ID работы: 9248482

Television Romance

Слэш
NC-17
Завершён
4840
автор
Размер:
372 страницы, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
4840 Нравится 971 Отзывы 2432 В сборник Скачать

Eight. Now I know I'm not so special

Настройки текста
Примечания:
С одышкой, граничащей с обмороком, Чимин захлопнул дверь своего дома и сполз на скользкий пол, схватившись за сердце и зажмурив глаза. Он летел с такой скоростью, что, мог бы поклясться, по дороге сбил пару человек и перепрыгнул через пару собак. Он бежал так, будто за ним и вправду кто-то гнался, но на деле — никого не было.       Лишь лучи утреннего субботнего солнца коснулись занавесок на окне в квартире Юнги, Чимин продрал слипшиеся во сне глаза и подскочил, торопливо натягивая брошенные перед сном у подножья дивана джинсы и ища в ворохе из ужасно громко шелестящих упаковок из-под чипсов телефон. В тишине комнаты мирно сопели парни. Пак разбудил Юнги, который спал на краю дивана и ходил обычно тише всех; тот изо всех сил игнорировал чужие попытки выдрать его из глубокого похмельного сна, но всё же сдался, с недовольным вздохом сползая на пол. Чимин обещал поговорить с ним позже и попросил передать остальным, что его вызвала мама. Это была ложь, и они оба об этом знали.       Потом Чимин трясся в первом по субботнему расписанию автобусе, сжимая свои собственные предплечья и вглядываясь в раннюю пустоту улиц не успевшего пробудиться города. Воздух на восходе был тёплым и липким. Солнце красиво поблёскивало в пушистых кронах деревьев. На другом конце автобуса спала какая-то девчонка с взлохмаченными чёрными волосами; выглядела она так, будто тоже направлялась домой с вечеринки — в кожаных шортах и ярком топе с пайетками. Она была там, когда Чимин сел в конце салона, и осталась там, так и не проснувшись, когда Пак вышел на своей остановке.       А от остановки он зачем-то побежал. Возможно, ему хотелось немного взбодриться, а, возможно, дело было в машине цвета электрик, проезжавшей по той стороне улицы. Марка даже не была похожей на родстер Чонгука, но яркий, отлично запоминающийся цвет выбил из Чимина воздух и разогнал сердцебиение, так что он дал дёру от греха подальше. Так он оказался дома практически при смерти.       Дело было в том, что, хоть Чимин для себя всё и решил после треклятого поцелуя вечером в комнате Юнги, хоть он и установил для себя маркёры и объявил для себя Чонгука как неприкасаемого — по крайней мере, для его чувств, — пьяные и разморённые духотой маленькой комнаты, они вдвоём пытались пройти миссию в грёбаном «резиденте», когда Хосок и Юнги уже спали на диване, а Тэхён лениво их обсмеивал, развалившись у подлокотника. Он отключился под их хихиканья и дурашливые обвинения друг друга в стиле игры «рак», потому что оба сливались, едва сталкивались с Немезисом.       И в общем, они так и уснули — с включённой приставкой и горящей на экране надписью с предложением перевести игру на самый лёгкий режим. Уснули так близко, что, когда Чимин распахнул утром глаза, то уставился на чужое лицо в катастрофически маленьком для сердца расстоянии от его собственного. Если бы он неправильно дёрнулся, то ткнулся бы носом в нос Чонгука. Чимин не видел Чона так близко даже когда с ним поцеловался, потому что успел закрыть глаза раньше. Это заблокировало доступ кислорода в его организм, и, прежде чем ошалело начать одеваться, он повернулся на спину и зажмурил глаза, чтобы досчитать до десяти и смочь сделать жадный вдох, как при выныривании из бассейна после упражнения «поплавок».       Встав с паркета, Чимин на ватных ногах поплёлся в свою комнату, в тиши, потому что его мать — как и все нормальные люди в субботу утром — ещё спала. На прикроватном будильнике электронные часы показывали четверть восьмого. Пак с усталостью выдохнул и сгрёб полотенце и домашнюю одежду в ком, отмечая для себя, что успел поспать всего часа три от силы. Он планировал принять душ и проспать ещё где-нибудь до полудня, а потом — сходить на занятие по вокалу. Возможно — остаток вечера проваляться в кровати под выстрелы какого-нибудь старого боевика.       Короче, устроить себе перезагрузку. Отпуск. Что угодно, лишь бы там не было Чонгука.       Тёплые струи били по нывшим от сна на твёрдом полу мышцам, в водосток по телу стекали пена и серые от краски капли воды. Чимин рвано дышал, зарываясь пальцами в мыльные волосы. Оказалось, пойти в ванную в таком состоянии было не лучшей идеей. Он сел на прохладный белый кафель и закрыл глаза. Тревожные мысли наполнили его не до конца протрезвевшую голову. Он вдруг обнаружил себя всхлипывающим и сжимающим пряди пальцами так крепко, что от натяжения стало больно.       Чимин любил Сокджина. Ему никогда не хватило бы слов описать, насколько сильно он его любил. Это было одной из причин, почему он занимался музыкой, почему писал стихи и почему чаще всего делал каверы на пресловутые песни о любви. Если бы он не был настолько по уши в Сокджине, возможно, он пел бы о гораздо более стоящих вещах — каждый текст Юнги, например, был полон прекрасного смысла, лишённого ванильных соплей. Но Чимин постоянно мусолил только собственные чувства, с таким упоением, будто бы считал, что в очередной душераздирающей лирике Джин наконец-то услышит его. Этого никогда не происходило, и, по правде говоря, Чимину не хотелось, чтобы произошло.       