Середина сентября, 1418 год Шифу – ученик мастера Угвэя, воин Нефритового дворца, 22 года Китай, провинция Хэнань, долина Мира, Нефритовый дворец
Блажен тот, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым.
***
Знаете, почему я до становления По истинным Воином Дракона мог существовать для жителей долины Мира и Неистовой Пятерки только как самое бессердечное создание на планете, в придачу не умеющее грустить, танцевать и радоваться? Отчасти, все, кто так думали, были правы. Это поведение настолько стало частью меня, в связи с теми событиями, что я просто забыл, как это, показывать себя настоящим, умеющим не только улыбаться, но и отчаянно рыдать, даже если всего этого мне очень сильно хотелось. Но кому ж нравится выставлять напоказ свои самые сокровенные и самые уязвимые стороны? Никому, конечно же, но данная история далеко не об этом.В тот день я усвоил урок:
Не стоит пытаться избавиться от воспоминаний. Надо научиться жить с ними.
***
Учитель Угвэй встречал первые бежевые блики алого рассвета, спокойно, в своей манере, сидя на крыльце зала для тренировок в своей излюбленной позе — скрестив ноги. Он полной грудью вдыхал воздух, пропитанный приятной утренней свежестью, успевая наблюдать боковым зрением, как по его левую руку чем-то с «большим энтузиазмом» занимался Шифу. И судя по тому, с каким трудом он удерживал собственные руки над головой, сегодняшней ночью глаза панды не сомкнулись. Возможно, его тело и вовсе не принимало горизонтальное положение. Ни для кого не секрет, что в результате раннего утреннего подъема или бессонницы мало кто сговорчив и активен, но у великого сенсея была воистину важная причина для того, чтобы потревожить «овощное» состояние ученика, точно находящегося в дурном расположении духа. Не смотря на вялое подобие того вечно бушующего Шифу, к которому черепаха успела привыкнуть, мастер Угвэй слегка улыбнулся выступающим на горизонте очертаниям солнца и, как раз вдохновившись этими пейзажами, решил с них и начать обсуждение животрепещущих тем, которые потихоньку сводили парня со здравого ума: — Сегодня солнце поразительно прекрасно, заметил? Начинать сразу с сути мастеру Угвэю чертовски не хотелось только через страх сделать хуже. В первую очередь нужно проверить, не изменилось ли что-нибудь за эти недели. По всей видимости, нет. Шифу продолжал молчать еще несколько секунд, возможно, нарочно не заострив внимание на самом вопросе и на том, что он адресовался именно ему, а не Зенгу или Зинши, которых и подавно не было в долине Мира уже как вторые сутки. Воин даже этого не заметил. Панда, все же опомнившись, досадно выдохнула: — Да, мастер, — опираясь на свое же везение, ответил Шифу, прекрасно понимая, что кроме голоса и неразборчивых слов больше ничего не услышал, хоть наставник и сидит на расстоянии вытянутой руки. Равнодушный голос парня, которому было до лампы не только на то солнце, а и на самого Угвэя, отвечал без доли искренности, даже слегка напряженно, что значит, это столь прекрасное для всех утро воин провел не с чашечкой чая, а с глубочайшей апатией. Дело в том, что Шифу, особенно после второй встречи с отцом, закрылся в своем маленьком мире окончательно, оправдываясь тем, что он силен и справится с душевной болью сам. Самое ужасное то, что все остается нерушимым уже не первую неделю. Черепаху, прекрасно знающую о нынешних проблемах парня со сном, питанием и тренировками, которые вовсе начали срываться на середине, совсем не удивил его сухой ответ. Угвэй, пусть и нехотя, оторвал взгляд зеленых глаз от изумительного источника света и медленно повернул голову в сторону очень угнетенного недосказанностью парня, который с каждым новым днем стал зевать в разы чаще и добровольно отказываться от пищи, что ненормально. Впервые Шифу одним своим видом заставлял всегда мудрого и сдержанного учителя переживать и терзать себя домыслами о худшем. Оранжевые лучи встающего солнца освещали склонившуюся вперед голову воина, переливаясь на белой шерсти и помогая ему быстрее прийти в себя после бесполезного сна, длиною в один час, пока тот, держа