Зоэ не забыла, кто он такой, сохранила добродушие, которое было при их последнем разговоре, и не откажет во встрече. А ещё ответит в ближайшее время, а не несколько недель спустя. Изучая её профиль, Йегер понимает, что она вообще не изменилась. Ни внешне, ни, кажется, внутренне. А ещё, судя по фото, она действительно никуда не переезжала, хотя, возвращаясь к родителям из Лос-Анджелеса на летние каникулы, Эрен с ней ни разу не пересекался.
Холодно. На улицу он вылетел в одной футболке и, как только сейчас заметил, домашних тапочках. Рождество в родных краях хоть и никогда не бывает холодным, всё же зимний вечер себя оправдывает. Поежившись, Эрен поднимается со скамейки. Лицо возвращает он себе достаточно быстро. Тем более в груди теперь трепещет надежда. Маленькая, но надежда. Йегер собирает волосы обратно в пучок и уже хочет вернуться в дом, как телефон совершенно неожиданно оживает.
«Тебя-то забудешь!
Я даже знаю, о чём ты хочешь поговорить
А точнее о ком)
Я завтра свободна до обеда, если хочешь, можем встретиться в кофейне на Джей-стрит
Часов в 10 тебя устроит?»
Вот уж не думал, что она ответит так скоро и назначит встречу уже на завтрашнее утро. А ещё догадливость её поражает. Впрочем, это ясно как день. По иному поводу встретиться он бы с ней не захотел, и Ханджи это хорошо понимает.
«Да, устроит, спасибо большое!»
«Тогда до завтра :)»
Вставать так рано на утро после сочельника и после первой ночи не в общаге Эрен совсем не планировал, но он понимает, что от этой встречи зависит его жизнь. Его аж потряхивает от нетерпения скорее сорваться в ту кофейню на Джей-стрит. Он заводит сразу два будильника, а утром подскакивает аж на полтора часа раньше, чем должен прозвонить первый из них.
Расписание и маршруты местных автобусов успевают позабыться, поэтому Йегер не меньше пятнадцати минут шарится по сайтам в интернете в поиске информации. И как назло, ни одного человека вокруг, чтобы поинтересоваться, однако, вроде как нужный ему автобус приходит полный под завязку. Какие у них у всех могут быть дела? Ах да, Рождество не оставит улицы без суеты даже в сам праздник.
Добирается без происшествий и даже, кажется, прямо к нужному месту. В этой кофейне Эрен бывает впервые. Хотя чего уж, раньше он как-то вообще не был любителем по кафе разгуливать. Либо времени не было, либо всегда отдавал предпочтение посиделкам дома с друзьями, держа номер любимой доставки всегда под рукой. Почему Ханджи решила выбрать именно эту кофейню — неизвестно. Разбираться в этом вопросе Йегер не собирается, но для виду, заняв место у окна, заказывает сладкий раф. Меню переполнено различными десертами с весьма вкусными названиями, только и они аппетита не вызывают. Как-то не настроен он на еду. Нервишки шалят.
Местечко, кажется, популярное. Уже сейчас тут достаточно много народу, а официанты в спешке лавируют между столами с подносами. Болтовня посетителей сливается в монотонный бубнеж, что изредка разбавляет чей-то смех, а дополняют это всё рождественские мелодии, льющиеся из колонок. Атмосфера в кафе пропитана праздником. Даже в этом тесном помещении нашлось местечко для рождественской ёлки, а все окна укутаны мерцающими жёлтым светом огоньками. Мишура, игрушки, веселье… Только для Эрена этот день уже давно не просто Рождество.
— Какой задумчивый взгляд. — Ханджи появляется внезапно, вырывая из мыслей. Бросает сумку на диванчик и садится напротив.
— У него сегодня день рождения, — с теплом и нескрываемой грустью звучит ей в ответ.
Йегер отводит взгляд от сияющего окна, оглядывая собеседницу. Ханджи действительно ничуть не изменилась. В её взгляде зарождается едва уловимая печаль, а Эрен даже подумать не мог, что ей такое свойственно. Она же сама это понимает и, не угнетая момент, тут же переводит тему:
— Раньше был загляденье, а сейчас просто красавчик! Хорош, Эрен, хорош! — восторженно лопочет Зоэ.
На её комплимент он не может ответить «спасибо», только смущается немного, делает глоток кофе, а Ханджи уже ловит официантку, отвешивая ей заказ на кофе и сэндвич. Когда девушка улетает в сторону кухни с очередным заказом, за их столиком образуется тишина. Молчание переполняется неловкостью. Они и раньше-то были знакомы, считай, условно, а сейчас такое ощущение, что перед ним сидит совершенно незнакомый человек. К ней у Эрена достаточно много вопросов, только он продолжает молчать, оттягивая момент, потому что боится. Йегер не знает, куда себя деть от неловкости, и глуповато обводит взглядом всё подряд, пока не натыкается на покоцанное кольцо на безымянном женском пальце.
— Ты вышла замуж? — тут же назревает вопрос.
Ханджи самодовольно улыбается.
— Если бы. У Смита яиц хватило только предложение сделать, а официально расписаться уже третий год пытаемся.
Смит? Знакомая фамилия. Шестерёнки в голове Эрена начинают бешено вертеться, пока не всплывает образ здоровенного белобрысого друга Леви с холёной рожей. И вот тут Йегер правда удивляется, потому что союз чудаковатой дамочки и Капитана Америки больше похож на какую-то шутку. Однако Ханджи выглядит абсолютно счастливой. Ей можно только позавидовать.
— Ничего себе, — поражённо выдаёт Эрен.
— Ты не подумай, с яйцами у него всё нормально, я шучу, просто не до этого всё, — принимается она оправдываться, посмеиваясь. — Сначала учёбу нужно было закончить, с квартирой разобраться, на работу устроиться, — перечисляет Ханджи будничным тоном, и резко меняется в голосе, говоря жёстче и увереннее: — Но тебя ведь не наши дела интересуют…
У Эрена не хватит смелости сказать, что она права, но абсолютно так и есть, и она это понимает. Отчего-то Зоэ тоже не решается поднять тему, из-за которой они встретились, только оба больше не видят смысла тянуть. Официантка опускает на стол заказ, но Ханджи даже не обращает внимания.
