Обрывки безмятежности на терновых ветвях

Разящая своим устрашающим великолепием пустыня раскинулась на много миль вокруг. Её бездонные пески, подобные золотистым волнам океана, отражающим солнечный свет, рассыпались на мириады искрящихся частиц, взмывая в воздух мерцающей дымкой. Дикие Южные ветра скользили по поверхности барханов, со свистом рассекая их светло-жёлтую гладь. Страннику сей вид мог показаться безжизненным; он даже мог напугать проходимца устремленной за горизонт горячей пустошью, лишенной прохлады теней и цветных пятен на однотонном фоне. Однако Пустыня Безоблачной Лазури была наполнена жизнью. Здесь Боги Солнца и Ветра танцевали страстные пламенные танцы, полные любви и вожделения. Песчаные духи устраивали шабаш, в безумии вечности единого мига бросаясь от одной парящей песчинки к другой и улетая всё дальше, к самым краям размытой границы песка и земли. Эта пустошь лучилась задором и безмятежностью, обжигая своим игривым взглядом. Всякий странник, решивший перешагнуть границу пустоши и ответить на её манящий взор согласием, становился частью этой огромной, шумной вечеринки бессмертных. Каждый шаг сопровождался стойким чувством, что кто-то постоянно рядом и этот кто-то изо всех сил пытается вовлечь человека в праздное веселье. Но, что для бессмертных — веселье, то для людей — таящее угрозу испытание. Ветер, рассекающий пески, не мил и ласков с человеком, а цепок и остр для его нежной кожи. Песчинки, кружащиеся в раскаленном на солнце воздухе, — настоящие иголки, вонзившись в плоть, причиняющие боль. День подобен пытке на сковороде, а ночь хладна, как лёд, но, если странник, стиснув зубы, ухмыльнётся Богам и духам и, потворствуя их законам, останется долгожданным гостем на этом празднике человеческой боли, то его будет ждать вознаграждение. Пройдя на Юг, где обжечься проще, чем моргнуть, ещё десяток миль, странник увидит: из толщи песка на весь плывущий от жары горизонт покажется светлая каменная полоса. Стена повыше человека, растущая из вод нескончаемого золотого океана, преградит ему дорогу. Блоки бело-желтоватого известняка, отражающего ослепительный свет, станут спасением, и на пару секунд страх овладеет человеком: а что если это мираж? Но на ощупь камни тёплые, шершавые, а неподалеку виднеются высокие врата, перекрытые грубыми металлическими решётками. А за ними… Лощеные сады с густыми, как ворс дорогого ковра, подлесками; высокие изумрудные леса, кронами загораживающие лазурное небо. Сочная зелёная долина с диковинными растениями, фруктовыми деревьями и пушистыми кустарниками, цветущими так ярко, так красиво, что глаз не отвести от подобной картины. Вся смертная жизнь спряталась за тяжелыми каменными вратами королевства Каурон. — Кто таков? — послышится крик привратника, выглядывающего из-под карниза башенки над воротами. И, дав ответ, странник попадает внутрь знаменитого на оба континента места. Государства, именуемого Королевством Песчаных Змей в честь маленьких смертоносных хищниц, проживающих в песках нешироких пустынь, разделяющих зелёные города-оазисы за стеной. Вдоль стены расположился самый крупный из них. Его именуют главным торговым городком Каурона — в Илархе останавливается большая часть идущих сюда с караванами торговцев. Здесь круглый год тепло и солнечно, а свежую тропическую зелень питают подземные источники и извилистые реки Иларха, пронизывающие изумрудный город вдоль и поперек. Гуляя по местным лесам, можно встретить самые замысловатые растения, которых не найдёшь больше ни в одной стране этого континента — Елама — и соседнего — Керхе. Саговые деревья раскидывают здесь свои перистые ветви, будто множество соединенных друг с другом вееров, а над ними высятся финиковые пальмы, достающие своими кронами до