Как в былые времена

      

Начало ноября, 1418 год

Шифу — ученик мастера Угвэя, воин Нефритового дворца, 22 года

Китай, провинция Шэньси, Башань

Не поговорить с другом, который достоин разговора, значит потерять друга. А говорить с недругом, который разговора не достоин, — значит терять слова. Мудрый не теряет ни друзей, ни слов.

Продолжение «Назад к истокам. Яблоневые сады»

***

      Солнечные лучи нагло просочились в комнату и раздразнили темные веки панды, сморщившейся от непонимания, что происходит. Тянущееся блаженство, которому оказалось по силам одолеть сильное мужское тело, тут же закончилось.       «Уже утро, — дошло до Шифу, чье лицо сморщилось и зашевелилось в попытке скрыться от света, — ненавижу утро».       Шумно вдохнув через нос, Шифу гневно выдохнул и наполовину раскрыл глаза. Они выглядели озлобленными из-за явного желания подремать еще часок другой, но еще более свирепыми они казались из-за темных бровей, что даже в расслабленном состоянии грозно съезжались друг к другу, почти как у столетнего старца. Лежа на боку, Шифу мельком взглянул на персиковый луч, подсветивший летающую пыль и пустую стену, и его внутренние часы тут же сопоставили, что к чему. Ничто иное, как первые лучи рассвета, потревожили его покой.       Веки, все еще тяжелые от сна, протестующе рухнули, а из гортани раздался недовольный хрип. Все, чего желала скромнейшая натура Шифу после выноса мозга на тему садоводства и дня работы на плантации, это набраться эгоизма и от души отоспаться, невзирая на обещания и запланированные встречи. Он не во дворце, в конце концов, а дома. Дома, где нет режима, дозированного питания и дисциплины, где нет правил, запретов и мудростей, а есть только умиротворение и отдых! Потому голова Шифу тяжелым камнем лежала на подушке, потому тело и хвост обмякли, как хорошо размятое тесто. Состояние расслабления поглотило Шифу до такой степени, что он был не в силах противиться даже собственной совести, даже учениям мастера Угвэя и постоянности привычек, что за десять лет окрепли, как и сам Шифу. И парень осознал только сейчас, что имел в виду мастер Угвэй в том разговоре за вечерней прогулкой. Когда они поднимались по ступеням, что вели от зала тренировок, он, одаренный и известный на всю округу Шифу, мечтал о постели и не засыпал на ходу, а мастер Угвэй шагал, наслаждаясь тишиной и погодой.       — Что ты спросил, Шифу? — черепаха повернула голову, усталое бормотание ученика получилось ну очень уж неразборчивым. — Я почти ничего не разобрал. Хорошо поработали, раз уж ты так сильно вымотался, — Угвэй посмеялся. — Так что, сможешь повторить свой вопрос? Или мне лучше подождать до завтра, когда ты наберешься сил?       — Я спросил, мастер, — Шифу перевел дух, ртом набрав глубже вечернего воздуха. Хоть они и шли к казармам под холодным звездным небом и их неодинаково вымотанные тела обдувал ветерок, ощущение выжатого лимона от минувшей тренировки не отступало, — может ли воин Нефритового дворца, у которого есть семья в долине Мира, жить с ними, а не здесь? Или пребывание в Нефритовом дворце — это обязательное условие?       — Хм, — Угвэй замедлил шаг, видать, сжалившись над еле поспевающим за ним учеником, — ты задал хороший вопрос. Но, пожалуй, да. Воину не запрещено выбирать этот путь, и будь у тебя в долине Мира семья, я не стал бы препятствовать или запрещать.       — Я спрашивал не про путь… проклятье, — охнула панда и споткнулась о ступеньку. Ноги совсем не желали подниматься. Еще и подол кимоно будто стал длиннее в два раза, и теперь в два раза выше нужно возносить ногу над ступенькой, чтобы не убиться. Таковы они, плоды удавшейся тренировки. — Я спрашивал про обычную жизнь.       — Но разве жизнь воина и жизнь простого крестьянина, это не два разных пути? Хочешь сказать, они ничем не отличаются?       Вот почему монаху чужда жизнь обычного фермера или семьянина. Трудно оставаться воином, когда отсутствует график тренировок, не орет на всю округу гонг, не стоит над душой наставник. Когда на завтрак сытная еда, приготовленная с любовью, а на плечах теплое и домашнее одеяло вместо той простынки, что когда-никогда приносят слуги дворца, если тебе одним прохладным вечером внезапно начнет «поддувать из окошка».       «Теперь я понимаю, мастер, — подумал Шифу, нежась в тепле и томно вздыхая, — в окружении комфорта и близких порой не хочется ни к чему стремиться. Хочется застыть на месте или заставить время замереть, чтобы наслаждаться этим покоем вечно. И вы правы, это два разных пути. Это не путь мастера кунг-фу. Не то, что мне нужно для достижения цели, — Шифу мечтательно улыбнулся. — Мама. Вот, почему мне так не нравилось ходить с тобой на рынок по утрам. Встать с такой уютной постели — даже теперь для меня целое испытание».       Приятная тяжесть целиком овладевала Шифу, и воин со смелой честностью отметил, что это чувство в сто крат лучше любого вина, женских объятий и массажа шеи. Лучше всего, что существует на свете. Но лишь одна мысль об особе, о чьем существовании Шифу случайно вспомнил, разрушило обретенное умиротворение на весь последующий день.       — Джинг Янлин, — произнес Шифу по слогам, когда смотрел на покрывшуюся трещинами стену и представлял на ней ликующую мордашку своей подруги. Она и только она причина того, что его тело прямо-таки «стонало от восторга» и всевозможными спазмами, нытьем и болями проклинало яблоневые деревья. — Спишь и слюни в подушку пускаешь, свесив ножки с кровати. Ничего-ничего. Однажды, но я обязательно тебе припомню эту выходку с деревьями.        Как и ожидалось, работа в саду явилась Шифу в ночном кошмаре: ведро извести, взмахи кистью, Лин, отлеживающая в тени, как императрица, кимоно и мысль, что его не отстирать. Ни одна тренировка и ни одно торжественное мероприятие во дворце не приводило Шифу в такой же ужас как то, что он повторно пережил в глубинах своего сознания, и мастер, издав недовольный хнык, лениво перевернулся с бока на спину. Приоткрытое окно, закрыть которое у Шифу не хватило сил вчерашним вечером, впустило в спальню ветер, и он унес последние надежды ухватиться за ниточку сна. Как бы ни было велико желание забыть обо всем на свете и отдаться сновидениям, будущему мастеру придется встать и встретить новый день. Пусть и со звуками помирающего деда и с постно-кислым лицом.       Осознав в полной мере, что отдыха лучше того, что он сейчас имеет, больше не видать, Шифу оторвал голову от подушки и сел, замерев, как глиняная фигурка, лепленная руками ребенка: помятая, кривая и лишь отдаленно похожая на то, что должно было получиться изначально. Конечности мастера ныли и мечтали о смерти, чему ни они, ни сам Шифу ни чуть не радовались. То ли боль возникла с непривычки возить кисточкой туда-сюда, то ли так ни с того ни с сего проявились симптомы подступающих старческих двадцати трех лет, Шифу не то что бы интересовался. Любой завтрак начинается с добычи пропитания, и Шифу, прежде чем начать заниматься этим вопросом, сперва решил отогнать от себя гнев и стыдные мысли. Ноющие руки и ноги, которыми в данный миг он был так не доволен, не видели нормальных тренировок с момента расставания с Мэй Линг, и чего еще, спрашивается, Шифу ожидал, когда после месяца лежания в постели, без разминки и долгого отсутствия подходящего питания врывался в повышенную активность и физические нагрузки. Но загвоздка в том, что эти нагрузки: прогулка пешком до Башаня, пара пробежек по деревне вместе с чокнутой подругой и усердная работа в саду — это детские забавы для воина его уровня подготовки. Оттого грусть Шифу на тему «Какой кошмар, я уже не в форме» усилилась, как и нежелание плестись на кухню: импровизировать себе любимому самую пресную в жизни стряпню.       Мало радости в том, когда много невзгод. Но жизнь Шифу, судя по всему, не тот случай. Она устроена таким образом, что проблем в ней предостаточно, чтобы сменять одна другую и развлекать угнетенный мозг. Пока Шифу переодевался из спальных рубашек в кимоно, а его голова была переполнена мыслями об «итак тощих, но еще более отощавших» руках и ослабевшей спине, желудок требовал пищу, и о, боги, как же вовремя Шифу посчастливилось вспомнить, что он ни черта не умеет готовить. Живот, ставший менее упругим, и кулаки, не фантанирующие разрушительной силой уже на этапе завязывания пояса, как это было раньше, начали тревожить Шифу меньше, больше задним фоном, и он, собравшись с духом, все-таки отворил дверь своей спальни и противящимся шагом направился к кладовке. Не воздух же накладывать в тарелку.       Шифу нашел знакомые на вид и запах овощи, видимо, оставленные девочками или госпожой Джинг, и бросил их на разделочную доску. Так нож, стиснутый в неумелых пальцах, начал крошил салат: все, чем Шифу мог себе помочь на случай внезапной голодовки. При благоприятных условиях и вселенской дозе удачи у Шифу могло бы получиться то, что оставит его сытым на несколько часов, но в обратном же случае — это будет средство для пыток либо же способ быстрого ухода из жизни, но никак не вкусный завтрак.       «Прости, мам, — про себя посмеявшись, подумал мастер, — твой сын отрекся от любви дабы не осквернить ею святыню кунг-фу, но зато с легкостью оскверняет комнату, где твои руки создавали настоящие кулинарные шедевры. В долине Мира есть господин по фамилии Пинг, он управляет лапшичной. Я с ним лично не знаком, но он известен на всю округу своими золотыми руками. Говорят, что его юный сын уже неплох, и в свои годы он готовит шикарные пельмени. Я люблю пельмени, и те, что я пробовал у младшего Пинга, пришлись мне по душе, но все равно он мог бы у тебя поучиться, — из-под ножа Шифу вылетел кусок зелени и улетел в небытие, — а мне вселенная намекает, что я необучаем».       Лезвие нервно летало в воздухе и шлепало, нежели четко выстукивало по доске и репчатому луку на ней, и уста Шифу растянулись в улыбке-издевке, когда один из зеленых кусочков зелени вновь смог оборзеть до такой степени, чтобы улететь куда-то за пределы зрения и приземлиться на пол. Готовка всегда давалась Шифу со скрипом, но это никогда не служило причиной для настоящей грусти. Пребывание во дворце заметно притупило обретенные в детстве навыки кулинарии, что, с одной стороны, не такая уж и большая потея, ведь, говоря на чистоту, Шифу только и умел, что чистить яблоки и ставить воду на огонь, чтобы довести до кипения.       «Мам, ничего не обещаю, но я постараюсь исправиться и не огорчать тебя столь никчемными навыками готовки. Хотя, я знаю, что ты сейчас не сердишься и не стыдишься того, что я чего-то не умею. Ты гордишься мной. Я чувствую это, — сердце Шифу действительно наполнилось теплом. — Ты любила господина Ливэя, и мне интересно, почему. Он же совершенно не такой, как ты. Хотел бы я знать, что бы сказал старейшина, увидев это… — Шифу взглянул на овощное месиво, которое у него получилось, и то, какой бардак он развел в процессе готовки, — жалкое зрелище».       Стоило подумать о кузнеце, как разум юного мастера отвлекся и остыл. Теперь его заботила не симметричность выскакивающих из-под ножа полосочек и не то, насколько беспомощным и криворуким он выглядит со стороны, а предстоящая через два часа встреча. Не конкретно причина ее назначения или второй участник диалога, а маршрут к центральному рынку, ведь по прелестному стечению обстоятельств он оказался полностью стертым из памяти. Памяти, в которой давным-давно властвовали над пространством одни лишь знания о кунг-фу.       Казалось бы, как измельченные сырые продукты, что очутились в одной миске без щепотки соли и капли масла, могут отбить даже самое яркое желание поесть? Шифу, который стоял у зеркала и ладонями подгонял кимоно по линии ребер, тоже хотелось бы узнать ответ на этот вопрос. Один вид овощей, что после действий с его стороны стали блеклыми и безжизненными, вызывал жалость и чувство собственной бесполезности в быту, но подъем с кровати, на полчаса отставший от рассвета, не оставил времени на инфантилизм и попытки сделать еще один салат, но только менее убогий. Господин Ливэй будет ждать Шифу примерно без четверти восемь на месте, которое еще предстоит отыскать, так что, Шифу собрал в кулак всю напыщенность, не испорченную бездарно приготовленным салатом, невесомым движением смахнул назад шерсть на висках и вышел, уверенно распахнув перед собой скрипучую дверь и прочитав молитвы всем существующим богам, дабы на его кимоно не обнаружилось какого-нибудь прилипшего кусочка редиски или еще чего поотвратительнее.       Башань встретил Шифу вкусной на запах прохладцей, улыбкой прохожих и смехом соседей. Не успел он спуститься по небольшой лесенке и выйти на каменную тропу, как светящиеся лица повернулись к нему с пожеланиями доброго утра, вопросами о том, как проходят его дни в родной деревне и приглашениями на чашечку крепкой настойки как-нибудь по свободе. Но не только мужское внимание посыпалось на мастера. Ручка дамы, что сидела в тени с книжечкой на лавочке, мило помахала Шифу в знак приветствия и снова погрузилась в чтение, не забывая делать глоток травяного чая и поглядывать за старшей дочерью. Та увлеченно занималась шитьем, не обратив никакого внимания на мастера. Совсем позабыв о том, что перед односельчанами стоит будущая легенда кунг-фу и герой, Шифу расплавился, как кубик льда, и застенчиво, но широко улыбнулся.

