Без слов

Чарльз просыпается от того, что ладонь Эрика мягко, но настойчиво скользит по его боку. Эрик лежит за спиной, дышит спокойно и размеренно, словно бы спит, только рука движется: вот она дошла до бедра, чуть задержалась, вернулась к плечу, скользнула на лопатку, и снова вниз, вдоль спины, до копчика, медленно и неторопливо, почти целомудренно, не касаясь чувствительных мест на теле. Не прелюдия, просто предложение. Какое-то время Чарльз лениво раздумывает, балансирует на грани пробуждения. Он может сделать вид, что спит, и через пару минут Эрик, скорее всего, отступится и тоже снова уснет. А может ответить, но тогда уж точно придется просыпаться. Он приоткрывает глаза — в комнате светло, хотя ночные тени еще не растаяли, только отступили по углам. Рано, часов семь или восемь. Но сон уже ускользает, а по телу растекается тепло от близости Эрика и его прикосновений. Вздох, поворот головы, едва обозначенное движение в ответ на ласку — этого достаточно, это ответ, который Эрик ждет. Чарльз чувствует прикосновение губ к шее и плечам, Эрик придвигается ближе, ласки перестают быть невинными: ладонь скользит по груди и животу, задерживается на лобке, ласкает бедра и ягодицы, но не касается члена — для этого пока рано. Некуда спешить, перед закрытыми глазами еще мелькают обрывки сновидений, и Чарльз пытается вспомнить, что ему снилось, но образы уже утратили смысл и связность, и он отпускает сон без сожалений. Поворачиваясь к Эрику, Чарльз потягивается, закидывает руки за голову, подставляется под неторопливые ласки. Это как любимая песня. Ты знаешь в ней каждое слово, до мельчайших подробностей помнишь мелодию, и все равно не надоедает. Можно слушать ее снова и снова, то позволяя мыслям и фантазиям течь свободным потоком, отвлекаясь, то снова возвращаться в момент, повторять знакомые слова губами, а телом — знакомые движения. Провести рукой вверх по шее Эрика, до затылка, пропуская короткие волосы между пальцами, и вниз, с силой надавливая подушечками пальцев, вдоль позвоночника. Повернуть голову, позволяя Эрику поцеловать висок, уголок глаза, скулу, шею, ключицу… Прижаться пахом к бедру, давая почувствовать собственное возбуждение, и почувствовать такое же движение в ответ — Эрик возбужден не меньше, но не торопится, он не любит торопиться. Хотя… Чарльз улыбается, накрывает ладонью Эрику глаза, заставляя приподнять голову, трется носом о его нос, слегка прикусывает переносицу, нижнюю губу, подбородок, требовательно трется о бедро — давай прямо сейчас? Эрик жмурится — Чарльз чувствует пальцами — и улыбается в ответ, но убирает руку Чарльза от лица, целует ладонь и прижимает запястье к постели, а другой рукой крепко удерживает за волосы и целует глаза, скулы, губы — и Чарльз сдается и откидывается на подушку, расслабляясь. Чарльз любит секс вечером, а Эрик утром. Чарльз любит быстро и спонтанно, а Эрик — медленно и неторопливо. На самом деле все это не имеет никакого значения. Но… сейчас утро. Значит, пусть Эрик делает что хочет и как ему нравится. Пока тело само отвечает на неспешные ласки, Чарльз позволяет мыслям отвлечься. Он думает, что не помнит, как и когда все изменилось. Когда между ними исчезло волнение, неловкость и тревожность, куда пропала тяга к экспериментам, где потерялось желание произвести впечатление, как растаяла неуверенность, что все получится как надо, что все обоим понравится?.. Спроси его раньше, и он бы наверное не поверил, что у них так будет. А если бы поверил, то решил бы, что без всего этого останется пустота, равнодушие и привычка. Но… Вот они здесь, сейчас, и он не чувствует ни пустоты, ни равнодушия. Ладонь Эрика опускается Чарльзу на лицо, заставляя закрыть глаза, как недавно сделал он сам. Чарльз подчиняется и чувствует, как Эрик щекотно целует живот, а потом наконец-то берет член в рот и неспешно ласкает, помогая себе пальцами, и Чарльз часто дышит, а когда начинает стонать — Эрик прерывается. Это не сюрприз, Чарльз знал, что так и будет, поэтому даже не протестует. Только с любопытством ждет, что будет дальше. Вот что пришло на смену — уверенность. Он знает, что ему понравится все, что бы Эрик ни задумал. Как бы они ни занимались сексом, одно неизменно — будет хорошо обоим. Сейчас ведет Эрик, и Чарльзу нет нужды волноваться о том, как самому получить удовольствие. Эрик мягко нажимает на бедро, тянет к