— Дело в том, что мы тоже уже давно перестали быть близкими…
На этой фразе у Йегера рушатся все его надежды или даже целый мир, потому что в Зоэ он видел единственную возможность заполучить шанс что-то исправить. Уже успев отчаяться, Ханджи вдруг продолжает говорить, а Эрен внимательно слушает каждое слово:
— После выпускного мы ещё хорошо общались, виделись почти каждый день, мы с Эрвином не давали ему киснуть. Он очень переживал из-за всего, — она мнётся, делая небольшую паузу, — из-за всего, что с тобой случилось…
Значит, всё правда. Леви беспокоился за него, из-за их расставания. Боже, если бы только всё можно было вернуть.
— Потом он уехал в другой город, а мы остались…
— Куда? Какой город?! — Эрен резко перебивает её, отчего Ханджи аж вздрагивает, а после усмехается его нетерпеливости. А может, и нетерпеливость это вовсе.
— Нью-Йорк.
Ослышался, вероятно. Не мог же Леви уехать на другой конец страны? Это ведь так далеко от Калифорнии. Невозможно далеко. Неужели он настолько сильно хотел исключить все возможные варианты их случайной встречи, что переехал не просто в другой город, а в штат за много тысяч километров? Да, их расставание больно ударило не только по Йегеру.
— Продал свой байк, чтобы хватило на первое время, пока обустраивается, а через год он перевёз туда и мать, и больше мы не виделись. Леви всё обещал к нам приехать, но вот уже три года прошло, — Зоэ печально вздыхает. — Мы общались по интернету. Сначала переписывались каждый день, потом раз в неделю, а после всё дошло до того, что задавали пару вопросов по типу «как дела?» и «что нового?» и снова замолкали на месяц. Уже полгода мы не разговаривали вообще.
— Ч-что случилось? — сердце Эрена пропускает удар, а по телу пробегает дрожь. В голове рисуются ужасные предположения.
— Да ничего, — вздыхает Зоэ. — Ушёл в себя, в учёбу, работу. В конце концов… Мы взрослеем, наша жизнь меняется, и когда-нибудь пути всё равно бы разошлись. Все мы однажды станем чужими.
Эрен с ней не может поспорить, оттого и грустно. Она ведь абсолютно права. Жизнь не стоит на месте, и день, когда окончательно оборвётся нить, связующая чьи-то, казалось бы, крепкие отношения, обязательно настанет, и нет разницы, что именно её оборвёт. Расстояние, смерть, время или новые отношения. Только Йегер не хочет, он боится этого больше всего на свете. Не хочет расходиться, не хочет становиться чужими. А если их нить уже окончательно разорвана, не хочет забывать. Он будет бережно хранить в себе с теплом все их воспоминания, каждый прожитый вместе момент. Потому что Эрен любит Леви. И это не изменит ничто.
А Ханджи ему правда жалко. Он помнит, как Аккерман рассказывал об их дружбе, взаимных подколах, совместных участиях в мотокроссах, как однажды у его мотоцикла навернулся двигатель, Леви ломал голову полчаса, а бойкая подруга разрешила проблему за минуту. Жаловался постоянно, в какие беды постоянно заносит её задницу, но ни разу её за это не упрекнул. Они были отличными друзьями. Эрену вот повезло чуть больше. Все его друзья переехали с ним в Лос-Анджелес, только выбрали разные университеты. Армин ютится в общежитии своего универа, где с отличием учится на географическом факультете. Конни съехался со своей подругой Сашей, а Микаса с Жаном живут все эти годы душа в душу на съемной квартире. Все они видятся минимум раз в неделю, часто гуляют и иногда даже, вспоминая былые времена, собираются у кого-нибудь за просмотром фильма с пиццей и китайской едой. Кажется, только они и не дали ещё сойти ему с ума.
— Ханджи, я должен с ним увидеться, — совсем отчаянно, с мольбой. Это крик о помощи.
— Почему ты так внезапно опомнился? — интересуется она, недоумевающе выгнув бровь. Зоэ наконец-то притрагивается к почти остывшему кофе. — Столько лет прошло, — она не осуждает, просто очень хочет понять, что держало его все эти годы.
— Я не знал! — оправдывая, но, кажется, не перед ней, а перед самим собой. — Я был уверен, что он меня ненавидит, не хочет видеть…
— А сейчас тебя он видеть действительно не хочет, — звучит, как предупреждение.
Эрен не собирается уточнять, с чего она так решила. Сам всё понимает. Для Леви он теперь лишь призрак прошлого, и мало кто захочет встречаться с ними лицом к лицу.
— Он для себя чётко решил забыть тебя. Не думаю, что он будет в восторге спустя столько стараний снова увидеть тебя, — всё же поясняет Зоэ.
— И что, получилось? — горькая усмешка.
— А вот этого не знаю, — Ханджи пожимает плечами и делает небольшой глоток кофе. — Мы с тех пор тебя ни разу не обсуждали и даже имя твоё не произносили, — какая похожая ситуация.
— У него кто-то есть?..
Зоэ вздыхает который раз за эти полчаса.
— Нет, либо же он не посчитал нужным мне это сообщить.
Не очень обнадёживает, особенно учитывая, что с Ханджи они не общаются уже, как выяснилось, с начала лета. Может, окончательно решил переступить порог новой жизни. Новый город, новые друзья, новые отношения…
— У меня вообще шанса больше нет? — Эрен почти готов сломаться. И уже не первый раз.
Выражения лица Ханджи совсем не радует.
— Ты правильно решил, что говорить нужно вживую. Не телефонный это разговор, а с его упёртостью нужно загонять в угол и не оставлять выбора. Эрен, я была бы рада вас помирить. Я видела, как он мучился. Но я абсолютно не уверена, что он захочет заново пустить тебя в свою жизнь. Сам понимаешь…
Ответ не самый воодушевляющий, только кроется в нём намёк, что крохотный шанс у него всё же есть. Даже если бы возможность его успеха была равна всего одному проценту, Эрен бы всё равно попытался. Даже если бы была равна нулю, попытался.
— Я его люблю…
Зоэ окидывает его сочувствующим взглядом. Он чувствует её желание помочь, однако и сам понимает, что все его усилия могут быть не только бессмысленными, но и сделать ещё хуже. Пока Эрен полными грусти глазами пялится на кофейную гладь в белоснежной чашке, словно пытаясь найти в ней ответы, Ханджи ныряет в свою сумку и вынимает потрёпанный, полный закладок и почти не имеющий чистых страниц блокнот. Она жертвует одним из последних листов, что-то быстро шкрябает на нём погрызанной ручкой и протягивает Йегеру.
— Что это? Психологический центр? — безучастно усмехается Эрен, бросив косой взгляд на какой-то криво написанный адрес.