во рту красную ленту, мастерски укладывал прядь за прядью на своем затылке. Теперь Угвэю еще и понятно, что Шифу соврал, подтвердив сегодняшнюю красоту солнца. Его бездушные для других глаза и вовсе не показались ему, будучи до сих пор блаженно закрытыми. Такая картина начала настораживать сидящего рядом смотрителя, для которого это юное дарование, в глубине души представляющее себя в роли непробиваемой и нерушимой стены, до сих пор оставалось маленьким беспомощным ребенком. И хоть со дня его прибытия прошло достаточно много лет, раны прошлого совсем не собирались затягиваться. Они с каждым днем гноились больше, доставляя молодому ученику резкие боли в сердце, бессонные ночи и море пролитых слез. И только Угвэй может решить: оставить все как есть, или путем еще большей боли и страданий подарить Шифу маленькую частичку внутреннего покоя. Правда, учитель давно все решил. И чтобы у этого решения не было зрителей, Угвэй отправил Зенга и Зинши навестить собственные семьи. Сейчас он понимал, что даже лучший друг не поможет гаснущему Шифу. Старый мастер снова взглянул на розовое небо. — Солнце… — задумчиво протянул великий сенсей, находясь в предвкушении реакции Шифу. Именно для него это обычное слово должно иметь особый смысл. И к сожалению Угвэя, в ответ на это лицо парня осталось точь в точь таким же, что и секундой ранее. Чего уж говорить за хоть какой-нибудь ответ, которого, разумеется, не последовало. Это как же глубоко от всех нужно закопать самого себя, чтобы не показаться слабым… Поэтому, получив взамен этому простому слову многообещающую тишину — ничего нового, мастер Угвэй, на свой страх и риск, продолжил: — А ведь твоя мать называла тебя так, — старик замер, — я прав? И не зря. Шифу, продолжавший наводить порядок на голове, резко открыл глаза, словно проснувшись от чего-то неимоверно страшного. Ему было трудно поверить в то, что сейчас произнес наставник. Воин тихо глотнул очередное что-то, внезапно подкатившее к горлу и мешающее говорить, но виду так и не подал, что это его как-то задело. Гены. Шифу молча продолжил плести, пусть и с отпечатком тревоги в подсознании. Именно по этой очень спокойной реакции Угвэй понял, что попал прямо в точку. Шифу на нее похож. — И этому тебя учила мать, — черепаха когтем указала на те движения руками, которые парень совершал, даже над ними не задумываясь, на своем затылке. На этот раз слова учителя действительно попали в самое сердце. Черепаха это заметила, прочувствовав, с какой болью Шифу сжал красную ленту в своих руках. — Это единственное, что у тебя от нее осталось. — Мастер, откуда?! — грубо бросила малая панда своим предательски дрогнувшим голосом, принуждая учителя прекратить дальше ранить его сердце на без того рваной душе. Глаза юноши заблестели. — Откуда вы...?! Шифу сам от себя не ожидал, что сможет повысить на мастера голос. Парня тут же накрыло чувство стыда, принуждая снова закрыть глаза и на секунду забыть о своем существовании. Замечая, что рана оказалась намного глубже и серьезнее, чем на то рассчитывалось, Угвэй решил не тратить время впустую. Ученику нужна помощь. И только тот, с кем он вырос, сейчас может оказать влияние на панду, тем самым вытягивая ее из лап опасной депрессии. Мудрый наставник твердо положил свою ладонь на плечо Шифу и сразу понял, что бедного аж трясет в попытках сдерживать сильно рвущиеся наружу эмоции. Учителя окутал ужас. Старый мастер и представить не мог, что Шифу так плохо, и, по всей видимости, уже очень давно плохо… И если бы он узнал раньше, сей разговор уже забыли бы… Помощь пришла бы раньше. Когда то же самое, что только что поняла черепаха, было понято самой малой пандой, тот сразу начал применять попытки отстраниться и убрать назойливую руку. Ему не хотелось позориться еще больше перед учителем. Пусть от мастера уже не скрыть желание заплакать и закричать, допустить объятия не в коем случае нельзя. Воин не мог позволить себе этих сентиментальностей. Кем он будет считать себя после этого? Разве что половой тряпкой. — Послушай меня, Шифу, — сейчас мастер не мог