Television Romance

На самом деле следующий день был лучшим за последние несколько месяцев.       Чимин на удивление выспался и сиял ярче звёзд. Его мама приготовила ему на завтрак его любимую запеканку, а потом всё утро порхала вокруг него, как бабочка вокруг цветка, нахваливая и поздравляя с днём рождения. Сокджин написал ему длинное сообщение о том, как он рад, что его Чим стал взрослым и что он сам теперь не чувствует себя таким стариком на его фоне; ещё он обещал позвонить по «фейстайму» вечером и поболтать с «Романом из телевизора» в полном составе.       Так что Чимин чувствовал, что со своей решительностью готов свернуть горы. Это был его восемнадцатый день рождения, и он ни в один из семнадцати предыдущих не испытывал такой душевный подъём. У него буквально выросли крылья за спиной; то было такое эмоциональное состояние, когда радость от жизни ощущается даже в лёгком покалывании на щиколотках от стеблей газона, в свежем сентябрьском ветре, в хрусте гравия под ботинками. Когда прочитаешь мотивирующую книгу, или посмотришь какой-нибудь отличный фильм, или познакомишься с творчеством неизвестного прежде исполнителя, и его потрясающая музыка высекает на твоём сердце свои ноты и строчки, и тебе хочется делиться этой энергетикой с окружающими, потому что это несправедливо — что другие не в курсе.       Даже дурацкая отработка не была настолько унизительной. По пятницам всем прогульщикам и отличившимся приходилось по три часа сидеть в пустом классе. Это называлось «арестом» — без игрушек, книжек, телефонов и прочего. Просто сидеть. Это было жестоко, но Чимин смог это пережить. Все его мысли были заняты только предстоящим празднованием.       После школы он долго не мог решить, что ему выбрать из одежды, но в конце концов натянул прямые голубые джинсы, которые до этого носил лишь единожды, и сделал широкие подвороты на них; сверху накинул счастливую жёлтую рубашку «Романа из телевизора», — ту самую, в которой неделю назад Хосок сидел в кабинете директора. Чимин забрал её тогда вечером себе, потому что она приятно пахла пряно-смолистыми нотками парфюма Хосока и оттого была ещё более уютной, чем обычно. Он взглянул на себя в зеркало и добавил солнечно-жёлтый берет. Это был первый раз, когда Чимин его надел; это был первый раз, когда он себе понравился в светлых оттенках одежды. Он решил, что это был хороший знак.       Так что, да. Это был превосходный день.       А потом, в половину девятого, когда над городом уже сгустился вечер, а за многоквартирными высотками улицы, где жил Юнги, догорал закат, Пак с предвкушением шагал по тротуару, сжимая в руке пакет с брикетом ванильного мороженого, которое купила его мать ещё утром вместо торта; в наушниках играл английский инди-поп, такой хороший, что Чимину вдруг захотелось сделать кавер на этот ритмичный трек о случайной любви на вечеринке. Тогда у подъезда уже стоял пустой пикап Хосока и парковался родстер Чонгука.       Чимин практически в танце приблизился к автомобилю — так сильно его будоражила песня и предвкушение посиделок; Чон, заметив его, помахал и выпрыгнул из машины. На нём были индиговые джинсы и красная джинсовая рубашка с белой футболкой под ней; такой яркий цвет Чонгуку был очень к лицу. Чимин прочитал «привет» на его губах, прежде чем убрал один наушник.       — Ещё раз, — заметил он, потому что утром они виделись на уроке английского; его тело продолжало немного покачиваться в ритм песни. — Идём?       — Погоди.       Чонгук торопливо выудил с пассажирского сиденья родстера связку из четырёх больших коробок с пиццей.       — Ты что, в доставщики заделался? — усмехнулся Пак. — Это типа мой день рождения, и я должен отвечать за еду.       — Ерунда, — пожал плечами Чонгук. — Я подумал, что должен взять это на себя. Можешь принять это как стрёмный подарок, если тебе станет легче.       Вокруг тишина улицы прерывалась лишь стрёкотом насекомых и треском лампочки фонаря над подъездом; приятная сентябрьская прохлада колыхала огромную рубашку Чимина, щекоча кожу; Чонгук смотрел на него с высоты своего роста с добавочным дюймом подошвы своих белых конверсов — идеальный уровень для поцелуев в лоб, — и мягко улыбался. В наушнике девушка пела снова и снова: «наши губы как приклеенные, мне кажется, я люблю тебя».       Это всего лишь дурацкая пицца, подумал Пак. Жест вежливости. В конце концов, Чонгук был ему должен — не имело значения, что именно, просто должен и всё. Чимин приоткрыл рот, всматриваясь в сияющее лицо, в блестящие от слюны розовые губы. Ему показалось, что боевого настроя в нём столько, что он мог бы даже Чонгука поцеловать, и ему не было бы стыдно — по крайней мере, в тот конкретный момент. Но он не стал.       — Я тебе не делаю предложение, — хихикнул Чонгук наконец. — Это просто пицца, и она вкусная. — Его глаза украсили морщинки. — Тебе так идёт жёлтый. Ты похож на цыплёнка.       Он тихо засмеялся.       — Ты бы обнял цыплёнка-именинника? — спросил Чимин.       Он вздёрнул подбородок, включая всю свою сценическую уверенность и зная, что выглядел чертовски хорошо — пускай и ассоциировался у Чонгука с цыплёнком. На его месте Чимин бы себе не отказал.       — Э-э… конечно, — неуверенно ответил блондин, всё ещё посмеиваясь.       Он вытянул руки, приглашая, и Пак поддался, утыкаясь парню в плечо. Его ладони легли на чужие лопатки, скрытые за шершавой тканью джинсы; Чонгук слегка прижал брюнета к себе, и от него сладко пахло мандаринами и корицей, и тело было таким горячим даже сквозь одежду; Чимин зарылся лицом в изгиб надплечья, глубоко вдыхая. Припев в ухе всё повторялся: «я хочу любить тебя всю ночь»; сердце Чимина пропускало удар за ударом где-то глубоко внутри; от кружащей голову мягкости в объятьях Чонгука он больше ничего, кроме них, не ощущал.       Отпрянув, Чимин как-то криво улыбнулся, выхватил связку пицц из рук блондина и поспешил к домофону. Для друзей они обнимались слишком долго. Чимин осознанно брал всю вину на себя.       Это был отличный подарок на день рождения, подумал он. И день по-прежнему оставался замечательным. Даже лучше, чем можно было бы себе представить.

***

В однушке Юнги повсюду валялась блестящая мишура и дождик, переливались гирлянды. Пахло мускусным парфюмом и свежей пиццей; в комнате с включённым крутящимся диско-шаром по стенкам неторопливо ползали разноцветные пятна. Чимин сунул мороженое в морозильную камеру, сомневаясь, что они до него вообще доберутся. Хосок, надевший впервые в жизни Чимина потрясающе сидящие на его стройных ногах джинсы-клёш, пытался смешать ингредиенты для коктейля на кухне, но у него не особо получалось.       На столе уже стояла пара пустых бутылок из-под пива и одна недавно открытая — Чимин взял её и отпил немного. Тэхён, пришедший раньше всех, давно настроил свою приставку и валялся около неё на полу в своём сатиновом голубом спортивном костюме. Юнги пытался совладать с управлением в «резиденте»; на экране его персонажа зажали в углу и разорвали на куски под отчаянные стоны Тэхёна. Чонгук хихикал с дивана.       Психанувший Хосок притащил на подносе бокалы и поставил их на кофейный столик. В них были кубики льда и листья мяты; ровные дольки сочного лайма и чёрные соломинки украшали каждый стакан. Потом старший принёс с кухни содовую и вскрытую бутылку белого рома, видимо, до этого он пытался сделать с ним что-нибудь ещё.       — Я обещал первоклассные коктейли, — с раздражением сказал Хосок, когда Чимин принялся ему помогать со стаканами. — Но это ужасно. Я не бармен и никогда — торжественно клянусь — никогда не стану им. Так что будем пить мохито.       Чимин понимающе закивал. Ему, по правде говоря, было плевать, что пить, ведь он не особо разбирался в коктейлях — разве что только в тех клубнично-девчачьих. Ему не нравилась мята, потому что она казалась в совокупности с алкоголем ему всегда какой-то горькой, но у Хосока был также сахарный сироп, так что он доверился ему.       Юнги опять сожрали зомби, и он разочарованно отдал джойстик Тэхёну и устроился напротив Чимина; Тэхён уселся спиной к дивану, откинувшись на него слева от Пака; по правую руку Чимина рухнул Чонгук. Хосок закончил с приготовлениями и вклинился между Тэхёном и Юнги. Им едва хватило бы места, если бы они сидели на стульях, но в этом и была прелесть азиатских низких столиков — они развалились по татами, временами потягиваясь к бокалам для глотков, и принялись непринуждённо обсуждать прошедшие две недели учёбы.       Первый бокал дался Чимину сложно — мята и белый ром были беспощадны к его вкусовым рецепторам. Он попытался заглушить жжение куском пиццы, и это не очень-то помогло, но алкоголь легко и быстро проник в его разум, заставив расслабиться.       Они увлечённо слушали рассказ Хосока о том, как девчонка из школьной команды по плаванью пыталась заставить его проводить её до дома после тренировки. Он был бисексуалом, и обычно это не было для него проблемой — парень к нему подкатывал или девушка. А к нему часто подкатывали. Он был чертовски красивым со своими изящными длинными ногами, подтянутой фигурой, тонкими чертами лица. Если бы обстоятельства были другими, Пак думал, что, возможно, и он запал бы на Хосока.       Под шепчущую из колонок музыку бокалы постепенно пустели, пицца закончилась, и зашуршали пакеты с чипсами. Чимин уютно пристроился головой на коленях у Тэхёна, смеясь с его эмоциональных рассказов про ту девушку с академии — она посмела проигнорировать его новую причёску, когда они пересеклись на курсах в тот день. Разговор медленно перетекал из темы в тему, от школы до музыки, от сериалов до игр; все согласились с тем, что ремастер «резидента» был отвратительным, гораздо хуже предыдущего.       Их очередная дискуссия прекратилась, когда телефон Чимина завибрировал на диване. Он подскочил, зная, что это был Сокджин. Его руки немного затряслись от волнения, едва он увидел на экране улыбающийся аватар.       — Это Джин, — сказал он, отвечая на немой вопрос парней. — Садитесь ко мне.       «Роман» сбились в кучу рядом с Чимином, пытаясь влезть в угол обзора фронтальной камеры; Чонгук растеряно умостился сбоку, заглядывая в мобильник. Чимин поставил телефон на стол, облокотив на бутылку с ромом, и ответил на входящий вызов. В открывшемся видео парень в розовом худи и в чёрной кепке пил воду на фоне иссиня-чёрного ночного неба.       — Джин! — вскрикнул Чимин, и тот чуть не подавился.       Тот выпустил бутылку из губ, взглянул в камеру — и тут же широко заулыбался. Парни принялись оживлённо махать ему руками. Внутри Чимина отчаянно взрывались фейерверки от одного только вида Сокджина. Он прижал колени к груди и обнял их, вглядываясь в небольшой экран.       Ему не хотелось говорить, он оставил это дело за друзьями. Групповые звонки с Сокджином они проводили от силы пару раз. Чимин безумно скучал по их совместным посиделкам, по тому, как Сокджин постоянно вступал с кем-то в шутливые перепалки, потому что каждый из них был порой ужасно капризным. Но с тех пор, как Джин помог «Роману из телевизора» появиться на свет, он стал его неотъемлемой частью. Все по нему скучали — в большей или меньшей степени. Он был первым и самым преданным их фанатом.       — Вообще-то, — рассказывал Хосок, — у нас ничего пока что не происходит. Мы готовимся к фестивалю.       — Одиннадцатый класс сосёт, — добавил Тэхён. — И Модесто тоже. Здесь ничего и никогда не происходит.       Сокджин принялся нахваливать их, убеждая, что им осталось доучиться совсем немного, прежде чем они покорят любой большой город, стоит им только захотеть. Тэхён стал с ним спорить под заливистый смех остальных; его аргументы были дурацкими, но упрямство могло легко вывести Джина из равновесия. Чимин, в попытках успокоить их, постоянно валился на пол от хохота, и, в конце концов, прослезился.       Потом они заговорили про фестиваль, и Джин пообещал написать Чимину позднее о том, когда именно собирался приехать; парни в комнате обсуждали, как и где лучше отсидеться, чтобы не пересечься со старшим в городе и поспособствовать тому, чтобы Сокджина не пустили на их выступление, потому что не хотели с ним видеться. Он наигранно причитал: «я всегда знал, что вы только притворяетесь мне друзьями», а Чимин был безумно счастлив; когда Тэхён заявил, что Паку стоит выбросить телефон, чтобы сообщение Сокджина никогда не дошло до него, тот вдруг спросил:       — А где ваш новенький?       Друзья умолкли и, спохватившись, уставились на затихшего Чонгука, который за всё это время вообще не подавал признаков своего существования. Его расширенные от внезапного вопроса глаза забегали по их лицам. Он сглотнул. Хосок схватил его за рукав и дёрнул на себя, чтобы парня было видно Сокджину.       — П-привет, — выдохнул Чон.       Чимин нахмурился, потому что глупый Сокджин всё ещё думал, что Чонгук ему нравится. И когда парень на экране удивлённо приоткрыл рот, у Пака вдруг остановилось сердце, потому что этот вид его напугал, — как бы Сокджин не ляпнул чего лишнего.       — Чонгук? — вдруг сказал Джин и сощурился, поднеся экран ближе. — Это же ты?       — Вы что, знакомы? — удивился Тэхён.       — Я его знаю, — ответил Сокджин. Он отвёл телефон от лица и закивал в полуулыбке. — Я подписан на твой канал уже около года.       Выражение лица Чонгука с испуганного переменилось на смущённо-радостное. Он робко поблагодарил старшего. Чимин хлопал ресницами, не веря своим ушам.       — Ребята, вы видели его видео? У него голос ангела, — Сокджин усмехнулся. — Вам повезло.       — Наш основной вокалист ничем не хуже, — возмутился Хосок и положил тёплые ладони на плечи Чимина; тот чуть дёрнулся от неожиданности.       — Это точно, — закивал Чонгук. — У Чимина потрясающий голос.       — Согласен! — воскликнул Джин, продолжая идти. — Люблю вокал Чима. Постоянно пересматриваю видео с каверами.       Паку вдруг захотелось как можно скорее выйти из комнаты, из квартиры, желательно выехать из города, потому что на него накатила гигантская волна стеснения, раскрасившая его лицо и уши в оттенки алого. Почувствовав себя загнанным в угол котёнком, он поджал губы, не желая сталкиваться с Чонгуком взглядом.       — Я хочу попробовать заняться съёмками для их канала, — вспомнил Чонгук. — Ты ведь раньше этим занимался?       — Ага. Думаю, было бы здорово. Я слишком загружен из-за университета и подработки. Но ты, думаю, имеешь больше шансов им помочь, — Сокджин ухмыльнулся, заглянув в камеру. — Ребята, вам правда так повезло!       У Чимина начинала кружиться голова. Парень, которого он любил, нахваливал парня, который ему нравился. Чонгук горел красным от сокджиновых слов и теребил в руках пустой бокал; от его типичной самоуверенности не осталось и следа.       — Я почти дошёл, — предупредил Джин. — Так что мне нужно закругляться. Чимин-а, — он остановился прямо под фонарём и поднял телефон; с такого угла его персиковое лицо казалось ещё прекраснее, хотя Чимин всегда думал, что больше уже некуда; пухлые розовые губы изогнулись в самой тёплой улыбке. — Твой хён ужасно устал подниматься. Хотел бы я, чтобы мне снова стукнуло восемнадцать.       — Этого никогда не случится.       — Тэ-тэ всегда со мной такой грубый! Не важно. Ребята, позаботьтесь о нём. Чим — сокровище. Я передал его вам на хранение. Пожалуйста, позаботьтесь о его здоровье и счастье. — Пак сжал свои колени, прикусив губу; каждое озвученное Сокджином слово эхом отдавалось в его груди стуком сердца. — Не терпится с вами увидеться. Давайте съездим с палатками на пляж, когда я приеду. Хочу костёр и жареный зефир.       Он тихо посмеялся, и Чимин неуверенно кивнул, шмыгнув носом. Он не мог ничего ответить, потому что к горлу подкатывала истерика, сопровождаемая слезами, и он её из последних сил сдерживал. Сокджин был так ему дорог, и он сам был так сильно дорог Сокджину, но это были бесконечно разные чувства. Джин любил его как своего младшего брата и обращался с ним всегда точно так же. И в ту минуту он просил парней позаботиться о Чимине так, словно отправил ребёнка в летний лагерь.       — Отличная идея, — согласился Хосок. — И, разумеется, мы о нём позаботимся! Чимин за нами как за каменной стеной.       Он обнял Пака со спины, уложив голову на его плечо, и Чимин прикрыл глаза. Его предплечье чуть сжала рука Юнги. Невнятно бормочущий Тэхён смял их троих, завалившись сверху, и они отчаянно застонали под его весом; из динамика телефона послышался смех.       Джин зашёл в здание кампуса и попрощался с ними. Чимин протяжно выдохнул, когда видеосвязь оборвалась, и осушил наполовину полный стакан с мохито.       Спустя ещё коктейль и очередную попытку Юнги пройти миссию, Хосок вышел в уборную, и по комнате вдруг полился какой-то бездарный трек, одна из последних попсовых новинок, и растёкшийся у дивана с Чимином в обнимку Тэхён взвыл, чтобы Мин «быстрее выключил это дерьмо».       — Почему вам так не нравится поп-музыка? — посмеиваясь, спросил Чонгук.       — Это музыка денег, — ответил Юнги, недовольно листая плейлист.       — Точно. Поп-артисты не вкладывают ни грамма души в свои песни. Они клепают их, ориентируясь на моду, вставляют заедающие биты, пишут дурацкие надоедливые припевы или звуки, чтобы песня проникала в мозги и становилась популярной. Это всё просто херня ненастоящая, — выдал ровным голосом Ким.       Чонгук удивлённо моргнул, а Чимин заливисто засмеялся, потому что Тэхён был слишком серьёзным на словах, но сам во время монолога даже не удосужился слизнуть крошки чипсов с губ.       Хосок вернулся со своим рюкзаком и хитрой улыбкой на лице.       — Я притащил кое-что, — игриво сказал он. — Я не играл в это… Ладно, играл пару раз, но это было с не-друзьями.       — Боюсь представить, — буркнул Тэхён.       — Это карты для «правда или действие», — закатив глаза, ответил старший. — Мне подарили их года три назад. Кажется, это были вы.       — Да, — Чимин улыбнулся. — Тупой подарок.       Они подарили их, потому что Хосок в средней школе упивался настолками. У него была целая коллекция различных карточных игр — «мафия», «уно», «манчкин» и куча, куча других. Они постоянно играли на переменах в столовой.       — Там есть дурацкие вопросы и задания по типу лизни пол или вызови 911, — продолжил Хосок. — Но есть и крутые штуки.       — Там есть что-то, от чего меня может стошнить? — уточнил Ким.       — Пара заданий, — ухмыльнулся тот. — Но ничего такого уж слишком.       Чимин вдруг задумался, что такое в понимании Хосока «слишком». Он плохо помнил, какие задания были конкретно в этой колоде, потому что, когда они покупали карты, на выбор было несколько видов — для секса, для друзей, даже для офиса, — в общем, множество разных. Часто в таких играх целью были девушки и взаимодействие с ними. И Чимину, как и Тэхёну под его боком, было гораздо легче осознавать, что таких заданий была всего пара.       — Давайте, — согласился Юнги.       — Да, я тоже согласен, — закивал Чонгук. — Мы с друзьями играли в это раньше. Можно лучше узнать друг друга и повеселиться.       Чимин толкнул Тэхёна, чтобы тот подал признаки жизни.       — Ладно, — ответил тот. — Надеюсь, я об этом не пожалею.       Хосок восторженно хлопнул в ладоши и принялся расчищать стол; Чимин унёс мусор на кухню, а когда вернулся, на столе уже лежали две ровные колоды карт рубашками вверх и стояли заново наполненные бокалы с мохито. Чимин взялся за свой стакан и принялся размешивать жидкость соломинкой, чувствуя нарастающее внутри любопытство.       Они установили правило ходить против часовой стрелки, — отдавая дань уважения ломке стереотипов, — и чередование должно было быть два через один — два вопроса, одно действие. Непонравившийся вопрос можно было заменить на действие, но не наоборот. Они договорились быть кристально честными и беспрекословными. Тэхён вытянул жребий первопроходца и взялся за карточку действий — ему выпало простоять на одной ноге в течение пяти минут. Он взвыл, но встал позади Юнги и временно выбыл из игры.       Чимин потянул карточку вопроса — чтобы не рисковать, — и задача на ней заключалась в озвучивании своей самой привлекательной части тела. Хосок заставил парня встать и продемонстрировать обтянутый голубой джинсой зад, потому что в голосовании, которое, вообще-то, никто не просил проводить, среди присутствующих единогласно был избран именно он, хотя Чимину больше нравились его забитые маленькими татуировками руки.       