***

      — Ну и ну.       Запыхавшийся и взбудораженный, Шифу окидывал взглядом рынок, втрое превышающий по масштабу рынок долины Мира. Рука его смахнула пот со лба, и предплечьем он уперся в столб входной арки, чтобы немного отдышаться. Старость не радость, что б его.       — Я и забыл, насколько ты огромный. И правда, только дурак не отыщет это место и потеряется в трех соснах.       Дорога к п-образной арке, в чьей тени Шифу переводил дыхание, заняла чуть больше времени, чем он рассчитывал. Повороты, названия улиц и недавно построенные дома с двориками, садиками и летними площадками порядком запутали живущего в сердце Шифу того самого маленького мальчика, который когда-то здесь рос. Он запомнил Башань совершенно по-другому, и потому сейчас постройкам, полянам с цветами и даже новым запахам из пекарен — ничего не стоило сбить его с курса.       — Молодой господин, — слегка раздраженно окликнул мужчина, одна рука которого сжимала рукоять топора, а вторая — точильный камень, — вы уже несколько минут нарезаете здесь круги и заслоняете мне солнце. Выглядите растерянно, вы кого-то ищите или ждете? Может, я могу чем-то помочь, чтобы вы здесь не мельтешили, как потерявшийся малыш?       Бегло осмотрев прохожих, среди которых наблюдались только удрученные работой мужчины с проседью на голове и одетые в фартуки женщины, Шифу быстро принял к сведению, что на роль «недалекого молодого господина, страдающего топографическим кретинизмом» не подходит никто, кроме него самого. Мастер в предвкушении восхитительного обмена любезностями выдохнул, надув щеки, неловко похлопал руками по бокам и медленно повернулся. Господин лет сорока пяти с коротенькими усами и небогатой бородой оторвался от возни с топором, что лежал перед ним на низком пне, и теперь пристально смотрел на воина, сидя на таком же низком деревянном стульчике.       — Ну, — с осторожным смешком начал признание парень, — быть честным, да. Я ищу дорогу к центральному рынку. У меня там важная встреча, — по молчанию и пристальному взгляду Шифу понял, что в этой деревне принято договаривать предложения до конца, — встреча с первым господином из дома Ливэй.       — Вот оно что. А вы Шифу у нас, верно?       Вопрос застал Шифу врасплох, вызвав охи-ахи и шепот за его спиной, и мастер помедлил перед тем, как унять свое волнение и утвердительно кивнуть головой. Дровосек осмотрел молодого господина с перевязанных ног до ухоженно подвязанной на лице бородки и поджал нижнюю губу. Жест показался Шифу одобрительным.       — Недурно вы вымахали, второй господин Деминг, — мужчина покосился за спину воина, ловя на себе любопытные взгляды ремесленников по другую сторону тропы, — для своих-то лет. Выглядите старше, чем должны, и это радует. Значит, много трудитесь и не сидите без дела. Покойная госпожа Чэнь смотрела бы на вас с гордостью.       — Так и есть, во дворце мне есть чем заняться, покойной матушке не о чем беспокоиться. Благодарю за добрые слова, — вежливо и с улыбкой Шифу склонил голову, — я сожалею, что своим брожением туда-сюда помешал вашей работе. Я прибыл недавно, всего лишь пару дней нахожусь в Башане, поэтому, вы правы. После стольких лет в долине Мира я действительно потерянный ребенок на этих улицах. Все никак не могу привыкнуть к тому, каким Башань стал.       — Но согласись, что он стал лучше? — раздался громкий и веселый голос другого ремесленника за спиной Шифу, и звучал он так, будто отрицательный ответ на его вопрос не имел права на существование. — Здесь так тихо и мирно, и все для народа! Мы все живем в достатке, сыты, одеты и все при работе! Ну просто красота!       — Хорошее дело мы сделали, а, Лян Сян? — посмеялась та самая госпожа в фартуке, усердно замешивая тесто. — Когда поддержали господина кузнеца.       — Что правда, то правда, — согласился Шифу со всей искренностью в сердце даже несмотря на то, что долину Мира он любил с не меньшей силой. — Башань великолепен. Не знаю, насколько сильно господин Ливэй приложил к этому руку, но факт остается фактом. Несмотря на то, что здесь нет роскошных поместий, вычурных заведений и достопримечательностей, что притягивали бы туристов и чиновников из столицы, здесь есть то, чего нет и никогда не будет ни в одном густонаселенном городе. Это уют и ощущение, что все здешние — твоя семья.       — Мы и есть твоя семья, парень, — снова сказал весельчак Лян, чей хохот подхватила женщина-пекарь. — И мы всегда ждем тебя в Башане. Это ведь твой дом. И ты для здешних не Деминг, — женщина пихнула Ляна в бок тупой стороной скалки, как бы прося на этом моменте прикусить язык. — Эй, а за что сразу палкой-то, госпожа? Небеса мне свидетель, не только я в Башане считаю, что Шифу не заслуживает такого наказания, как продолжать фамилию рода, погрязшего в дурном маджонге! Да никто не заслуживает, простите, небеса! — ремесленник повернулся к мастеру, продолжая эмоционально говорить и жестикулировать. — В общем, малыш, ты — благородство рода Чэнь, потому что сын своей матушки, ты понял меня? Пусть твой отец — подзаборная шваль, запомни то, чей ты сын, и гордись этим до конца своей жизни!       — Да, господин, — отчеканил Шифу, отдав низкий поклон, прямо как во дворце.       Когда он выпрямился, на него все еще с удивлением смотрели. Сколько же лет прошло с тех пор, как монахи храмов или носители кунг-фу ступали по этой земле…       — Ну все, Лян, прекращай свои пьяные разговорчики, — желая сменить тему, дровосек метнул взгляд на Шифу и улыбнулся. — Дом Демингов находится на окраине Башаня. Так понимаю, вышел за порог и заплутал?       — Да, вы все верно подметили.       На удивление Шифу, господин в грязной от работы домашней одежде встал со стульчика и подошел к нему.       — Раз такое дело, устрою себе перерыв. Мой топор никуда не денется. Пошли, Шифу, — позвал он за собой ладонью и пошел вперед по улице, — неуважительно опаздывать на встречу с господином Ливэем. Я подскажу тебе, как не потеряться еще сильнее.       Не было в детстве Шифу такого количества швейных и гончарных цехов, в скопление которых он по случайности забрел, положившись на память и выбрав неверный поворот. Не было чайных ресторанчиков и вывесок, от которых разбегались бы глаза, и не было запаха пирогов и уюта, которым сейчас пропитан каждый уголок башаньского поселения: каждый двор, каждая лавка, каждая тень под деревом, где веселились дети. В его детстве Башань был родным, но в то же время был бесцветным, хмурим и гнетущим. Предвещающем беду.       — Шифу, — позвал Шао, так звали дровосека, и тот повернул к нему голову. — Ты хоть немного запомнил дорогу обратно?       — Спасибо, добрый господин, уж теперь я как-нибудь найдусь, — мастер поклонился в знак благодарности, — что бы я без вас делал.       — Ну, как что, — хмыкнул Шао, жмурясь от солнечных лучей, — продолжал бы ходить перед глазами и действовать мне на нервы.       Они рассмеялись и обменялись рукопожатиями. Как Шифу успел заметить, в Башане они были приняты больше, чем классические поклоны головой.       — Ступай, Шифу. Не огорчи старейшину опозданием.       — Да, — радостно бросил мастер и побежал по прямой дороге, что вела к рынку.       Так и оказался он у арки, что стала опорой для его плеча и местом, где можно отдышаться. Но как только дыхание выровнялось, а сердце перестало бешено колотиться, как после первой пробежки в его жизни, Шифу собрался с духом и осмотрелся.       — Где же вы можете быть, — негромко сказал воин, думая о кузнеце, — я полжизни искал рынок, а теперь еще полжизни потрачу на то, чтобы отыскать вас. И одному Будде известно, во что вы будете одеты…       Острый взгляд Шифу блуждал по лицам и одеждам, ища как минимум изящную бороду, голубые глаза и спину, ровную, как у аристократа, но запнулся, наткнувшись на овощной прилавок. За ним стояла госпожа, в которой с трудом, но Шифу узнал соседку, которая в детстве давала ему регулярный нагоняй за мелкий разбой и громкое поведение под ее окнами. Взгляд Шифу утратил былую радость от беседы с Шао, как только он заметил, насколько заметно постарела эта когда-то прекрасная госпожа. Ее шерсть утратила былой кофейный окрас, щеки обвисли и образовали впадины у носа. Но образ устрашающей грозы деревни никуда не делся, что вызвало на устах Шифу небольшую, но все-таки улыбку.       Забавное воспоминание всплыло в голове Шифу. Матушка говорила ему когда-то, что госпожа Ван лишь снаружи генерал полка. В детстве Шифу не успел убедиться в этом лично. Но тут он внезапно подумал. А что сейчас ему мешает? Ливэй все равно еще не явился на место встречи, во что Шифу самому очень хотелось бы верить.       Скрестив за спиной руки, воин медленно направлялся к старухе, наводящей порядок в овощных ящиках с морковью и капустой. Миновав множество прохожих и малышню, резвящуюся с бумажными драконами, Шифу устроился в тени лавки и натянул на лицо самую обворожительную улыбку из всех имеющихся в арсенале.       — Доброе ут…       — Прошу, руки, — сразу осекла мастера женщина, как только увидела, что юноша, долгое время сверлящий ее взглядом, все же подошел к ее повозке вплотную и взвалил на нее свой никчемный локоть. — Я только навела порядок и не прощу, если вы все разбросаете.       — Простите, госпожа Ван, — Шифу убрал руки и всмотрелся в лицо госпожи, ожидая ее реакции. Для нее обращение по фамилии от незнакомого юноши должно было стать выстрелом наугад, но в точку.       И действительно. Старуха перестала суетиться и всмотрелась в собеседника получше.       — Вы меня знаете, но сколько я на вас не гляжу, не вижу в вас местного, — еще несколько секунд она перебирала в памяти всех, кем бы мог прийтись этот странный юноша, но как только устала от бестолковых раздумий, вернулась в роль торговца. — Хотите приобрести овощи, господин?       — Ну какие овощи, госпожа Ван, — грустно протянул мастер, сделав шаг назад и расставив в стороны руки. — Взгляните же на меня.       Женщина неохотно отвлеклась от распаковки нового товара и подняла сожмуренные глаза на парня. Солнце шарашило ей в лицо, и чтобы добиться успеха в этом деле хоть в каком-то смысле, госпожа Ван вознесла ладонь над лбом и всмотрелась в выступившие очертания панды, облаченной в кимоно монаха.       — Ну? — улыбался Шифу, вот-вот надеясь услышать смех и визг радости, но в итоге получил презрительное «юноша, что вы от меня хотите». — Как это, что?       Шифу осмотрел сам себя, не понимая, что сложного в том, чтобы она его узнала.       — Хотите сказать, что не узнаете меня? Совсем?       Госпожа Ван не выдержала, достала из кармана халата очки и вышла из-за прилавка, надевая их. Шифу расплылся в улыбке, глаза его засияли. Какой бы сухой каргой ни была бы госпожа Ван, втянуть в авантюру ее проще простого.       — «Ах ты, паразит, вот я тебя поймаю когда-то!» — процитировал Шифу первое, что всплыло в его памяти, все также стоя в позе пугала. — «Маленький негодяй, где твои манеры?! Весь в отца, ну весь в некудышного отца!»       Бледно зеленые глаза Ван раскрылись очень широко, а постаревшее морщинистое личико вытянулось.       — «Вот разбойник! Все матери расскажу! Получишь пару раз палкой по пяткам и сразу паинькой станешь!»       — Этого не может быть, — вырвалось у госпожи Ван, у которой перехватило дыхание и все сжалось внутри. Госпожа была уже в возрасте, но чувствовала себя хорошо и не жаловалась на здоровье, потому то, что она испытала, услышав собственные фразы из уст незнакомого юноши, повергло ее в еще больший шок. — Это не можешь быть ты. Того светлого мальчика… — госпожа опустила взгляд, наполняющийся слезами, — Шифу, кажется, его звали. Да, именно так. Шифу. Она хотела, чтобы это означало «мастер», — старушка подняла глаза на воина, на чьем лице и след простыл от улыбки, — его уже много лет как нет в живых. Вы, господин, не можете быть им. Я слишком хорошо знала эту несчастную семью, и Деминга, и саму госпожу Чэнь неоднократно видела у своего порога, но мальчишка… он…       — Но это я, госпожа Ван, — тихий голос Шифу прозвучал успокаивающе, почти как откровение. Чего-чего, но Шифу аж никак не ожидал того, что его уход из Башаня кто-то воспримет настолько близко к сердцу. — Это я тот мальчик, который когда-то надкусил все яблоки в вашем саду, а потом разбросал их по земле. Это я когда-то случайно наступил ногой на ваш любимый кустик роз. Это я одним летним днем очень сильно оскорбил вас словом, слетевшим с неразумного детского языка, — ладони Шифу взяли госпожу за плечи, которая смотрела перед собой и была на грани обморока от осознания, — это я, госпожа Ван. Тот, кого вы со слезами на глазах называете светлым мальчишкой. И всегда называли.       Издав полный боли вопль, больше похожий на всхлип, вырвавшийся из самых глубин души, госпожа Ван сжала Шифу в трясущихся руках и прижалась лицом к его плечу. Она плакала с такой силой, что народ оборачивался, а хозяева соседних прилавков переполошились до такой степени, что бросили покупателей и вышли посмотреть, в чем дело.       — Госпожа Ван, — обеспокоенно кричал какой-то мужской голос, — что случилось? Почему вы плачете?       — Мой мальчик, — прошептала она, захлебываясь в слезах и стискивая сильнее итак побелевшие пальцы. Ошарашенный Шифу, на которого устремилось с десяток взглядов, бережно положил ладони на спину госпожи. С его лица не сходил ступор. — Я всю жизнь думала, что этот безумец со своими дружками тебя погубил, вся моя семья тебя оплакивала. Я думала, что ты погиб от голода или же был сброшен в первую же канаву, но я никак не могла подумать, что ты… что ты…       — Моя дорогая госпожа Ван, вы сейчас и меня до слез доведете, прошу вас, поберегите сердце и не плачьте, — Шифу обнял сильнее крохотное тельце, начав не на шутку беспокоиться. У старушки начиналась истерика, а это ни секунды не полезно для ее здоровья. — Да, признаю, временами Широнг был близок к тому, чтобы умерли мы оба, да только я же не пальцем деланный! Кому как не вам, госпожа Ван, об этом знать! Сколько раз ваш покойный супруг пытался попасть в меня орехом из рогатки? А вы сами? Помните, как часто вы замахивались на меня полотенцем, но ни разу не достигали цели? Вы помните это?       Госпожа Ван отстранилась от Шифу. Слезы пропитали ее щеки и все еще текли ручьями вниз, но всхлипы закончились, как и ощущение, что кислорода всего света не хватит, чтобы надышаться. Она положила ладони на щеки Шифу и, пригладив большим пальцем шелковистые шерстинки, посмотрела в небесные глаза.       — И как я сразу не увидела правду в этих прекрасных глазах.       Ладонь Шифу накрыла одну из ладоней госпожи Ван. Его утешило то, что она перестала плакать.       — Малышом ты был хитрым и ужасно изворотливым. И ты же правда стоял у меня поперек горла, разбойник беззубый. А сколько раз я на тебя матери жаловалась. Скажи честно, она хоть раз тебя ругала?       — Сноровку потеряли, госпожа Ван. Раньше за тридевять земель меня видели, — Шифу снова обнял женщину, поднял глаза и увидел, что за сценой между ними самозабвенно наблюдает господин Ливэй. Он нежился в тени той самой п-образной арки, пока Шифу его не заметил. Как только произошло обнаружение, кузнец отстранился от арки и зашагал твердо, медленно и важно. Его руки были заложены за спину, голова поднята вверх, а улыбка растянута на достаточном уровне, чтобы назвать ее дружелюбной. Поприветствовав господина ответной улыбкой, Шифу выдохнул и нехотя отпустил госпожу Ван, что практически перестала плакать и уже вытирала последние слезы платком.       — Как я счастлива видеть тебя живым, господи. Шифу, ты не представляешь, какой камень свалился сейчас с моей души.       — Я тоже рад, что вы в добром здравии, госпожа Ван. Ваши вкуснейшие яблоки я вам, правда, не верну, но обязательно возмещу ущерб материально!       — Отвяжись ты уже со своими яблоками, негодник! — она взмахнула на воина платком и, как всегда, не достигла цели. — Нашел, что вспомнить, спустя столько лет. Ты выжил, ты оказался сильным, и это самое главное. Господин Ливэй, — склонила голову женщина, устремив улыбку и взгляд себе за спину. — Ваши крадущиеся шаги я узнаю из тысячи.       — Доброе утро, госпожа Ван, — посмеялся мужчина и кивнул на Шифу, прекратив ходьбу. — Узнали персонажа?       — Этот персонаж чуть не довел меня до разрыва сердца!       — Я видел, — кузнец украдкой взглянул на Шифу и улыбнулся. Парень его не разочаровал. Увидев, в каком состоянии оказалась госпожа Ван, Шифу не струсил и не стоял столбом, а подставил сильное плечо и утешил. Поступил, как настоящий мужчина. — Внушительных размеров вырос парень, правда?       — Не говорите, не говорите, — в голосе госпожи Ван все еще слышалось трепыханье. — Вас, глядишь, догонит скоро. У второго господина Ливэя, нашего замечательного Яна, появился достойный соперник!       — А ведь двадцать лет назад был самым крохотным из детишек, — подметил кузнец и выставил вниз свою расправленную ладонь, показав этим примерный, весьма унизительный рост малыша Шифу. — И самым неуклюжим.       — Помню, как Юби за голову хваталась, — вздохнула госпожа Ван. — Все бегала да бегала, бедняжка, за едой и лекарствами. Думала, что сына нездорового родила. Не растет ни на долечку, еще и зубы поздно резаться начали.       — Между прочим, я вытянулся только к семи годам…       — Зато сейчас каков красавец! — ручки госпожи Ван сложились на сердечке от восхищения. — Теперь жалею, что дочку рано замуж отдала. Такого господина молодого упустила, старая кляча! Господин Ливэй, хоть вы не сглупите и воспользуйтесь моментом. Ваша Суинь уже такая взрослая и она так похорошела. Можно и о замужестве задуматься!       — Все это, безусловно, хорошо, госпожа Ван, однако я бы не решал судьбы наших детей собственными руками. Пусть сердце само подскажет им путь к истинной любви, — кузнец коснулся плеча Шифу. — Ну что, идем?       — Да, — Шифу поклонился госпоже Ван, попутно поцеловав ее руку, — вынужден идти.       — Шифу, — жест снова тронул ее сердце и едва не спровоцировал слезы, но так как она и так уже прилюдно проплакалась, пришлось сдержать себя в руках. — Заходи еще, мой мальчик, мне всегда будет приятно послушать тебя, — женщина промокнула слезы, снова выступившие на глазах, обменялась с господином Ливэем поклонами и поспешила вернуться за прилавок, у которого уже недовольно мялась пара покупателей.       Чуть помедлив, Шифу развернулся и подошел к старейшине. Он был спокоен и непоколебим, как и при любом другом раскладе.       — И долго вы стояли там, стесняюсь спросить? — кивнул Шифу на арку.       — Коль стесняешься, не спрашивай, — Ливэй задорно улыбнулся, и вместе с Шифу двинулся вдоль линии из прилавков, впритык стоящих друг ко другу. — А вообще достаточно, чтобы принять решение не срывать столь трогательный момент своим мрачным немногословным появлением.       — А вы знаете толк в самоиронии.       — Я кузнец и мужчина из рода Ливэй в одном смертном теле. Ирония у меня в крови.       Как только произошел следующий обмен колкими шутками, его результатом стал их совместный грудной смех. Вокруг стоял шум и балаган. Порой приходилось повышать голос, чтобы слышать друг друга, но старейшина объяснил данное неудобство тем, что выходной день в Башане: всегда самый оживленный и наполненный событиями день в деревне даже без какого-либо повода и праздника.       — Госпожа Ван была рада тебя видеть.       — Да, я заметил, — на удрученном выдохе ответил Шифу, — правда не ожидал, что насколько рада.       — Что неожиданно и для меня. Я нередко слышал от покойной госпожи Деминг, как ее утруждают постоянные беседы с госпожой Ван насчет твоего поведения и проделок, но чтобы результатом твоего бедокурства стала прям такая безграничная любовь…       — Бедокурства? — удивился мастер, дернув ухом. После слов о «светлом мальчишке» и «солнце», в строптивого бедокура верилось с неохотой. — То есть период моего детского переполоха прямо настолько затянулся? Я думал, что был трудным ребенком лишь отчасти.       — Не столько трудным, сколько непокорным. Только сон до полудня и подчинение матери ты считал своими истинными обязанностями.       — Я слышу смуту в вашем голосе. Я и вам умудрился перейти дорогу?       — Чтобы мне перешел дорогу малыш, которого первые три года с пухом одуванчика легко было спутать? Не смеши меня, пожалуйста. Ты был самим очарованием пока не начинал капризничать и клянчить у матери деревянные мечи прямо посреди улицы, — Ливэй поклонился знакомому, что проходил мимо, и продолжил. — Я тут задумался в последнее время, Шифу… Мы столько раз пересеклись и перекидывались парой слов, а я ни разу не удосужился даже поинтересоваться, как у тебя проходят дни на родине. Ты хоть рад, что вернулся?       — Несомненно рад, — не заставил себя долго ждать восторженный ответ мастера. — Меня столько лет тянуло сюда: я тосковал по всем, кого помнил, и отказывался верить, что у меня больше нет своего дома. Вы себе даже не представляете, что я тогда чувствовал.       — Поверь, еще как представляю.       — Первое время я отвергал дворец и жизнь, которую мне там навязывали, — откровенно сознался Шифу, вспоминая то ли с грустью, то ли с ностальгией свои первые дни в долине Мира. — Я даже пытался сбежать.       — Безуспешно, как вижу.       — Нет, кстати. Один раз мне почти удалось, однако, такое дело…       — Кунг-фу дало тебе смысл жизни, — продолжил господин Ливэй, и в благодарных голубых глазах, что поднялись на него в тот момент, он понял, что попал в точку. Шифу не пришлось озвучивать то, что он все еще не может принять даже наедине с собой. — Отец отнял его у тебя, когда погубил мать и оторвал от дома. Ты не был юным дарованием, которому было суждено оказаться во дворце, но ты был ребенком, который увидел в кунг-фу самое главное. То, чему оно и учит: это жизнь и смысл в ней.       — Я дожидался подходящего момента, чтобы вернуться, — говорить о кунг-фу в таком контексте все еще являлось для Шифу испытанием, потому он решил свернуть к предыдущей теме, — я ждал, когда же наконец встану на ноги, но в итоге попросту сорвался. В моей жизни наступил период, когда я больше не мог противиться желанию увидеть родной дом. Так я оказался здесь спустя двадцать лет.       — Но почему же ты не вернулся раньше? — склонил голову Ливэй, вновь предпринимая попытку посмотреть Шифу в глаза. Они шли неспешно, потому и могли в полной мере наслаждаться беседой. — Мастера кунг-фу не привязаны к храму так сильно, разве нет? Или моих познаний о храмах боевых искусств и целибате все же недостаточно?       — В храме, как мой, не привязаны, вы правы. Просто лирика в другом.       — И в чем же? Доброе утро, Сунь Бохай.       С этого момента господин Ливэй еще несколько десятков раз отвлекся на то, чтобы поздороваться в ответ со всеми, кто проходил мимо него. И кто бы знал, насколько столь простая и банальная формальность снесла Шифу башню. И близко не зная причин, по которым башаньцы так летают вокруг главы поселения, Шифу наблюдал, как с кузнецом все здороваются, как, бодро проходя мимо, бросают через плечо фразы с пожеланием хорошего дня, а он, в ответ расплываясь в улыбке и опуская голову, отвечает всем без исключения взаимностью. Из какой задницы обычный кузнец вытащил Башань Шифу пока не мог себе представить, но факт, что в главе поселения народ души не чает, был прямо на лицо.       — Ох, Шифу, прошу простить мою бестактность, — сдавленно и смущенно проронил господин, когда ответил на, вроде как, последнее «доброе утро». — Таков уж мой долг — быть объединяющим звеном для всех, кто ступает по этой земле. Я нехотя, но повел себя неуважительно по отношению к тебе. Продолжай рассказывать, я тебя внимательно слушаю.       — Ничего страшного, — бросил Шифу, внутри пылая от восторга. Перед ним только что стелился сам господин Ливэй, аж ушам не верится! Представить сложно, насколько Лин обзавидуется. — Лирика в том, что я не знал дорогу обратно, и пока не повзрослел и не научился читать карты, даже не подумывал о возвращении. Да и мал я был для столь далеких путешествий. Мало ли что со мной могло случиться по пути. Сами знаете, насколько назойливы и жестоки здешние бандиты.       — А сопровождающий? Неужели не могли выделить одного козла отпущения, который привез бы тебя в Башань? Неужели все настолько сложно?       — Вы путаете императорский дворец с храмом боевых искусств, — ухмыльнулся Шифу и резко пригнулся. Над его головой пролетел бумажный змей, неудачно запущенный одним мальчишкой из толпы. Господин Ливэй хоть и улыбнулся проказникам, которые громко рассмеялись из-за реакции воина, но пальцем строго показал им на игровую поляну, где пускать змеев явно лучше и безопаснее, чем на переполненной рыночной площади. — Жить в Нефритовом дворце, господин, это не завтракать в постели и ждать, пока тебе вытрут рот салфеткой. Жить в храме, это вставать вместе с рассветом и совершенствовать тело до тех пор, пока не наступит закат. Во дворце я никто и звать меня никак, и пока мастер Угвэй этого желает, именно так и оно будет.       — Я знаю, — вздохнул кузнец, проследив взглядом, чтобы детишки добрались до полянки благополучно и не выколов никому глаза. — Просто шучу. Понятное дело, что продвижение по иерархии это процесс не из легких. Ты молод и неопытен, поэтому, пока мало что решаешь во дворце.       — На данный момент я вообще ничего в нем не решаю, и дело не в опыте или возрасте. Но в одном вы правы. Я всего лишь воин, который служит храму и долине Мира, защищает от бандитов местных и, рискуя жизнью, приносит дворцу славу и красивые истории о подвигах. Но ни повышение, ни место в совете мне все равно пока что не светит ни за какие заслуги.       