молчать. Достаточно этих игр со здоровьем, игр в молчанку и всего прочего, чем занимался не первый день настолько выдающийся ученик. — С каждым днем мне все тяжелее смотреть на тебя. Послушай своего мастера и перестань держать в себе то, что тебя же и съедает. Учитель, настоятельно не убирая когтистой ладони с плеча Шифу, второй протянул ему платок, чтобы тот мог остановить текущие ручьи воды на своем лице. Но воин лишь мужественно отказался, только на секунду задумавшись, чего сейчас ожидал от него его мастер. Нет, он не заплачет, что за чушь. — Ты же себя изводишь. — Мастер, пожалуйста! Мне не нужна ваша помощь, я… — парень случайно пропустил один всхлип, который вырвался сам по себе, — сам справлюсь. — Хорошо, — Угвэй старался не слушать сопротивления Шифу, насильно продолжая пихать ему в руки платок, — только возьми, пожалуйста. Еще раз взглянув на вещь исподлобья, Шифу ничего другого не оставалось, кроме как послушать своего родного мастера. Закрыв мягким куском ткани свои наполненые по самые края слезами глаза, которые панда была категорически против показывать своему все прекрасно понимающему наставнику, и глубоко выдохнула. — Вы же не просто так это начали, верно? — Шифу быстро принял факт, что бежать уже некуда, и, даже если совершить попытку, нужно помнить, что мастер Угвэй далеко не самая медленная черепаха во вселенной. — Вы или хотите увидеть мои слезы… Парень обиженно, что его поймали на минуте слабости, отложил влажный платок в сторону и продолжил: — Или же вы хотите мне что-то рассказать. Угвэй усмехнулся. — Ты догадлив. — Тогда, с вашего позволения, мастер, первого я вам не дам.Двадцать лет назад
— Сиди спокойно, Шифу, — мило сказала малая пандочка своему энергичному сыну, который, будто специально, совершал десять поворотов головой за несколько секунд и тем самым мешал приводить себя в порядок. Любопытный ребенок, всему семейству малых панд на удивление, чудом проснулся с первыми лучами солнца и во всю сиял излучениями энергии, которыми, по понятным детским причинам, решил скорее воспользоваться на прогулке с такими же друзьями ранними пташками. Это совсем не похоже на того маленького Шифу, славившегося на всю деревню самым ярым любителем заставить папу понервничать во время срочного подъема куда-либо. Да уж, для многих это целостное представление транслировалось почти каждый день. Когда послушно сидеть целую минуту на одном месте и наблюдать за болтанием своих не достающих до пола ножек порядком надоело, мальчик вновь попытался разнообразить свое достаточно скучное времяпровождение с мамой, посмотрев в окошко, где во всю царила манящая жизнь. Без него. Молодая девушка снова повернула обратно голову своего маленького сына и продолжила приводить его белоснежную шерсть в порядок, сначала заботливо приглаживая ее крохотной ладошкой, а после медленно причесывая деревянным гребешком. Пусть ныне сидящему повелителю двора это чертовски не нравилось, не царское дело, коль вы не поняли, данный обряд был необходим, ведь после каждого соприкосновения с подушкой игривые детские волосинки на голове ребенка радостно просыпались вместе с ним и начинали торчать во все стороны, создавая эффект пушистого одуванчика. И если ситуацию с макушкой как-то еще можно было взять под контроль, то затылок казался неуправляемым. Удачно словив момент, когда маленькое продолжение рода красных панд покорно вздохнуло, всех оповещая о готовности сжать свои силенки в кулак и мирно посидеть, девушка немного улыбнулась воспитанию собственного ребенка и продолжила укладывать стойко торчащие шерстинки одну за другой. Когда малыш наконец начал обретать очертания красной панды, а не белейшего комочка счастья, тоска захлестнула его с головой. Заскучавший Шифу грустно вздохнул, так как понимал, что плетение волос затянется еще надолго и пока оно не закончится, гулять никто не пойдет, даже если придется вытаскивать все спрятанные козырные карты — строить глазки. И к большому сожалению мальчика, его мама раз за разом стала быстрее понимать и осознавать наличие в его детском ассортименте навыков