Из жизни воспитателя

- Алиса Сергеевнаааааааа! - слышу знакомый голос, раздающийся над всей толпой родителей и детей. Неужели карантин закончен? Ловлю себя на том, что стою на площади сбора санатория. Впервые за 4 месяца я наконец здесь, и наконец с детьми. Как будто и не было ничего. Ни этого тяжёлого апреля с вечным сидением дома, ни странного мая, когда режим нерабочих дней внезапно отменили и нас всех вызвали на работу. Сейчас бы педагогам красить городки, плинтуса и мыть окна, ага. Витёк с Кирюхой вообще валили лес - заросли на территории. Но это безумно нас сплотило. Как? Ну, Витёк уехал на дачу жить из города, а уже к нему присоединились Кир, я и Поля. Как бы странно это ни звучало. Казалось бы, не так и общались то хорошо, разве что я с Витьком, напарники же. И недельку мы там с Полей продержались. У Ильича и Саныча, в связи с отсутствием педагогической деятельности, начались загоны, вечные подколки. Колючие они, как сказала Польза. Эти ежи довели нас в предпоследний день до страшной истерики со слезами. И потом, на работе, мы ещё долго входили в норму общения. Можно сказать, все же не вошли. Обидно? Да. На этой почве, да и вообще, ввиду нашей похожести, мы и сошлись с Алексеевной в очень крепкой дружбе. Всё вместе делали, и жить без разговоров не могли. Потом так же вместе ушли в дистанционную сессию. И тут - на тебе, объявляют заезд. Только вот Полька не смогла поехать. Стою одна, как белая ворона. Люди знакомые есть, но мало, летний состав же в большинстве. Тут ещё и выяснилось, что работать придется без Вити, с вожатой. Чему я не сильно обрадовалась, с ним, все же, привычней. Ну, хоть дети знакомые есть. Вдруг из толпы выбежала Поля! Визгу было много. Хорошо, что регистрация ещё не началась, так как наших руководителей на автобусе задержали инспекторы ДПС. Мы бегали в толпе, взявшись за руки, обнимали знакомых детей, и настрой от этого поднялся выше крыши. Но прощаться было тяжело. Я стояла в дверях автобуса до последнего, в метре стояла она и мы скулили, как ее пёс Нильс, когда видит меня... Уже по приезду в санаторий обнаружила, что Кир и Витя посрались. Не общаются совсем, Саныч кроет чем можно ходит, Ильич козлит. Остаётся молча закатывать глаза. *** С планерки вышла со слезами. Ничего не понятно, информации куча, в голове каша, дети с непривычки бешеные. Витёк меня игнорирует, стала думать, что он меня слил. Меня Сеня пыталась переубедить, мол, он бы точно от меня не отказался сам, это вынужденная мера, но тщетно, загон пошёл и остановиться уже было никак. Поля не брала трубку, Женечка тоже меня кинул, остался дома. Стою, трясусь у забора. Так тихо, что слышно, как слёзы, скатываясь с подбородка, разбиваются о поясную сумку. В такие моменты меня обычно ловил Марк, но его забрали в армию. Шмыгаю носом. - Че, опять ноешь? - раздается из-за спины, и я вздрагиваю. Кирилл обходит меня, вытаскивает из пальцев так и не начатую сигарету, ломая ее и швыряя в кусты. Сил возражать просто нет. И даже отвечать ему. Даёт тычок в кулачок, но потом внезапно с ворчанием про "телячьи нежности" обнимает. На его плече остаётся мокрый след. - Ну и чё сопли распустила? Я теперь весь слюнявый. Каримова, не беси меня. - А ты не подходи. - бурчу под нос. - Обижаешься? Все ещё за тот раз? - На меня так никто никогда не орал. - Так вы там разнылись! - Мы вообще фильм смотрели, я не знаю, че вы к нам полезли! - То есть, ныли вы из-за фильма? - Да. - Ну значит мы не при чем? - Че это? Вы виноваты. Триггеры долбанные. - Ты извини, я не хотел. Не знал, что такая реакция будет. - У меня сейчас глюки или Кирилл Ильич извиняется? - Глюки. Пошли чай пить. Вот так, обычным разговором с