— Новое местожительство твоего ненаглядного.
Вмиг бумажка перестаёт быть такой скучной, Йегер впивается в неё, как в самое ценное сокровище, и несколько раз подряд перечитывает корявые буквы.
— Ханджи… спасибо… — говорит с трудом.
— Да ладно тебе, — отмахивает она.
Эрен уже не слышит, роется в кармане, после чего бросает на стол двухдолларовую купюру и поднимается на ноги.
— Спасибо! Ты лучшая! Спасибо огромное! — ещё раз благодарит Йегер на выходе и пулей уносится из кафе, так и не увидев её довольной ухмылки.
Когда Эрен уходил, его семейство ещё спало, а сейчас, врываясь в дом на всех скоростях, на разложенном диване видит своего брата с женой, ещё немного помятых после сна, но вполне бодрых. Зик его появлению с улицы удивляется.
— Ты где шастал с утра пораньше? — интересуется он, а Эрен тем временем уже впопыхах, не снимая верхней одежды, хватает с журнального столика ноутбук и втискивается на диван между супругами.
— Я виделся с подругой Леви. У меня теперь есть его новый адрес, — быстро отвечает на вопрос, уже вбивая в поисковик авиабилеты до Нью-Йорка.
— Да ладно? Уже? — тут Зик удивляется ещё сильнее. — Дай посмотреть.
Эрен, не отрывая взгляд от экрана, суёт руку в карман тренча и пихает ему записку от Ханджи. Зик, прищурившись, вчитывается в слова, а после выдаёт:
— Это же в Нью-Йорке, Бруклин. Ничего себе его занесло! — Он ещё раз задумчиво читает адрес и обращается уже к Пик: — Там же Порко недалеко живёт. Помнишь, когда мы его навещали, там в паре кварталов?
— Помню, чуть не заблудились тогда, — посмеивается девушка.
В разговор супругов Эрен не вслушивается, максимально сосредоточенно ищет нужную ему информацию и расстраивается, когда находит.
— Чёрт, следующий рейс, где ещё остались свободные места, только первого января… Сколько-сколько за билет?!
— Ну а чего ты в праздники хотел? — спрашивает Зик, намекая, что поводов для недоумения тут нет. Сам же заглядывает в ноутбук через плечо младшего и хочет забрать свои слова назад, видя цены на билеты.
— Вот блин! — раздосадовано ругается Эрен.
— Покупай.
— А?
Он бы не позволил каким-то дурацким ценникам помешать его затее, когда всё только начало получаться, но слушать от брата это с такой уверенностью Эрен не ожидал. У него ведь попросту нет таких денег сейчас.
— Зик…
— Хватит тебе уже убиваться, поезжай к нему. Я всё оплачу.
Объятия — это пока что всё, чем может отплатить Эрен своему брату за доброту, потому обнимает его как можно крепче, тихо бормоча слова благодарности.
С родителями приходится помириться. Тем более Йегер уже осознаёт, что тогда всем решением умолчать казалось правильным. Мать в шоке от новости, что на днях её любимый сын один собирается рвануть на другой конец страны в огромный незнакомый город. Не отговаривает только из чувства вины. А Эрен переходит в режим ожидания. Он ждал больше четырёх лет, и на фоне прошедшего времени одна неделя кажется крошечной.
В этом году праздники проходят, кажется, как-то ярче. Подаркам Эрен радуется сильнее и сам дарит с большим удовольствием, индейка намного вкуснее, чем в предыдущие года, а фейерверки на улице взрываются громче и красочнее. Или, может, у него просто наконец-то упал камень с души, с которым он уже привык жить. Собственно, отвыкать и не приходится, потому что в день вылета Йегер снова просыпается с тяжкой ношей, набравшей парочку килограммчиков точно. Он полон решимости и страха.
Зик договаривается со своим другом из Нью-Йорка, чтобы тот на пару дней приютил у себя Эрена. Тот согласился без лишних вопросов, но в аэропорту тот самый Порко встречает его с край недовольной рожей, отчего Йегеру становится жутко неуютно, а после он понимает, что сам бы не был в восторге тащиться в два часа ночи встречать братца своего товарища.
Дома всего одиннадцать часов вечера, однако в сон клонит жутко. Возможно, из-за того, что нагляделся на сонного друга Зика, или день выдался очень насыщенным. Честно, Эрен ощущает, что он занимается какими-то глупостями. Едет неизвестно куда и неизвестно зачем. Если мыслить трезвой головой, то его поступок совершенно безбашенный. Вдруг резко сорваться в другой штат к человеку, который про него уже, возможно, и думать забыл. Всё настолько ненадёжно, что Йегер уже сам не уверен, не творит ли он ерунду. Зависит всё исключительно от достоверности слов Ханджи. Она могла что-то напутать и вместо адреса Леви дать адрес какой-нибудь сестры своей двоюродной бабушки, или Аккерман за эти полгода успел уже переехать, а может быть, она и вовсе решила отомстить ему за ублюдское поведение с её дорогим другом и отправить покататься по стране. Короче говоря, в действиях своих Эрен абсолютно не уверен. Но даже если вся эта затея кончится абсолютным провалом, ему будет легче от мысли, что он хотя бы попытался.
Нью-Йорк огромен. Это Эрен понимает, наблюдая его через окно переднего пассажирского места. Даже сейчас, ночью, улицы заполнены людьми, а на дорогах полно машин. Город не спит, а только просыпается. Есть в нём некий шарм, который Йегер улавливает с первых минут, и кроется он в людях, в бесконечной суматохе, что они создают. Здесь легко можно заблудиться, но он не боится потеряться. Он боится, что потеряется здесь для Леви.
По дороге они умудряются поболтать с Порко. Он оказывается не таким плохим парнем и извиняется за кислую мину — совсем не высыпается. Мельком интересуется, по какому поводу в Нью-Йорке, а Эрен сухо отвечает: «Ищу кое-кого». Больше разговорами друг друга они не достают.
Квартирка у Порко поистине холостяцкая. Маленькая, захламлённая, но вполне уютная. Хозяин впихивает ему запасную связку ключей, сердечно просит нигде не просрать и падает на кровать, отрубаясь прямо в одежде. Эрену достаётся весь диван. Только сможет ли он уснуть?
В кармане лежит бережно свёрнутый вдвое листок. Йегер вынимает его, разворачивая не дыша. Он перечитывал надпись на нём десятки, а может, уже и сотни раз. И сейчас перечитывает снова. Корявые буквы Эрен переписывает в навигатор в телефоне и… Невозможно.