актерских способностей. Что значит — в серьезность очередных наигранных капризов могут и не поверить, зная о специальном давлении на жалость одним лишь своим детским всхлипом. Опечаленное этими мыслями личико своего мальчика увидел мимо проходящий глава семейства — Широнг, который весь процесс плетения неспеша прибирался на кухне после недавней утренней трапезы, собирая грязные столовые приборы и прочую использованную посуду. Впервые его малыш осознал долю прекрасного в ранних подъемах по утрам, что не скажешь о его матери. Ведь вкушать горячий завтрак, да еще вместе с родителями, привыкшими обходиться небольшой чашечкой чая в компании друг друга, куда лучше, чем после полудня и в одиночку. Взрослую сосредоточенность мужчины на необходимой уборке, как ветром сдуло, стоило ему только засмотреться на самое живописное, что у него есть. Любимая жена, без которой малая панда не представляла своей уже наполовину бандитской жизни, с такой лаской перекладывала одну белую прядку поверх другой, сплетая их воедино. Ее голубые глаза, несмотря на сегодняшнее недосыпание, сияли неподдельным счастьем, а улыбка, при виде которой Широнгу становилось неимоверно тепло в груди, с каждым следующим прикосновением к голове сына становилась шире. Один лишь непоседа Шифу, от съедающей изнутри скуки, перегонял во рту воздух из одной пухленькой щечки в другую, за чем очень сложно было наблюдать и сдерживать улыбку. Вот и Широнг, будучи взрослым мужчиной и хозяином в доме, не смог удержаться от соблазна потеребить свое ушастое чудо. Он быстренько поставил стопку грязной посуды на самую ближайшую поверхность, попутно избегая ее же падения на пол, и подошел ближе к сидящему на деревянном стульчике Шифу. Лицо мальчика не излучало ничего, кроме желания скорее встать со стула и отправиться резвиться с друзьями. Поэтому, с целью позабавить сына, панда небрежно и с отдачей погладила его по еле как расчесанной головке, взъерошив пуще прежнего белую шерсть и, как подобает среднестатистическому супругу, в результате благополучно разрушил все старания своей жены, длившиеся на протяжении не одного десятка минут. — Чего грустишь, фантастический мой? Нарочно напугать мальчика незнакомым словом, как всегда, в полной мере получилось. Малыш Шифу поднял свои ясные и такие невинные глаза и уже было засмеялся отцу в ответ на странное для него слово, как данное мероприятие прервала разочарованная, стоящая сзади, мама: — Широнг! — досадно протянула девушка, всей печалью своего голоса стараясь показать шутнику мужу, сколько же времени у нее ушло на то, чтобы сын не выглядел, как сплошной мохнатый комочек. Худенькая ладошка пандочки сразу же бросилась атаковать беспардонную ладонь отца ребенка, чтобы та убралась куда подальше и не натворила чего похуже. По правде говоря, это был его своеобразный дар, справляться с которым Юби было достаточно трудно за годы совместной жизни. Как в домашних делах, так и в воспитании Шифу. Ведь дети родителей не слушают, они на них смотрят. А чему можно путному научить маленького мальчика, когда его отца, примера для подражания, главу семейства, собственно, тоже нужно образовывать? Например, не брать сковороду за раскаленное дно, м? Или закалывать свои длиннющие усы, чтобы те не свисали в тарелку с едой, создавая не совсем аппетитное зрелище для просмотра рядом сидящим? Страшно представить, во что превратится Шифу, если станет подражать этому. В общем, одним незамысловатым движением руки отец будущего мастера кунг-фу способен создать настоящий беспорядок. Отчасти, сыну это передалось. И пока шерсть Шифу обретает любимое первоначальное состояние, вторая женская ладошка отчаянно пытается удержать незавершенную косу на затылке ребенка. — Завтра твоя очередь, ты ведь помнишь? — поспешила напомнить девушка, одновременно радуясь будущему веселью и печалясь, представив лицо своего мальчика в те «сладкие» моменты пыток. — Да-да, Юби, — Широнг поднял свой взгляд на жену, чего малышу было достаточно, чтобы по-тихому показать весь свой шок, широко открыв глаза. — Но от моих причесок Шифу не всегда