себе, и Чарльз переворачивается на живот, подтягивая под себя подушку, бесстыдно прогибает спину, кусает губы и закрывает глаза, а кожу покалывает от возбуждения и близкого оргазма — мучительно сладкое чувство, и все зависит только от Эрика, нужно подождать еще немного, немного потерпеть. Чарльз нетерпелив, он совсем не умеет ждать, Эрик знает, и тянет время, ласкает, целует — ему можно, ему что угодно можно. Чарльз стонет в голос, когда Эрик входит — мог бы молчать, но Эрику так нравится, и ему даже не нужно читать мысли, волна удовольствия ощущается без всякой телепатии, вызывая ответный отклик. Это ласкается Эрик долго и нежно, а вот трахается сильно и уверенно. Чарльз уже не отвлекается мысленно, у него и мыслей не остается. Он комкает в пальцах простынь, трется о нее горящим лицом, вжимается лбом в матрас, выгибается, подставляясь. Эрик поднимает его на колени, подхватывает под живот и сжимает в ладони член, скользит рукой в такт своим движениям. Чарльз кончает первым, и когда его тело бьет дрожь от оргазма, кончает и Эрик. Как-то Эрик признался, что в этот момент становится приятнее всего, и поэтому старается дождаться, да ему и не приходится долго ждать. Какое-то время они лежат рядом, ощущения постепенно возвращаются, и Чарльз чувствует на шее теплое дыхание Эрика, боком — складки на измятой простыни. Эрик лениво размазывает по животу Чарльза сперму, которая попала ему в ладонь, а когда начинает щекотно рисовать пальцами влажные спирали и волны, Чарльз протестующе пихает его локтем, а Эрик смеется в ответ. Улыбаясь, Чарльз поворачивается на спину и из-под опущенных ресниц следит, как Эрик поднимается и уходит в ванну. Слушая шум воды, он снова возвращается к своим мыслям. Свобода — вот это чувство. То, что осталось, когда течение времени смыло все остальное. Но не свобода одиночества, настороженно взирающая на мир тоскующими глазами. Свобода уверенности, свобода цельности, свобода быть собой — как поток свежего воздуха, глоток чистой воды. В ней нет пустоты, нет места равнодушию, к ней нельзя привыкнуть. Он спрашивает себя: как так получилось, что для этого чувства ему оказался нужен Эрик? Чувствует ли Эрик то же самое с ним? Как узнать, не читая мысли? И нужно ли? Эрик выходит из ванной, уже одетый, и когда проходит мимо кровати, Чарльз, не оборачиваясь, протягивает руку, и Эрик на несколько секунд переплетает свои пальцы с его. Потом он уходит, и будет готовить завтрак, пока моется Чарльз. На кухне пахнет кофе, корицей и жареными тостами, что-то неразборчиво напевает радио, Эрик колдует над чашками. Чарльз подходит к окну и раздвигает шторы, какое-то время раздумывает, потом, повинуясь порыву, настежь открывает окно и выглядывает на улицу, опираясь локтями на подоконник. Из теплой комнаты казалось, что и за окном тепло, но на проверку оказывается, что утренний воздух, едва согретый солнцем, слишком влажный и прохладный. Чарльз зябко ежится, но не уходит, позволяя весеннему ветру ерошить волосы, только щурится, когда они щекочут лицо и лезут в глаза. Эрик подходит и подает Чарльзу горячую чашку с кофе, озабоченно хмурится, когда Чарльз касается его холодными пальцами. Смотрит на улицу, но не находит там ничего особенного, что могло бы привлечь внимание и заставить мерзнуть, высунувшись в окно. На вопросительный взгляд Эрика Чарльз улыбается, неопределенно пожимает плечом. Оставив на подоконнике свою чашку, Эрик уходит, а через несколько секунд возвращается с пледом, набрасывает его на плечи себе и Чарльзу. Так они и стоят рядом, плечом к плечу, и пьют кофе: Эрик — крепкий черный, Чарльз — с молоком и корицей. А за окном весна. Последние островки снега прячутся в тени стен, земля еще бурая от прошлогодней листвы и травы, но в обнаженных кронах деревьев звонко перекликаются птицы, в лужах дрожит пронзительно синее небо, а горизонт кажется подернутым едва заметной зеленоватой дымкой — это просыпаются и набухают древесные почки, уже через несколько дней готовые стать молодой листвой. Снова весна. Снова и снова, каждый год, и вроде каждый раз одно и то же, но вот поди ж ты — никак не привыкнуть. Каждый раз разная, каждый раз — новая. И радостно на душе, словно и нет за плечами десятков весен, словно эта — первая и единственная. Чарльз прислоняется виском к плечу Эрика, а Эрик молча целует его волосы, и это ответ на все его вопросы.