«Насколько это легко — убить?
Одно неверное движение способно сломить даже самую сложную систему. Один неверный, неосторожный шаг, что заставит сердце замереть навеки. А может, всё-таки верный и вполне целесообразный? Кто-то поспорит и будет настаивать на том, что я не прав. Но разве во Вселенной бывают случайности? А в настоящей продуманной сложной системе могут быть недочёты? Случайность — это всегда всего лишь событие, к которому привела череда других событий. Так разве, при таких обстоятельствах, это всё ещё случайность? Не думаю. А недочёты в сложной системе недопустимы. Всё лишнее в этом мире удаляется естественным путём. Никакой магии и уж тем более случайностей.» — рассуждал в своей голове я, сидя на берегу небольшого пруда. Я безмятежно сидел на травянисто-цветочном берегу, сняв тяжёлую обувь и закатив штанины любимых брюк цвета топлёного молока, опустил ноги в прохладную воду, смотря, как лепестки сакуры приземлялись пушинками прямо на зеркальную гладь (некоторые из них даже подплывали к моим ступням). Как же это всё-таки интересно и полезно иногда — просто наблюдать, на время заточив невысказанные фразы и слова внутри себя… Ты не участвуешь в жизни, никому не мешаешь, не портишь идиллию. Всё идёт так, как надо, своим чередом. Я поднял тонкий прутик с земли, и на него вдруг сел мотылёк. Он был так элегантен, движения его выглядели столь продуманными и плавными... Я загляделся. Мне даже вспомнилось хокку* моей любимой поэтессы:«Спящий мотылек! Что увидел он во сне? Крыльями взмахнул.»*
Вечереет: маленькая светящаяся алым округлая звезда закатывается за ветви вишнёвых деревьев, лишь изредка пропуская свои лучи сквозь уже распустившиеся бутоны нежно-розовых цветков; птицы поют всё тише, прячась где-то там, вдали, среди высокой травы, что колыхалась под последними порывами сегодняшнего ветра; пчёлы уже заканчивали трудиться и куда-то разлетались; умиротворение также дополняют и карпы Кои*, еле слышимо плескаясь в водах пруда. Тогда мне показалось, что самыми громкими здесь были только мои мысли. Становилось как-то не по себе… Мне одиноко?.. — Я тут лишний?.. — я вдруг задал вслух вопрос, но шепотом, даже не думая что кто-то ответит. Но тут я почувствовал чьи-то ладони на моих плечах… Но… Никого же нет рядом?.. Я тут точно совсем один, в опустевшем к вечеру понедельника токийском Ёёги парке*… — 起きろ、男！(Okiro otoko！// Очнись, парень！) — что-то громко произнёс на японском мужской голос, в котором чувствовался явный корейский акцент. Было нетрудно догадаться, что этот человек не местный. Но я ничего не мог понять, ведь был всего лишь в отпуске в Токио, а мой японский на уровне «здравствуйте, спасибо, извините, до свидания», не выше. И тут я открыл глаза… Вся картинка была смазана, но надо мной вырисовывался силуэт какого-то мужчины в тёмно-синей одежде и с фуражкой на голове. Он тряс меня за плечи, недовольно нахмурив брови и что-то беспрерывно приговаривая на японском. Немного спустя до меня наконец дошло, что происходит. Я попал. — Я не понимаю по-японски… — тихо сказал я на корейском, ожидая, что мужчина меня поймёт. — А, даже так? Ну прекрасно, мне оттого легче. Давай поднимайся, сходишь со мной на свидание до участка. — грубо ответил уже на корейском полицейский. — Я не хожу на свидания с незнакомцами. — решил сдерзить я в ответ на грубость, но звучало это нелепо из-за моего состояния. — Ты смеешь отказывать полицейскому в исполнении его обязанностей да ещё и в чужой стране?! — прикрикнул мужчина, резко схватив меня за ворот моей толстовки и притянув к себе поближе так, что я смог детально рассмотреть его лицо. На вид ему лет двадцать, не больше. Черты лица такие резкие, но и в то же время сглаженные. Высокая переносица очень бросалась в глаза, а идеально ровные брови и чистая гладкая кожа давали понять, что он очень тщательно за собой ухаживает. Но в его глазах читались нескрываемые гнев и усталость, которые отбивали всё моё приятное впечатление от внешнего вида этого мужчины. По крайней мере, мне так казалось. Что-то в нём меня очень притягивало, вот я и сглупил, одурманенный действием превышенной дозы недавно съеденных таблеток, которые мне прописал мой психиатр. — П-пойти на свидание, говоришь?.. — полушёпотом сказал я, улыбнувшись лишь уголками губ, — Ладно, в таком случае, я согласен. Мужчина замер, видимо, от неожиданности и уставился на меня, как в стекло, казалось, словно он смотрит насквозь и даже читает мои мысли. Только сейчас мне в голову пришло осознание того, что вообще происходит. Я пытался убить себя, уснул в Ёёги и должен был умереть, но этот полицейский меня спас. Рядом со мной, из-под скамейки на которой лежал, растекалась лужа моей рвоты. Мне стало ужасно стыдно перед этим до чёртиков красивым и сексуальным полицейским настолько, что я уже успел пожалеть, что не сдох. — Так ты ещё и… Тогда всё ясно. — уже спокойным голосом, но с нотками какого-то отвращения выдавил полицейский, отпустив мой ворот, отчего я завалился без сил обратно на скамейку. Мужчина достал из кармана телефон, покачал головой и стал набирать какой-то номер, строго прожигая меня суровым и почему-то грустным взглядом. Сейчас я смог увидеть его в полный рост. Ох, как же он был красив!.. Эти бёдра и… Больше мне ничего не удалось рассмотреть, так как я снова терял сознание. Последнее, что помню, это его слова, а после только тьма и тишина… — 自殺未遂がある。救急車を呼んでください。(Jisatsumisuiga aru。Kyūkyūshao yon'dekudasai。// У нас попытка суицида。Вызывайте скорую помощь。)***
Очнувшись на больничной койке, первое, что я услышал — устрашающее пиликание электрокардиографа. Возникает ужасное чувство, когда понимаешь, что твоё сердце бьётся так медленно. Но я услышал восторженные разговоры врачей, опять же на японском. Походу, меня почти потеряли. Но я остался жив. И всё благодаря тому полицейскому. Я осторожно открыл глаза: вокруг меня толпились несколько врачей и улыбались, глядя на моё лицо. Один из них вытащил из-за спины какой-то конверт и сетчатый пакет с мандаринами. После врач положил фрукты на прикроватный столик справа от меня и протянул мне письмо. Я, недолго поколебавшись, взял его. Когда медики вышли из палаты, меня сразило чувство страха. Что будет дальше и что же в этом письме? Я оглядел белоснежную палату, а затем сделал глубокий вдох и протяжный выдох. На конверте было написано чьё-то незнакомое мне имя на корейском и постскриптум:Чон Чонгук. P.s. полицейский из парка. Надеюсь, ты меня не забыл.
Конечно, я всё помнил, и оттого кишки совсем поджимались. «Я не буду его открывать. Не хочу знать того, что он мог обо мне сказать…Уж лучше буду жить в красивой лжи, чем в ужасной правде…»
***