Когда Пак влюбился, ему было неполных шестнадцать. Он был придурковатым и сверхэмоциональным мальчишкой, который постоянно пытался выделываться, чтобы поддерживать дурацкий статус недоплохого парня. У него не было армии друзей, но о нём всё равно говорили — исподтишка и за спиной, но его обсуждали. Он обожал это внимание к себе. В нём была лёгкость и непринуждённость, лукавость и задор; но он никого, кроме Сокджина, к себе слишком близко не подпускал.       Так что эта любовь помогла ему по-настоящему измениться. И тогда он внезапно для себя всё осознал — как по щелчку. Когда смотрел на Сокджина, наслаждаясь его простотой и радостью от самых, как ему казалось, глупых мелочей в жизни, — он вдруг очутился на краю пропасти. Выяснилось, что весь его выпендрёж не стоил ни единого гроша, потому что Сокджин не был падок на популярность.       Он превратился в достаточно спокойного и довольно рассудительного — хотя и далеко не всегда — юношу, и то был результат долгой, кропотливой работы над собой, только для того, чтобы Сокджин взглянул на него иначе: не как на маленького шкодящего щенка, а как на настоящего парня, на того, кого он смог бы увидеть рядом с собой в качестве пары.       Но он так и не увидел.       Самая большая проблема была в том, что эта любовь к Сокджину стала перманентным состоянием. Чимин смотрел на других, встречался с ними, он искренне пытался заполнить дыру внутри себя. Но всё это было мимолётным; за чужими улыбками никогда не скрывалось ничего и близко напоминающего тепло Джина. Ключ был в прекращении вечного сравнения, но Чимин не знал, не умел иначе. Он к этому привык. И его друзья тоже привыкли. Когда кто-то говорил «Сокджин», все думали о влюблённом Чимине; когда кто-то говорил о Чимине, все вспоминали Сокджина.       Это было довольно просто и обыденно.       А потом пришёл Чон Чонгук.       Уткнувшись лицом в предплечье, Чимин сидел в душевой кабине и думал о том, что вряд ли прямо-таки влюбился. В конце концов, он всё ещё любил Сокджина, а это значило, что увлечение Чонгуком не было таким сильным. Он ему нравился, и это нельзя было отрицать — конечно, он бы уже даже и не стал. Сложность была в том, чтобы определить степень этой симпатии и её характеристику. Чимин ненавидел точные науки, но данного подхода было невозможно избежать.       Итак, он начал в голове перечислять переменные в грёбаном уравнении. Чон Чонгук был безумно красивым. Нет, это… не совсем то. В общем. Ему нужно было определиться с чувствами, которые он испытывал, глядя на Чона и взаимодействуя с ним. Он принялся прокручивать моменты, проведённые вместе. Когда Чонгук улыбался, со своими морщинками и искренностью, или смеялся — этот звук тут же раздался в голове, — Чимин хотел смеяться тоже, но ведь это нормальная реакция. Когда они разговаривали и особенно когда Чон вёл монолог, Чимину нравилось его слушать, голос, мягкий и бархатистый, был похож на пуховое одеяло, укрывающее и согревающее. Мимолётные касания Чонгука оставляли на нём невидимые следы, отчётливо запоминающиеся кожей. Когда он просто смотрел, Чимин ощущал, как по его телу распространялись толпы мурашек, а внутри рождалась странная щекотка. Во время их поцелуя — он отлично это запомнил — ему хотелось продолжения. Возможно, пикантного. Возможно, до сих пор хотелось.       Он зажмурился. Нужно было рассуждать в другом направлении, потому что запоздалый утренний стояк никто не отменял.       В сумме Чонгук получился красивым — уж извините, но это факт, и он обязан быть упомянутым, — доброжелательным, талантливым, заботливым, самоуверенным, таинственным, весёлым, милым, сексуальным… Чимин устал перечислять прилагательные в собственных размышлениях, вспоминая каждую их встречу с Чонгуком. Надо же, вдруг подумал он, прошло чуть больше недели с их знакомства, а Чонгук ни разу не покидал его голову. Это было тревожным звоночком, и Чимин вполне вероятно его проигнорировал.       Он бессильно промокнул кожу полотенцем. Заглянув в запотевшее круглое зеркало, он вытер его ладонью всмотрелся в своё отражение. Чимин был симпатичным, он всегда так считал, — не кинозвезда, но тоже ничего. Когда дело доходило до отношений, он никогда не обвинял свою внешность, потому что знал, что дело было в его начинке — в вечных загонах, в не слишком высокой самооценке, в слабости характера. Он боролся со всем этим, но не всегда был успешен. Так что ни один его роман не смог перетечь во что-то нормальное. Так что он всё никак не мог влюбиться в кого-нибудь ещё.       Чимин догадывался, что именно трансформации его мировосприятия из-за любви к Сокджину ослабили его. Стержень, который был в нём с детства, заметно смягчился, стал похож на те бессмысленные резиновые карандаши. Пак сомневался, что когда-нибудь снова сможет сказать о себе, как о человеке с сильным духом, что сможет так же легко всего добиваться и не стесняться своих желаний, как было прежде. Что новый Чимин найдёт своё истинное предназначение и место в жизни, так и оставаясь обыкновенным и ничем не выделяющимся. Если бы он был старым собой, то Чонгук бы уже знал о его чувствах. Возможно, они бы уже переспали. Или — что так же вполне вероятно — Чимина бы уже давно отчислили из-за скандала с директором школы.       Везде были и плюсы, и минусы. С мыслями об этом Чимин выключил телефон и забрался в постель, прежде чем услышал шарканье тапочек матери по коридору в сторону ванной комнаты, и задремал.