в восторге почему-то. Мальчик не стал ничего отвечать чисто из уважения к идущему обратно на кухню родителю. Нужно признать, что отец впервые говорил правду чистой воды, а не плоды своей фантазии. Шифу терпеть не мог те дни, когда его мать очень рано покидала дом для чего-то ему неизвестного и оставляла нерасторопного мужа заведовать хозяйством, что, между прочим, опасно для жизни и окружающей среды. Можно сказать, девушка рисковала всем сразу, переступая порог. Ребенок прикрыл глаза, чтобы остаться невозмутимым, и продолжил терпеливо ждать окончания наведения красоты, которое было уже очень близко к завершению. Закончив плести, Юби взяла маленькую красную ленточку и завязала аккуратный бантик на самом конце косички. Довольная желанным результатом пандочка села на коленки перед сыном и обеими ладошками коснулась его пухлых щечек, буквально проваливаясь в них. Отвечая на эти ласки, мальчик не думая прижался к нежным рукам матери, слегка мурлыча и закрывая глазки. — Мам? — Да, солнце мое? — Юби погладила сына по расчесанной макушке, внезапно обнаружив там случайно упущенную волосинку, которая портила общую картину, торча, подобно антенне. — Можно я позже пойду гулять? — Ну конечно же, — хранительница домашнего очага на секунду замешкалась. Зачем тогда нужно было устраивать переполох на весь дом, мол, неотложная прогулка с друзьями требует немедленного порядка на голове, который повелитель не может навести самостоятельно? Ладно, что уж там. Это сын Широнга. Сын настоящего актера и весельчака. — Но почему? — девушка поцеловала малыша в черный носик. — Тебя же Хан ждет. — Научи меня плести. Я не хочу, как в тот раз. Вспомнив недавнюю ситуацию, где косичку плел отец, Юби весело посмеялась и прижала к себе сыночка в теплых объятиях. Она прекрасно понимала данную просьбу, ведь в тот раз им обоим было не так смешно. Пандочка погладила одной ладошкой Шифу по затылку и сказала: — Хорошо, мой мальчик.Через некое время
Шифу, пусть и с задержками, повторял за мамой абсолютно все движения, используя, как тренажер, красные ленточки. Хотя изначальной идеей было отыграться на папе… Но к этому позже. — Умничка, — гордо отвечала мама, наблюдая за тем, как же быстро ее ребенок взрослеет, становится самостоятельным и таким умилительно серьезным. На радостях малыш крепко прижался к маме, изо всех сил стараясь обнять ее своими маленькими ручонками. Юби не нужны были слова благодарности. Счастливой улыбки сына было достаточно. Девушка крепко сжала в руках своего ребенка, поцеловав его в щеку. И стоило Шифу начать удобно располагаться на маминых руках, так как его крохотные размеры это весьма позволяли, как он почувствовал, что ее ручки плавно отстраняли его от себя, а взгляд был прикован к выбивающим дверь ударам. Кто-то пришел. — Прости, родной мой… — прошептала девушка на ушко ничего не понимающему мальчику. — Широнг! Домывающий посуду отец сразу же примчался на взволнованный зов жены и застыл, уткнувшись глазами сначала в дрожащую от стуков дверь, а после на личико Шифу. — Что случилось? — мужчина явно был взволнован происходящим, раз даже губку с тарелкой забыл оставить в раковине. — Дорогой, посиди с Шифу, — спокойно сказала девушка, подходя к мужу, — я пойду открою. Мужчина без лишних слов тут же послушался и, взяв мальчика на руки, унес в детскую. Шифу, не желавший перемещаться куда-то из этой комнаты, начал проявлять знаки протеста. На секунду стуки прекратились. Пандочка, воспользовавшись отсутствием мужа, бесшумно подкралась к деревянной двери и прижалась к ней, в попытке разглядеть в небольшой щели тех, кто находится по ту сторону. И когда ее взору открылось то, чего она боялась больше всего в этой жизни, дыхание перехватило, а из горла чуть не вырвался визг. Девушка резко закрыла рот ладонью, буквально вдавливая ее себе в лицо, чтобы ни единого звука не вырвалось наружу. Времени было немного. Она, значительно переменившись в лице, медленно отходила от двери, руки опускались все ниже и ниже. Девушка сдерживала себя, чтобы не закричать от отчаяния и страха. Но ей нельзя казаться