Отчуждение

За такой большой отрезок времени не было совершенно никаких новостей. Планшет Итана, в итоге, разрядился и у них с Яном не находилось времени и места, чтобы его зарядить. Том возвращался из своих вылазок то совсем пустой, то с крохами лекарств, тем не менее, все таких же ценных, а Говард строил планы отмщения. Тревожные планы, и Итан, который уже, пусть и через силу, но приходил на собрания, постепенно начал протестовать против них в своей голове. Да, им, несомненно, нужно было попасть в город, но штурмовать один из проходов, или, еще хуже, пытаться перелезть через стену? Это было больше похоже на сумасшествие и помешательство. Но пока что его взгляды разделял только Ян. Он знал, что Итан вот-вот вернется в строй и будет яростнее прежнего, но вот все остальные считали, что парень все еще слаб телом и, главное, умом, от курса наркотиков, которые ему прокололи. Высказаться он все же единожды решился, но его не восприняли всерьез, а будучи все еще слабым, Итан не решился противостоять здоровым мужикам. И хрен бы с ним, что его не послушали. Обиднее и больнее кольнул взгляд Говарда в тот момент. Человек, которого он безмерно уважал и по-своему любил, ради которого бросился в огонь и едва не погиб, посмотрел на него с осуждением и раздражением. Как будто смотрел на того, чьи слова не представляли веса никогда. Ни до травм, ни уж тем более после. Да, Итан никогда не был удобным. По больше части вопросов, обсуждаемых на их собраниях, он имел отличное, вообще от всех остальных, мнение. Пожалуй, пока что это оберегало их от убийственных идей нападать на город в лоб. Особенно важно оно стало тогда, когда Говард поднялся на ноги и рвал и метал, желая отомстить за себя, товарищей, за Итана. За все произошедшее. И не желал слушать Яна, который об обороне городов был осведомлен намного лучше, чем все они вместе взятые. Но его слушал Итан, и не боялся высказывать мнение поперек всех остальных. Он и не заметил, как стал считать себя не помощником, и даже не правой рукой. Он стал ощущать себя как негласного лидера, которого, пусть и не явно, но поддерживают многие. В остальном, их жизнь продолжалась размеренно. Люди старательно восстанавливали все, что потеряли, но в какой-то момент, почти сразу после того, как Итан встал на ноги, решено было сделать лагерь кочующим, чтобы не повторить того, что произошло. С этим нельзя было не согласиться, но так как плана похода у них не было, многие заволновались о том, что они уйдут от этого таинственного человека из города, который снабжает их лекарствами — Роджера. И, общим собранием было решено идти не вдоль стены, а от нее, а потом обратно. Это осложняло жизнь Тома, который по-прежнему ходил за припасами в одиночку, решив, что Ро так будет спокойнее, но другого выхода они не видели. К началу весны Итан полностью восстановился, и на собраниях начинал высказываться куда более активно. Он даже заметил, что взгляд Говарда сменился с осуждения на невольное уважение, когда из болезного и усталого парня вдруг стал показываться звериный оскал. Ян активно поддерживал его и, молодые и прогрессивные, они смогли продавить старших пока что не рубить с плеча. Открытое столкновение сейчас значило верную смерть. Никто этого не хотел, но старики не видели других способов маневрировать в их ситуации. К слову, Итан с Яном тоже сомневались по поводу своей затеи, как-то попытаться договориться с Роджером, но она в любом случае, как они надеялись, откладывалась до лета. В тот день, когда Итан впервые за все время своей реабилитации взял оружие, и даже смог из него стрелять, хотя и жаловался на то, что руки ослабли, в лагере устроили праздник. Никто не забыл, что он спас Говарда, их уважаемого и несменного лидера. Хотя благодарность они выражали, конечно, по-своему, стараясь не дергать «героя» лишний раз, а в итоге, это выглядело как полное безразличие к его судьбе. Этот аспект жизни Чистых Итан так и не смог понять. Хотя, здесь он никогда не был в одиночестве по-настоящему. С ним всегда сидели либо Ян, либо Том, за что он был им безмерно благодарен, ведь от тишины больничной палатки можно сойти с ума. Погода сменилась столь быстро, что люди не успели заметить весну. Прохладная приятная погода сменилась теплом, а через пару недель высохла и земля, позволяя целыми ночами валяться на ней в утепленных куртках и разглядывать звезды. – Не вглядывайся в темноту, иначе она начнет вглядываться в тебя, – мурлычет Итан и подергивает плечом, на котором умостилась голова Яна. – Ты где-то это прочитал или сам придумал? – Тихо, на грани слышимости спрашивает парень и, отвлекаясь от звезд, поворачивается на бок, обнимая любимого. – По-моему я это где-то прочитал... У меня вроде была книга с цитатами древних книг, вроде это было там. Уже и не вспомню откуда это. – Интересная мысль, конечно... – Ян улыбается и, подняв руку, «шагает» пальцами по животу Итана, подбираясь к молнии, чтобы расстегнуть. – А мы сегодня, помнится, помылись... От этих слов Итана прошибает не то током, не то возбуждением, в любом случае, он чувствует, как на его теле проступает пот. За пару месяцев его успешной и активной