Три километра. Их разделяют всего три жалких километра. Тридцать минут пешей ходьбы. Леви от него так близко. Спит сейчас в своей постели, видит сны и ничего не подозревает. А может, не спит — смотрит какой-нибудь скучный фильм по телевизору, потому что бессонница не отпускает даже спустя годы. А может, и ничего из этого.
Как теперь усидеть на месте, когда он настолько близко? Совсем-совсем рядом? Кажется, утра дождаться будет теперь сложнее всего. Хотя, нет. Сложнее всего будет посмотреть в его глаза, особенно если в них засядет безразличие. Холодное безразличие, что станет для него смертельным. Эрен не может быть уверенным, что опустит руки после этого, но очень хочет заставить себя смириться, если вдруг окажется, что Леви уже счастлив без него. Лишить этого он не сможет. Всё-таки Йегер не эгоист. По крайней мере, для этого человека.
У него есть чёткий план. Может, всё же не такой чёткий, только если всё будет так, как он видит у себя в голове, план можно назвать чётким. Поинтересоваться, кем работает Леви, или хотя бы на кого выучился, чтобы яснее понимать, чего ожидать, Эрен у Ханджи не додумался. Отчего-то был уверен, что скоро сам задаст ему лично все интересующие вопросы. Выходной у него сегодня, во сколько уходит на работу, если нет, и во сколько возвращается, — Йегер не знает ничего. Для этого решает пойти к нему прям с самого утра. Часов в шесть. А если промахнётся, то вернётся вечером. Просидит до ночи, и если всё равно не выловит, то пойдёт собирать информацию у соседей. Эрен даже представляет, как будет врать, что он курьер с заказной посылкой, чтобы не донесли ему, как какой-то странный парень вынюхивал о нём информацию. Пусть лучше думает, кто и что мог ему отправить, чем с настороженностью размышляет, что за придурок с очень подозрительным описанием его разыскивал.
Эрен роется в немногочисленном багаже в поиске самой своей тёплой одежды. Нью-Йорк по климату неожиданно сильно отличается от родных краёв с западного побережья страны. В Калифорнии все зимы он проводил спокойно в толстовках и изредка утеплялся легкой ветровкой. Взглянув на местных жителей в пальто, шапках и укутанных шарфами, Йегер аж слегка растерялся. Кажется, по пути он даже видел снег. Из всего тёплого у него находится только свитер и плащ. Телефон с прогнозом погоды подсказывает, что в минус один не особо это всё спасёт. Только вот вопрос — волнует ли его это?
Большинство жителей ещё нежатся в постели. Те ранние пташки, что уже не спят — хоть и до сих пор имеют забавное заспанное выражение лиц, которое жители мегаполиса каждое утро традиционно прячут за чашкой эспрессо — спешат на работу, нарезают круги в спортивках по центральному парку или гуляют со своими псами. Но кое-кто даже не ложился.
Выскакивая на улицу, Эрен совершенно теряется. В руках у него навигатор, тщательно контролирующий, чтобы горе-романтик не затерялся на улицах незнакомого города, но Йегер чувствует, что даже если его поведут за руку, он потеряется. Его трясёт, а точнее даже колотит. Не стоит пояснять, как долбится сердце, находясь в паре минут от человека, о котором с болью вспоминал каждую ночь больше четырёх лет. Сумасшедший стук будет слышен и глухому. Эрен и не представляет, что говорить и чего ожидать. Он будет благодарен даже за простую возможность увидеть его ещё раз.
Подумать только. Ещё пару недель назад Эрен был разбит и всё так же уверен, что несколько лет назад допустил неисправимую ошибку, а сейчас шагает по тротуару гигантского Нью-Йорк к нему, самой своей большой мечте, о чьих губах не перестаёт мечтать ни на секунду, к Леви. Эрена потряхивает, и не от холода. Почему-то с каждым пройденным шагом становится всё теплее, будто его тепло ощущается даже через расстояние. А трясёт от страха. От дурацкого страха. Прилететь за тысячи километров Йегер ни разу не побоялся, а стоит представить его лицо — ужас сковывает.
Настигает желание сбежать, когда навигатор сообщает о конце пути. Перед ним небольшой кирпичный дом в три этажа, и глядя на него, Эрен правда хочет сесть на самолёт и сбежать обратно в свою общажную комнатку в Лос-Анджелесе, прячась от всех бед. В этот же момент его сжирает и нетерпение. Леви будто бы дорогой подарок, что обещали ему много лет подарить родители, и вот наконец он прознал, что именно он хранится в коробке на чердаке в яркой обёртке, ожидая нужного дня. Но его подарок с характером. Быть выставленным за порог он не боится и уже пересечься с ним взглядом тоже не страшно. Эрен почти признаётся, что страшит его на самом деле, но отказывается верить, что это может быть правдой, ведь станет жуткой несправедливостью.
Раз. Два. Три. Йегер отсчитывает каждую пройденную ступеньку, ведущую его всё ближе к заветной двери. Такое ощущение, что к концу пути у него отвалятся ноги, потому что уже они кажутся ему ватными. Коридор третьего этажа многоквартирного дома для него бесконечен. Пытается отсчитать нужную квартиру, и цифры вдруг забываются. Как же он боится…
Может, Эрен давно сошёл с ума и сейчас уже который год гниёт в комнате с мягкими стенами? Наверняка это всё его измученное сознание издевается над ним, рисуя перед глазами сказку. Пытается затупить всю боль, огораживая от внешнего вида красивой историей, и по такой логике его должен ожидать хороший конец, обязательно. Он не верит, что наяву. До его понимания будто бы пытаются достучаться снаружи, сказать, что он сбрендил. Либо же так, либо Эрен до сих пор лежит в наркотическом трипе на драном диване очередного притона.
Вот она, дверь его квартиры, всего-то третья от начала коридора, но кажется, что шёл к ней вечность; к этой двери он проделал путь в четыре тысячи километров и более четырёх лет убийственного одиночества, заставившего осознать многое. «Ещё не поздно свалить обратно», — нашёптывает ему кто-то невидимый на ухо, но будь он проклят, если поведётся. Йегер ждал этого, жил ради ещё одной встречи. Он не отступит.
От нажатия на кнопку дверного звонка внутри квартиры разносится трель. По мозгам бьёт как током этот звук, ведь он — ещё один крохотный, зато последний шаг к их встрече. Первая попытка достать обитателя квартиры была осторожной, боязливой, но когда после звонка долгое время не доносится больше никаких звуков, Эрен жмёт на кнопку более настойчиво. Успевает уже на секунду запаниковать, но шорох по ту сторону двери и скрежет замка возвращают к жизни.