прежними подколками он меня и успокоил. Легче стало ощутимо. Прямо очень. Вечером дозвонилась до Польки, она была в шоке. Ещё бы! Живём, значит. *** Смена шла, а если быть точнее, летела к заключительному концерту. Как это происходит, до сих пор непонятно. С одной стороны кажется, что мы живём тут уже месяц, хотя прошло дней пять, а с другой - вот он, конец. Осталось всего каких-то 4 дня и отъезд. За событиями я следить не успевала. Лето оказалось неожиданно насыщенным, плотным минута в минуту. Поэтому, все пропустила - и примирение Витька с Киром, и то, как Витёк закрутил любовь или что-то похожее с наивно влюбившейся по уши Алёной Александровной, и то, что заменивший Марка Семён Олегович влился в коллектив быстрее пули, обаяв всех ответственностью, безграничной добротой и первоклассной рассудительностью. Я видела только своих крох и вожатую. И даже на общих сборах моя голова была не при мне, а где то в 4 корпусе. Поэтому, вечером десятого дня, когда коллектив собрался отметить день рождения диджея, я даже не могла себе представить, что, разругавшись с Алёной и приняв на грудь, Витёк отщебучит мне скандал. Ни с чего начавшийся, но доведший меня до истерики. Нет, на людях я ничего не показала, тихо попрощалась и ушла. А по пути в корпус расплакалась в голос. Полька не брала трубку, и мне пришлось переживать это одной. Моя Ксюха давно спала на диване в холле, с книжкой. Легонько буднула, отчего она мило вздрогнула. - Лис, ты что, плачешь? - бурчит сонно. - Ксюх, ты что, спишь в холле? - Сейчас используем на тебе твою методу! Что случилось? - Ничего. - Алиса, ты должна была задать вопрос! - Ксюш, я в порядке. Витёк задел, прямо на больное. Сначала Кирилл своими шуточками, потом подключившийся Сёма, и масла в огонь Саныч ливанул. - Нормально? - Да, уже да. Все отлично. Шуруй спать в комнату. - Споки-ноки. - Чмоки в щёки. Обняв меня, она направилась в свою комнатёнку. Я лишь вздохнула. Дожить каких-то 3 дня, давай, Алиса, это изи. Уже переодевшись в пижаму с мопсами, подаренную Полькой на ДР, слышу непонятные звуки от первого корпуса. Цокаю и закатываю глаза, но зная, что Кирилл ещё на сборе в самом дальнем корпусе, а Кипиш ночует и вовсе в изоляторе, потому что там кровати мягче, иду проверять. В девятой комнате происходит какая-то возня, похожая на драку, что заставляет меня резко включить свет. Двое разлетаются по кроватям, третий проскакивает мимо меня, чуть не сбив с ног, куда-то в сторону седьмой. На полу, прижимая к себе конечности, в позе эмбриона лежит пацан. Следы от ударов ногами раскрасили спину, из носа течет кровь. Беззвучно матерюсь и набираю Киру, выходя из комнаты. - Ну? - Девятая. Ребенок в крови, отпиздили нахер. - Блять! Минута. - и сбрасывает сразу. - Вышли отсюда! В холл, быстро. - тихо, но грубо, сквозь зубы произношу, и через 10 секунд этих двоих уже нет. Лежащий на полу не шевелится. Подхожу, дотрагиваюсь - вздрагивает, жив. Выдыхаю. - Крошка, нам надо подняться. Тебе нужна медицинская помощь. - Нет. - еле слышу тихое. - Давай договоримся, мы не пойдем в изолятор, если не хочешь, но в воспитательскую обязательно, и я попробую тебе помочь. Хорошо? - ноль реакции. Провожу рукой по волосам, осматриваю то, что явно видно. - Пожалуйста, давай встанем. На полу очень холодно. - Да. - снова еле разбираю произнесённое. Помогаю подняться и почти несу на себе в сторону комнаты Кирилла. Уже у двери у меня отбирает ношу запыхавшийся Ильич. Подхватывает на руки, ссаживает на кровать, осматривает. Выходя из комнаты, ударяет по косяку, от чего вздрагиваю. - Так, посиди, пожалуйста, здесь. Я сейчас. Постарайся принять наиболее удобную позу. - смываюсь быстренько за