напуганной, нельзя, чтобы они узнали… Из детской, словно ошпаренный, выбежал Широнг, еле как справившийся с попытками малыша вырваться и прибежать к матери. Мужчина подошел со спины к жене и положил свои ладони ей на плечи, желая развернуть к себе лицом. Он это сделал. Когда он всмотрелся в глаза своей любимой, не увидел там ничего, кроме того же счастья и душевного покоя. — Юби? Мужчина был напуган, как никогда. Его сердце почему-то подсказывало, что что-то случилось, но глаза подло видели совсем другое. Перед ним стояла не напуганная до смерти женщина, а счастливая супруга, которая мило улыбалась и сдерживала позывы смеха. — Дорогой, это Хан с Лин веселятся, — она положила свою ладонь поверх ладони Широнга и искренне посмеялась. — Я уж подумала, по работе пришли. — Юби, какие к черту шутки?! — глаза панды чуть из орбит не вывалились. — Я сейчас выйду и покажу им, что такое воспитание! Панда попыталась отстранить жену и направиться к двери, как любящая ладошка девушки притянула к себе мужчину для поцелуя. Естественно, Широнг в эту же секунду забыл все, что только что хотел сотворить с этой толпой ушастых проказников. Вся злость потухла так же быстро, как и воспламенилась. Он обнимал мать своего ребенка за талию, желая воспользоваться отсутствием малыша и продолжить общение нечто большим, но любимый сын решил все за родителей. Сзади послышался топот детских ножек. Не желая показывать мальчику больше, чем нужно, Юби и Широнг быстро отстранилась друг от друга, сменив соблазнительные взгляды на обычные и повседневные. Мальчик вцепился мертвой хваткой в платье матери. — Ты никуда не пойдешь! — крикнул Шифу. — Или я пойду с тобой! — Солнышко, что ты! — Юби от души рассмеялась, глотая болезненный ком в горле. — Я никуда не ухожу. Это твои друзья прибегали, проказничали. — И что было дальше? — очень тихо спросил Угвэй, весь рассказ малой панды не отрывая глаз от его безжизненного лица, все еще пропитанного слезами. — Помнишь? Шифу медленно помотал головой, проклиная себя и свою память. Тогда он был совсем мал, и только благодаря судьбе смог вспомнить хотя бы это. Всю жизнь его преследуют одни лишь вопросы. Вопросы, которые размножаются подобно бактериям. Сегодня он один, а спустя пятнадцать минут — их больше тысячи. — Возьми. Учитель протянул парню свиток. — Это принес Зинши около недели назад. Мы долго думали, как сказать тебе. Шифу, выравнивая дыхание, плавно перевел взгляд с Угвэя на то, что находится у него в руке и недоверчиво спросил: — Что это? — Ответы на вопросы.Надеюсь, ты читаешь это, мой любвеобожаемый мальчик. Пора тебе узнать правду. Извини старика за то, что не смог рассказать тебе все так, как есть, на нашей второй встрече у Нефритового дворца. Я не был морально готов к этому. Первой моей задачей было на тот момент — убедиться, что ты достаточно вырос для таких сложновосприятливых знаний. Я расскажу, что случилось с твоей матерью в тот день. Даже без использования того, что ты так не любишь.
Юби, как ты должен помнить, работала несколько раз на неделю, то периодически оставаясь с нами, то оставляя на нас целое хозяйство. Мы не говорили тебе этого, так как ты, Шифу, был совсем ребенком, но твоя мать работала на очень влиятельную персону нашей деревни. По сей день не знаю, то ли это был губернатор, то ли кто поважнее. Она была у него в качестве выполняющей самые элементарные обязанности по дому. Все шло, как обычно, наша жизнь текла, соблюдая обыденный алгоритм: работа-дом, дом-работа. И тут, во время такого же, ничем не примечательного, рабочего дня твоя мама случайно стала свидетельницей разговора на повышенных тонах своего начальника с его женой. Из диалога удалось вырвать саму суть: у него под носом украли что-то неимоверно ценное, что-то такое, без чего не существует его должности. Мама, вернувшись домой, не придала этому значения и даже не рассказала мне, что очень на нее не похоже. Юби всегда делилась со мной новостями, своими мыслями, что уж говорить за мою взаимную позицию. Спустя месяц подобные разговоры на работе повторились, Юби начала