Следующим в очереди был Чонгук. Он тоже решил не торопиться и вытянул вопрос, громко его озвучив: «расскажи о том, чего никто о тебе не знает». Задумавшись, он повертел в пальцах карточку. Чимин наблюдал за его нахмурившимся выражением лица, потихоньку потягивая коктейль из трубочки.       — Думаю, — протянул Чонгук, — что это пирсинг. У меня проколот язык.       Хосок велел ему показать, и тот подчинился; всё так, как Чимин и видел тогда утром в своём доме — простая серебристая штанга с шариком.       — Разве футболисты делают пирсинг? — поинтересовался Юнги.       — Я сделал его в Токио, — ответил Чонгук. — На самом деле, это что-то вроде мини-бунта. Мне нельзя делать ничего такого. Я проколол язык, потому что там отец не заметил бы.       — У тебя такие сложные отношения с ним? — пробормотал Чимин. Его немного пугало, что всё, что ему доводилось слышать об отце Чонгука, постоянно было негативным или связано с руганью.       — Да. Он устраивает концерты для тысяч музыкантов в татуировках и пирсингах, но никогда не разрешил бы мне делать что-то такое. Во время поездки в Токио я очень вдохновился японским стрит-стайлом и музыкой. Я узнал много нового. Мне бы хотелось заниматься чем-то таким всерьёз. Я понял, какую бесполезную жизнь существовал до этого. И решил что-то изменить. Но меня хватило только на прокол ушей и языка.       — Поэтому ты захотел в группу? — спросил Чимин; в Чонгуке граней оказалось больше, чем в каком-нибудь тессеракте, и Паку искренне захотелось знать о каждой из них. — Чтобы изменить что-то ещё?       — Да, — кивнул блондин. — Я привык к тому, как я живу сейчас. К тому, какой Чон Чонгук для всех вокруг. Но я не хочу всегда быть футболистом-пустышкой без личности. Я не хочу, чтобы ребята вроде вас презирали меня, потому что я не позволяю себе быть до конца честным.       Чимин поджал губы, отведя от парня взгляд. Чонгук был больше и глубже. Чонгук был гораздо масштабнее, чем Чимин когда-либо мог бы себе представить. До этого момента, до дурацкого вопроса в дурацкой игре Чонгук, как Пак осознал, ни разу не был искренен с ним целиком. Перед ним он носил такую же маску, какую носил перед всеми остальными. Чимин не был особенным, потому что сказанные Чонгуком слова были для него в новинку — он ничего подобного от блондина не слышал и не ожидал. Он так долго всматривался в него, так изучал, но образ, составленный в его голове, был как минимум не точным, а как максимум — вообще неправильным.       Хосок похлопал Чонгука по плечу и похвалил за честность. Чимин отошёл в туалет, но на деле решил умыть лицо холодной водой и передохнуть пару минут. Когда он вернулся, Хосок укусил Юнги за икру, и тот взвизгнул под громкий смех и аплодисменты корячившегося на одной ноге за его спиной Тэхёна и Чонгука. Все вели себя так, будто ничего не произошло. Никто из них не почувствовал разрушения внутри, как Чимин, потому что никто и не пытался ничего построить.       Непринуждённо прошло ещё два круга с идиотскими заданиями и вопросами. Хосок, который должен был изображать курицу-бармена, виртуозно кукарекая, обновил коктейли. Парни чокнулись бокалами и сделали по глотку. Теперь горечь не так сильно жгла рот, нотки мяты стали более приятными, холодя язык, и Чимин мог наслаждаться напитком.       — Итак, следующая очередь Чимин-и, — улыбнулся Хосок, делая вид, что складывает крылья.       У него немного протягивались слова, стал более выраженным корейский акцент. Чимин кивнул, медленно потянул карточку из колоды с вопросами и перевернул её, тут же читая вслух: «кто из присутствующих тебя больше всего возбуждает?» Чимин выдохнул.       — Никто, — отрезал он. — Вы все не очень.       — Мы договорились не врать! — взвыл Тэхён. — По-любому это я.       Пак не мог сказать правду. Несмотря на то, что они все уже достаточно выпили, Чимин не смог бы признаться в том, что Чонгук ему симпатичен. В нём не было столько игривости, как в Хосоке, или уверенности, как в Тэхёне; он не умел говорить вещи вроде «ты меня заводишь» и переводить их в шутку. Они звучали из его уст обычно только по делу и без смеха. Он бы не смог выкрутиться. К тому же, после разговора с Сокджином, вся сверхсила, бурлящая в его крови весь день, куда-то улетучилась. Он опустил голову, раздумывая, как поступить.       И в конце концов решил поменять карточку на задание.       — Намажь губы человека справа чем-нибудь сладким и поце… — у Чимина ладони вспотели так же быстро, как смысл прочитанного достиг его осознания; по ушам потекло красное смущение.       Это не могло быть взаправду.       — О-о, — протянул Тэхён слева. — Поменяй одно слово, и я бы выпрыгнул с балкона, клянусь.       — Вот это да, — ехидничал Хосок. — Чем дальше, тем лучше! Эх, хотел бы я оказаться на твоём месте, Чимин-и.       — Если ты не хочешь, то не надо это выполнять, — хрипло сказал Чонгук.       Чимина обдало холодной испариной, выступившей на спине под рубашкой. Он поднял взгляд на Чонгука, и тот выглядел немного взволнованным, но не настолько, насколько Пак ожидал его увидеть.       — Разве это не я должен сказать? — спросил Чимин. — Это же у тебя есть девушка.       «Пожалуйста, откажись».       — Это же ничего не значит, — пожал плечами Чонгук. — Это же просто игра.       «Блять».       — Это просто игра, — повторил в тон ему Чимин. — Тогда всё в порядке.       Он чуть подвинулся к Чонгуку, чтобы их колени соприкасались, а тянуться не нужно было так далеко. Он смотрел Чону прямо в глаза, а тот смотрел взаимно, так же сосредоточенно и даже решительно. Чимин положил одну руку на чужое бедро, и оно напряглось под его пальцами. Он точно не знал, каким поцелуй по правилам игры должен быть, он точно не знал, должен ли он при этом касаться Чонгука руками, но касания успокаивали его, ему было комфортнее иметь точку опоры. Он быстро облизнул губы, чтобы они не были шершавыми, пройдясь по чёрному металлическому колечку, и это движение было поймано парой глаз напротив него. Чимин затаил дыхание.       — Как долго надо целоваться? — просипел Чонгук, все ещё смотря на кольцо в губе Чимина.       От его севшего голоса по телу Пака пробежали мурашки.       — Вообще, — протянул Хосок, — тут не написано. Ну, пока не слижет.       — Ты серьёзно? — выпалил Чимин.       — У меня из сладкого есть взбитые сливки, — вклинился Юнги. — И твоё ванильное мороженое.       Пак взглянул на него. Тот кивал сам себе, взглядом сверля пространство между парнями. Лицо было прозрачным и пустым, как будто это не он день назад дал понять, что видит Чимина насквозь.       — Хорошо, — сказал Чонгук. — Мороженое. Сливки — это слишком пошло.       Шея Чонгука розовела все больше, и Чимин чувствовал себя отвратительно. Это задание было отвратительным. Оно могло всё уничтожить — всё, что Чимин пытался соорудить внутри себя, чтобы не дать плотине прорваться, чтобы не дать треклятым трещинам расползтись. Поцеловать Чонгука для него было неисполнимой мечтой — глупой и смешной.       Парень осознавал, что это просто миссия в дурацкой игре. Сейчас он уже не стеснялся целоваться с любым из них ради задания, потому что все вокруг давно были достаточно пьяными, а игра была достаточно идиотской, и они знали, на что шли. Ещё он был немного в замешательстве, потому что не делал этого уже больше двух месяцев, с тех пор, как его короткий июньский роман с очередным симпатичным корейцем вдруг оборвался, когда тот уехал обратно в Пусан.       В общем, Чимина переполняли эмоции. Некоторые из них были довольно противоречивыми, и он искренне пытался в них разобраться, по крайней мере, до тех пор, пока Юнги не притащил брикет мороженого, похожего на кирпич в глянцевой обёртке, и не расположил его вместе с чайной ложкой прямо на столе перед Паком.       Чимин аккуратно открыл упаковку, и кожу его рук обдало холодом, кончики пальцев заледенели от соприкосновения с десертом. Чимин воткнул ложку в мороженое, и спустя несколько секунд на серебристом приборе оказался кусочек сладости. Парень растерянно глянул на Чонгука. Тот терпеливо смотрел на брикет, стуча пальцами по своим бёдрам.       — Подуй, — шепнул слева Тэхён. Чимин свободной рукой отпихнул друга от себя подальше, и тот завалился на задницу. — Ну а что! Подтает немного.       Пак поджал губы. Он никогда в жизни не делал ничего подобного. Он никогда не мазал ни на кого мороженое. Он вообще никогда и ничего ни на кого не мазал. У него тряслись руки, но совсем немного, потому что он приложил все свои отравленные спиртом силы на то, чтобы контролировать это.       — Как я должен это сделать? — беззвучно спросил Чимин и поднял глаза на Хосока.       Тот с приоткрытым ртом смотрел на ложку. Он ничего не сказал. Брюнет перевёл взгляд на Чонгука, и тот тяжело сглотнул, глядя на десерт так, будто это он должен был с ним поцеловаться.       — Давай, — Чон отвис и потянулся за прибором в пальцах Чимина, — я попробую сам.       — Это должен сделать Чимин, — сказал Тэхён.       — Я хочу, чтобы в следующей карточке действия мне попалось «задушить человека слева», — прошипел Пак.       Он похлопал ресницами ещё секунд пять, пока мороженое в ложечке сильнее смягчилось, и сунул в него указательный палец. Воздух вокруг стал горячее калифорнийского лета, исполнители по радио взяли перерыв на антракт, потому что Чимин перестал слышать любые намёки на мелодию. Он слышал только собственный пульс и неровные дыхания друзей, доносящиеся со всех сторон.       Чимин прикусил язык и поднёс испачканный палец с белой растекающейся массой к блестящим от слюны пунцовым губам, тут же мягко прикоснувшись к нижней, от чего Чонгук неумышленно приоткрыл рот. Губа была не очень пухлой, достаточно нежной на ощупь замёрзшей кожи пальца; Пак аккуратно мазанул по ней, быстро, чтобы высочайший градус смущения в комнате скорее понизился — хотя вряд ли это было возможно, — и коснулся второй, изумляясь попутно тому, как идеальна арка купидона Чонгука — абсолютная симметрия.       — Готово, — выдохнул Чимин. Всё это время он даже не дышал.       — Поцелуй его скорее, а то всё стечёт, — нетерпеливо пробормотал Хосок.       