небес. Люди Каурона были ещё известней, чем сам Каурон. Смуглолицые, крепкие, с волосами цвета сажи и глазами, подобными застывшей корке лавы — пепельно-чёрными с вкраплениями медного. О них слагали много легенд, а ещё больше ходило слухов, многие из которых оказывались правдой. Говорили, что женщины в Кауроне трудятся наравне с мужчинами. Так и было. Загорелые от рождения кауронки выходили собирать урожай плодов и охотиться на лесную дичь вместе со своими мужьями, отцами и братьями. Они торговали, обрабатывали землю, ковали оружие и учились владению им. Говорили, что одежды причудливей, чем в Кауроне, не встретишь больше нигде. И то верно. Чем ближе к стене город-оазис, тем раскрепощенней были его жители. Мужчины облачались в лёгкие шаровары, нередко забывая о рубахе и разгуливая с голым, подтянутым от работы торсом. Женщины надевали короткие безрукавные платья, в вечерней прохладе накидывая на голые плечи полупозрачную шаль, а в особенно жаркие дни нежились в тени пальм в шёлковых юбках без верха. И не стеснялись ни капли, обнажая груди, ведь народ Каурона не считал это зазорным. Говорили, что воинственный нрав и верность своему слову кауронцев никому не сломить. Их обычаи и традиции отличались особым трепетом перед Королевством Песчаных Змей и железными принципами. Взять ту же Верховную власть. Обычай передачи королевского титула гласил: трон принадлежит сильнейшему духом. Любой смельчак мог вызвать действующего короля на поединок, чтобы сразиться за право стать новым правителем. Однако, в столице Каурона — центральном оазисе Арулане — уже несколько десятилетий правил род Каис. Нынешний король Раха Каис был мужчиной крепкого и сильного телосложения, с косой смоляных волос и проницательными глазами на остром лице. Его лета давно перевалили за тридцать, но, кроме глубокой выбоины на лбу, ни единой морщинки не украшало его кожи. Народ знал своего короля, как честного и прямого во всех суждениях, думающего о простых людях, из которых некогда и вышел его род, и весьма воинственного. Его обращение с оружием вызывало удивление и восторг, а в рукопашных боях никто не знал бойца сильнее и проворнее. Проживал король, как и полагается, во дворце. Столичный дворец имел название простое и крутое, как нрав правителя, — Дворец Скрещённых Мечей. Здание из белого мрамора с незамысловатыми каменными карнизами и колоннами было просторным, но невысоким, а располагалось в центре столицы, на небольшом возвышении, окруженном садом нолин — деревьев с длинными острыми листьями и молочно-белыми цветками. Вся столица цвела в это время года — поздней весной, и среди зелени и камня часто вспыхивали желтоватые, розовые или красные цветочные искры. Арулан — город цветов и мечей. Оплетенные дикими лианами здания плавилен полыхали пламенем печей и раскаленным металлом на каждой улице, шумные переговоры кузнецов о качестве оружия велись непрестанно, и лучшие мечники съезжались в Арулан, чтобы узреть мастерство здешних ремесленников и обновить свою оружейную. Сабли, ятаганы, шашки — всё это ковалось в столице на лучший лад. Солнце освещало Арулан, в полуденный зной распаляясь так сильно, что каменные аллеи и дороги превращались в раскалённые угли. Белокаменный пейзаж столицы растворялся перед глазами, мутным отражением оставаясь в памяти смотрящего. Земля изнывала от жары, преисполненная напитавшего её солнечного тепла. С верхушки старого каштана виднелись узкие улочки Арулана, празднично украшенные площади и парки к приезду гостей из Одии — соседнего королевства. От вида захватывало дух, а от порывов восточного ветра, треплющих волосы, сладко щемило в груди чувство свободы. Крепко вцепившись в тонкие древесные ветви изящными длинными пальцами, юноша в небесно-голубых шальварах