подозревать в кражах меня, но не желая рушить семью и сложившееся понятие в твоей голове, сын, промолчала. Спустя еще несколько дней охрана этой персоны уже расхаживала по всей деревне в поисках того, кто неплохо нажился на чужих вещах, чуть ли не разрушил тому карьеру, при этом угрожая, что в случае поимки негодяя, публично расправятся с ним за всеми обычаями китайских казнь. Не трудно догадаться, что этим вором оказался твой бесстыжий отец, который старался дать вам всё, быть вашим героем. Но я понятия не имел, что именно у этого типа работает наша мама, мальчик мой. Я воровал во мраке ночи, не различая перед собой дома и предметы. Если бы она высказала мне все подозрения, я добросовестно отдал бы все краденое, отбыл наказание и… жил, зная, что не отнял у тебя мать. В тот самый день, Шифу, Юби соврала нам. Помнишь, как сильно постучали в дверь? Я отнес тебя в комнату, а мама осталась, чтобы открыть ее. Лично я не видел, кто там был. И как я выяснил позже, приходил не Хан со своей сестрой, и даже не мамины знакомые с работы. А за мной. В тот день, мой мальчик, я и потерял твою маму. Она даже не подала виду, что нашей семье угрожает опасность, ни один мускул на ее лице не дрогнул. Когда ты прибежал, вцепился в ее платье, я заметил, как по ее щеке почему-то потекла слеза. Да, мой мальчик, я это понял позже. Это была одна из последних ваших встреч. До самого вечера того дня стуков в дверь не поступало. Зато Юби ходила сама не своя. Ты этого не помнишь, так как ранние подъемы по утрам давали о себе знать очень быстро. И пока ты сладко спал, я пытался выяснить правду: почему она не разговаривала со мной на протяжении всего дня, о чем-то вечно думала, втайне плакала, и кто же все-таки был за дверью. У меня ничего не вышло. Тогда был большущий скандал, после которого я отчаянно ушел на кухню, а твоя мама заперлась с тобой в одной комнате. Как было сказано раньше, до самого вечера было тихо, я даже как-то смог выйти за продуктами. Но когда вернулся… Юби уже не было. Я подумал, что она так сильно обиделась на сказанные мной на эмоциях слова, что ушла к своей знакомой в соседний дом, но нет. Я тихо зашел к тебе в комнату, чтобы проверить догадки, но вместо жены я нашел на столе исписанный кусок бумаги, плотно пропитанный влагой. Твоя мама, пока ты спал, написала всю эту историю, которую я тебе только что поведал, и ушла совершать самый ужасный поступок в своей жизни. Я бросился ее искать, даже не дочитав письмо до конца и не веря в реальность происходящего. Помнишь, ты сидел целую неделю у своей бабушки? Я все эти семь дней искал маму, сын. Нашел. Ее красную ленту у подножия реки.
Когда я понял, что произошло, меня охватил озноб. В тот день я не думал, что смогу издать настолько громкий и отчаянный крик. Я плакал так, что удивительно, как на моей голове осталась шерсть. Я кусал свои ладони практически до крови, рвал одежду, бился головой о землю… На все это сбежалась половина деревни, и, увидев меня, многие молили не тратить время, собирать вещи, хватать тебя и бежать. Бежать, как можно дальше, ведь придет час и правда всплывет… Один из данной толпы даже окончательно пролил свет на всю ситуацию. Юби взяла мою вину на себя. Понимаешь? За все украденные мной вещи ее и казнили. Я не слышал никого и ничего. Я не понимал, зачем… Зачем она сделала это? Ужасно платить такую цену, чтобы осознать, что такое настоящая любовь. Она любила нас настолько сильно, что собственная жизнь ей показалась ничего не значащей пустышкой. Возможно, твоя мама просто знала, что я не осмелюсь на это… Что я не понесу наказание ради семьи. И рано или поздно нас найдут, начнут угрожать и в конечном итоге причинят вред тебе, Шифу. В моей голове сложились воедино абсолютно все прожитые с ней дни, когда она, сдерживая слезы, улыбалась мне и говорила, что все хорошо, это дети резвятся. Я ненавидел свою жизнь, я не хотел продолжать ее. Я слишком поздно осознал ошибки. Я думал броситься в эту же реку, покончить тем, чем начал, но я вспомнил о тебе, Шифу. О том белом комочке счастья, который мне подарила моя жена.