Чимин вытер палец и прочистил горло. Чонгук выглядел сладким угощением со своей медовой кожей, немигающим взглядом шоколадных расширенных глаз и белёсыми губами; мороженое небрежно растеклось за горячие контуры. Пак хмурился, смотря в это лицо, в это до неловкого невинное лицо. Он снова упёрся ладонью в чужое бедро и наклонился ближе, обдав дыханием с примесью алкогольной дымки влажную кожу. Чон замер.       Пак всё ещё не понимал, как ему нужно поцеловать Чонгука, чтобы это удовлетворяло требования игры, а также чтобы не была пересечена грань, когда поцелуй не вынужденный, а желанный. Стоит ли ему поцеловать Чонгука и стереть губами мороженое или всё-таки нужно задействовать язык? Если использовать его, то нужно ли углублять сам поцелуй? От неясности у Чимина кружилась голова.       Поэтому он вдруг решил, что слишком много думает.       Его веки опустились, полные губы неуверенно прикоснулись к прохладной скользкой коже. Было странно и неловко, они чмокнулись, как младшеклассники. Чимин чуть отстранился, сделал короткий вдох и вернулся к чужим губам, не открывая глаз; его рука машинально скользнула по широкому плечу и остановилась на покрытой испариной шее, чуть сжав её тыльную сторону. Сердце барабанило в грудной клетке, в ушах гудела кровь. Чимин чуть захватил нижнюю губу Чона своими, вкус молочной ванили просочился в рот, и стало приторно. Он дрогнул, ощутив крупные ладони на своей талии; длинные пальцы смяли ткань его рубашки, чуть надавив под рёбрами, как будто Чонгук старался удержать его или удержаться за него. Робкий язык Чимина скользнул по одной губе, прошёлся по выраженной кайме, слизывая сладкие следы, затем — по второй. Чонгук поймал губы Чимина и принялся посасывать каждую из них — осторожно, медленно смакуя.       У Чимина поплыли мозги. Хватка его пальцев на чужих ноге и шее стали сильнее, он почувствовал, как земля под ним начала ходить ходуном, не иначе. Он зажмурился до ярких вспышек, становясь теперь не ведущим, а ведомым. Чонгук чуть наклонял голову в сахарном поцелуе, его язык гладил мягкие алевшие губы, проходился по металлическому колечку, и он даже не постеснялся его прикусить. Штанга очерчивала контуры, щекотала, едва слышно стукаясь о пирсинг Пака, и тот просто отпустил ситуацию, оторопело отвечая на углубляющийся поцелуй. Молочный вкус смешивался с мятной терпкостью алкогольного мохито.       Смутно различимый голос в его голове пришёл к одному очевидному выводу: Чимину нравилось целоваться с Чонгуком. Ему нравилось ощущать покалывания в животе, с каждым движением чужих губ становящиеся всё более выраженными; нравилось, как удовольствие разливается по венам вязкой патокой, как кружится сознание от проступившего сквозь мороженое вкуса самого Чонгука. От бережных прикосновений на пояснице у него горела кожа, скрытая за тонкой вуалью хлопковой одежды; Чимин бы хотел, чтобы его пальцы дотронулись до его оголённого тела, он хотел бы вздрогнуть от их прохлады. Мокрые звуки поцелуя; кроткие вздохи, тут же улавливаемые их губами; ощущение чужого языка, скользящего по нёбу; осевшее глубоко внутри и норовящее вот-вот вырваться постыдное — так заклеймил его Чимин — желание, — всё это заставляло воздух внутри него вибрировать, а пальцы дрожать.       Чонгук в последний раз поцеловал его губы, ненастойчиво, как будто делая завершающий пируэт, и отпрянул от Чимина, опаляя покусанную багряную кожу горячим воздухом. Пак приоткрыл глаза, дыша так тяжело, словно ему на грудь положили огромный булыжник. Перед ним мылилась картинка красного силуэта, руки устало скатились на пол с тела Чона. Чимин быстро облизнул губы, стирая остатки их совместной слюны с отголосками мороженого.       С другой стороны небольшого стола послышался громкий, протяжный выдох.       — Кажется, у меня встал.       — Ребята, может вам уединиться?       — Даже Тэхён не сможет отрицать, что это было горячо.       Чимин медленно поднял глаза на лицо Чонгука, и тот тыльной стороной ладони вытер рот, выглядя таким же отстранённым, каким чувствовал себя Пак.       — Я ненавижу ванильное мороженое, — пробормотал Чон. — Но это было не так плохо.       — Ты целовался с парнем, а тебя волнует только мороженое? — возмутился Тэхён.       Пак оглядел друзей. Хосок весь сжался от пережитого представления, нервно теребил в руках опустевший в минуты — или часы, Чимин не совсем понимал — поцелуя стакан. Тэхён был более взволнованным, чем он пытался себя вести; Юнги смотрел Чимину прямо в глаза, давая понять, что беспокоится. Пак кивнул в знак того, что всё в порядке. По крайней мере, он искренне пытался убедить в этом самого себя.       — Ну, Чимин неплохо целуется, — Чонгук почесал затылок, взявшись за стакан. — Это не было противно.       — М-да уж, — криво усмехнулся Чимин. Ему это далось непросто, дыхание всё ещё плохо поддавалось управлению, но он не смог промолчать. — Чтоб ты знал, это была только что какая-то хрень, а не поцелуй. Я вообще удивлён, что тебе понравилось.       