и просторной белой рубашке покачивался на кроне каштана. Вполне насладившись видом столицы, он вспомнил, зачем забрался на дерево, и, цокнув языком, глянул вниз. Среди охапок листьев в одном из просветов мелькнула резвая тень. — Нашёлся, — недобро ухмыльнувшись, прошептал юноша, и его голос растаял в шуме листвы. Ликование затопило его грудь, отразившись на красивом лице отблеском восторга. Большие тёмные глаза искрились от ощущения превосходства, а ноги и руки ловко перебирали по шершавой коре. Юноша умудрился ни разу не оступиться и не поскользнуться, спрыгнув с нижней толстой ветки на землю. Сапоги из тонкой кожи быстро понесли восторженного юношу сквозь лес. Перепрыгивая торчащие из земли корни и прикрываясь руками от хлёстких низких веток, он погнал во всю прыть, подобно дикой и грациозной пантере. Волосы оттенка серебра, собранные на макушке в высокий конский хвост, разлетались в стороны, метясь по плечам и касаясь медовых щёк юноши. Взгляд его агатовых глаз заострился, стоило светлой фигуре мелькнуть впереди. Сердце бешено стучало, отбивая неровную дробь в ушах, а воздух врезался в лёгкие почти болезненно, на каждый вдох отдаваясь в груди неприятной резью. Взгляд стал мыльным, а картинка впереди медленно поплыла от слёз, прорезавшихся из-за встречного потока воздуха, но юноша только ускорился, отталкиваясь от земли всё сильнее. Прыжок, ещё прыжок, длинные стройные ноги словно летели по воздуху. Вытянув вперёд точеную руку, увешанную десятками браслетов с идолами, юноша с силой рассёк воздух и ухватился за свою жертву. — Поймал! Я поймал тебя, ха! — радостно вскрикнул он, не скрывая истинного восторга. — Каждый раз меня ловишь, что уж тут удивительного, — пробормотал захваченный в плен мальчишка с медовыми вихрями непослушных волос и столь же сладким голосом. Его лицо раскраснелось от бега, а грудь тяжело вздымалась. Одетый в атласный костюм цвета солнечной бронзы, расшитый золотыми нитями и усеянный жемчужным бисером, мальчик непомерно страдал от жары. Юноша с серебряными волосами неопределенно хмыкнул и отпустил чужой ворот, за который прежде держался. — И тебе не жарко, а? — Конечно, мне жарко, но… — не успел он закончить полную отчаяния фразу, как за его рубашку потянули, расстегнув несколько пуговиц. Легкая прохлада коснулась разгоряченной кожи в районе ключиц, и мальчишка облегченно выдохнул, будто мечтал об этом всю свою жизнь. — О, вот так лучше. Благодарю принца Валериана за оказанную любезность. Принц тут же рассмеялся, притянув блондина к себе. Его острые, будто вырезанные из персикового мрамора, черты заметно смягчились: густые пепельные брови расслабились, а в уголках глаз замелькала улыбка. Он прижался своим горячим лбом к чужому лбу и широко улыбнулся. — Ты вспотел, — игриво мурлыкнул принц Валериан, смотря в изумрудные глаза напротив. — Мы обежали весь лес, Твоё Высочество. Это кажется весьма уместным, разве нет? — Да-да, весьма, — усмехнулся юноша и на мгновение, прикрыв глаза, коснулся губами розовых лепестков губ светловолосого мальчишки, пахнущего сладкой ванилью, сандалом и, в контрасте, солоноватым потом. — Твоё Высочество, принц Дарий. Розовощёкий Дарий тут же смутился, вырываясь из цепких объятий возлюбленного юноши. Он всегда был таким дерзким, легкомысленным и открытым, когда Дарий, наоборот, робел и скрытничал, храня свои чувства за исключительно прекрасной, алеющей маской равнодушия. — Нам пора. Его Величество, твой отец, приказал нам быть во дворце к полудню. Солнце уже высоко, гляди… — Ой, ладно тебе, Дарий. Неужели так хочется отобедать со всей нашей семьёй? — Мы ещё не породнились, Валериан, — Дарий развернулся и зашагал в сторону мелькающих вдалеке белых стен. — Когда ты женишься на моей сестре, тогда