Моя Мэри

      Горячая кружка обожгла пальцы, Эльза схватилась за неё слишком рано, усаживаясь за барную стойку, служившую в её квартире столом. Девушка даже не шикнула, лишь уставилась на бронзовую жидкость, от которой всё ещё шёл пар. Девушка облокотилась о столешницу, почти всем корпусом нависая над ней. Подогнула под себя ногу и подпёрла кулаком щёку.       Из ванной вышла Анна и направилась к ней, села напротив. Эльза выдавила из себя как можно более непринуждённую улыбку и протянула сестре чашку с согревающим какао. — Как в детстве, — шёпотом заметила младшая и тут же отпила ароматного напитка, пряча свои веснушки за ободком кружки.       Эльза улыбнулась на её слова ещё шире, но с надрывом где-то внутри поняла, что из её глаз только что чуть не брызнули слёзы. «Ну уж нет. Не в этот раз.» — строго приказала себе блондинка, тоже делая глоток горяченного чая. Горло обожгло и это помогло снова взять себя в руки. — «Ты не расплачешься сейчас. Не при сестре. Нет.»       Но сил уже практически неоткуда брать. Эльза почти на грани срыва, но она должна держаться. Должна справиться со своей постоянной эмоциональной нестабильностью ради Анны. Ради этих пары часов, пока они ещё вместе… Ведь Анне сейчас гораздо сложнее. — Ты не представляешь, как приятно снова оказаться дома… — полузадумчиво говорит Анна, откидываясь на спинку стула и оглядывая гостиную взглядом усталых аквамариновых глаз.       После этой фразы Эльза тут же поменялась в лице, хоть младшая этого и не заметила. Голубоглазая почти с тоской смотрит на сестру, стараясь уловить каждую мелочь в её поведении. «Тогда… Может… Ты не хочешь уезжать?» — мысленно задала робкий вопрос девушка, но вслух ничего не сказала. После провела рукой по своим волосам, останавливаясь на шее, словно это давящее состояние можно стряхнуть ладонью. Наивная.       Она уже не знает, что говорить… А надо ли? — Да… — наконец, соглашается старшая. Также шёпотом.       Девочки допили свои напитки, обмениваясь тихими фразами и изредка даже посмеиваясь, а затем пошли посидеть на диване.       Там, наконец, они смогли сесть в обнимку. Вместе. Этого так не хватало обеим. Эльза крепко обняла сестру, пока та полулёжа расположилась у неё под боком и положила свою голову ей на плечо, прижимаясь к старшей сестре словно ребенок. «Она и есть ребенок. Несчастный, измученный ребенок.»       От этих мыслей в носу голубоглазой снова защипало. Теперь они сидели так, что Анна не могла видеть лица Эльзы, если только она не поднимет голову, поэтому старшая Разеграффе позволила себе пустить пару молчаливых слезинок. Но не больше, нельзя расклеиваться.       Почему на её любимую сестрёнку всё так обрушилось? Почему всё так жестоко с ней обошлось? Почему Эльза не была рядом? Не помогла, не предотвратила? Голубоглазая безумно любит своё рыжее чудо и ей невыносимо смотреть на то, что с ней сейчас происходит. Лицо, которое почти всегда было озарено улыбкой, теперь осунулось. Веснушки, что всегда россыпью солнечных зайчиков украшали её щеки и нос, теперь побледнели и словно вовсе исчезли. А радостные глаза, в которых раньше без устали скакали искорки озорства, сейчас обрамлены темными кругами. «Может действительно хорошо, что ты уезжаешь, солнышко?.. Хоть бы это помогло!» — Такси подъедет через полтора часа… — вспоминает Анна, смотря пустым взглядом вглубь комнаты, в которой царит полумрак, нарушаемый лишь тёплым светом торшера.       У юной девушки внутри было столько всего, что она хотела бы выплеснуть. Но она даже не представляла, что ей говорить. Как можно подобрать синоним к фразе «я ненавижу себя»? Анна очень надеялась, что Эльза ей поможет, что ей поможет эта поездка, но с каждым днём всё больше кажется, что это всё бессмысленно. Что ничего уже не исправить. А она всего лишь эгоистка, тянущая жилы из своих родных, что отчаянно пытаются помочь, когда самой ей уже вроде как и всё равно.       Анна тяжело и прерывисто вздыхает и, наконец, решается. Просто зажмуривает глаза и позволяет себе высказать все те слова, что душили её горло острыми шипами, желая вырваться наружу, всё это время. — Мне так жаль, Эльза… — словно выдохнула произнесла она. — Мне так стыдно… так невообразимо отвратительно от самой себя. От того, что я не могу полюбить её сейчас, — в голосе послышались звенящие нотки, сдерживаемых слез. — Что я плакала из-за неё, — девушка прижалась к старшей ещё крепче. — Из-за того, что она у меня будет. А теперь… я её вообще бросаю. Эльза, я…       Но её перебила старшая, ещё теснее обнимая свою сестренку, что задрожала всем телом, даже не заметив этого. — Тихо, тихо, Анна… — зашептала Эльза, начиная укачивать сестру, успокаивая. — Ты никого не бросаешь, слышишь, милая? Ты поедешь отдохнуть. Ты это заслужила. Тебе это необходимо. Отнесись к этому, как к лечению. А ведь нельзя нарушать лечение, правильно?.. Никто тебя не осудит. Не посмеет, солнышко моё, поверь.       Эльза слегка отстранилась, чтобы взглянуть на свою родную и такую любимую мелкую, которая тоже подняла на неё свои красные заплаканные глазки. Старшая Разенграффе только сейчас почувствовала, что её лицо тоже мокрое от слёз. Она улыбается своей самой нежной, самой любящей улыбкой, чтобы приободрить сестру, и заправляет прилипшие к её лицу прядки волос за уши, успокаивая горячую кожу холодными пальцами. — Оторвись там по полной. Правда. Забудь обо всём, что не имеет значения. А мы будем тебя ждать… здесь. Не заставляй себя страдать. Всё придёт и приходит вовремя. Не заставляй себя любить её, — Эльза стала поглаживать сестру по руке, чувствуя, как её дыхание становится ровнее. — Ведь ты её уже любишь, поверь, у тебя просто пока нет сил это почувствовать.       Она молчит секунду и снова говорит: — Поедь и отдохни, милая. Я справлюсь. Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо… — Я люблю тебя, Эльза. Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю. — Я тебя тоже очень сильно люблю, сестрёнка, — повторяет голубоглазая и целует её в носик. Как в детстве…       Они и не замечают, как быстро засыпают в объятьях друг друга.