Если кто-то по-прежнему шутит, то это всё-таки его больная голова. Ханджи точно не обманула, потому что Леви стоит перед ним. Совсем такой, каким Эрен его запомнил. Образ, с нежностью хранимый в истерзанном сердце, не поменяло время. Только металлическое колечко из мочки уха пропало — это Йегер замечает сразу. Разглядывает он его придирчиво, не упускает ни малейшую деталь и старается плотно отложить в сознании всё, боясь, что сейчас моргнёт и снова потеряет. Аккерман сонный, ещё не до конца разлепил глаза, а волосы забавно стоят дыбом на правой стороне, на которой, вероятно, он и спал, и не сразу Эрену становится стыдно за то, что поднял его.
— Вы, вообще, видели время?! — возмущается Леви, потирая глаза, чтобы прогнать остатки сна и разглядеть незваного утреннего визитёра.
А Эрен всё глубже проваливается во что-то вязкое и непонятное. Не может пошевелиться вообще, ведь утянуло уже по шею. И он понимает, что топит его Леви своей ледяной сталью. А голос его… Тоже остался неизменен, и именно поэтому накрывает ещё круче, ведь снова слышит его, такой родной и любимый.
— Леви…
Вся сонливость с лица сходит за одно крохотное мгновение. Потому что, хоть Эрен и сильно изменился, вымахав ещё на голову выше и раздавшись в плечах, отрастил «гриву», как обозвал его отросшие по плечи волосы Зик, и даже тембр его голоса стал ниже и теперь звучит глубже, сама интонация, с которой он произнёс его имя, осталась такой же трепетной и трогательно замирающей, как и у шестнадцатилетнего впервые влюблённого мальчишки. Леви врезается в него взглядом, а после моргает пару раз, будто пытаясь отогнать причудившегося монстра, но это чудище продолжает стоять на пороге его квартиры. Йегеру впервые доводится увидеть в его глазах страх.
— Нет… — растеряно бормочет Аккерман. — Какого чёрта?..
А Эрен расплывается в ужасно довольной улыбке. Нашёл.
— Привет, — произносит одними губами. Рожу аж косит от восторга.
Но Леви не разделяет его радости.
— Привет? — переспрашивает, будто не расслышал, но у него всё прекрасно со слухом. Просто до того нелепо сейчас звучит его «привет», что даже не верится в то, что Йегер действительно смог ляпнуть такую херню. — Привет, блять? — Аккерман скалится от злости. Его рука с силой сжимается на дверной ручке. А страх в глазах не исчезает.
Эрен не собирается косить под дурачка и делать вид, что всё в порядке, когда самого переполняет смесь чего-то непонятного. Да и он вообще не уверен, точно ли ему сейчас не зарядят по морде этой самой дверью.
— Я поговорить приехал, — скорее говорит Йегер, пока лицо ещё целое.
— Как ты нашёл меня, мать твою? — почти перебивает Леви грозно.
В ответ он получает ухмылку, и не то чтобы Эрен рад такому вопросу. Просто радуется, что с ним до сих пор идут на контакт, а не погнали отсюда ссаными тряпками сразу.
— Ханджи тебя сдала, — всё же отвечает он. Оскал Аккермана с каждой секундой становится всё более устрашающим. Испытывать судьбу совсем не хочется.
Леви отводит взгляд в пол. Дышит рвано, но всеми силами пытается успокоиться. Он раскрывает рот и сразу же закрывает, передумав что-то говорить. Вероятно, подступило желание покрыть матом школьную подругу за такую подлость, а вместе с ней и придурка, прискакавшего к нему на порог спустя херову кучу времени, однако, видимо, понимает, что это уже не имеет смысла, раз этот придурок всё-таки уже стоит здесь.
— Уходи, — едва слышно.
Это заставляет потеряться ненадолго и испугаться вместе с тем, только Эрен не для того столько терпел и ехал в такую даль, чтобы просто уйти после первой попытки Аккермана выгнать его отсюда. Решимость и чёткая цель вернуть свою драгоценность обратно не позволят так просто сбежать, поджав хвост. Уверенность он возвращает себе быстро.
— Не уйду, — твёрдо произносит, давая понять серьёзность намерений.
— Уходи, Йегер, немедленно, — повторяет он, но теперь более внушительно.
— Нет.
Его настойчивость сбивает Леви с толку. Видимо, уже и позабыл, какой занозой в заднице Йегер может быть. В голове всё вертится волчком, эта утренняя встреча в принципе стала слишком большой неожиданностью, и мозг пока не способен всё переварить. Причём у обоих. И пока Аккерман думает, как бы вышвырнуть отсюда обнаглевшего засранца, тот сам решает поскорее действовать, чтобы Леви не успел додуматься просто прописать с локтя по наглой роже.
— Я отсюда ни на шаг не уйду, пока мы не поговорим, — звучит, как угроза, и Аккерман давит насмешливую улыбку, а после сразу же возвращает лицу сердитость.
— А что ж тебе так приспичило? Подождал бы ещё лет десять, Йегер, — язвит он.
— Да я!.. — вскрикивает Эрен, но тут же понимает, что поддаваться эмоциям и повышать голос в этой ситуации — не лучшее решение. — Я все эти годы с ума по тебе сходил.
— Чего ж прискакал тогда? Страдал бы дальше! — Леви огрызается в очередной раз и на этом старается показать, что продолжать разговор не намерен.
— Я не знал! — вопит Эрен так, что его голос разносится по всему этажу. — Я думал, что ты меня видеть не хочешь! Думал, что ты считаешь меня мудаком! Что ты меня ненавидишь!
Леви выдерживает убийственно долгое молчание, на самом деле продлившееся всего пару секунд, но из-за его пронзительного взгляда эта пытка растягивается будто бы на часы.
— А с чего ты взял, что сейчас что-то поменялось?
Теперь эту молчаливую паузу выдерживает Эрен, испуганно пытаясь найти на его лице хоть какой-то намёк на хорошо скрываемую ложь, да только либо маска холодности слишком натуральная, либо нет здесь никакого вранья.
— Ты меня любишь, — не спрашивает, а утверждает. Неуверенно только отчего-то.
Какая-то неуместная здесь ухмылка следует после.