и станем одной семьёй, а пока, прошу, не напоминай. Валериан, неловко замявшись на одном месте, устремился вслед за Дарием. Яшмовые леса столицы, густой мерцающей зеленью раскинувшиеся по правому боку от королевского двора, были настоящей отдушиной для двух принцев, слонявшихся здесь под любыми предлогами большую часть дозволенного времени. Дарий нередко приезжал в Каурон, но его обществом мешала насладиться одна назойливая проблема в лице всей остальной свиты из королевства Одия. Юный принц Валериан из рода Каис был единственным наследником на престол Каурона. От роду шестнадцати лет, с волевым характером его народа и каменным стержнем, принц был завидной партией для принцесс всех королевств. Его внешность отличалась почти ранящей остротой: соколиные глаза, одним взглядом пронизывающие насквозь, острый прямой нос, резко очерченные губы, высокие скулы и напряженные брови. Казалось, даже кончики его ушей были остры. Он был атлетически сложен, высок, тренирован и умен, хоть и ум его слегка отличался от прямолинейного разума кауронцев. Он был заточен. Как лезвие меча точат, чтобы сделать смертоносней, так и принц Валериан в кузнеце своего сознания использовал все доступные ресурсы и знания, затачивая себя для этого мира. Неудивительно, что на такую наживку было много ловцов. Но самой везучей (или не везучей, ведь характер у принца не сладок) оказалась принцесса из рода Лаот, правящего в королевстве Одия чуть северо-западней Каурона. У короля Лаот и короля Каис были давние дружеские связи ещё со времён войны на востоке, а потому отец Валериана очень быстро отдал предпочтение дочери своего друга. Ну да, мнение самого принца не учитывалось. Одия — небольшое государство. Его символом является тополёвый Бражник, изображённый на гербе взмывающим в воздух с расправленными крыльями. Элемент с этой прекрасной бабочкой носят все представители рода Лаот. У Дария, например, серьги в виде светло-голубых аквамариновых бражников, облюбовавших мочки его ушей. Как же Валериану нравилось нежно касаться кончиков этих ушей губами, едва задевая холодную поверхность переливающегося на свету всеми оттенками голубого камня… Они пришли как раз вовремя, когда слуги накрывали на стол в большом Лиловом саду. Душистые ветви глицинии с ярко-фиолетовыми цветками склонялись к белоснежной столешнице с обеих сторон, накрывая сидящих в ожидании членов королевских семей лиловым куполом. Запыхавшийся, со сверкающими каплями пота на висках, принц Валериан обворожительно улыбнулся всем присутствующим. Во главе стола сидел принимавший гостей король Раха Каис, по левую руку от него разместились король и королева Лаот, а почти все остальные стулья заняли их наследники. Итак, считая Дария, у короля Лаот было семнадцать детей от трёх женщин, одна из которых была наложницей, другая — королевой, а третья — безызвестной служанкой во дворце Одии, умершей при родах незаконорожденного принца-бастарда Дария. — Весёлая у тебя семейка, — хмыкнул Валериан, когда Дарий рассказал ему о своих родственниках в первую их встречу в саду дворца Одии. Помнится, он тогда приехал свататься к невесте. Но Дарий был печален. Он был бастардом, лишь ненужной семнадцатой обузой в своей холодной, как лёд, и огромной, как дерево Туле, семье. Его и приняли только из безысходности, когда эта служка, как Дарий узнал из гневных речей королевы Лаот, разболтала всему дворцу об их связи с королем перед тем, как родить. А когда ребёнок появился на свет с родимым пятном в форме крыла бабочки на затылке, которое было у самого короля и всех его детей, то отвертеться от этого ребёнка у королевской семьи не получилось. Король признал его своим сыном, но кто говорил, что он сделал это в сердцах? Дарий никогда не был никем любим, но