Чимин хотел дать себе по голове и одновременно с этим — заинтриговать Чонгука. Это правда не был полноценный поцелуй, думал он, потому что всё, что он делал — это одеревенело держался за Чона и робко ему отвечал, сам не предпринимая ничего из того, что можно было бы назвать взаимностью в настоящем поцелуе.       — Да что ты? — Чонгук сделал жадный глоток из стакана и закинул в рот кубик льда. — Ты мовеф луцсе?       Чимин внутренне ликовал оттого, что сумел его заинтересовать.       — Разумеется! У меня был лучший учитель во всём мире.       Чонгук недоверчиво вздёрнул бровь. Лёд в его рту звучно сталкивался с зубами и пирсингом.       — Чон Хосок, к вашим услугам, — заулыбался старший и протянул руку к Чонгуку в жесте знакомства.       Глаза того широко распахнулись в неверии, он начал метаться взглядом то к Чимину, то к Хосоку.       — Помнишь, ты как-то спрашивал, не спим ли мы друг с другом? — прохрипел Тэхён и сделал большой глоток. — Так вот, я за этих двоих вообще не ручаюсь.       — Хосок только научил меня целоваться, — Чимин обижено надул губу и отвёл взгляд в сторону.       — Я могу показать тебе.       Чонгук качнул головой, задумавшись. Чимин быстро осушил свой бокал с мохито и поморщился — после приторного десерта горечь опять стала слишком явной. Но ему нужно было больше алкоголя, чтобы избавиться от вкуса Чонгука на языке. Он налил в стакан немного чистого рома и закинул туда же кусок мороженого. Завидевший это Юнги скривился от отвращения. Чимин ложкой придал массе однородность и попробовал на вкус. Было мерзко, но уже не горько.       — Ну, давай, — ответил Чонгук.       Все уставились на него, и Тэхён ворчливо откинул голову на диван. Юнги пересел к нему, потому что внезапно стал преградой между Хосоком и Чонгуком. Чимин, не моргая, смотрел на них. У старшего горели щёки от выпитого алкоголя и задорно плясали огоньки в карих глазах; Чонгук выглядел так, словно ему бросили вызов: у него была пьяная полуухмылка на лице и пылали уши. Чимин не был уверен, хотел ли он на самом деле видеть этот поцелуй. Он весь собрался, поджал к себе ноги и вцепился в свой авторский коктейль, медленно опустошая стакан.       — Я надеюсь, что следующими не будем мы с тобой, приятель, — бормотал Тэхён, приобнимая Юнги за плечо. Его голос звучал где-то на задворках сознания Чимина.       — Я ни за что не буду с вами сосаться, — кивнул тот. — У меня вообще-то есть девушка, к чёрту это дерьмо.       Хосок с лисьей хитринкой в улыбке приподнялся на коленях и приблизился к Чонгуку. Он выглядел таким хрупким рядом с ним, Чимин подумал, что выглядел, наверное, ещё меньше; тонкие изящные пальцы коснулись выраженной скулы смуглого лица, и поцелуй вдруг случился, безо всяких ужимок, какими страдал Пак. Они просто сделали это. Слились губами.       Чимин заворожённо глядел на них, сглатывая остатки сладко-гадкой мешанины во рту. Он видел, как их губы накрывали друг друга, при этом они соблюдали дистанцию между телами, чтобы не переступить эту черту, которая была больше похожа на пунктирную карандашную линию; как в какой-то момент между их ртами засверкал пирсинг Чонгука, и Чимин буквально стал свидетелем того, как их языки соприкасаются. Руки старшего пробежались по чужому прессу, спрятанному под футболкой, и остановились на мощных плечах. У Чимина в который раз пересохло в горле, будто он уже целую вечность волокся по бесконечной пустыне без капли влаги.       Парни оторвались друг от друга, и комнату заполонили их сбивчивые шумные дыхания. Пак всё ещё таращился в пространство между Хосоком и Чонгуком, и он мог поклясться, что заметил блеск разрывающейся между ними ниточки слюны. Этот вид эхом напряжения скользнул по низу его живота. Он сглотнул снова, хотя сглатывать было нечего.       — Думаю, это был интересный опыт, — сказал Чонгук, усаживаясь обратно и тут же захрустев кубиком льда.       Чимин проследил за Хосоком: никакого смущения, никаких обязательств. Ни единого намёка на схожие с его собственными чувства. На лице Чонгука — безразличие. Для них это был просто поцелуй — один из множества таких же бессмысленных.       Никто не испытывал того же волнения, что и Чимин, в то время как он боялся сделать вздох и взорваться. Казалось, воздух вокруг него сжимается, и каждая мышца его тела напряжена настолько, что было бы больно шевельнуться. Остатками здравого смысла он понимал, что это означало, он чувствовал, как это прорывается, как оно отравляет его рассудок. Он знал, что чувствовал, но не хотел с этим мириться.       На контрасте эмоций он вдруг понял, что не сможет исправить свои чувства, если ничего не изменит, если продолжит общаться с Чонгуком в том же духе. Всё зашло слишком далеко — настолько, что единственным выходом был только побег.       Чимин обещал себе заняться исправлением этого сразу после того, как утром протрезвеет от сильнейшего похмелья, потому что решил напиться этой ночью до потери сознания, и никак иначе.       После этого Юнги с многолетним профессионализмом показывал парням как делать и пить «ирландскую автомобильную бомбу». Он наполнил коктейлем пустые стаканы, и Чимин выпил первый почти полностью, игнорируя ужасное жжение в горле. Его друзья засмеялись и продолжили играть.