Ее тело вынесло на берег поздно ночью. Я похоронил ее. И на могиле поклялся беречь наше солнце — тебя. Теперь, сын, ты понимаешь, почему нам довелось постоянно бежать из одной деревни в другую, не задерживаться в ней больше, чем на неделю. Теперь ты понимаешь, почему я не рассказывал тебе о матери, не рассказывал, что с ней случилось. Подобные вещи и в письмах не рассказывают, но я до сих пор не могу смотреть в твои глаза после того, как отнял у тебя ее. Думаю, я ответил на все вопросы, которые накопились в твоей светлой головке. А, нет, есть еще. Почему я все-таки оставил тебя в Нефритовом дворце, если поклялся беречь ценой собственной жизни? В одной из деревень, где жители распознали подделку амулета, во мне узнали того вора, который десять лет назад крупно ограбил того самого губернатора. Я понимал, что если угрожает опасность мне, то, по умолчанию, и тебе тоже. Надежнее места я не нашел, чем за тысячу миль от дома. Я оставил тебя в Нефритовом дворце, в надежде, что тебя там спрячут. Теперь я жизнью обязан мастеру Угвэю за то, что тот смог защитить и воспитать тебя таким, какой ты есть. Я оставил тебя, сын, чтобы хотя бы мой мальчик смог любой ценой защитить свою собственную семью, чего не смог сделать я. Я знаю, что мама бы тобой гордилась. Ведь она всю жизнь мечтала быть матерью мастера кунг-фу.
Дочитав до конца, Шифу медленно поднял голову. Он повернулся, выставив напоказ свои блестящие на солнце глаза. Бурого цвета шерсть вокруг них была уже напрочь мокрой. — Мастер Угвэй, — сквозь зубы процедил Шифу, почти шепотом, — простите меня за то, что я сейчас сделаю. Не успел великий учитель среагировать, как почувствовал, что его ученик изо всех сил прижался к нему, крепко обнимая. Из глаз парня градом осыпались такие тяжелые слезы, что охватывало ощущение, будто они прожигают панцирь черепахи, каплями капая прямиком на его старое сердце и передавая все те же чувства, которые сейчас переживал воин. Наконец он узнал правду, пусть и настолько страшную правду. Величайший наставник встречал разное на своем пути к просветлению. Сражался с самыми жуткими существами в мире, в бою терял друзей и близких. Но Угвэй никогда не видел таких слез. И судя по тому, каким потоком они сейчас льются, им пришлось ждать не один год. Шифу оставалось только терпеть и ждать. Терпеть боль и ждать правды. Дождался. Ладонь мастера кунг-фу крепко прижала спину ученика к себе. Сейчас даже он понимал, что его мудрейшие наставления не станут дозой облегчения для Шифу. Но все же, попытка не пытка. — Ты скучаешь. Это единственное объяснение твоей тяги к прошлому, — Угвэй старался успокоить ученика своим спокойным голосом, хотя самому не было бы лишним принять что-то успокоительное после этой жуткой истории. — Я тебе не смогу помочь. И мои советы тоже. Но я не могу промолчать и не сказать тебе следующее. Нужно только смириться, стараться скучать все тише и тише… С надеждой когда-нибудь научиться просто помнить. Но всхлипы, доносящиеся из уст Шифу, не собирались прекращаться. Парень дал волю накопившимся чувствам. Мастер Угвэй снял петлю с кольца накидки старшего мастера дворца на своей груди и бережно укрыл ею дрожащую спину ученика. Пусть это было неуместно, если ориентироваться по погоде: ясное небо не предвещало дождя и прохлады, а значит, весь день будет окутан солнечным теплом. Но то, что творилось в душе малой панды не сравнить не с каким ливнем. Теперь ладонь старой черепахи прижимала спину Шифу, поверх которой красовалась изумрудного цвета мантия смотрителя дворца. Как же она была ему к лицу… Пусть и к таком безжизненному на данный момент. Годы идут, и с каждым днем великий учитель забывает, как это — терять близких, любить снова. Может, он и прекрасно помнит. Только не знает, как лучше показать это. Благо достались понятливые ученики. Ощутив на своих плечах зеленый элемент кимоно мастера, Шифу сквозь слезы улыбнулся. Угвэю удалось показать то, что парень не один, и никогда не был один. Просто у наставника не было возможности доказать это.***
Двадцать лет назад одно маленькое солнышко могло греть целую семью сверкающими лучами своей улыбки. Теперь это солнце еле согревало себя, но не теплотой лучей, а горячим жаром воспоминаний. Почему не удавалось согреться? Каждое воспоминание сопровождалось пролитием самых горьких в мире слез.