встреча с Валерианом изменила всё. И было бы так сладко, так чудесно, если бы не одно но… Подойдя к столу, принц Валериан, не прекращая улыбаться ни на миг, склонился перед своей невестой Кастинией Лаот и, попросив её руки, бросая короткий взгляд в сторону застывшего Дария, поцеловал девичью ладонь так же, как всегда целовал его. После Валериан занял место по правую руку короля, а принц Дарий сел рядом. — Сын мой, я говорил подойти к полудню, а не после, — приподняв густые смоляные брови, бросил король. — Мы же успели, отец, — легкомысленно хмыкнул принц, отпивая из бокала с розовым вином, заботливо налитым суетящейся служанкой. Она с улыбкой обходила каждого гостя, но в присутствии чужеземцев кауронка чувствовала себя слегка напряженно, что отражалось в её нервной походке и быстрых движениях. Валериан незаметно для остальных шепнул ей, когда она отходила от него: «Не волнуйся так, Сони». Её улыбка тут же дрогнула, сделавшись чуть шире и, кажется, расслабленней. — Вы ещё не начали трапезу, так ведь? Король неодобрительно нахмурился. — Но я всё равно приношу извинения за опоздание перед дорогими гостями, — спешно добавил принц, и тогда король кивнул. — Валериан, позволь спросить, где же вы были всё утро? Я слышала, что у тебя жесткий график и ты нечасто можешь позволить себе праздно проводить время, — обратилась к нему королева Лаот. В её тёмных глазах отражались лиловые цветки глицинии, придавая взгляду большей нежности, чем то было на самом деле. Валериан знал: королева — настоящая паршивая сука, унижающая бедного Дария при любой возможности. Сдержав гримасу отвращения, он ответил: — На время прибытия дорогих гостей из Одии, в частности — моей дражайшей невесты, я отменяю своё расписание, чтобы больше времени проводить с вами, конечно же. Королева не сдержала едкой усмешки, за мгновение растаявшей на её алых губах. — С нами? Мне не припомнится, чтобы я видела тебя более трех раз за всё время, а твоя невеста жалуется, что она совсем обделена вниманием. Если ты и проводишь с кем-то время, так это с этим… с ним, — выплюнув последние слова, королева замолчала, отпив вина. Атмосфера за столом стала зябкой. Справа Дарий слегка поёжился, получив порцию злобных взглядов со стороны своих родственников, но Валериан, заметив это, только шире улыбнулся и, положив руку на плечо опешившего Дария, сказал: — Я лишь стремлюсь наладить отношения со всей семьёй моей невесты. Разве Дарий — не член вашей семьи? — Валериан, — тихо одёрнул отец, но агатовые глаза принца заволокло праведным гневом. Он чуть сильнее сжал плечо возлюбленного. — Разве нет? Что я неправильного сказал? Разве Дарий так же не является сыном Его Величества Лаота? — Конечно, Дарий — мой сын, — пресным тоном ответствовал король Лаот. — Дело только в том, что твоя невеста — не Дарий, а Кастиния. Понимаешь меня, Валериан? Принц обернулся на отца и, увидев в его глазах стальной блеск, быстро кивнул. Он убрал руку с плеча Дария, но скосил в его сторону глаза, быстро подмигнув. Дарий лишь больше смутился, нервно глотнув вина. Король Лаот, казалось, был задет, а потому продолжил: — В следующий раз, прежде чем обвинить кого-то в безответственности, сначала задумайся о своих обязанностях. — Верные слова, — отметил Раха Каис, подняв бокал и залпом осушив его. Валериан, однако, был не согласен. Он нёс ответственность лишь за то, что сам выбрал, а выбрал он Дария, но никак не принцессу Кастинию, чьи густые жгуче-чёрные волосы и пламенные губы вызывали в нём только раздражение. Остаток дня принцу пришлось провести в компании семейства Лаот, а потому, он всё время сдерживал недовольство, успокаиваясь лишь тогда, когда их взгляды с Дарием пересекались. Держаться, однако, пришлось порознь, ведь приставучая