Киром, пока он что-нибудь не сломал. - Кто? - Двое в холле. Третий в седьмой, кажется. - За что? - Если бы я знала. Мне побеседовать с ними? - Сам. - Могу я хоть поприсутствовать? Убьешь же. - Сам. Помоги лучше Сомову. - Ладно. Кирилл уходит, а я возвращаюсь в воспитательскую. Молча обрабатываю раны. Разговор почти не клеится. - Как тебя зовут хоть? - Милослав. - Лет сколько? - 17. - Что произошло? - ... - За что они тебя так? - За дело. - За какое дело? - ... - Милослав. Красивое имя. Я Алиса Сергеевна. - Мама назвала в честь своего брата. Он погиб в Афгане. Вас я знаю. Кирилл Ильич называет вас Рыжей, хоть я и не пойму, почему, вы ведь русая. - Да, было дело, называли меня его дети Лисой Патрикеевной. Мол, Лиса Алиса. Потому и рыжая. - Понял...Ай! - шипит. - Больно? - Нет. - Не ври. - Мне не бывает больно. - А что же тогда шипишь? - Зелёнкой неприятно. - Поняла. Если тебе нужно будет с кем-то поговорить, ты всегда можешь... - Нет! - перебивает. - У меня все окей. - В кругу своих друзей убиваю этот день? - Не фанат ЛСП. По душе Пирокинезис, если вам интересно. - О-о, даже так. Из всех его песен, наименее депрессивная, пожалуй, фит с Муккой. - Ха... Да. Эту песню я ещё долго не забуду. - В связи с чем? - Под нее мне причинили много боли. - А именно? - Блин, как вы меня вытащили так? - Ты сам себя вытащил. - улыбаюсь своим мыслям. - Расскажешь? - Вас так интересуют истории о насилии? - Физическом или моральном? - А есть разница? - А вам кажется, что нет? - Мне вообще ничего не кажется, кроме того, что тебя побили из-за нетерпимости. - Что? Да как вы...Так! Я пошел. - вспыхивает, делает попытку подняться с кровати, но корчится от боли и падает обратно. - Не надо вставать. Не хочешь говорить - не будем. Просто полежи. - Никто меня не бил. - Я видела. - Я сам виноват. Я получил за дело. - Да за какое дело? - Отстаньте от меня! - срывается на крик. - Допустим. - встаю и выхожу, решив проверить Кира. В холле горит свет, трое сидят на диване, напротив - Кирилл за столом. Нервно мнет руки. На лицах парней ни единой эмоции, кроме презрения. - Ну, что удалось выяснить? - А ничего! - подаёт голос самый борзый. - Мало ему, пидор. - Ты по какому такому праву решил, что нормально так разговаривать с воспитателем? - мягко интересуюсь. - Вы мне никто, и звать вас никак. Что вы тут забыли? - Да я обычно ничего, кроме того, что ела за день, не забываю. Зовут меня Алиса Сергеевна. Здесь я нахожусь по причине того, что громкие звуки, доносящиеся от вашего корпуса, помешали спать моим детям. Вопросы? - Не лезь, куда не просят! - так же борзо отвечает второй, блондинчик. - Я не понял, рты закрыли свои! - грохнув по столу, заорал Кир. - И чтобы ни звука, поганцы. То, что вы сделали, на административку тянет, как минимум. - За что вы подняли руку на своего товарища? - давлю взглядом. - За то, что жопу подставляет. - парирует главный. - Кому? - А вас ебет? - цокает блондин. Кирилл вскакивает с места. - Сейчас договоришься и вылетишь отсюда! - Всё лучше, чем с пидором комнату делить. - буркает главный. Третий, рыжий худощавый пацан, трясется от страха, но виду старается не подавать. - Кирилл Ильич, вызывайте полицию. - твердо произношу, от чего глаза рыжего округляются так, что готовы выпасть из орбит. - Не надо! - пискает он. - Не ссы, Рыжий, этот пидор им все равно ничего не скажет. А без его слов у них на нас ничего нет. - главный. - То есть, мое присутствие - это ничего? - Ничего вы не докажете! Мы ему помочь, хотели, может. - блондин. - Так, ясно. Свалили спать. Разговаривать будете с директором. И чтоб ни звука! - решает Кир, потирая нос от очков. Как только трое смываются, роняет голову на