— Всё не можешь вырасти из старшей школы, да, Йегер? — насмешливо. — Будешь до сих пор считать эту школьную влюблённость чем-то серьёзным? Неужели для тебя эти лобызания в туалетных кабинках на переменах всё ещё так важны?
Смотря на него, Эрен понимает, что этим Леви хочет сказать. А точнее не хочет, а говорит прямо: «Ты жалок». И это всё часть расплаты за все его грехи. Аккерман просто платит ему той же монетой.
— Важны. И ты важен. И я тебе важен. Потому что мы всё ещё друг друга любим. Не смей это отрицать, — Йегер не собирается вестись на провокации.
Аккерман тяжело вздыхает и устало потирает переносицу, всем видом показывая, каким глупым ребенком считает оболтуса на пороге своего дома.
— Эрен, мой тебе совет, повзрослей уже, ладно? Ахуительно мило с твоей стороны было выпытывать через знакомых мой новый адрес и тащиться сюда через всю страну, чтобы что-то мне доказать, только очень по-детски и бессмысленно, — Леви старается говорить чётко и вразумительно, и действительно, голос даже не вздрагивает, словно он и правда верит в то, что говорит. — Всё, не еби мне мозги. Поезжай домой и хорошо проведи каникулы. Удачи тебе.
Он решительно закрывает дверь, но не успевает захлопнуть до конца. В руку очень крепкой хваткой впивается ладонь. Йегер дёргает его на себя, вытаскивая из квартиры в коридоры прямо в домашних носках, и всё так же резко прижимает к стене, даже не обращая внимания на глухой стук головы об бетонную стену. Унизить его у Леви не получилось, только завести ещё больше своим наигранным безразличием.
— А мне кажется, что из нас двоих как ребёнок ведешь себя ты, — голос у Эрена резко становится хриплым, нагоняя ещё больше чего-то устрашающего. Он завёлся, и остановить теперь будет трудно. Леви перестарался, корча из себя взрослого.
— Пусти, — просит спокойно.
— Перестань делать вид, что тебе наплевать! — его просьбу Йегер пропускает мимо ушей. — Я знаю, ты переживал за меня и винил во всём себя, навещал, когда я был в коме, а потом просто исчез! Не хотел быть для меня напоминанием, блять?
— Ты сам меня бросил! — Аккерман отвечает, едва он успевает договорить. — Что я должен был ещё сделать, если ты ткнул меня рожей в грязь и сказал проваливать? Нужно было ещё за тобой побегать, чтобы снова услышать, какой я уёбок?
Каждое его слово врезается ядовитым кинжалом в сердце, а от этой боли Йегер свирепеет ещё сильнее. А больно, потому что всё, что говорит Леви, — правда. Жестокая правда, в которой виноват только Эрен. Это он был тем, кто всё испортил. И винил себя за это много лет. Только если бы знал, что обиду Аккермана тогда ещё можно было побороть…
— Я знаю… прости.
— Прости?! — возмущённо переспрашивает Леви. — Ты думаешь, это твоё «прости» всё исправит? Всё дерьмо, которое ты мне подкинул, всю твою ложь, всё до последнего заставит забыть одно жалкое «прости»?
— Нет! — выкрикивает Эрен. — Я не хотел всего этого, ты ведь знаешь! Я ни на секунду не переставал тебя любить, и если бы я тогда знал, что ты беспокоился за меня, то я бы извинился ещё намного раньше!
— Ты, правда, не понимаешь? — вздыхает Леви. — Ни тогда, ни сейчас твои извинения ничего не поменяют. Тогда мне было слишком больно, а сейчас слишком наплевать. Очнись уже. Пойми это наконец.
Вот оно, то, чего так боялся Эрен. Время, уничтожившее остатки их любви. Собственными руками Йегер разбил её на осколки, а сейчас они и подавно превратились в пыль. Спасать уже нечего даже миллионом «прости». Эрен рад, что Леви смог забыть и больше его ничего не беспокоит из прошлой жизни, но что делать ему?
Разница между ними в том, что глаза Аккермана — холодные глыбы льда. В них самое страшное — безразличие. То самое чувство, за которым гонялся Йегер годами, но сейчас он вопреки своим желаниям полыхает сильнее обычного. Скалится, злится, сгорает, а в глазах напротив всё такой же холод.
Эрен, наклонившись, прижимается лбом к его лбу, сокращая расстояние до минимума. Тонкие губы, даже ни разу не вздрогнувшие, манят будто бы магнитом. В них хочется жадно вцепиться и вылизать каждый миллиметр. Отпугивает только всё одно и то же — равнодушие. Леви даже бровью не повёл.
— Эрен, повторяю, отпусти меня.
Не реагирует.
— Эрен!
Отступает резко и уходит быстрым шагом, перебарывая желание обернуться. Глаза щиплет от слёз, которые Эрен быстро смаргивает. Злость, переполняющая Йегера, ищет выхода, иначе грозит просто разорвать его на куски, и выливается в сокрушительный пинок по железным перилам, отозвавшимся возмущённым гудением, кажется, до первого этажа. Одновременно с гулом металла и шумом пульсирующей крови в ушах слышится:
— Нога, блять, придурок!
Эрен резко останавливается и поворачивается неуверенно, боясь, что послышалось, и смотрит на свою самую большую боль из-под влажных ресниц, стараясь понять, что это значит. Немного подвисает, обжигаясь о холодную молнию взгляда, резанувшего таким беспокойством, что не сразу понимает, что заставило только что бесконечно равнодушного Леви вдруг так всполошиться. Нога? При чём тут нога? Медленно опуская взгляд вниз, внезапно понимает — по перилам он саданул именно той ногой, которую в своё время — тысячу лет назад, по ощущениям — повредил перед выступлением. Он уже и позабыть успел об этом, а Леви… Помнит? До сих пор? Всё так же неуверенно Эрен делает шаг обратно. Леви с секунду смотрит на него всё с тем же внезапным беспокойством, потом встряхивает головой, будто сбрасывая это выражение с лица и возвращая равнодушный вид, и заходит в квартиру, но дверь не закрывает. Тогда скорость прибавляется мигом, и Йегер ныряет за ним следом.
— Только не говори, что впустил меня, потому что стало жалко, — говорит Эрен, стягивая у порога ботинки.
— Не буду, — бросает Леви, скрываясь за каменной перегородкой.
Квартира у него — маленькая уютная студия с двуспальной кроватью, рабочим местом, диваном, креслом и небольшим телевизором. Ничего лишнего. Кухня находится за той самой перегородкой, куда свернул Аккерман. Его гость осторожно проходит вглубь квартиры, с интересом оглядывая каждую деталь. Минималистично и стильно. Очень похоже на Леви. А главное, ни на кого больше.