Кастиния никак не хотела отлипать от лакомого кусочка, свалившегося ей прямо в руки. Валериан обречённо вздохнул. Ужинали они снова все вместе, и принца уже била едва скрываемая дрожь. Он так устал от общества отвратных ему Лаотов, что валился с ног, рухнув на стул в обеденном зале дворца. Однако тема разговора, который начал король Лаот, заставила его заинтересованно навострить уши. — Пару минут назад я узнал кое-какие новости, король Каис, — мужчина с хмурым выражением лица подозвал личного слугу, держащего в руках свиток с печатью главного советника Одии. На его плече восседала озирающаяся по сторонам рыжевато-серая пустельга — одна из почтовых птичек здесь, на Юге. — Мой советник, оставшийся в столице, прислал мне письмо. Согласно написанному, два дня назад, на рассвете, молодой король Немеи, год назад захвативший королевство Шангу, разгромил армию короля Аливии и объявил себя Великим Императором Трёх Земель. — Высокомерие и гордыня этого юнца не знают границ, — усмехнулся король Раха Каис. — Но не значит ли захват Аливии стремление Немейского правителя продвигаться дальше, на Юг? — задал вопрос Валериан, и все пары глаз уставились на него. Повисла долгая звенящая тишина, только ручная пустельга пару раз крикнула. Валериан успел уже пожалеть сотню раз, что раскрыл свой рот и вмешался в разговор королей. Дарий тихонько вздохнул, округлив глаза. Ему становилось не по себе от одной мысли о войне, чего уж говорить о том, как он относился к перспективе быть в неё вовлеченным. — Не думаю, что этот самопровозглашённый «Император» решится сейчас напасть на одно из наших королевств, Валериан, — серьёзно ответил Раха Каис, успешно победивший в трёх войнах. — Территории его королевства значительно разрослись, но ему ещё нужно много времени и средств на то, чтобы урегулировать все внутренние вопросы, прежде чем обратить свой взор на внешние. — Но ведь между захватом Шангу и Аливии прошёл всего год, так? — Да, но эти королевства значительно меньше наших. А теперь ему ещё нужно объединить сразу несколько народов под своим началом. Ты не представляешь, какой это труд, Валериан, для этого нужно очень много терпения и — что главное — времени. Пока мы в безопасности. — Пока? — озадачился Валериан. — Пока этот выскочка не соберется с силами, уговорив людей встать на его сторону, а затем не пойдёт на Юг, что вполне вероятно, — спокойно ответил король Лаот. — Но даже так мы сможем достойно встретить этого юнца, поверь, Валериан. — Да, волнения здесь ни к чему, сын, — уверенно заявил Раха Каис и принялся за ужин. У Валериана, однако, аппетит отбило совсем. Мысли о войне казались с каждой секундой всё навязчивей, кружась жужжащим роем в черепной коробке. Зациклившись на этом непрерывном шуме, можно было сойти с ума. И Валериан не мог понять наверняка — от страха ли?.. Или от желания выпустить всех своих демонов наружу, обнажив клыки, как заточенный клинок? Желания оборвать, наконец, нить, до сих пор связывающую его с безмятежным детством, лишенным горечи и боли реального взрослого мира. Ведь невинность — она как клетка, вынуждающая заткнуть шепчущие голоса, жаждущие крови и порока, собрать всего себя из расходящихся по швам кусков законченного детства и запереть до тех пор, пока железные прутья не рухнут. Валериан не знал пока, задумчиво глядя на застывшего с бокалом Дария, что момент разрушения его клетки почти наступил. Ведь там, далеко на Северо-Западе континента Елама, самопровозглашённый Император, выскочка-юнец из рода Майтрей, вовсе не собирался объединять народы захваченных стран и пережидать время. Император хотел крови, которой пропахли насквозь его одежды и волосы. Которой по локоть были залиты его руки. Император хотел… Нет, Император возжелал… Империю.