По тому, как тускнели глаза и однотонным становился голос, кузнец отследил облако грусти, что сгущалось на лице молодого храбреца. Он любил кунг-фу всем сердцем и душой, но, судя по всему, всей душой его и ненавидел. Не зная, как поддержать Шифу и правильно выразить свои чувства, господин Ливэй задал первый напросившийся к теме вопрос:       — Как тебя встретили, кстати?       — Во дворце? — встрепенулся Шифу, который успел задуматься, и усмехнулся. — Забавная выдалась история: с побегами, интригами и расследованиями. Все в моем стиле.       — Погоди, расскажешь обязательно. Хочу заглянуть с тобой в одно место.       Ливэй прервал Шифу и свернул с тропы, по которой они прогуливались, направившись к одному из бутиков. Шифу последовал за главой, стараясь как и прежде улыбчиво глядеть по сторонам. За прилавком было пусто, но Ливэй явно знал, куда пришел, судя по его уверенным шагам и поведению, будто он у себя дома.       — Так-так, второй господин Суро, — кузнец хозяйственно прошел за прилавок, постучав по нему кулаком, чтобы его появление осталось услышанным, а после, пафосно опершись ладонями об один из забитых столов, стал рассматривать товар. — Чем вы меня порадуете сегодня? Или вы как всегда завтракаете, когда я горю желанием докучать вам и задавать вопросы?       — Господин Ливэй! — раздалось довольное и радостное где-то из глубины лавчонки, откуда вышел молодой и обаятельный мужчина в кимоно кирпичного цвета, с фарфоровой переполненной тарелкой и палочками в руках. — Давно же вы ко мне не заходили. И да, я снова пытался позавтракать до вашего прихода, но как видите…       — Не останавливайтесь, бога ради, — поспешил сказать Ливэй, когда увидел, что торговец собирается оставить ради него горячую лапшу и направиться за рукопожатием. — Я не хочу стать причиной пустоты в вашем желудке. Как никак, я заскочил на минутку, а вам еще целый день стоять на ногах и кормить любопытство таких же, как я.       Младший господин Суро, единственный и любимый сын небезызвестного лекаря Веньяна, душевно поблагодарил главу поселения за любезность, следом затолкав в рот порцию сочной лапши, а после подошел к нему и столу с кинжалами, который всегда завоевывал особое внимание господина Ливэя. Шифу, оставшийся за пределами здания, вежливо улыбался и наблюдал за происходящим.       — Вы соврете, уважаемый Суро, если скажете, что вы не обзавелись чем-то новым.       — Обижаете, господин Ливэй. Я не просто обзавелся, — младший Суро подержал паузу, чтобы прожевать лапшу, — я сберег парочку экземпляров специально для вас.       Суро все же поставил тарелку, чтобы освободить руки и беспрепятственно сходить за тем самым, а Ливэй с довольной улыбкой повернулся к Шифу, по-прежнему улыбающемуся, подобно радостному дитя.       — А приятно-то как.       Шифу покачал головой, соглашаясь. Из комнаты раздался шум, а после оттуда вышел Суро с коробкой в руках. Поставив ее на стол, торговец снял крышку и подвинул к Ливэю. Кузнец заглянул и тут же присвистнул. Первый «вульгарный» жест, который Шифу удалось в нем подметить.       — Знал, что вам понравится, — сказал повеселевший Суро, снова вернувшись к тарелке и лапше. — Подобный завоз будет еще нескоро, так что наслаждайтесь, пока можете.       — Какая только прелесть, — господин Ливэй повернулся и поймал любопытный взгляд своим. — Шифу, взгляни.       — Шифу? — пробубнел торговец, аппетитно втягивая в себя полосы лапши. — Тот самый единственный кунг-фу воин, ступивший на эту землю, ха-ха?       — Вы не первый, кто посмеялся над этим, — глава уже немало шуток проглотил на эту тему, но не воспринимал, как подколки, потому что сам смеялся бы над этим не меньше. — Полюбуйся.       Шифу застенчиво прошел по прилавку, прежде вежливо поклонившись его хозяину, и заглянул в ящик. Блеск лезвий идеально отполированных кинжалов отразился в свете двух пар голубых глаз, способных любоваться этим вечно.       — Ручная работа, — как бы намекая на наличие достойных соперников у господина Ливэя, посмеялся Суро. — Могу предположить, что это авторство какого-то таланта из вашей родины.       — Даже не сомневаюсь. Мой родной город Ти Шен уже много лет только и славится тем, что не перестает меня удивлять.       Ливэй взял один кинжал из коробки и выставил на солнечный свет.       — Шифу?       Воин взял оружие в руки и, держа его прямо, перевернул режущей кромкой вниз. Закрыв один глаз, мастер с как нельзя спокойным лицом посмотрел вдоль клинка. Кинжал действительно был ровный — лезвие составляло с хвостовиком идеально прямую линию. Кинжал с изгибом или небольшой деформацией лучше не покупать, ведь этот брак мог возникнуть и в результате нарушения технологии выплавки стали, а настоящему профессионалу стыдно об этом не знать. Шифу открыл глаза и под удовлетворительным взором господина Ливэя, скрестившего на груди руки, посмотрел на пяту клинка — обработана она безупречно, режущая кромка лезвия параллельно прилегала к ней, что не могло не доставить глазу такого ценителя оружия, как Шифу, неземного блаженства и эстетического удовольствия.       Покончив с беглым осмотром лезвия, Шифу перекрутил кинжал и всмотрелся в гарду и рукоять. Одна ухмылка выдала, в какой мере мастер был доволен тщательностью их обработки, точности подгона пластин рукояти, стыков и качества скрепления элементов между собой.       Ливэй был уверен на миллиард процентов, что Шифу знает информации не меньше него самого, но черт возьми, как же ему хотелось услышать это своими ушами.       — И что скажет наше юное дарование?       — Качество зашкаливающее, — Шифу посмотрел на господина Суро, без доли колебания восприняв подкол как святую истину. — Местного разлива, полагаю?       — Верно, как уже было сказано, это работа кузнецов хребта. А вы, полагаю, хорошо ознакомлены с рынком, молодой господин? Когда показываю нечто похожее другим своим посетителям, то чаще всего слышу, что это либо Шанхай, либо вовсе Тибет.       — Я уже десять лет как воин, с вашего позволения. Моя работа и обязанность — разбираться в том, от чего могу не дожить до старости.       — И в каком же случае кинжал считается хорошим, воин?       Господин Ливэй жить не мог без нарочно заданных вопросов, отчего и в сей раз не остался в стороне. Переполненные гордости глаза встретились со взглядом, полным уверенности.       — Попрошу озвучить что-то глубже познаний о кривизне лезвия и стоимости материала. Это мои трехлетние дети знали. Докажи нам, что ты мастер в своем деле.       Шифу покосился на Суро, но тот лишь игриво пожал плечами, как бы говоря: «А чего ты еще от него ожидал».       — Иным путем в Башане уважения не заслужить.       Тогда парень перевел взгляд и посмотрел исподлобья на господина Ливэя. Тот же с нотой издевательства поднял брови, как бы предвкушая, какой будет ответ.       — Хорошим и качественным кинжалом считается тот, на котором не видны следы обработки, а переходы между составными элементами — плавные и без резких изломов, — Шифу, не прерывая зрительного контакта с кузнецом, поднял оружие на уровень их лиц. — Режущие способности кинжала зависят от формы сечения клинка. Чем у́же это сечение, тем легче клинок будет входить в разрезаемый материал, но зато толстый клинок является более прочным. Чем меньше угол режущей кромки лезвия, — мастер прошелся по лезвию пальцем, — тем острее будет сам кинжал.       — А по мере увеличения этого угла?       — Он затупляется, — сходу ответил Шифу, заглянув в азартные глаза Ливэя и убирая пальцы с кинжала. — Также признаком любого хорошего холодного оружия является развитая гарда, — Шифу твердо сжал кинжал в рукояти, а после завораживающе перекрутил его в пальцах, показывая, как легко и приятно можно обращаться с оружием, когда оно заслуженно названо прекрасным. — Она и пальцы не даст отчекрыжить, — Шифу, подбросив орудие, ухватил его за лезвие и протянул недрогнувшему Ливэю, — да и при ножевом поединке можно легко ловить удары.       Господин Ливэй, довольно хмыкнув, забрал кинжал из рук мастера. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга молча, пока кузнец внезапно не выдохнул и не посмотрел Шифу за спину.       — Господин Суро.       — Да-да, к вашим услугам, — протирая руки полотенцем, вернулся торговец, наконец доевший сочный завтрак. — Малец оправдал ваши ожидания? Выбрали что-то?       — Упакуйте мне его, — господин Ливэй положил кинжал на стол и медленно направился к выходу из павильонного помещения, скрестив за спиной руки. — Думаю, Шифу поддерживает меня в выборе.       — И спору нет, — не переставал улыбаться Шифу, для которого вся данная сцена значила лишь одно — он приятно удивил знатока Ливэя, чему никак не мог нарадоваться. — Было бы ошибкой отказывать в таком удовольствии. Кинжал превосходный, и в умелых руках спасет немало жизней.       Воин и глава Башаня спустились на землю, подождали пару секунд, а после вместе сопровождали взглядом господина Суро, вернувшегося к ним со сдачей для Ливэя и кинжалом, аккуратно замотанном в ткань.       — Пользуйтесь и наслаждайтесь, господин Ливэй, — Суро расплылся в улыбке и посмотрел на Шифу. — Для меня большая честь познакомиться с вами, юный мастер. Такие как вы, Шифу, редкость. Столь юны, а уже носите за плечами богатый багаж ценнейших знаний. У вас подрастает соперник, старина Ливэй.       Тот посмеялся, чем вызвал расширение улыбки Суро. Они обменялись поклонами.       — Смеетесь-смейтесь, мой друг. Но лично я бы вам советовал побаиваться, а не смеяться.       — Побаиваться не заставите, но вот признать Шифу профессионалом своего дела я готов с гордостью и превеликим удовольствием, — кузнец забрал кинжал и поднял на торговца глаза. — Благодарю за оказанную услугу, господин Суро. Дорогому Веньяну передавайте от меня все самые лучшие пожелания.       — Обязательно передам, господин Ливэй. Всего хорошего.       Распрощавшись с торговцем, мужчины продолжили неспешную прогулку по улице, что составляла с рынком целое хитроумное переплетение.       — Вы отпустили очередную лучшую дерзость или правда гордитесь мной?       — Горжусь, — как ни в чем ни бывало ответил кузнец. — Теорию знаешь, не плаваешь в ней, глаз намечен, рука ведет себя твердо и уверенно. Ты молодец, видно, что много читал, видно, что много времени посвятил изучению холодного оружия, и да, мое сердце переполняет гордость. Ты самоуверен и горд, но это небезосновательно. Тебя это удивляет?       Шифу кивнул. Ливэй ожидаемо хмыкнул и, кажется, погрустнел.       — Шифу, — начал он как-то серьезно. — Я хочу развеять одну из твоих легенд.       — Простите? — удивился воин. — Легенд?       — Да. То, что мое положение в Башане таково, не делает меня бессердечным эгоистом, который не видит ничего, кроме блеска собственных зубов или невидимой короны на голове.       — Я ни в коем случае так не думал, — принялся отговариваться Шифу, так как это было чистой правдой. — Разве у зверя, качества которого вы перечислили, может быть такое всеобщее признание и уважение? Я не заметил ни одного прохожего, кто хотя бы не улыбнулся при виде вас.       — Это все потому, что я редко вылезаю из своей берлоги. Меня семья редко видит, что уж говорить о поселенцах.       — Нет-нет, господин Ливэй. Не скромничайте и тем более не ищите оправданий. На вас смотрят с любовью и уважением.       Ливэй улыбнулся, а потом выставил перед ним указательный палец, будто собрался его поучать.       — Но ты все равно не думай, что оно появилось из неоткуда. Я заслуживал его долгие годы.       — Я знаю. На днях я был в доме семьи Джинг. За бутылкой соджу Хан рассказал мне историю о смене власти в Башане.       — Хан? — если судить по лицу, имя изменило настроение кузнеца в полностью противоположное русло. — Вы встретились?       — О, да, — хохотнул Шифу, малость вздрогнув от воспоминаний. Такой вечер еще надолго останется в памяти. — Он рассказывал о временах, когда вас пытались снять с поста.       Улица редела, бутики с фруктами и овощами сменялись складами с зерном, жилыми домами и лавочками для ожидающих: неподалеку от складов один рукастый господин возвел мастерскую, где занимался починкой деревянных предметов и реставрацией старых книг. Господин Ливэй питал к нему особое уважение, впрочем, как и в обратном случае. Пара прогуливающихся панд постепенно выходила из рынка.       — Что ж, хочу лишь добавить, что это были довольно-таки веселые времена, — подвел итог кузнец. — Без поддержки народа не видать мне сейчас ни красоты Башаня, ни тебя, ни дома, который я возвел, собственными руками забив в землю первую сваю, — господин Ливэй остановился и развернулся. Глаза, переполненные любви и благодарности, смотрели на панд, что ходили по рынку со счастливыми лицами. Лицами, довольными жизнью. — Но все башаньцы встали на мою сторону. Они восстали против беззакония. И выбрали справедливость. Я всем им…       Господин Ливэй запнулся, будто от нехватки восторженных слов. И у Шифу при виде этого впервые перехватило дыхание.       — …обязан жизнью.       