***

После самого отвратительного в жизни Чимина занятия по вокалу, где его язык отказывался слаженно работать с мозгом, он решил отправиться к Тэхёну, потому что тот умирал от похмелья и слёзно умолял хоть кого-нибудь в их общем чате привезти ему бутылочку холодного лимонада и жареных сырных палочек. Его проигнорировали, и он отослал ещё около тридцати плачущих стикеров, прежде чем позвонить Чимину лично. Его голос хрипел в трубке, словно прошлой ночью он был на каком-нибудь рок-фестивале. Чимин его сначала даже не узнал, но в конце концов сжалился.       Он пораскинул мозгами: лучше поторчать немного у Тэхёна в гостях и отвлечься какой-нибудь ерундой, чем просидеть остаток дня в своей комнате, где от навязчивых мыслей ему вряд ли удалось бы спрятаться.       В пятом часу он уже стоял с бумажным пакетом остывающих сырных палочек и полуторалитровой бутылкой «Пепси» на пороге идеально белого крыльца дома семьи Ким. В спину пекло солнце, и ему было безумно жарко, пот стекал по его лицу, и волосы неприятно липли к коже. Тэхён не подходил к двери целых три секунды после звонка, и это было слишком долго.       Наконец он отворил дверь, и Чимин уставился на беспорядок на каштановой голове — выглядело так, будто он только проснулся. На парне были прямоугольные очки для зрения и полосатый пижамный комплект с Бартом Симпсоном. Чимин изогнул бровь. Тэхён бросил ёмкое «заткнись» и отшатнулся с прохода, чтобы Пак зашёл внутрь.       Тэхён, на самом деле, крайне редко приглашал кого-то к себе домой. Если он делал это, то, как правило, они торчали в его комнате — заваленной странным раритетным барахлом и комиксами — и играли в приставку, смотрели аниме. Несмотря на то, что он был красавчиком, вундеркиндом, талантливым музыкантом и всё такое, именно он был тем самым другом, с которым дружить обычно было как-то стрёмно. Фишка была в том, что никто, кроме «Романа из телевизора», об этом не знал. То, что творилось в комнате Ким Тэхёна, оставалось в его комнате навсегда и никогда, нигде и ни с кем не обсуждалось.       У Тэхёна был большой дом: огромная гостиная в коричневых тонах перетекала в широкий холл и через него — в просторную кухню с антикварной мебелью. Отец у Тэхёна был преподавателем на кафедре психологии в университете в Лос-Анджелесе, а мать — дизайнером тканей; весь текстиль, находящийся в их жилище — даже в комнате Тэхёна, — был её рук дело. И это было всё, что Чимин знал, как и Хосок, и Юнги. Если Тэхён и любил трещать о себе, то о своей семье он практически никогда и ничего не рассказывал.       Комната Тэхёна находилась на втором этаже, в самом конце коридора. Парни сразу поднялись наверх, пройдя мимо приоткрытой двери, за которой, как Чимин догадывался, жил Намджун. Оттуда был слышен голос диктора новостей, но больше ничего Чимин не уловил, потому что Тэхён быстро затащил его в своё логово, крепко держа за руку с пакетом закусок.       — Да благослови тебя Господь, Пак Чимин, ангел во плоти, — простонал Тэхён после жадного глотка в треть от бутылки «Пепси».       Он благоговейно распластался на стуле, откинув голову назад. Чимин усмехнулся и осмотрелся: всё было так, как и полгода назад, когда он в последний раз тусовался в этом доме. Куча фигурок аниме-девушек стояла на длинной полке над столом. Стеллаж ломился от томиков манги. На комоде расположился проигрыватель виниловых пластинок — без единой пылинки, потому что Тэхён любил, как звучала на нём музыка, будто специально состаренная, и он даже современные альбомы покупал на виниле. У окна стояли гигантский позолоченный телескоп и пустой деревянный мольберт. Под потолком висел проектор, направленный на идеально белое полотно стены; обычно Ким всё смотрел только на большом «экране».       То есть буквально всё. Однажды он хвастался парням, что включил порно на всю стену, и он уверял: «Я видел всё. Ребята, я видел грёбаный тоннель размером с три головы Чимина», и Чимин запретил Тэхёну говорить о его голове и тоннелях в одном предложении до конца его дней.       — Что думаешь делать? — спросил Чимин, запрыгнув на упругий матрас, застеленный пледом ручной работы.       — Хочу пересмотреть что-нибудь, — ответил тот. — Типа, что-то старое. Может, «Тетрадь смерти»?       — Разве это старое? — нахмурился Чимин. — Я думал, что-то типа «Корабля-призрака».       — Да этому аниме как Сокджину лет, — отмахнулся Тэхён. — Я имею в виду, оно, конечно, крутое, но я же не подохнуть от ностальгии хочу. А аниме шестьдесят девятого года ничего, кроме ностальгии, не приносит обычным смертным.       Пак пожал плечами. Ему нравилось олдскульное аниме с его зернистой и нечёткой анимацией. Чимин, вообще-то, был даже тайно влюблён в «Сейлор Мун» как раз по этой причине. К тому же, классика всегда обладала великолепными сюжетами и детально проработанными персонажами, — ладно, это не про «Сейлор Мун», — чем не всегда могли похвастаться новинки; но это, безусловно, никак не относилось к легендарной «тетрадке».       — Ты разрулил кстати… Ну, то… что тебе надо было разрулить? — спросил Тэхён.       Чимин непонимающе глянул на него, а потом до него дошло.       — А, э-э… Да, — он важно кивнул. — Ничего такого. Просто маме была нужна помощь.       — Я проснулся часов в десять, а тебя уже не было, — сказал тот. — И остальные тоже удивились. Я даже подумал сначала, что ты свалил ночью. Я почти ничего не помню с тех пор, как выпил первый стакан грёбаной «автомобильной ракеты» или как её там. Короче, проснулся под столом и долбанулся башкой. Прекрасное утро.       Чимин прыснул. Было отлично, что Тэхён ничего не помнил; он хотел бы так же.       — Я уехал рано, Юнги меня проводил.       — Да, он потом сказал, — кивнул Тэхён и направился к своему ноутбуку, валяющемуся у стены с импровизированным экраном проектора. — Когда я уже собирался вызывать полицию. Потому что я стал всех тормошить, и никто ни хрена не знал. А он молчал, представляешь? — Ким уселся на пол и принялся лазить по сайту с переведёнными на английский сериалами. — До конца молчал. И ведь даже не моргнул, когда я стал орать с балкона «Чимин» да «Чимин».       Пак заливисто засмеялся, прикрыв лицо валяющейся на кровати маленькой подушкой в махровой декоративной наволочке. Это было в стиле Юнги, он мог бы догадаться, что такое может произойти. Тэхён выглядел злым, но его губы всё равно дрогнули в улыбке, когда он глянул на Чимина.       — И ты бы видел, — продолжил он, — какой бледный был Чонгук. Хосок просёк, что что-то не так, а вот Чонгук чуть все волосы себе на башке не выдрал, — Тэхён усмехнулся, а Чимин уставился на него, тихо посмеиваясь. — Потом уже даже до меня дошло, — ну, то есть мне сказали, — и я пошёл завтракать, а он такой: «Почему вы такие спокойные? А вдруг что-то произошло?» Я не знаю, как Юнги сдерживался, чтобы не заржать, когда я делал так же.       Он покачал головой, посмеиваясь, а Пак хмыкнул, не зная, как реагировать — смеяться из-за его детской наивности или снова начать загоняться из-за того, что тот так искренне распереживался.       В конце концов Тэхён включил «Волейбол», потому что в школе они занимались именно волейболом, и они всегда включали его, если больше ничего не могли выбрать. Чимин знал, что осенью выходила куча интересных аниме, но Тэхён онгоинги терпеть не мог, потому что его бесила сама мысль о том, что чего-то нужно постоянно ждать.       Они валялись на кровати, хрустя сырными палочками, и обсуждали главных героев сериала, и Чимин настаивал, что Кагеяма — итог слияния характеров Юнги и Тэхёна, но сам Ким говорил, что таким придурком нужно было бы действительно постараться быть. Зато дурак Хината отлично был похож на Чонгука, и Чимин не был с этим согласен тоже. Это был бессмысленный спор, но от него Чимину было приятно и уютно, так что он не возражал против такого времяпровождения в субботу.

***

Было уже довольно поздно, когда у Чимина окончательно затекла спина, а Тэхён уснул сбоку на подушке в крошках от кляра. Поэтому Пак решил зайти в гараж — просто чтобы проверить, всё ли в порядке, — и затем уехать домой. Так он и поступил: поставил аниме на паузу и тихо вышел из комнаты, на цыпочках спустился на первый этаж и уже подошёл к двери, когда услышал грохот со стороны кухни. Он напугано заглянул в арку и наткнулся на вид разбитой белой тарелки и Намджуна в жёлтых резиновых перчатках, — по всей видимости, он мыл посуду.       Он тяжело вздохнул, прежде чем заметил Чимина.       — Всё в порядке? — поинтересовался Пак. — Нужна помощь?       — Нет, — грустно улыбнулся Намджун. — Перчатки просто скользкие. Я сейчас всё уберу.       Чимин поджал губы и выпрямился; в голове закрутились заржавевшие шестерёнки.       — Как дела? — вдруг спросил он, потому что ему отчего-то хотелось поговорить с братом Тэхёна; в предыдущий раз тот оставил приятное впечатление о себе. — Ну, несмотря на это.       — Я пишу диплом. Мысли вообще не здесь. Это ужасно, — парень усмехнулся. — Садись. Хочешь чего-нибудь?       Чимин потупил, стоя на пороге в кухню. У Тэхёна в доме были кругом оранжевые лампочки вместо стандартных ламп дневного света; в комнате, залитой рыжим неярким освещением, Намджун в своей чёрной майке без рукавов казался ещё смуглее, чем обычно. Гладкая кожа поблёскивала испариной, будто он только пришёл с пробежки.       Чимин гулко сглотнул и неуверенно уселся за кухонный островок.       — Может, воды, — хрипнул он. — А то першит что-то.       Намджун сгрёб осколки в совок, выбросил их в мусорный бак и снял перчатки, чтобы налить Чимину воду из кулера в прозрачный стакан. Чимин сложил руки на стол и принялся теребить пальцы, будучи не до конца уверенным в том, что действительно хотел задержаться.       — Какая тема? — спросил он, чтобы прервать неуютное молчание.       Намджун поставил перед ним стакан и принялся чистить киви. На его лице всё время была тёплая полуулыбка.       — Пока что — никакой, и в этом вся проблема, — Ким нахмурился, потому что кожица плохо снималась. — Я показал парочку своему куратору, но он их отмёл. А сам ещё ничего не предложил, потому что только сентябрь. Но я не хочу делать всё в последний момент. Не люблю торопиться.       Чимин сделал глоток и понимающе закивал, постукивая пальцами по стеклу. Он не знал, что ему ещё нужно сказать, но самым странным было то, что его ведь даже никто не заставлял там сидеть. Что он пытался сделать?       — А вы, — будто вспомнил Намджун, — не выступаете на открытии роллер-парка в пятницу?       Пак задумался: что-то про открытие обсуждали парни на одном из ланчей в школе, но он пропустил это мимо ушей.       — Не уверен, что в курсе всего этого, — виновато улыбнулся Чимин.       — О, там организаторы собрались чуть ли не день города устроить, — закивал Намджун, уже нарезая очищенный киви кубиками. — Будет ярмарка и сцена с концертом. Моё кафе, то есть то, где я работаю, будет ставить там и свою палатку.       — Там можно было выступить? — уточнил Чимин.       — Да, кажется, заявки подаются до понедельника. Я думал, что Тэхён скажет об этом. Я ему говорил.       Чимин уставился на свой стакан, переваривая полученную информацию. Выступить на открытии роллер-парка было бы потрясающей возможностью. Обычно осень была сезоном простоя для их группы, потому что все конкурсы, праздники и другие мероприятия проходили весной и летом; их спасал только осенний фестиваль, изредка им удавалось договариваться провести концерт в местном клубе. Этим тоже на правах старшего и горе-менеджера занимался Сокджин. Когда он уехал, эти обязанности легли на плечи Хосока, и ему всё ещё было немного сложно.       — Возможно, дело в том, что там будет тематика, — предположил Намджун. Он подошёл ближе, поставил перед Паком тарелку с нарезанными фруктами, залитыми йогуртом, и мягко улыбнулся в ответ на растерянный взгляд младшего. Ямочки украсили его лицо. — Это роллер-парк, в котором будет возможность брать квады-ролики. Так что и декорации выполнены в ретро-стиле. Ну, ты же знаешь, как наш город любит это дело.       Конечно, Чимин знал. Модесто не был городом-достопримечательностью. Кроме дурацкой ржавеющей арки там в принципе было не так много мест для туристических развлечений. Он манил людей своей атмосферой классического небольшого городка, с его скромными низкими зданиями, неидеальным асфальтовым покрытием, диско-кафе и настоящей раритетной галереей игровых автоматов. Роллер-парк стал бы ещё одним способом «состарить» Модесто и привлечь туристов.       — И чего они хотят? Воссоединения «Битлз» на их открытии? — усмехнулся Чимин.       — Я думаю, если вы хотите там выступить, нужно будет взять что-то не такое… тоскливое. Можно оставить «инди», но без рока.       Чимин хмыкнул, глядя в чужие глаза. Намджун протянул ему вилку. Пак ничего не ответил, и они принялись есть десерт из одной тарелки в тишине.       Теперь Чимину стало понятно, почему Тэхён не рассказывал про этот концерт. Младший Ким был повязан с роком кровью — пускай и не так железно, как «настоящие» рокеры, если это имеет какой-то смысл, просто Тэхён ненавидел попсу всей своей сущностью. Если Чимин не был настолько категоричен и в его плейлисте имела место поп-музыка — правда, только инди-поп, но ведь это уже что-то, — то Тэхён никогда в своей жизни не стал бы браться за это «пустое никому не нужное дерьмо».       Но это была слишком соблазнительная возможность, чтобы от неё отказываться. Чимин решил, что они должны обсудить это в воскресенье на репетиции всей группой. Остальные согласились бы, наплевав на столь сжатые сроки подготовки. Задача была только в том, чтобы суметь уговорить Тэхёна.       — Ты куда-то торопился? — спросил Намджун, вытягивая Чимина из раздумий.       — А? — он поднял глаза на старшего. Его губы блестели йогуртом. Волосы открывали ровный лоб без морщинок, как будто он никогда не хмурился. — Нет, я… просто хотел зайти в репетиционную перед тем, как поеду домой.       — Могу составить тебе компанию?       Пак моргнул. Намджун хотел в гараж? То есть это нормально, ведь это и его гараж. Но он там практически никогда не бывал.       — Конечно, — неуверенно улыбнулся Чимин.       Они опустошили тарелку, и Чимин с каким-то странным ощущением неловкости обулся в коридоре и вышел в окрашенную закатом розовую улицу. Было всё ещё душно после жаркого дня, но уже хотя бы не испепеляло солнце. Намджун открыл Чимину ворота изнутри, потому что Пак привык попадать туда только через въезд, а не из дома. В репетиционной пахло древесиной.       Чимин поджимал губы, мельком оглядывая помещение. Он не знал, какого чёрта ему там было нужно — пускай это называется «притяжением». Он бы обязательно что-то придумал, если бы оказался здесь один. Намджун изучающе рассматривал стены и полки, перебирал коллекцию кассет, сдувая кое-где пыль, пока Чимин исподтишка поглядывал на него и расставлял брошенные инструменты по местам. В конце концов, Чимин просто рухнул в своё кресло, наблюдая за старшим.       У Намджуна были длинные изящные пальцы — самая настоящая эстетика.       Чимин принялся теребить кольцо в губе от дискомфорта, обнаружив, что пялится.       — Ты ведь к нам почти не заглядываешь. Почему? — спросил он. Это правда был вопрос, который он так давно хотел задать.       — Ну, вообще, Тэхён запретил мне, — пожал плечами Намджун и улыбнулся. — Могу я?       Он указал на кресло-мешок, и Чимин положительно качнул головой.       — Что за глупости? — Пак выгнул бровь.       — Не знаю. Он не хочет, чтобы его семейная и «внешняя», — на этом моменте парень пальцами показал кавычки, — жизни пересекались.       — Он что, Ханна Монтана? — усмехнулся Чимин.       — Как вы ничего не знаете о нас, так и мы ничего не знаем о вас, — сказал Намджун. — Думаю, это несправедливо.       Он упёрся руками в оголённые под просторными шортами песочного цвета колени и втянул щёки, задумываясь. Чимин смотрел на него — выполнял свою стандартную, прописанную в его биосе кодом службу, — и думал о том, что, всё-таки, семейство Ким отличалось невероятно красивым составом. Намджун внешне казался гораздо мужественнее Тэхёна благодаря своему достаточно плотному телосложению; мощные руки и бёдра выглядели привлекательно, они не были такими стальными, как у Чонгука, например, но заставляли думать о том, что из всех идиотских прозвищ Намджуну, вероятнее всего, подходило «папочка», — у него была именно такая аура.       Чимин слышал их дыхания в безмятежности репетиционной, и весь он был какой-то напряжённый и ватный одновременно. С трудом сглотнув пустоту, он отвёл взгляд в сторону. Возможно, Тэхён не зря скрывал от них своего брата. Будь Чимин хищником, он бы совершил нападение.       Он торопливо встал, стряхивая с джинсов несуществующие соринки, и криво улыбнулся.       — Спасибо за салат, — сказал он. — И за информацию про роллер-парк тоже. Мы обговорим это. Правда, спасибо.       Чимин неуклюже помахал растерявшемуся Намджуну, и тот даже с кресла встать не успел, когда Пак уже выскочил из гаража и на скорости беспилотника рванул к автобусу, устраивая себе сумасшедшие бега уже второй раз за день.       «Я как какая-то шлюшка», — звучало в его голове. И его сердце бешено стучало оттого, что он понимал, какое именно напряжение было между ними всё это время.