— Открой мне, Йегер, великую тайну. Тебе не жарко?
Эрен слегка подвисает от вопроса, а потом осторожно отвечает:
— Эм… Нет, а с чего ты взял?
— Да просто здесь, в Нью-Йорке, в таком вот плаще, в каком ты сейчас примчался, прохладно уже в октябре, а ты вон в январе в нём рассекаешь. Или ты додумался доебаться до Ханджи и вытрясти с неё мой адрес, но посмотреть прогноз погоды тебе не хватило мозгов? — доносится ядовитое с кухни.
— Надеялся, что ты согреешь меня своими объятиями, — ехидничает с самодовольной ухмылкой. Какое счастье, что Леви её не видит.
— Ещё слово, и ты вылетишь отсюда, — предупреждает, и Йегер решает всё-таки пока придержать дурацкие шутки.
С кухни доносится звон посуды и бурление закипающего чайника. Эрену очень интересно понаблюдать за тем, что делает Леви, поэтому он идёт к нему, только уже в паре метров его привлекает одна маленькая делать. Кровать идеально застелена, ни одной складки на покрывале, хотя Леви встречал его в таком виде, что и сомнений никаких быть не могло, что ещё минуту назад он видел сны. Каким бы странным ни был Аккерман, кидаться застилать постель первым делом он не станет. Где же тогда он спал? Задремал на диване? Ответ Йегер находит очень быстро.
Захламлённый стол очень выделяется в этой обстановке. Леви фанат порядка и чистоты, а этот закиданный не пойми чем стол будто бы вырезан из другой картины. Эрен разглядывает его и не знает, стоит ли удивляться огромному количество хаотично раскиданных карандашей и рисунков. Наверное, нет. Его любовь к рисованию он помнит и до сих пор бережно хранит её часть. Осторожно оглянувшись и удостоверившись, что Аккерман занят на кухне, Эрен набирается храбрости и подходит ближе.
Мотоциклы. Совершенно футуристические модели — что-то подобное, Эрен припоминает, он видел только в фильмах про будущее. Плавные изгибы, завораживающий дизайн — Йегер ловит себя на мысли, что никогда бы не подумал, что сможет залипнуть на подобные изображения. Рядом с карандашными набросками стоит открытый ноут — и в нём похожая модель уже прорабатывается в какой-то программе, обретая чёткие линии и реалистичный вид. На стене в рамочке — диплом победителя в конкурсе дизайна одной известной фирмы, название которой напрямую ассоциируется с мотоциклами. Однако.
— Ты что… дизайнер? — догадывается Йегер.
Шум на кухне мигом прекращается, а хозяин квартиры следом влетает в комнату.
— Положи, блять, и ничего не трогай! — ворчит Аккерман.
Эрен и не думал, но теперь точно не рискнёт что-то брать.
— Значит, правда, дизайнер? — уточняет, хотя и так уже понимает, что прав.
— А тебе-то какое дело? — фыркает в ответ.
— Да ладно, я был уверен, что ты по математике пошёл! — Эрен искренне удивляется, потому что мог представить его в роли кого угодно, но, блять, никак не дизайнера.
— Бывают в жизни огорчения, — Леви равнодушно пожимает плечами и плетётся обратно на кухню.
Оторвать взгляд от зацепившего эскиза сложно. Он лежит в центре стола и единственный не закидан карандашами и катышками от ластика. Видимо, над ним Леви и работал всю эту ночь, жертвуя здоровым сном. И не зря. Стильно. Ничего лишнего. Но при этом — красиво, чёрт побери.
— Как вообще такое вышло? — интересуется Эрен, наконец оторвавшись от рисунка и зашагав за Леви на кухню.
Йегер падает на ближайший стул, сходу обратив внимание, что за круглым столом их всего два. Большое количество визитёров у себя Леви не собирает. Сейчас сонно помешивает сахар в одной из чашек и её же ставит перед гостем на стол. Только Эрен не припоминает, чтобы он был фанатом сладкого. Неужели до сих пор помнит его любовь к сахару?
— По чистой случайности, — наконец отвечает Леви на его вопрос. Он наваливается спиной на холодильник, делая небольшой глоток из чашки. — Довольно забавно тогда получилось. На третьем курсе у нас был препод по прикладной математике, лютый просто, мистер Шадис. Спрашивал с нас, будто от решения задач чьи-то жизни зависят. Ну а я делал всё довольно быстро и бывало в освободившееся время зарисовки делал там же, в тетради. Потом листы выдирал, чтоб не палиться. А тут увлёкся и не заметил, как он подошёл. До сих пор помню этот ехидный его тон: «Мистер Аккерман, вы направлением ошиблись, тонкие художественные натуры у нас на факультете изобразительного искусства». И тетрадь мою забрал — дескать, рисовать я могу на чём угодно, а раз информацией по его предмету не дорожу, то и тетрадь мне не нужна. Сука, там лекции все были и формулы, и две недели до экзамена. — Леви зачёсывает пальцами волосы назад, отлипает от холодильника и садится на второй стул, откидываясь на спинку. Криво ухмыляется, вспоминая произошедшее. — Вот я тогда побегал за ним. Вылететь из универа вообще не улыбалось, тем более в конце третьего курса.
— А интернетом ты принципиально не пользовался? — Эрен тут же прикусил язык, понимая, что может сейчас отбить у Леви желание рассказывать дальше.
— Я ж говорю, лютый был препод. Мог завалить, если хоть что-то не по его было. У него прям пунктик был, что вся инфа должна быть от руки записана, типа тогда лучше запоминается и понимается. А тут я с рисунками на его лекциях…
Эрен осторожно отпивает чай, только сейчас понимая, насколько замёрз на самом деле, чувствуя, как горячая жидкость согревает изнутри, спускаясь по пищеводу в желудок. Леви молчит какое-то время, а после продолжает:
— В общем, нервов я тогда потратил километры. И в какой-то день он меня к себе на кафедру вызвал. Ну всё, думаю, приплыли. Зашёл, мысленно прощаясь со студенческим статусом. А этот хрен старый сидит за столом, да не один, а с каким-то таким же страпёром. И у первого видок такой озадаченный, а у этого незнакомого, наоборот, довольный, как у кота сытого. Короче, выяснилось, что этот второй — давний друг нашего препода, мистер Закклай. И он какой-то там директор компании, — Леви кивает головой в сторону комнаты, имея в виду диплом от той самой фирмы. — И — так уж совпало — эта фирма как раз искала дизайнера, а Шадис ему мою тетрадь засветил, типа, ты глянь, чем у меня студенты на парах занимаются, ахренели совсем. Это я уже потом от самого Закклая узнал, когда на работу устраивался. Ну а тот как-то сразу заценил, чего я там на скорую руку набросал, — Леви немного смущённо улыбается, и у Эрена дух захватывает от этого. — А дальше мне предложили пройти тесты, я справился и с четвёртого курса начал у них подрабатывать. Поднажал на компьютерную графику и после окончания устроился к ним уже на полный день.