***

      Рынок давно остался позади. Разговор ушел в тему того, что Хан в хмелю твердил не только о политике, Башане и работе, но еще и предлагал Шифу жениться на Янлин, на что господин Ливэй отреагировал если не смехом, то очень задорным и заливистым смешком. Недолго думая, он свернул на тропу, которая вела к карьеру и реке, и поманил за собой Шифу. Тема о женитьбе навела кузнеца на мысль, что пора бы познакомить Шифу поближе с историей его собственной матери.       — Ой, не могу, — не мог успокоиться Шифу после смеха, бодро шагая по земле вслед за старейшиной, — во выдумал, а? Женись, говорит, иначе ты не мне друг. Да какой из меня жених, он хоть задумывался? Я воин, я гожусь на то, чтобы держать в руках меч и рубить им тела врагов, а не укрощать женщин и рубить салаты, причем в бездарности моих салатов я лично убеждаюсь уже не в первый раз! — эмоциональный поток прервался, когда воин увидел, к какому месту ведет их кузнец: к склону и долине бамбуковых деревьев, что скрывали берега Ханьюуй. — Господин Ливэй, а куда мы направляемся теперь?       — Проведаем твою маму, — ответил тот, посмотрев на воина с теплой улыбкой. — Надеюсь, ты не будешь против?       — Конечно же нет.       Они спустились по крутой каменистой тропе и оказались на большой и просторной поляне, что не успели отхватить себе разрастающиеся деревья. С приближением к реке панды ощутили поднимающийся ветерок. Усы Шифу, что колыхнулись от прикосновения потока воздуха, напомнили ему о дне, когда он только прибыл в Башань.       — Остановимся на минутку.       Шифу вопросительно посмотрел на господин Ливэя, но выполнил просьбу. На фоне почти полысевших деревьев и гор силуэт старейшины выглядел серьезнее некуда.       — Сегодня я частично увидел твой серьезный подход к учебе. Но в наш первый разговор я помню, как пообещал проверить твой уровень кунг-фу.       Пока Шифу стоял, раскрыв недоумевающие глаза, господин Ливэй распахнул кимоно и вынул оттуда купленный кинжал.       — Не зря же я купил его сегодня.       — Вы купили его специально для этого?       — Разумеется, что не только, — кузнец протянул оружие. — Но если он пригодится тебе для демонстрации навыков, я буду только рад. Я хочу увидеть, на что ты способен.       Взволнованные юные глаза посмотрели в глаза старца с подозрением.       — Но зачем, господин Ливэй? — осторожно спросил воин, пока его пальцы медленно тянулись к рукояти. — Вы хотите посмотреть, сколько разрухи и боли я способен принести? Я не хочу, чтобы после вы смотрели на меня с опаской и недоверием.       Медлительность воина взбесила кузнеца, и он собственной рукой помог Шифу крепкой и быстрой хваткой схватиться за кинжал. Их глаза резко встретились, но ладонь господина Ливэя все еще крепко стискивала кисть молодого воина.       — Я хочу увидеть мастерство, — вкрадчиво сказал кузнец низким голосом, от которого у Шифу похолодели пальцы на ногах, — которое ты принесешь в этот мир ценой жизни своей матери. Я верю в тебя, Шифу, и знаю, что в твоей крови течет ее упорство. Я верю, что ты не подведешь и станешь лучшим мастером в Китае, и знаю, что к закату своей жизни я обязательно буду слышать на устах башаньцев твое прославленное имя. Но прошу, — мужчина опустил кисть парня, когда почувствовал, что тот набрался уверенности и взялся за рукоять крепче уже без его помощи, — позволь мне убедиться в этом лично, пока я жив и стою перед тобой. Я хочу спать спокойно, узнав, что однажды ты станешь «мастером Шифу».       Слова о смерти господина Ливэя и лучшем мастере в Китае заставили Шифу сжаться то ли от страха, то ли от чувства ответственности, что целой скалой взвалилось на его юные плечи. Дрожащие пальцы вцепились в рукоять кинжала. Короткая улыбка господина Ливэя подбодрила его и утихомирила выскакивающее сердце, но когда тот отошел и повел ладонью, разрешая начинать, былое волнение вернулось к Шифу с новой силой. В данный момент на его трясущиеся коленки и по-детски испуганные глаза не смотрит весь Башань. Но смотрят те, чье признание стоит на одной чаше весов с признанием целого совета мастеров: господин Ливэй и его покойная мать.       Долина поросла старыми и новыми деревьями. Одни росли высоко вверх, закрывая тенью кроны берег, а другие оставались низкими до конца своих дней. Глядя на то, как занервничал Шифу, господин Ливэй был уверен, что он подойдет к бамбуковому дереву, такому же юному, как и он сам, и продемонстрирует пару эффектных приемов, но неожиданно для старика парень подошел к крупному и внушительному дереву. О его ствол можно запросто переломать пальцы, но как бы кузнец ни волновался, он запретил себе вмешиваться в то, что происходит.        Шифу встромил кинжал в землю и встал у дерева, какое-то время не двигаясь и не издавая звуков. Вскоре он встал в позу всадника и начал громко и глубоко дышать. Господин Ливэй наблюдал со спины за воином, чей подол и ворот черного кимоно развивался по ветру, скрестив на груди руки без особого расчета на то, чтобы увидеть что-то выдающееся, и поэтому подумал, что можно хотя бы поговорить.       — Шифу, скажи, — кузнец с интересом рассматривал угол согнутых ног и руки, дивно поджатые к туловищу, — а что ты собираешься делать?       — Тише, — холодно бросил воин, глубоко вдыхая воздух через нос и выдыхая через рот. Но господин Ливэй не унимался.       — Ты уж меня прости, если отвлекаю. Однако я пользуюсь случаем и задаю все лезущие на ум вопросы. Сейчас дереву достанется шквал ударов, а после ты покажешь мне свои истертые костяшки?       — Я говорю, тише.       — Так необычно выглядит то, что ты делаешь, — помотал головой господин, уголок чьих губ уже несколько минут оставался приподнятым. — Но мне все еще непонятно, что сейчас…       Секунда, и Шифу с воинственным криком вонзился кулаком в ствол крупного дерева. Удар оказался настолько сильным и мощным, что все облако сухой листвы, которое не успело осыпаться и сорваться с ветвей, дождем рухнуло на панд, а эхо, созданное голосом и мощным ударом, еще несколько секунд отзывалось где-то далеко в горах хребта Дабашань. Оба застыли, слыша лишь ветер и шуршание листвы. Господин Ливэй не врал, говоря парню в глаза, что верит в него, однако все равно настраивал себя скептически, чтобы разочарование не сильно ударило ему по сердцу. Но после того, что он увидел, не мог поверить, что это узрели его собственные глаза. Что мощь таких размером горит и тлеет в столь юном и незрелом юнце. Юнце, в котором он посмел засомневаться.       — Ты даже не сдвинулся с места.       — Если бы вы не проронили ни слова… — не выходя из позы, Шифу повернул к нему свое серьезное лицо, — я бы снес это дерево с корнями или пробил бы его насквозь.       Мужчина, за чьими плечами десятки лет учебы и тысяча прочитанных книг, ничего не мог сказать: ни в свое оправдание, ни чтобы выразить всеобъемлющий восторг. Он лишь смотрел пораженным взглядом из-под седых бровей на Шифу, замершего на месте, и на кулак, который все еще упирался в дерево и нисколько не дрожал. Шифу тронули до глубины души слова о том, что ему суждено стать великим, но и не менее сильно его оскорбило поведение господина Ливэя, его чертово легкомыслие и несерьезный взгляд, что сверлил насквозь спину.       «Неужели даже здесь, дома, — гневаясь, думал Шифу. Его кулак с такой силой вжимался в дерево, что дрожь пошла по всей руке, до самого плеча, — мой уровень кунг-фу и превосходство занизят без оснований».       — Я уважу ваше желание узнать больше, коль подвернулся такой случай, — громко и отчетливо начал мастер. — В кунг-фу органично объединены три основных начала, господин Ливэй. Сила.       Он повторно врезал кулаком по дереву. В ладонь Шифу упала ветвь, которая через секунду была переломана в самом толстом месте всего лишь двумя пальцами.       — Техника.       Шифу вырвал рядом торчащий из земли кинжал и не глядя метнул его себе за спину. Кинжал пролетел, подобно перышку коснувшись щеки Ливэя, и вонзился ровно по центру дерева, что росло позади кузнеца. Парень повернулся и сделал глубокий выдох, опуская ладони вдоль своего тела и усмиряя эмоции, пока старейшина стоял, пальцами касаясь своей невредимой щеки.       — И дух.       У господина Ливэя отняло дар речи. Сказать, что швырнуть на отвали кинжал за спину и не убить — просто случайность, язык не поворачивается. С учетом ветра, который мог изменить траекторию полета в любой момент, с учетом замаха кисти и выбранного угла… Но Шифу не дал Ливэю времени на дальнейшие подсчеты.       — Кунг-фу, господин Ливэй, это форма достижения психофизического совершенства посредством тренировки духа, снятия зажимов и расширения границ сознания.       Шифу закрыл глаза и выдохнул. Нога оторвалась от земли. Тело твердое, почти что каменное. Оставив одну ногу полусогнутой, вторую Шифу выпрямил идеально перед собой. За правой ногой потянулись и ладони.       — Убирая искусственные ограничения внутри, вы обнаруживаете, что границы физических возможностей тела тоже расширяются, — внезапно он выпрямил опорную ногу, а выпрямленную правую абсолютно расслабленно вознес над головой, практически за шею. — На вас больше не влияют внешние условия, уходит потребность физического комфорта и искусственных стимуляторов.       Шифу медленно отрыл глаза и посмотрел на Ливэя. Тот все еще был в шоке, и как же забавно выглядели его попытки не показывать этого воину.       — Кунг-фу рождается как внутренний импульс в результате слияния трех источников энергии: силы духа, жизненной энергии ци и силы физического тела. Цель — осмыслить каждый прием на уровне предчувствия, а не как цепочку изменений положения конечностей.       Шифу ударил воздух, но силы удара хватило, чтобы усы Ливэя колыхнулись от созданного потока. Шифу медленно вернулся в обычное положение и вновь плавно выдохнул воздух через рот.       — За что расплатилась жизнью моя мать? — Шифу, медленно сжав кулаки, стал наступать на господина Ливэя. — Я не просто покажу вам. Я дам ощутить лично.       За два шага, больших, но легких, как ветер, Шифу подступился к кузнецу и устремил кулак вперед. Развернутая ладонь вместе с Шифу, громко выдохнувшего через рот, одолела расстояние со скоростью молнии, но остановилась четко в сантиметре от живота мужчины, который ощутил собственным телом, как созданный рукой сильнейший поток воздуха врезается в него и заполняет пространство в складках одежды.       — Она заплатила за контроль. Согласитесь, остановись я на секунду позже, вы были бы уже мертвы. А если не мертвы, то как минимум стали бы единим целым с деревом, что позади вас.       Шифу сделал глубокий вдох, а после выдохнул его уже за спиной мужчины. Перемещение, так назвал он из главных своих козырей, удалось на ура.       — Скорость, — Шифу дунул на плечо господина, сметая с него остатки листьев и этим самым давая понять, что он действительно стоит сзади. — Вы только что смотрели мне в глаза, но не успели даже ими моргнуть, как я оказался за вашей спиной, в самом уязвимом вашем месте. Думаю, вы согласны с тем, что со стороны мои движения выглядят как что-то невозможное, как фокус, но на самом же деле я днем и ночью тренирую всего лишь скорость.       Шифу резко вонзился дубовыми двумя пальцами в область плеча кузнеца, от чего тот напрягся и потянулся к нему второй рукой.       — Также мама заплатила за возможность видеть слабости других, как точку на карте.       Тем же касанием Шифу избавил кузнеца от боли, а после вновь предстал перед его лицом, переместившись с той же скоростью, что и прежде. Ливэй, у которого с непривычки столько удивляться начало сводить лицо, ошарашенно уставился на Шифу, но парень уверенно сложил кулак в ладонь.       — И за уважение, — поклонившись, а после устремив глаза в лицо кузнеца, Шифу знал, что должен продолжить говорить. — Моя мама заплатила за кунг-фу, господин Ливэй. А кунг-фу — это жизнь. Жизнь вселенной. Жизнь природы. Окружающих. И прежде всего, это моя жизнь. И она заплатила за нее.       Они долго смотрели друг другу в глаза, пока между ними гулял ветер. Шифу сказал все, что хотел, и не видел смысла прерывать молчание. Он без слов побрел Ливэю за спину и, вынув кинжал из коры дерева, закрепил его на поясе.       — Все, что я вам показал, даже нельзя назвать кунг-фу, — без энтузиазма бросил мастер, проходя мимо кузнеца, — дать объективную оценку моему кунг-фу вы не сможете.       — И очень зря ты во мне сомневаешься, — наконец прорезался голос главы Башаня. — Твоя недрогнувшая рука в момент столкновения с препятствием говорит сама за себя. Стерпеть боль и вибрацию сложно… Обо всем остальном я вообще промолчу. Ты смышленый парень, и все увидел по моему лицу. Поэтому я готов повторить это еще раз. Я горжусь тобой, Шифу.       Шифу продолжил идти спиной к Ливэю к могиле матери. Но теперь улыбаясь до самых ушей.