стол. - Лис, чё бля делать? - бормочет в локоть. - Чё делать, чё делать. Как говорит мой папа, заголять и бегать. - А если серьезно? - вымученно стонет. - А что тут сделать? Нет заявы - нет разборок. Этих попугать директором, Сомова лечить. Вот и все. - Забери его к себе в отряд. - Ой, как будто что-то изменится. Ещё хуже будет. Но на пару дней возьму, да. Надо выпытать информацию. Хотя бы чтоб самим знать, на какие темы не хватает воспитательных бесед. - Что бы я без тебя делал? - вздыхает. - Спокойно пил чай во 2 отряде. - И обнаружил бы на утро окровавленное тело? Нахуй такие чаи. Я отсюда не уйду больше. - Все будет ок. Забираю Сомова и валю? - Провожу. - подрывается. Молча соглашаюсь. А что делать? Тащить на себе пусть худого, но 17-летнего парня - привет, боли в спине. А мне и так не особо здорово с этими матрасами. Кир провожает нас до комнаты. Решила положить мелкого в единственной свободной комнате, где помимо нормальной, сдвинутой из двух, кровати, ещё 10 лишних тумб, два шкафа и три стола. Напоенный валерьянкой, не сопротивляется. Даже не пугается ничего. Безразличен ко всему. Троицу поставили на выгон. Дело серьезное, пусть и нет доказательств, кроме ссадин Сомова. Молили они Дарью Михайловну как могли, но она была непреклонна, оставив решение за директором. Тот вызвал Милослава, говорил с ним около часа. И по итогу решил оставить двоих поганцев. С переводом во второй отряд, конечно, пусть и на три дня. Милику было фиолетово. Блондин и рыжий подошли к нему извиняться, жали руки. Были совершенно искренними. А главарь плюнул на этих троих, унося чемодан на охрану. Милослав грустно смотрел вслед. Уже вечером этого дня, который вымотал меня донельзя, решила поговорить по душам с ним, за чашкой ромашкового чая. - Влюбился? - Да, но как всегда неудачно. Танцую на граблях. - почему-то даже не спорит, не возражает. Смотрит сквозь стеклянным взглядом. - Буду банальна, но это жизнь. Она такая и есть. - Мне, хотя бы, не больно. - Как же так, всем больно, а тебе нет? - Мама научила. Говорит, всю боль забрал ее брат. Когда погиб. Она перестала что-либо чувствовать. А я перестал вместе с ней. - Нельзя носить в себе столько... - Нельзя совать пальцы в розетку. - Это да, и все же. Ты юн. - Вьюн. - Ох, и ладно. Как хочешь. - Можно у вас на коленках полежать? - загоняет меня в ступор одним вопросом. Открываю в шоке рот, и только собираюсь произнести хоть что-то, как он резко перебивает, - Извините! - и порывается уйти. - Так, стоять! - говорю басом. Мои дети знают, что такой голос у меня только когда я начинаю злиться. Милик замирает. - Я... - Можно. - припечатываю. Осторожно подходит, садится рядом. Кладет голову на мои колени, сложив ладошки под щекой, как в садике на тихом часу. Выдыхает. Мелко трясётся, шмыгая носом. Решаюсь погладить его по голове, и Сомова прорывает. Плачет совсем по-детски, зажимая ладонями рот, потом и вовсе утыкается всем лицом в мои ноги. В дверях замечаю Кирилла. Опираясь на косяк, смотрит растроенно. Впервые вижу на его лице сочувствие, чему искренне улыбаюсь. Кивает и уходит. Понимаем друг друга без слов. *** На прощальном костре, пока все прощаются, а Ксюху облепили наши дети, делая фото, меня вылавливает Семён Олегович, упрашивает спеть под гитару. Соглашаюсь, но с условием спеть то, что хочу. Показываю стушевавшемуся рыжему пионеру теперь уже второго отряда, которого успешно перевоспитали, пару аккордов. Популярная ныне версия песни Лолиты воспринимается на ура. Подпевают даже парни во главе с Сёмой. Среди общего гула слышу шепот от правого плеча: - И захочется, жить захочется.... Роняю слезу. Одну, скупую. Как и Сомов, который стоит прямо за мной.