***

      Такси приехало вовремя. Смс-ка от водителя разбудила сестёр. Они попрощались, но больше не плакали. Обнялись и стояли так долго-долго на лестничной площадке, пока Анна не зашла в лифт, посмотрев на сестру в последний раз на эти несколько месяцев…       Эльза не пошла провожать её до машины. Не могла. Она лишь выглянула в окно на дорогу. От её подъезда уже отъезжала жёлтая машина с чёрными шашечками на крыше.       Девушка закрыла лицо руками, потом сделала глубокий и медленный, расслабляющий выдох. Затем снова провела по волосам, останавливая руку на шее. Странная привычка, которая появилась у неё не так давно. Эльза отвернулась от окна и медленным шагом подошла к креслу, на котором лежала детская люлька-переноска, а в ней маленький розовый комочек.       Голубые глаза на секунду закрылись, она решалась. Эльза села на колени возле кресла и положив голову на подлокотник, обтянутый бежевой тканью, стала разглядывать доверенную ей малютку. Глазки закрыты - спит. Щечки такие пухлые, что их тянет потрогать. Маленький аккуратный носик. Она ещё слишком маленькая, чтобы быть на кого-то похожей, но Эльза уверена, что она будет вылитой маленькой копией Анны. От этой мысли Эльза улыбается и тянет ладонь к розовому комочку. Такая маленькая… Она едва её касается, боится разбудить. Проводит по щечками и по маленькой ручке и вдруг малютка берет и хватается своими пальчиками за Эльзин указательный палец. Так и не просыпаясь, продолжает посапывать, но крепко держит её руку. У девушки внутри взорвался настоящий маленький фейерверк. Она и не думала, что это может быть так чудесно. «Будем считать это хорошим знаком…» — подумала платиноволосая, расплываясь в усталой улыбке и усаживаясь на пол поудобнее, ведь забирать свою руку у малютки не хотелось.       Голова у Разеграффе тяжёлая, уже поздно и девушку очень тянет ко сну. Веки сами собой закрываются, а пустота внутри требует, чтобы её заполнили. Она кладет свободную руку на край кресла, а на неё опускает голову, незаметно для себя проваливаясь в глубокий сон.