***

      У могилы госпожи Деминг слабо, но по-прежнему наблюдались следы его недавнего присутствия. Сидя в позе лотоса в пяти шагах от могильного камня, Шифу со стыдом смотрел на блеклую траву и землю, взъерошенную его кулаками. Не ветру, и не дождю — ни одной из стихий не удалось стереть след боли, оставленный воином. И пока господин Ливэй усаживался рядом, Шифу на выдохе подпер голову и стал рассматривать единственную память, что осталась от его матери.       — Господин Ливэй.       — М?       Голос Шифу прозвучал так слабо и опустошенно, что кузнец, посмотрев на парня, ощутил резкое желание потрепать его по голове или подбадривающе потряси за плечо. Но тут же пресек это чувство.       — Как вы познакомились?       По небесному взгляду, что без каких-либо эмоций блуждал по плите, кузнец понял, о ком речь. Собравшись с силами, он хмыкнул и начал рассказывать:       — Башань — небольшое поселение, где все друг друга знают. Я и госпожа Чэнь много лет были косвенно знакомы. Мое имя было на слуху в связи с должностью, обо мне постоянно ходили разговоры, как о главе поселения, а я же в свою очередь слышал о Юби, как о прелестной дочери аристократа Чан Чэня и лучшей подруге госпожи Джинг. В то время Си Джинг частенько пересекалась со мной для решения бытовых вопросов, и порой случалось так, что юная госпожа Чэнь приходила вместе с ней.       — Погодите, госпожа Джинг? — прервал Шифу, посмотрев на кузнеца. — Мы говорим о временах почти двадцати трех летней давности. Она уже на тот момент была замужем?       — Нет, но долгое время принимала ухаживания своего будущего супруга, господина Джинг Бо. А что, это важно для тебя?       — Нет, просто интересно, — Шифу отделался легкой улыбкой и продолжил глядеть на камень. Сплетни и вот такие разговоры обо всем и обо всех оказались для него новинкой, но сознаться в этом Ливэю стоило слишком много сил. — И когда же произошла…       — Сама наша встреча? — кузнец рассмеялся и покачал головой под шум ветра и бурление реки. — Твоя мама ураганом ворвалась в мою жизнь и с первых же секунд запала мне в душу.       На этом моменте Шифу улыбнулся и в предвкушении подключил все свое воображение, чтобы вот-вот начать представлять рассказанное во всех красках и подробностях. Представить молодого господина Ливэя, конечно, оказалось той еще задачкой, но на какой-то момент Шифу показалось, что его собственная внешность сейчас вполне вписывалась под представление Ливэя в полном рассвете сил. Да, с небольшими поправками, но все же.       — Это был обычный рабочий день. Я полировал готовое изделие, которое вот-вот должен был забрать заказчик. Но тут в мою мастерскую без стука ворвалась госпожа в прелестном кимоно цвета утреннего облака. Она закрыла за собой дверь и голосом командира сказала, что будет гостить у меня до тех пор, пока вопли ее отца, от самого дома идущего за ней по пятам, но потерявшего из виду, не утихнут, а у нее самой не поубавится желание выйти и любезно высказать ему пару ласковых.       Шифу смотрел на Ливэя вопросительно и чуть ли не с вырвавшимся истеричным смешком. Что-что, но явно не такой аморальный и абсолютно неромантичный беспредел он собирался представлять в своей голове.       — Что ты так на меня смотришь? — спросил кузнец, когда Шифу не выдержал и рассмеялся во всю мощь, отворачиваясь и закрывая рот ради приличия. Приятно было видеть, как угнетенное настроение парнишки чуть-чуть начало испаряться, и чтобы не испортить данный момент, господин Ливэй сам по-доброму заулыбался. — А ты думал, мы познакомились где-то под сакурой и музыку банджо?       — Думал, что вы проявили инициативу и подошли к ней, — сказал тот, кто познакомился со своей любовью жизни буквально в уличной драке.       — Я бы с радостью, но по какой тогда причине за ней ходили толпами, как считаешь?       Шифу самодовольно пожал плечами. То, что неземную красоту его покойной матушки по законам крови можно было отследить по красоте его самого, не могло не доставлять удовольствия.       — Даже не знаю, как вам и сказать.       — Юби цепляла напором и прямолинейностью, мой мальчик, — сразу все понял улыбающийся Ливэй, но поспешил унять пыл парня, что действительно знал себе цену. — От нее за много ли несло уверенностью и чувством достоинства. Кто бы ни пытался задеть ее, в итоге поражался тому, в каком унизительном и неловком положении оказывался сам. Я не был тем глупцом, что проверил это на своей шкуре, но могу сказать точно, что твоя мама была та еще умелица поставить на место.       — Удивительно, — поразился Шифу, помня лишь то, с какой нежностью и добротой мама укладывала его спать и кормила яблочным пюре из ложечки. — А у меня сложился образ безобидного одуванчика. Такого же, каким был я.       — Ты нисколько не ошибся, она была такой, — господин откинул назад голову и посмотрел в бледно голубое небо. Зная, что Юби смотрит на него оттуда, он частенько вскидывал голову и смотрел на нее в ответ. — Но настолько она любила свободу и справедливость, что в то утро не побоялась ткнуть пальцем в неправоту собственного отца.       Зная, какие последствия терпят женщины после такого жеста, улыбка Шифу погасла, а глаза устремились на кузнеца, мечтательно глядящего в небо.       — Ей исполнилось девятнадцать. Влиятельный господин Чан Чэнь, твой дед, в чьем теле течет кровь аристократа, видя, какой сверкающий бриллиант ему удалось вырастить, разумеется, мечтал достойно выдать дочь замуж. Он мечтал видеть свою милую девочку не в повозке с зерном и лопатой в руках, ведь именно такая нелегкая судьба настигала многих девушек после венчания с мужчиной не из города, а у детской кроватки и в нежно белом кимоно с узорами, что переливаются при касании солнечных лучей.       Нежность, что наполнила голос кузнеца в этот момент, так и говорила о том, что он был готов воплотить все сказанное в жизнь собственными усилиями, чего бы ему это ни стоило. Но судьба повернулась спиной ко всему, к чему стремилось его до безумия влюбленное сердце.       — Манеры и поведение юной госпожи Чэнь были достойны этого, а не только похвалы да восхищения соседей. Твоя мама, очень гармонично держась на плаву между грациозной женственностью и бунтарством тюремного стражника, напившегося в таверне до помутнения сознания, с легкостью могла бы влюбить в себя мужчину из высшего общества, жить на широкую ногу и петь во все горло, но кто бы знал, что такая стезя не была ей по душе. Мысль, что немилый ее сердцу мужчина будет кружить вокруг да около, вертеть перед носом материальным положением, а после бросаться словами в их холодной спальне, что она по гроб жизни будет обязана его благородности за крышу над головой, мягкую постель и неприкосновенную безопасность, порождала огонь презрения и ненависти в ее глазах. Юби могла слушать демагогии Чан Чэня об обратном, пока не завянут уши. Ей доставало выдержки смиренно кивать в такт нравоучительных отцовских слов в стенах своего дома, хватало ума в нужный момент замолчать, а в еще более нужный признать свое недомогание и перегрев на солнце. Но стоило Юби вырваться на улицу и в избытке надышаться горным воздухом, как она сама превращалась в дуновение сего вольного ветра, обескураживающего всех вокруг свежестью, улыбкой и шагами, парящими над землей.       Затекающая шея никогда не становилась поводом оторвать от небосвода взгляд. Но мужчина понимал, что рядом с ним сидит Шифу. Живое воплощение той женщины, что он когда-то любил, и потому необязательно обращаться к небесам, чтобы взглянуть на нее еще разок. Господин Ливэй мог в любой момент опустить все те же мечтательные и тоскующие глаза и посмотреть на мастера. И увидеть в нем ее.       — Видишь ли, Шифу, — продолжил кузнец. — Главный камень преткновения, который твой дед пытался проломить в своей дочери, заключался в фальшивой оболочке ее внешности. Юби знала себе цену, действительно выглядела как та, кто с молодыми господами попроще одним воздухом дышать не будет, но причиной такого поведения служило не воспитание шелковой послушницы, как бы того хотелось господину Чэню, а сопротивление воли. Юби скрывала, как могла, свою истинную натуру: детскую привязанность к веселью, расположение к тем же простакам друзьям, которых оказалось больше, чем волос на седой голове Чэня, уже попросту не знающего, как направить дочь на «путь истинный»…       — Путь брака без любви и дней, наполненных серостью.       — Вижу, ты меня понимаешь, — с удивлением хмыкнул глава. В чем-чем, но в теме касательно отсутствия прав у женщин в Башане мало кто поддерживал позицию матриархального семьянина Ливэя. — Потенциальных женихов в обществе Юби снисходительность Чан Чэня еще могла стерпеть. Добивало его взрывной характер лишь то, что твою мать не пугала грязная работа, хотя должна была вызывать бурю эмоций и тотальное отвращение, если припомнить то, под каким надзором и строгостью росла Юби: ее учили красиво есть, красиво улыбаться, красиво спать. Такими темами Юби должна была бояться брать в руки что-то грязнее немытого яблока, но, как видишь, что-то пошло не так. Она с легкостью и бодростью бралась за ту же лопату, после взаимодействия с которой могла возвратиться домой вся в земле и грязи, могла в одиночку покрасить половину ограды вокруг дома, порвав подол кимоно, потому что оно ей мешало двигаться свободнее, собрать полную корзину овощей и без вида тяжести на лице донести ее до порога, при виде чего все мужчины естественно теряли свои челюсти. Господин Чэнь разрывался в бешенстве каждый раз, когда Юби возвращалась домой не к ужину, а к завтраку. Знать, какие усилия, какая любовь и труд был вложен в эту девочку, и видеть, как плоды его стараний, смысл его жизни идет по совсем иной тропе, походило на испытание невероятного уровня сложности. Еще шагая под венец с твоей бабушкой, старик Чэнь дал клятву, что их дочь вырастет и станет ярче света любой звезды в этом мире. Он полюбил образ той идеальной Юби, что жил, рос и расцветал в его голове, и никак не желал мириться с тем, что настоящая Юби выросла совсем другая. Она такая же яркая, такая же сверкающая, но совсем не бегущая за красотой, богатством и легкой жизнью под боком влиятельного мужа.       — Но чего же мама хотела на самом деле, если вышла замуж за такого, как Широнг? — с рукой на сердце Шифу мог поклясться, что мог понять все, кроме этого. — Он ведь даже не выходец из простого народа. Он криминальный авторитет, дрянь, погрязшая в изъянах. В нем нет ничего святого.       — Она хотела любви, — ответил Ливэй и опустил взгляд вниз. Наступил тот момент, когда он не будет до конца уверенным в своих словах. Потому что сколько бы он ни дал ей этой любви, она предпочла выйти замуж за другого. Уйти туда, где любовью и не пахло. — Хотела пройти свой тернистый путь к счастью, побороть испытания жизни и вкусить ее прелести только под руку с мужчиной, которого она выбрала, и который так же выбрал ее. Мама хотела взаимоуважения, взаимопонимания, она хотела не просиживать время в кресле и шелках, задумчиво глядя в окно и держа книгу о смысле мироздания, а работать в поте лица вместе со своим мужем над всем, что их касалось: над отношениями, постройкой жилья, над воспитанием детей и их общего светлого будущего. А подачки и угрозы отца лишить дочь пути домой не оказывали на Юби ни малейшего влияния.       — Лишить пути домой? — ухо Шифу дрогнуло.       — Господин Чэнь передал тебе и Юби по наследству свою прямолинейность. Не удивительно, что он прямым текстом сказал Юби, что если та не наделена благодарностью за все, что родители ей дали, то все, что она наживет без них, отныне будет чуждо и неприемлемо их родом, — господин задумался. — Однако не припомню, чтобы Юби очень расстроилась.       Шифу всмотрелся в плиту, начав чувствовать, как в его груди постепенно закипает ненависть. Сколько же мужчин, которых теперь Шифу так яростно мечтает убить, кружило вокруг его несчастной матушки…       — Мой дед жив?       — Жив, — коротко ответил Ливэй, но после этого его тон стал походить на лезвие ножа, — но если каким-то чудом узнаю, что ты приближался к этому дому, я откручу тебе голову. Шифу, я ясно выразился?       — Но вы же не хуже меня понимаете, что он должен получить то, что заслужил, — кулак Шифу сжался, а хвост нервно ударил по земле. — Он отрекся от дочери просто потому, что она отказалась быть его инструментом и выбрала свой путь. И как ему не мерзко называть себя мужчиной после этого.       Господин Ливэй лучше всех разделял чувства Шифу, но прошлое уже не вернуть. И ничего уже не исправить. Потому он выдохнул и в кои-то веки позволил себе вольность: вжался пальцами в напряженное плечо и понимающе его потряс. Даже столь мизерный жест облегчил состояние Шифу. Но за это он поблагодарил кузнеца лишь в своих мыслях.       — Когда до Чан Чэня дошли вести, что Юби принесла в этот мир мальчика, продолжение рода Чэнь, твой дед грозился сделать все, чтобы ты пожалел о своем рождении. Поговаривают, что в тот момент он окончательно съехал с катушек. От себя могу добавить лишь то, что после смерти Юби и вашего с отцом бегства из Башаня это только подтвердилось.       — А что с моей бабушкой, господин Ливэй? — повернулся Шифу с застывшими крупинками слез на глазах. — Неужели и эту женщину, которую я даже не знаю, постигла страшная учесть?       — К сожалению, мой мальчик, — уныло сказал кузнец, не отводя печальный взгляд. — Когда госпожа Чэнь узнала, что Юби больше нет в живых, а ее маленькому внуку ничего не стоит остаться сиротой, она переборола свой самый главный страх и стала напрямую просить мужа сменить взгляды. Дочь уже не вернуть, а крошечное мохнатое напоминание о ней, совершенно ни в чем не виноватое, со дня на день может настигнуть та же трагичная судьба, — кузнец потряс Шифу еще раз, дабы время от времени ему напоминать, что он не одинок. И он, господин Ливэй, здесь, рядом с ним. У могилы женщины, которую любили они оба. — Твоя бабушка вымаливала у мужа разрешение, чтобы забрать тебя у Широнга. Госпожа Чэнь говорила, что готова забрать тебя и уехать далеко из деревни до момента, пока все не уляжется, и она не придумает, что с тобой можно сделать. Но в ответ от мужа она получила взгляд, полный безумия, и угрозу зарубить ее топором если он хотя бы краем уха услышит о повторных ее намерениях. В тот же день буквально через два часа госпоже Чэнь доложили, как и остальным поселенцам, что вы с Широнгом бежали из Башаня, а уже на следующее утро лекарь Веньян диагностировал ее смерть.       Слеза, что застыла и держалась до последнего, скатилась по щеке Шифу после этих слов. Но Ливэй смотрел на него, нисколечко не осуждая.       — Госпожа Чэнь выпила огромную дозу сердечных трав, чем целенаправленно лишила себя жизни. Сдержав удар в виде гибели дочери, потерю внука, которого она по идее могла сберечь, она уже не вынесла. Чувство вины перед тобой и дочерью, безграничная ненависть к мужу и своей собственной немощности сделали свое дело. Госпожа Чэнь покончила с собой, потеряв смысл бытия.       Отпустив плечо юнца, который и без того сидел неподвижно, как кукла, Ливэй достал из кармана табак и стал крутить трубку в пальцах. Зажечь ее кузнец не мог, поэтому довольствовался только видом.       — Всю жизнь твоя бабушка, которая вышла замуж за Чэня от безысходности, жила под его давлением. Поначалу это был просто контроль и никаких признаков душевно нездорового ушлепка. После это переросло в нервные срывы, редкие оскорбления и попытки поднять на женщину руку, которые в зависимости от ситуации имели разный исход. Рождение Юби, что само по себе является чудом природы, сделало погоду яснее. Чэнь души не чаял в дочери, твоя бабушка даже поразилась тому, как дети меняют мужчин. Но когда Юби подросла и стала делать первые шаги в сторону, выяснилось, что все осталось как прежде. Чэнь срывался на своих женщин, и если дух и стержень жены уже были давно сломлены этим давлением, стержень Юби только покрывался сталью. По причине всего данного выросшая дочь отреклась от родителей и никогда их не любила. Юби не признавала даже свою слабохарактерную мать, пусть и знала в глубине души, что она ни в чем не виновата. Госпожа Чэнь не могла вступиться за свою дочь в первую очередь из-за опасений за свою собственную жизнь, ибо Юби, имея храбрость, могла хлопнуть дверью и просто уйти, а госпоже Чэнь еще предстояло находиться с мужем в одном доме и спать с ним в одной постели. По ряду этих причин Юби запретила сообщать кому-либо из своих знакомых о твоем рождении, потому что знала, чем это чревато. Твоя бабушка боялась бы даже заикаться о тебе, а твой дед, если бы и начал к вам наведываться, то обязательно либо с ножом в рукаве, либо с отравой в кармане.       После долгого молчания и тишины плечи Шифу начали подпрыгивать в долгом, но почти беззвучном нервном смехе.       — Откуда вы все это знаете? — прошептал он. — Мама была настолько близка с вами?       — Мы едва не поженились, Шифу, — вздохнул мужчина. — Как думаешь, была близка?       — Но если им было настолько плевать на мою маму, как они узнали о вас? Вы говорили, что господин и госпожа Чэнь не были против вашего общества. Я полагаю, уместно спросить, что именно вы имели в виду?       — Госпожа Чэнь была рада моему появлению рядом с Юби как минимум потому, что знала, что рядом со мной девушке ничего не угрожает, даже если угрозой выступает ее муж. Ну, а господин Чэнь пусть и был прямолинеен, сам этой же прямолинейности и боялся.       — Он боялся вас? — больше удивляясь, чем уточняя, спросил Шифу.       — Да. Это сейчас, Шифу, я выгляжу добродушным стариком и приветливым господином, и не смейся мне тут. Тогда же было время, когда я сам себя мог побаиваться и совсем не без причины.       Шифу заметил, что Ливэй уже несколько минут теребит несчастный табак в пальцах, и улыбнулся его застенчивости.       — Курить хотите?       — Страшно.       Тогда мастер пробежался глазами вокруг себя, нашел один камень за спиной, а за вторым встал и сходил к побережью реки. Усевшись обратно на свое место, Шифу парой движений сгреб сухую траву в небольшую горку, около пяти раз сильно ударил камень о камень и уже наблюдал за тем, как искры, упавшие вниз, расползались по траве, образуя слабый и крохотный огонек. Воспользовавшись моментом, Шифу забрал скрутку у Ливэя, зажег ее и вернул кузнецу, попутно затушив тлеющий комок сухой травы своей ногой.       — Все-таки, Шифу, — сказал Ливэй, прижав табак к губам и глубоко вдохнув его в себя, — ты золото, а не ребенок, — из носа и рта вылетел дым, а кузнец опустил голову.       Оба посмотрели на плиту с именем Юби.       — Юби Деминг и Юби Чэнь, — грустно потряс головой Ливэй. — Нет осознания печальнее и ужаснее, чем имя прекрасной женщины, оскверненное фамилией бесчестного мужчины.       — Господин Ливэй, а мой отец… — Шифу наконец вспомнил то, для чего в принципе позвал главу Башаня вчерашним днем, — может быть в Башане на данный момент?       — Вполне, — кузнец выдохнул в сторонку дым, чтобы Шифу не дышал этой гадостью. — Он всегда возвращается два раза в год со своих скитаний: поздней осенью и ближе к лету. А почему ты спрашиваешь?       — Тут такое дело, — Шифу вспомнил то, как отворил дверь родительской спальни, — я не знал, говорить вам или нет.       — Но я так понимаю, что ты назначил со мной встречу именно ради этого.       — Я сколько дней нахожусь в Башане, столько замечаю один подозрительный силуэт. Понимая, что мой взгляд на нем задерживается, незнакомец сворачивает с тропы и скрывается среди домов.       — Думаешь, это Широнг? — помедлив, осторожно спросил кузнец.       — Уверен. У себя дома я наткнулся на три десятка экземпляров краденого спирта из государственной аптеки, если не больше, и нашел причину адски трупного запаха — кимоно, пропитанное кровью, — Шифу поймал на себе взгляд Ливэя, который стал в разы серьезнее, чем прежде. В его голубых глазах появилась нотка тревожности. — Мой отец был дома совсем недавно. Ручаюсь, что спирт хотел перепродать, но появились неприятности, в ходе которых случилась поножовщина. Кровь Широнга я видел или нет — без понятия. Я боюсь, как бы у меня и у вас не появились неприятности.       — Не переживай за это, — бросил мужчина и затянулся. — Что бы ни случилось, я все утрясу. Не трогай только ничего в той комнате и не лазь там лишний раз.       — До сих пор не могу понять, за что мама так его любила. Как думаете, если я его встречу… Мне стоит с ним поговорить?       Господин Ливэй помотал головой.       — Не трать воздух, — вновь в сторону реки полетел прозрачный белый дым. — Если любовь такой девушки, как Юби, не направила его в нужное русло, то ты тем более не сможешь ничего исправить. Я понимаю, у тебя в душе еще живет надежда на хороший исход, но спроси сам себя, насколько велики шансы, и насколько тебе все это нужно. Еще до вашего ухода я пытался поговорить с ним… Безрезультатно.