***

В воскресенье они договорились встретиться составом «Роман из телевизора плюс один» — они всё ещё не воспринимали Чонгука как полноценного участника группы — в репетиционной в половину седьмого, потому что у Чона были ещё какие-то дела, а Чимин собирался написать хорошее эссе для урока истории, на которой облажался в прошлый понедельник.       Ему было немного волнительно из-за того, что ему предстояло опять увидеться с Чонгуком, но он железно — чугунно, твёрдо, стопудово, в конце концов, — запретил себе думать о чём-то кроме музыки. Ему нужно было обсудить с «Романом» открытие роллер-парка, а ещё выбрать треклятые песни для фестиваля, потому что до него оставалось всего три недели — он всегда проводился в первое воскресенье октября. Дел было слишком много, чтобы пускать на кого-то слюни.       Пора было взрослеть.       Так что в шесть вечера он уже выпрыгнул из кабины пикапа Хосока, заехавшего за ним пораньше, и получил затрещину от старшего за субботнее утро. В гараже их ждал Юнги, пытавшийся сыграть какую-то незнакомую мелодию на синтезаторе. На нём была просторная бежевая футболка и любимая бордовая бини. Чимин обнял его со спины, и тот как-то слишком тяжело вздохнул, но ничего не сказал.       Вскоре из дома вышел Тэхён с подносом, на котором стояли красные пластиковые стаканчики. Он весь светился, как будто у него получилось разработать сыворотку против старения — его самого большого страха, — ставя его на столик между креслами. На нём были очки, хотя он никогда не выходил в них из комнаты.       Ким взял один стаканчик и протянул его Чимину. Тот заглянул внутрь, и жидкость ярко-розового цвета сразу показалась ему очень подозрительной, но на всякий случай брюнет решил её понюхать — пахло ягодами.       — Что это?       — Глинтвейн, — ответил парень и сел на пол в позе лотоса напротив них с Хосоком, который так же подозрительно болтал жидкость в стакане. — Безалкогольный.       — Почему такого цвета? — Чимин нахмурился и попробовал его на вкус, и тот был ужасно горьким.       — Я решил сделать его немного интереснее и добавил пищевого красителя. — Тэхён сам сделал глоток, и его лицо сразу скривило выражение отвращения. — Кажется, это не съедобно.       Хосок оглядел их и поставил стакан на поднос; Юнги, наблюдавший за ними с табуретки за синтезатором, даже не стал притрагиваться к приготовленному для него напитку.       — Ладно, парни, — серьёзно начал Чимин, — я хочу сделать объявление. Это важно. — Он вскочил и попросил всех повернуться к нему лицом. — Короче…       — Погоди-погоди, — перебил его Тэхён. — В последний раз, когда ты так говорил, нам на шею повесили Чонгука, — он указал на застывшего Чимина пальцем. — Не смей радовать нас ничем таким сейчас.       — Э… — он нахмурился и покачал головой. — Нет, это не такое объявление. В общем. Вы же помните, что у нас строился роллер-парк? — парни неуверенно кивнули. — Так вот. Организаторы на открытие собрались поставить сцену и устроить какой-то мега праздник. Я думаю, мы должны подать заявку на выступление там.       — Серьёзно? — удивился Хосок. — Но ведь это на следующей неделе.       — У нас есть, что исполнить, — вклинился Юнги. — Это не какой-то гигантский фестиваль, это просто открытие роллер-парка. Мы справимся.       — Да! — воскликнул Чимин, кивая. — Если мы объясним Мистеру Д., думаю, он сможет даже отпустить нас с отработки. Это отличная возможность.       Ким молчал, жуя щёки изнутри.       — Тэхён? — позвал его Хосок. — Ты как думаешь?       — Я думаю, что это нам не подходит, — сказал он. — Там будет вечеринка сраных любителей попсы. Я не буду в этом участвовать.       — Тэхён, — Чимин сел на корточки перед парнем, и тот отвёл от него взгляд. — Мы можем исполнить инди-поп*. Или что-то из ретро. Не обязательно петь что-то современное. Да, им нужно что-то заводное и простое, без наших вечных страданий. Но мы можем с этим справиться, — Пак взял лицо друга в ладони, заставив посмотреть на себя. — Ты можешь с этим справиться.       Ким поджал губы.       — Ты рассчитываешь надавить на моё самолюбие? — заметил он.       — Да.       — Ладно, — выдохнул Тэхён. Чимин со всех сил сдерживал улыбку. — Но никакой попсовой попсы. Инди-поп им сойдёт, а если нет, то пошли на хрен.       Пак крепко сжал друга в объятьях, и тот сначала недовольно замычал, но в конце концов сдался и обнял его тоже, бубня: «сраные твои чары». Это была победа.       Чимин в то время всерьёз увлёкся инди-попом, — в смысле, очень сильно увлёкся. Поэтому песен, которые могли бы подойти под выдвинутые критерии мероприятия, в его коллекции было достаточно. В его голове сразу всплыла та песня про склеенные губы группы Fickle Friends, а ещё добрая половина творчества прекрасных The Aces, тексты которых Пак знал буквально все наизусть; и ещё Haim, The Japanese House, Muna и частично даже любимые Тэхёном Twenty One Pilots. Им было, где разгуляться.       