реабилитации они так и не удосужились найти время, чтобы побыть вдвоем наедине по-настоящему. И это напоминание прямо в лоб, вышибло из него дух. – А ты вот всегда так прямолинеен, да? А как же цветы? Конфеты? – Парень смеется, но приподнимается на локтях и одним движением подминает под себя Яна, заглядывая в глаза и игриво поддевая кончик его носа своим. – А ты, я смотрю, сам-то много цветов в жизни подарил? – Блондин смеется и в ответ на жест чмокает Итана в колючий подбородок, медленными и влажными поцелуями перемещаясь на его шею. – Было бы лето, обязательно нарвал бы тебе букет, – с такой же усмешкой и иронией отвечает парень, подставляя шею под поцелуи, открывая больше кожи. – Не нужны мне никакие цветы, дурень, – Ян чуть рычит, приподнимается, желая уже взять инициативу в свои руки, чтобы ускорить то, чего так долго ждал, но Итан ультимативно останавливает его, пригвоздив к земле. Они смотрят друг другу в глаза, Итан хитро ведет бровью, его лицо постепенно растягивается в хитрой улыбке, а Ян шумно сглатывает, в который раз утопая в темных, глубоких и выразительных глазах. Возбуждение подпирает снизу вверх, сначала напрягая мышцы живота, потом сбивая дыхание, а после, вставая в горле комом. Чужие руки отпускают его, скользят вниз по бокам, ныряют под одежду и задирают ее. Ян крупно вздрагивает и шумно выдыхает, прикрывая глаза и концентрируясь на ощущениях. Его так давно не касался другой человек, что все ощущения сейчас были как в первый раз. Все это время Итан был так близко, но одновременно с этим так далеко. В голову блондина вновь проскальзывает мысль об Элио. Этот юноша с самого начала был между ними невидимой стеной. Так не хотелось о нем думать, но Ян чувствует, как к возбуждению подмешивается неприятное ощущение будущей тоски. Предпочтение этого несносного бродяги было ясно как день. И ему бы сейчас оттолкнуть его, извиниться, сбежать и не разговаривать больше никогда... Но он просто не может сделать этого. Горячие губы Итана отрываются от его кожи, руки выскальзывают из-под одежды, и он поднимается, отстраняясь. Импульсивно избавляясь от мешающей одежды, они посматривают друг другу в глаза и неловко смеются, как будто это все для них впервые и в новинку. Куртки, кофты, нательники — все отправляется на землю, под спину Яна. Прохладный воздух отрезвлял, но одновременно с этим и пикантно покалывал кожу. Они ненадолго замирают. Несмотря на то, что он самолично снимал тогда с Итана расплавившуюся куртку, менял его повязки, обрабатывал... Каждый раз, когда он видит уже заживший ожог, он не может не зависнуть, погружаясь в самые страшные часы тех дней. Но, с недавнего времени, его размышления перестали быть такими тяжелыми и долгими. Немного подождав, все же дав Яну время на то, чтобы привыкнуть, Итан наклоняется к нему и озорно прикусывает кончик носа. – Хватит думать об этом. Все закончилось, а здесь сегодня только ты и я, – жарким шепотом мурлычет парень в губы блондина, постепенно этим шепотом увлекая его в поцелуй. Страсть разжигается подобно костру. Медленно тлея между ними, подогреваясь поцелуями, раздуваясь пока что несмелыми касаниями, легкими прикосновениями. Итан не спешит. Он целует Яна, водит руками по его телу, сжимает в горячих ладонях кожу, иногда делая это не только приятно, но и возбуждающе болезненно. И подобно огню, чем дальше они заходили, тем жарче становился воздух вокруг них, а сами они нетерпеливее. Но, несмотря на всю импульсивность действий, Итан был нежен и аккуратен. Взгляд его был пьяным и затуманенным, губы влажными и обкусанными, из-за сдерживаемого желания, но он не торопился, пожирая Яна глазами, пока подготавливал его. И это было даже трогательно. Куртки под спиной блондина ездили друг на друге, одежда сминалась и кое-где он уже касался голой кожи холодной земли, но совершенно не замечал этого. Изнутри его переполняло Итаном и счастьем, собственное тело вдруг стало таким податливым, позволяя сгибать себя пополам, позволяя целовать себя, и целуя в ответ. Сколько они пробыли там? Они оба не считали время, но, когда Итан падает без сил, накрывая влажное тело Яна своим таким же, на горизонте начинает светлеть, предвещая рассвет. Но птицы еще молчали. Ночные уже прятались, а дневные только-только собирались просыпаться, так что в сумеречной тишине леса звуков практически не было. Только два сбитых дыхания и два сердца, колотящихся после жаркой ночи. И в этот момент все ушло на второй план. Кто знает, сколько времени у них впереди? Что может случиться, они не знают. Может завтра они все погибнут? Или же наоборот, найдут место для жизни в десятки раз лучше, чем Сент-Нью-Йорк? А что если завтра начнется война? Черт бы с этим будущим, оно слишком неопределенное. Здесь, сегодня, Итан рядом с ним, тяжело дышит, влюбленно смотрит в его глаза и глуповато, тем еще более мило, чем обычно, улыбается. «Счастье есть, и у него карие глаза», – Ян думает, что где-то прочитал эту фразу, такой уж она показалась ему красивой. И такой точной, ведь сейчас он был действительно счастлив. Счастлив не загадывать, что будет дальше, а просто наслаждаться тем, что происходит сейчас.