***

      — Не подливай масла в огонь, Широнг, — грозно прокричал второй мужчина, ускоряя шаг. — Ты же знаешь, что я вызываюсь помогать такой поганой дряни, как ты, лишь по божьему велению! Остановись и объясни толком, что твоя неблагополучная голова придумала. В противном случае я не выпущу тебя из поселения и прилюдно поставлю перед законом. Так, как и должно было быть изначально!       — Отвяжись, Ливэй, — не поворачиваясь, огрызнулся Широнг и продолжил идти ходьбой, перерастающей в бег, — отвяжись, пока твой же свадебный подарок не оказался у тебя между глаз.       Глава поселения дошел до Широнга быстрее, чем тот мог ожидать. Господин Ливэй резко схватил Деминга за плечо и, заставив выпрямиться, повернул негодяя к себе лицом. Чтобы вор никуда не делся, оружейник мертвой хваткой держал его уже за воротник.       — Да как у тебя наглости хватает говорить такое мне в лицо?! — мужчина из последних сил сдерживался, чтобы не размазать игрока в маджонг о ближайшее дерево. — Я день и ночь прикрываю ваши с Шифу спины, развеиваю слухи о том, что виноват на самом деле ты, замыливаю глаза этому проклятому магистрату историями о том, что Юби давно вызывала у меня подозрения, а в ответ получаю нож в переносицу?! Еще и от кого! Широнга — слюнтяя, совсем недавно рыдающего у моих ног, просящего помощи и совета. Погубившего свою жену. Лишившего сына детства!       Ливэй с отвращением отпустил Широнга, слегка его оттолкнув. У того на лице растянулась довольная улыбка.       — А тебя, смотрю, до сих пор коробит от того, что Юби так легко досталась конкретно мне, — с издевкой говорил Широнг, потирая ладонью область шеи и смотря на то, как Ливэя начинает распирать изнутри от злости. — Как мне тебя жаль. Бедный, несчастный ремесленник, не наживший за пятьдесят лет ничего, кроме хорошей самооценки и шикарно заточенных железяк.       — Не будь я любящим отцом и мужем, одна из них сейчас могла бы с легкостью оказаться у тебя поперек горла, — процедил глава, заводя руки за спину. — Но что еще хуже, в такие моменты мне искренне жаль, что я до сих пор больше жизни люблю твою жену и не могу так поступить с ее избранником и отцом ее горячо любимого ребенка. Второе, скорее всего, меня останавливает в большей мере.       — Шифу? — мошенник пренебрежительно расхохотался, поворачиваясь лицом к свежей земляной насыпи. — Какое тебе дело до моего мальчика?       — Не хочу оставлять его сиротой, вот, какое, — громко осадил того оружейник, подходя ближе. — Я хочу знать, куда вы собрались бежать, и где я смогу найти Шифу в случае твоей прелестной кончины? Я не оставлю его без крыши над головой, и пусть хоть весь Башань посчитает меня изменником своей жены. Дитя не несет ответственность за родителей, которых он не выбирал.       — Я не последний идиот, Ливэй, чтобы после слов о том, как ты меня убьешь, говорить, куда я подамся первым делом.       — Насчет идиота я бы поспорил, — Ливэй продолжал наступать на Широнга, показывая, что шутить с ним никто не намерен. — Я в последний раз прошу тебя по-хорошему. Скажи, где вы будете прятаться? Я должен знать, где будет находиться Шифу. На тебя мне все равно. И на то, как ты помрешь: захлебнувшись рвотой, как твой отец Деминг Дженцзи, или от рук лучшего друга, как дед Деминг Данзо, мне плевать. Для меня имеет вес только благополучие Шифу.       — Заботливым папашей будешь для своих детей. Моего сына оставь в покое. Я способен сам позаботиться о нем, — глаза Широнга блеснули. — Постой-ка. Ты такие веревки из себя вьешь, так из штанов выпрыгиваешь и из кожи вон лезешь, и все ради какого-то никчемного мальчишки. Шифу. А мой ли он сын в принципе, если ты так кружишься вокруг да около?       — Заткнись.       — Ты ведь спал с ней.       — Я сказал, заткнись! — наступил на него Ливэй, с опаской посмотрев себе за плечо. — Шифу спит в десяти шагах от нас, а ты говоришь такие вещи! Пожалей его детскую голову хоть немножечко!       — Да спал, спал, по глазам вижу. Ты же прозрачнее любого куска бумаги. Ну и как? — Широнг ядовито заулыбался, смотря исподлобья на взволнованное выражение лица второй панды. — Тебе все понравилось?       — Широнг, — предупреждающе проскрипел голос Ливэя, который к нему повернулся. — Замолчи, пока я по чистой случайности не сбросил тебя в реку.       — А ведь она хороша, не правда ли? Она была та еще штучка… Да-а. Наверное, ты все бы отдал, все свои распрекрасные железки, лишь бы вернуть ее к жизни и снова вкусить сок этого пылкого тела.       — Да твое достоинство еще ниже, чем я предполагал. Ты вообще слышишь, какую чушь несешь о матери собственного сына? То, что ты ни секунды Юби не любил, я уже и так понял, но ты слышишь, как оскверняешь честь ни в чем неповинного мальчика? Он сын госпожи из знатного рода Чэнь, в его жилах течет кровь лидера: кровь его матери, деда и прапрадеда! Он сын из хорошей и влиятельной семьи, а не оплошность дешевой шлюхи!       — Да плевать мне на его кровь, — расхохотался Деминг, поражаясь глупости новоиспеченного главы Башаня. — Если сделать дыру в теле, никакое благородство этой крови не спасет его от смерти.       — Если ты тронешь Шифу хотя бы пальцем…       — Что же ты так суетишься, аж глазам не верится, — продолжал хохотать карманник. Диалог, что происходил буквально на костях его жены, начал доставлять ему удовольствие. — А разве не этим самым ты занимался с ней, с моей женой и этой грязной девкой, пока меня не было дома?! Я же видел ваши смущенные переглядки, пока ты топтался в прихожей, а она тебя провожала! И свертки ткани, что ты, сукин сын, проносил в мой дом, вам тоже не удалось от меня спрятать. Вы тайно встречались, и этого, думаю, уже предостаточно, чтобы я подозревал ее в измене!       — Много же ты увидел пьяными глазами.       — Я увидел правду.       — Правду? — Ливэй почувствовал, как теряет самообладание, а его давненько не практикующие мордобитье кулаки начинают наливаться кровью. — Интересно, какую же ты правду увидел, Деминг? Ты увидел то, что я все еще люблю и забочусь о Юби, а она всего лишь вежлива со мной за это? Ты увидел, как я принес ей свернутые в ткани ножи, которые ты, мужчина недоделанный, не смог наточить самостоятельно за три года жизни в браке? Это, да? А ты увидел, что Юби с тобой начала худеть, потому что постоянно плакала и ничем не питалась? Конечно же, ты не увидел, у тебя же настолько плотный график посещения борделей, что своей жене ты уделял от силы минут двадцать в день! А ты заметил, проклятый ты Деминг, что Шифу к тебе равнодушен? Он ведь тебя даже сосем не узнавал. Это ты увидел, Широнг? Ребенок даже запомнить не успел, как выглядит его отец, потому что его постоянно не было дома!       — Но несмотря на это благородная и распрекрасная госпожа Чэнь Юби стала госпожой Деминг, уважаемый старейшина, — он издевательски склонился и подошел к Ливэю вплотную. — Прими ж ты наконец, дубина. Она всегда любила меня, а не тебя. Она вышла замуж за меня. Родила ребенка от меня. И хотела по ночам она только меня. А ты, Ливэй, — мужчина ткнул кузнеца в грудь. Через секунду Широнг почувствовал, как Ливэй, немедленно среагировав, сжал его тощий кулак своим до хруста в костях. — Просто тот тип мужчин, на которых она плевать хотела.       — Пусть даже если это правда, — оружейник, безжалостно стиснув дряблую ручонку пьяницы, подтащил его к себе сильнее. — Меня это не задевает и тем более не мешает уважать выбор и решение госпожи. Сейчас Юби нет, напомню, по твоей вине, и я пойду по костям и головам, Широнг, если ты со своими дружками попробуешь встать на моем пути и помешаешь обеспечить Шифу жизнь в безопасности и как можно дальше от тебя.       — О, как мы запели, — Широнг старался не сильно хрипеть голосом от боли. — Это что-то новенькое. Знаешь, а мне даже на руку твое благородное сердце и бестолковая любовь. Все, чертяка, сделаешь ради моей покойной госпожи Деминг.       — Все сделаю, — пальцы кузнеца сжались сильнее, и настолько, что Широнг едва не извернулся, чтобы попытаться прекратить страдания. — И не удивляйся, если однажды ночью увидишь меня с ножом у твоего горла. Если Юби с того света даст мне хотя бы малейший намек на то, что ты заслуживаешь смерти, я с удовольствием возьму на себя роль твоего палача. А сейчас запомни одну вещь и убирайся с моих глаз, Деминг. Шифу доставишь в провинцию Хэнань.       — С чего бы мне идти такой путь? — уже не сдерживаясь, простонал пьяница. — Ради улыбок вот этой мелюзги, которая, быть может, даже мне не сын? Еще чего!       Свободный кулак Ливэя врезал Широнгу по морде, а после обе руки мужчины схватились за его болтающийся воротник.       — А с того, Деминг Широнг, что твоего сына там ждет нормальная жизнь, — процедил кузнец, из чьих глаз сыпались искры. — Отправишь его в долину Мира, а там передашь в Нефритовый дворец. Насколько ни было бы велико мое отвращение к кунг-фу, мастер Угвэй великодушен и справедлив. Народ счастливо живет под его управлением уже не одно поколение. И мастер не оставит дитя на корм судьбе. Даже не думай меня обмануть, Широнг. Если в течение нескольких месяцев или лет от тебя не поступит письма, что Шифу в безопасности… Я начну писать в Нефритовый дворец. Буду писать каждый месяц, каждый день, писать столько раз, сколько будет необходимо, но я докопаюсь до правды. И если я узнаю, что Шифу не оказался в их надежных руках, поверь, Широнг, — руки натянули воротник до состояния, когда Широнгу стало тяжело дышать. — Я из-под земли тебя достану.

***

      Шифу не заметил, сколько длилось их молчание, и как много листьев принес ветер к их сгорбленным спинам. Но зато заметил то, чего не ожидал.       «Мы с ним чем-то похожи».       Юнец и господин, повидавший жизнь. Они такие одинаковые и абсолютно разные в одночасье. Но они сидели на земле и глазами, одинаковыми по цвету, глядели на могилу женщины, которую оба любили до беспамятства, и чувствовали одно и то же: лишь боль и пустоту.       Вдоволь накурившись, господин Ливэй затушил скрутку и сунул ее себе в карман.       — Ладно, Шифу. Время идет к обеду, нам пора возвращаться.       — Согласен с вами.       — Не будем больше докучать твоей матушке. Итак последние дни тревожим ее своими визитами и мыслями.       Мужчины встали и отряхнулись от земли. После с минуту они простояли у могильной плиты, сложив вместе ладони и закрыв глаза. Когда молитвы были прочтены и отдан был поклон, Шифу и господин Ливэй открыли глаза и медленно пошли по тропе, которую полностью замело листвой, опавшей с несчастного бамбукового дерева. Молча они поднялись по склону и остановились на развилке, что не так давно вывела их из центрального рынка. Господин Ливэй заметил задумчивость на лице юного мастера и прервал их грузное молчание.       — Прости, что вновь взвалил на тебя столько всего. Безрассудно и бессердечно с моей стороны настолько бередить твои раны, которые только начали заживать.       — Наоборот, господин Ливэй, что вы, — Шифу расплылся в улыбке, которая должна была показать обратное. — Я безмерно благодарен вам за все, что вы рассказываете и еще расскажете в дальнейшем. Ведь вы тоже терзаете себя, вспоминая то, что было.       Ливэй незаметно кивнул в знак согласия и притупил взгляд. Атмосфера разрядилась, когда за их спинами послышались громкие голоса. Оба обернулись. По дороге, ведущей в деревню из соседней, размеренным шагом шла госпожа и три совсем юные панды. Окрас их ушей и кругов под глазами был столь же ярок, как и у Шифу, и воин вновь покрылся мурашками от того, насколько же непривычно видеть столько копий себя в одном месте. Восторг и мурашки по телу — первое, что Шифу начал ощущать по прибытию в Башань, но чтобы это продолжалось вот уже несколько дней, он никак не рассчитывал на это.       Приближающаяся госпожа создавала впечатление самой умиротворенной женщины на свете. Чего не скажешь о молодом господине, в чьих руках пакетов было больше всего. Вслед за ним, серьезным, немногословным и плечистым юношей, шагали две юные девицы, которые обошлись по одному пакетику в ручке и шли легкой походкой, улыбаясь шуткам и историям друг друга.       Господин Ливэй завел руки за выровнявшуюся спину и процарапал горло подготовительным покашливанием.       — Госпожа? — поклоном поприветствовал он женщину, подошедшей к нему, пока девочки остались позади, не будучи в силах прервать обсуждение сплетен, а парень, оставив рядом с сестрами пакеты, последовал за матерью. — Ваше возвращение должно было состояться после обеда. Я хочу услышать правду, ничего ведь не случилось по дороге?       Дама, закрыв глазки, тепло усмехнулась, и потянула ручки в ответ на руки кузнеца, желавшие слегка их приобнять и сжать.       — Нет, господин, ничего не случилось, — она получила теплый поцелуй в лоб и улыбнулась. — Просто ваши дети утомились блуждать со мной по рынку.       Пока Шифу приходил в себя от осознания, что перед ним стоит семья господина Ливэя, кузнец поднял глаза на сына и улыбнулся.       — И даже ты, Ян?       — И даже я, отец, — ответил юноша, с улыбкой кивнув ему головой, а после столкнувшись глазами с Шифу. — Добрый день, молодой господин.       Шифу улыбчиво поклонился в ответ на приветствие. Госпожа Ливэй прошлась ладошками по груди своего мужа, остановилась, почувствовав у того что-то в складках одежды, а после ловко юркнула в карман его кимоно и достала оттуда скуренный табак. Заморозив ручку перед лицом кузнеца, предъявляя и как бы возмущенно спрашивая своими опечаленными глазами, что это такое, Синь выжидающе взглянула на него, но кузнец не дал ей ответа, а поступил, как и всегда.       — Что ж, — Ливэй быстро сжал в пальцах табак, полностью скрывая его в своем кулаке, и как ни в чем ни бывало увел оба за спину, — раз мы так удачно пересеклись, самое время вас познакомить.       Синь натянула на лицо улыбку, отстраняясь от супруга, который встал между двумя молодыми парнями. Но теперь она не могла отвести взгляд от сжатого за спиной кулака мужа. Он снова курил. А значит, снова думал о ней.       — Шифу, познакомься, это Ян, — глава Башаня указал ладонью на парня, который, казалось, аж лучился жизнью. — Мой старший сын и моя гордость.       Шифу хотел поклониться еще раз, но Ян, сверкая от того, как ему приятно это знакомство, протянул перед собой руку. Опешив, Шифу стиснул его ладонь в своей.       — Я очень рад знакомству, Шифу, — приветливо сказал Ян. — Все гадал, удастся ли нам встретиться. Ты же настоящий мастер кунг-фу! Я много слышал о тебе от отца и Джинг Янлин.       — Что, неужели и здесь без Лин не обошлось? — посмеялся Шифу.       — А как же! Шифу, что насчет встретиться на днях за чашечкой вина или соджу? Мне доложили, что ты не задержишься в Башане долго, а мне очень хотелось бы пообщаться и познакомиться поближе.       — Господин Ливэй Ян, как я могу вам отказать! Мы обязательно пересечемся еще раз и согласуем время встречи. Для меня большая часть познакомиться с сыном главы Башаня.       Договорив, краем глаза Шифу увидел, как первый господин Ливэй подошел к дочерям, тут же игриво склонившим головы, и забрал у них пакеты.       — Что ж, я уже вынужден идти. Мне было очень приятно познакомиться с вами. Не буду задерживать. Госпожа Ливэй, господин, — Шифу поочередно поклонился и, в ответ получив уважительные кивки головой, подался прочь по дороге, ведущей к детской игровой полянке.       Кузнец смотрел уходящему мастеру вслед, пока госпожа не подошла к нему, начав рассказывать о пройденном дне. Смиренно кивнув, мужчина перевел взгляд на супругу и, не сумев скрыть чувство тоски и любви в своих глазах, протянул ей свою ладонь. Пора отправляться домой.