— Ничего себе… — больше Эрен из себя выдавить ничего не может.
Честно, и подумать не мог, что Леви так поднялся. Разумеется, с его мозгами и усердием он видел его с красным дипломом и на хорошей должности, но чтобы дизайнер! В его фантазиях он всё ещё остаётся его учителем математики.
— Недавно вот повышение получил. Не жалуюсь, мне всё нравится. В этом плане я ни о чём не жалею.
— А не в этом плане? О чём-нибудь жалеешь? — тихо спрашивает Эрен, прикладывая ладони к чашке и отводя взгляд.
Леви на его вопрос хмурится, с недовольством смотрит на него, а после цыкает и тоже прячет глаза. Догадаться можно и без всяких слов.
— Леви, я люблю тебя, — это не признание, а лишь напоминание.
— Замолчи, — Аккерман грубо затыкает его.
— Не замолчу, — нагло заявляет.
Пусть Леви считает, что он всё ещё живёт в прошлом, душой находясь до сих пор в одиннадцатом классе. Пусть для Леви сам он и правда уже ничего не значит. Врать Эрен не станет.
— За что ты только на мою голову? — шипит Аккерман, сердито сводя брови.
— Прекрати делать вид, что тебе на меня наплевать! — не выдерживает Эрен. — Зачем ты впустил меня, если я тебе так неприятен? Хочешь ещё поглумиться над влюблённым в тебя дураком и выставить за дверь?
— Эрен, четыре года прошло! Чего ты, блять, от меня хочешь? Чтобы я кинулся тебе на шею и мы жили долго и счастливо? — Леви смотрит на него с непониманием, не понимая, что ему делать. Эта встреча стала слишком неожиданной. Он и не думал, что она вообще когда-нибудь произойдёт.
А Йегер и не знает, что ему ответить.
Представить, что сейчас он встанет с этого места, выйдет из квартиры и они больше никогда не увидятся, практически невозможно. Не теперь, после того, как после долгих лет мучительной разлуки он наконец-то его нашел.
Эрен встаёт. Медлит, перед тем как сделать шаг, но храбрится и идёт вперёд.
— Не смей, — предупреждает Леви.
А он всё равно не слушается и прижимается щекой к любимой макушке. Аккерман не сопротивляется, но показывает явное недовольство. Особенно, когда поясницу накрывает сильная ладонь.
— Просто не оставляй меня больше, пожалуйста.
— Эрен… — негромко произносит Леви от безысходности.
— Я не смогу без тебя. Не теперь…
— Раньше же как-то мог.
— Это не жизнь была.
Кружку из его рук Эрен нагло отбирает и ставит на столешницу рядом. Леви не сопротивляется, только смотрит с недовольством. Дурацкую торчащую прядку на тёмной макушке Йегер наконец-то приглаживает руками, получая раздражённое фырканье, только таким страшным оно не кажется. Это сон, не иначе. Видеть его так близко вживую, а не по кусочкам воспроизводить такой любимый образ из памяти, похоже на мечту. Леви наконец-то здесь, перед ним, настоящий. Так близко, что чувствуется его тепло.
— Я не отпущу тебя больше, — обещает Йегер.
— А если у меня уже кто-то есть? — задаёт он ему вопрос с абсолютной серьёзностью.
— Неправда! — его слова приводят Эрена в бешенство, но затихает он мгновенно, только хватка на талии становится крепче.
Смотреть на Леви приятно. И не только потому, что так сильно соскучился. На глазах рушится то, чего он добивался годами. Все его старания забыть, как приятно тонуть в зелени нереальных глаз, пошли насмарку.
— Обнаглевший, — ругается Аккерман, ощущает, как нахальная ладонь закрадывается под домашнюю футболку и обжигает кожу своим теплом.
— Я очень соскучился, — говорит в своё оправдание.
— Мы ещё не помирились, держи руки при себе, — не перестаёт возмущаться.
— Так давай помиримся! — с абсолютно счастливой улыбкой предлагает Йегер.
Леви молчит, будто бы обдумывая предложение, а после печального вздоха произносит:
— Эрен, я не смогу за мгновение забыть всё, что произошло.
Если все эти годы Эрен убивался по нему, корил себя за все ошибки и мечтал встретиться ещё хотя бы один раз, то Леви упорно шёл к тому, чтобы оставить всё, что тяготит, позади, а не ждал, когда равнодушие придёт само.
— Я готов ждать, сколько угодно…
— Это мы уже проходили, — усмехается Аккерман.
— И успешно, заметь. — Йегер ждал тогда, ждёт сейчас и будет ждать ещё.
Эти губы самые сладкие, а всё от того, что такие любимые. Целуя их, нежно и осторожно, Эрен ощущает давно позабытое чувство — радость. Не сосчитать, сколько ночей он грезил поцеловать их. Наверное, каждую за последние бесконечно долгие месяцы разлуки. Только в мечтах он целовал грубо, кусая до крови и нагло вылизывая десна языком, а сейчас почти невесомо прижимается губами, неуверенно, едва касаясь. И до чего же приятно в ответ ощущать те же движения, неловкие, но такие же влюблённые.
— Бросай курить, — грозно говорит Аккерман, отстраняясь. — От тебя разит сигаретами, меня сейчас вырвет.
— Брошу, — клянётся Эрен, прикрывая глаза и снова прижимаясь к его волосам.
Ради него бросит. Бросит всё и всех, не только курить, если потребуется. Ради него будет жить и ради него умрёт. Ради него будет тонуть, если он для него даже не осмелится войти в воду. Потому что любит. А может, уже это и не любовь давно, а сумасшествие. Эрен болен им. И не описать этих чувств, что сейчас он испытывает, натерпевшись дерьма в удушающем одиночестве.
— Ты ведь соврал, да? — с надеждой.
— Да, — нехотя, после короткого молчания.
Чувственный поцелуй в висок. Большего теперь и не нужно.