Поэтому Пак пробовал звучание некоторых особо нравящихся ему песен и подходящих стилистике праздника. Юнги стал разучивать на барабанах какой-то ритмический рисунок, который у него никак не получался, и в этом деле ему помогал Тэхён, потому что он обещал ему после этого показать два других, совсем простых рисунка, ведь барабаны были единственной непокорённой Тэхёном вершиной в их репетиционной. Когда выбор песен был сделан, Хосок заполнил электронную заявку.       Было уже около половины восьмого, когда Чонгук написал им, что задерживается. Юнги вышел из гаража покурить. Чимин смотрел на него, стоя у микрофона и дёргая струны в незамысловатом переборе. Тот мельком обернулся — всего на мгновение, но этот взгляд нёс в себе тонны смысла. Чимин тяжело вздохнул и оставил гитару в покое, выйдя на улицу к другу.       — Как дела?       Чимин слышал эту фразу в чончонгуковом контексте во второй раз, и его уже от этого передёргивало.       — Что ты хочешь от меня услышать? — шепнул он.       — Насколько всё плохо?       — Я бы сказал, если честно, что хреново, — Чимин облизнул губы и взглянул Юнги в глаза.       Со стороны гаража послышались хаотичные удары по барабанам — Тэхён представлял себя крутым барабанщиком под улюлюканье Хосока.       Мин сделал глубокую затяжку, прежде чем с дымом выдохнуть:       — Ты же не хочешь сказать…       — Я больше, чем уверен, — пробормотал Чимин.       — А как же то твоё: «Экстраверт. Футболист. Горячий парень. Постоянно лыбится»? — с укором спросил Юнги.       Его маленькие глаза сверлили в Чимине дыру, как будто он пытался добыть нефть из скважины, только вместо полезного ископаемого у Пака были чувства, и он вот-вот должен был задеть их буровой машиной.       — Это не настолько хреново, — нахмурился Чимин, топчась по разметке на асфальте. — То есть я надеюсь, что нет.       Юнги озадаченно молчал. Пак выудил из карманов его брюк сигареты и зажигалку, тут же прикурив. Ему срочно нужен был никотин, чтобы успокоиться, и это не было дурацкой отговоркой. Дым наполнил его лёгкие и медленно поплыл из приоткрытых губ.       — Если это не так, то, думаю, это не страшно? — как-то странно сказал Юнги, будто ждал, что Чимин с ним согласится. Тот недоверчиво взглянул на него. — Тебе ведь уже кто-то нравился. Это проходит.       — Ты думаешь?       — Думаю? — опять полуспросил старший. — То есть, конечно. Да.       Чимин не помнил, чтобы Юнги хоть когда-нибудь за всю историю их дружбы говорил настолько неуверенно. Это заставило его желудок неприятно заныть; он почувствовал нотки волнения, пробежавшие по коже мурашками.       — А если нет?       Мин взглянул Чимину в глаза, и тот знал этот взгляд — от него прошибало на сильную дрожь. Пак уже видел его пару лет назад. Он запомнил его навсегда. Этот взгляд означал, что парню будет очень, очень больно.       — Я думаю… — Юнги сделал ещё затяжку, подбирая слова, и его силуэт размылся в плотной дымке. — Думаю, будет лучше, чем было. Он хотя бы здесь.       Чимин облизнул губы и тоже затянулся, чувствуя, как безнадёга подступает гигантским комом к горлу, потому что он знал, что это будет ни черта не лучше. Сокджин жил в другом городе, и Чимин продолжал любить его, но он был спасён от ревности, от болезненного для его сердца вида счастливого парня в руках своей девушки, а не в его. То, что Чонгук находился так близко, касался его, улыбался, зарывался пальцами в его волосы, разговаривал и пел, дышал, в конце концов, с Чимином одним воздухом — всё это не было лучше. Это было настолько хуже, что убийственно.       — Не говори парням, — попросил Пак. — Я разберусь с этим, только не говори им.       Юнги прикусил щёку изнутри и едва заметно кивнул.       Без четверти девять они окончательно поняли, что Чонгук не приедет. У Чимина было мерзкое ощущение, будто его кинули, и он раздумывал, как будет разделываться с этим идиотом в школе с утра, потому что спустя неделю такого близкого общения он мог бы хотя бы из вежливости написать, что не явится. С разочарованным вздохом он подсоединился к колонкам через телефон и включил музыку, пока все занимались своими делами, а у него от репетиций уже побаливало горло.       Тогда на улице вдруг засверкали чьи-то фары, заскрипели чьи-то тормоза, и чьи-то громкие голоса разразились в тишине улицы. Парни вскочили с мест и ринулись к выходу; у тротуара около дома Тэхёна припарковались две машины, большие, похожие джипы, и из них посыпались подростки в бело-синих бомберах; в одном из них Чимин узнал Чонгука.       Блондин улыбался, когда какой-то высокий крупный парень подошёл к нему и потрепал волосы; друзья замерли у входа в гараж. Пак не мог поверить в то, что это происходит на самом деле.       В их репетиционной не бывало никого лишнего. Они не приводили туда друзей со школы или откуда-либо ещё; никто толком и не знал, где проходили их репетиции. Дом Тэхёна находился в максимальной отдалённости от школы, не считая квартиры Юнги, — Чимин с Хосоком жили буквально в десяти минутах от неё, и у первого даже не было гаража. Чонгук был единственным, кроме Сокджина, кого они туда привели. Они его, чёрт возьми, практически посвятили.       А он привёз туда своих тупых дружков-футболистов.       Чонгук подошёл к парням, и, стоя на месте и глядя на его блестящие в фонарных сумерках глаза, Чимин подумал, что готов врезать ему прямо в эту секунду, прямо со всего размаху и прямо в смазливое лицо. Друзья Чонгука тут же начали орать, смеяться, как настоящие придурки, требуя какого-то представления, и нужно было закрыть гараж как можно скорее, но Чимин словно прирос ботинками к влажной траве газона и не мог сдвинуться с места.       — Чонгук, что это за херня? — заорал Тэхён. — Мы прождали тебя весь грёбаный вечер, и ты заявляешься только сейчас с этими придурками в охапке?!       — Они тоже мои друзья, — спокойно, с ленивой улыбкой, ответил Чонгук. Краем глаза Чимин видел, как Хосок пытался отогнать подростков от инструментов уже внутри репетиционной. Его сердце рухнуло в пятки и пригвоздилось к земле вместе с ними. — Они просто хотели посмотреть.       — Ты не имел права их сюда привозить, — продолжил на повышенных тонах говорить Тэхён, и Пак заметил, как от злости на его шее вздулись вены. Позади послышались вскрики Хосока и грохот барабанных тарелок. Чимин продолжал смотреть на Чонгука. — Это наша грёбаная репетиционная. Ты что, напился?       — Совсем немного, — лепетал Чонгук. — Я собирался ехать к вам, но парни предложили отпраздновать попадание в основной состав. Я сделал это быстрее всех в команде.       — Да нам насрать на твою команду!       На ватных ногах Чимин вернулся в помещение; в ушах стоял гул, заглушавший все внешние шумы. Глаза налились слезами. Он взял со своего кресла рюкзак и пошёл обратно к дороге. Ему хотелось просто уйти домой, как можно скорее. Чувство предательства сковывало его изнутри, пуская коварные щупальца по всему телу и поглощая рассудок. Чимин толком не знал, что должен был сделать. Парни нуждались в его помощи, но его конечности не слушались его, а рот, приоткрытый от творящегося вокруг кошмара, не издавал ни одного звука. Чимин проходил мимо Чонгука и орущего на него Тэхёна, требовавшего отправить дружков домой, когда блондин вдруг ухватился за его руку. Чимин дёрнул запястьем, легко вырвавшись из слабой хватки.       — Эй, куда ты?       Он попытался подать голос, хотя бы послать Чонгука к чёрту, но Тэхён схватил парня за грудки и размахнулся рукой, чтобы впечатать кулак в чужое лицо; Чимин ринулся к шатену, чтобы остановить его, но всё произошло так быстро, что Пак и моргнуть не успел. В одну секунду лицо Чонгука стало розовым, по щекам потекли цветные капли. Шокированный Чимин отскочил в сторону, уставившись на замеревшего Чона. Слева от Тэхёна очутился Юнги с пустым красным стаканчиком в руке, и его лицо было пустым, но напряжённым. Рядом звучала одышка Тэхёна; сквозь долбящую в висках кровь Чимин слышал разъярённый голос Хосока откуда-то сзади.       — Проваливай отсюда, — ровно сказал Юнги. — Забери своих обезьян и больше никогда не возвращайся.       Чонгук медленно поднял голову, вытирая пальцами глаза и пытаясь проморгаться. Какой-то качок из команды увидел это и побежал к ним, желая разобраться, и он уже почти приблизился, но Чонгук остановил его, выставив руку, пока другой всё ещё пытался удалить заливавшуюся в глаза жидкость. Его светлые волосы стали розовыми, как дрянной глинтвейн, а взгляд перестал быть расфокусированным; на лице больше не было тупой ухмылки.       — Катись к чёрту, Чон Чонгук, — прохрипел чуть остывший Тэхён.       — Что вы собрались делать без меня? — в голосе Чонгука больше не было пьяных ноток.       — Да плевать. Лучше пусть нас отчислят, чем мы снова доверимся тебе, придурок.       Чимин, сжимавший руку Тэхёна до сих пор, отпустил его предплечье, нервно дыша; из него так и норовил вырваться всхлип. Чонгук опустил голову и тряхнул мокрой чёлкой — с неё сорвалось несколько ярко-розовых капель и упало на траву. Он усмехнулся. Парень из команды молча стоял за его спиной и ничего не делал. Остальные тоже затихли, пытаясь разглядеть, что происходит. Чонгук поднял взгляд на Чимина, облизнув губы, и Пак вспомнил, какой этот глинтвейн был горький.       — Хорошо, — закивал парень, глядя ему в глаза. — Ребята, давайте найдём местечко получше. Здесь какая-то тухлая компания собралась.       А через пять минут от произошедшего остался только бардак в репетиционной.       — Поверить не могу, — бормотал Хосок, — неужели он правда это сделал?       Чимин молчал весь остаток вечера, пока они пытались привести гараж в порядок, и потом весь путь до дома на пассажирском сиденье слева от Хосока. Он даже не попрощался со старшим в тот вечер; лишь машина подъехала к дому, Пак выпрыгнул на дорогу и побрёл внутрь, желая смыть с себя этот отвратительный день и остатки надежд о том, что Чонгук на самом деле хороший парень.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.