***
— Мы точно всё сложили? Чимин осматривал содержимое кузова пикапа, почёсывая затылок, потому что не мог сообразить, нужно ли им что-то ещё в поездку. Палатки, спальные мешки, дрова, куча тёплых одеял, гитары, продукты, тёплая одежда… вроде бы, они взяли всё, что было нужно, но он прекрасно знал себя и своих друзей — наверняка что-то забыли. — Можно заехать по пути в «Таргет», — предложил Хосок. — И опять застрять там c поломанным пикапом. — Я его починил! — Чёрт, мы же не будем посреди пустыни, Чимин-а, не беспокойся. Чимин надул губы и спрыгнул на асфальт, кутаясь в своей толстовке от зябкого холода. Парни стояли у дома Тэхёна, с Сокджином, но пока что без Чонгука — тот должен был подъехать с минуты на минуту. Пак глянул на развалившегося в гараже на кресле Тэхёна, облачённого в тёмно-зелёный спортивный костюм, на точно так же одетого в спортивки, только красные, Хосока и в синие — Юнги, и глянул на себя — в жёлтом. Они все были в одинаковых спортивных костюмах, как кучка телепузиков. Он усмехнулся. Сокджин выпрыгнул из пикапа, поправляя свой розовый спортивный костюм, и Чимин расхохотался — это было не совпадение, а вселенская шутка. — Что? — Мы как детишки в спортлагере, — заметил он, покачав головой. — Почему мы вообще в это нарядились? — Потому что в этом удобно ехать, — закатил глаза Сокджин. — Ты что, хотел бы несколько часов просидеть в одном положении в узких джинсах? — Ему надо было надеть лосины, чтобы подчеркнуть свои… — Эй! — вскрикнул Чимин, метнув на Тэхёна серьёзный взгляд. Парни захихикали. На горизонте показался родстер Чонгука. Крыша была опущена, потому что погодка на радость выдалась неплохой, хотя и передавали штормовое предупреждение. На самом деле, это ведь серьёзное дело — они собирались провести выходные на побережье, и, если бы начался настоящий шторм, им бы точно не поздоровилось, но, во-первых, они надеялись на лучшее, а во-вторых, у них не было другого варианта — у Сокджина был куплен билет на самолёт, в среду он возвращался обратно в Вашингтон, и уже оттуда отправлялся в Сеул. Чонгук припарковался у обочины рядом с пикапом. На нём были простые мешковатые джинсы и чёрный бомбер. Выбравшись из автомобиля, он с улыбкой подошёл к друзьям и оглядел их — и сразу засмеялся. — Что это? — Это подарок Сокджина на прошлое Рождество, — пробормотал Хосок. — Кажется, мы все впервые надели их. — Да потому что кто вообще носит такое? — взвыл Тэхён, выползая из гаража. — Я заставил их надеть это сегодня в честь моих проводов, — объяснил Сокджин Чонгуку, и тот понимающе закивал, всё ещё посмеиваясь. — Вот, глянь на Чима. Ну цыплёнок же! — старший ухватился за локоть Пака и притянул парня к себе, принявшись теребить его волосы. — Милашка! — Отвали! — воскликнул Чимин и вырвался из хватки. — Почему я вообще терплю это? — Потому что ты милашка, — пожал плечами Чонгук. Чимин моргнул и хмуро глянул на него, хотя щёки от услышанного загорелись; Сокджин с Чонгуком дали друг другу пять. — О, вы так сдружились? — заметил Хосок. — Мы вообще-то уже давно переписываемся, — объяснил старший. Чимин вскинул брови и скрестил руки на груди, а Чонгук виновато потёр шею — было видно, что он не то чтобы хотел, чтобы все об этом знали — чтобы Чимин об этом знал. — Ох, вот оно что? — невинно улыбнулся Пак. Он подумал, что обязательно припомнит это. — Давайте сходим отлить и поехали, по дороге негде остановиться будет, — сказал Хосок, и Чимин, сдерживая злорадный смешок, поторопился в дом за старшим. Родителей Тэхёна не было дома; Намджун помогал им паковать вещи и теперь работал над своим дипломом в гостиной. Между ним и Чимином совсем не осталось неловкости, и Паку было так хорошо это осознавать: он мог общаться с ним как с хорошим старшим другом, а Хосок и вовсе советовался с ним по поводу университета, потому что после фестиваля действительно загрузился мыслями об этом. Они ходили по очереди в туалет, и Чимин был предпоследним, после него — Тэхён, который принялся бурчать на тему того, что это, чёрт возьми, его дом, но всё равно смирился. Чимин сполоснул руки и взглянул на себя в зеркало. В пятницу он психанул и осветлил кончики, и ему было немного непривычно из-за этого, но парням вроде бы понравилось — по крайней мере, они хотя бы сделали вид. Тэхён, конечно, разразился шутками про Кенму из «Волейбола» — что Чимин такой же мелкий, но в основном он чувствовал себя… ладно, к чёрту, ему было так неловко, что он со слезами на глазах приехал на автобусе к Чонгуку домой и ждал его у подъезда, боясь, что ему не понравится и что он его бросит. За эти мысли Пак получил подзатыльник, а потом, после самого невнимательного просмотра фильма на свете у Чонгука в квартире, он сказал Чимину, что его цветные прядки смотрятся просто потрясающе, когда в них вплетаются пальцы, и тогда подзатыльник получил уже сам Чонгук. Чимин вздохнул и вышел в коридор; Тэхён, всё ещё бурча, тихо хлопнул дверью ванной комнаты. Чимин хмыкнул в ответ и поплёлся к лестнице, но не успел даже на первую ступеньку шагнуть — вмиг покрылся мурашками и метнулся обратно, спрятавшись за стену. То, что он увидел у входной двери в дом, заставило его на некоторое время забыть, как вообще дышать. Он закрыл глаза, сделал тяжелейший выдох и мельком глянул вниз. И зрение его не подвело. Там был Хосок. И там был Намджун. И они целовались. И Чимин мог поклясться, что довольно уверенно. Гораздо уверенней, чем тогда целовались Хосок и Чонгук на вечеринке у Юнги. То есть Хосок в этот поцелуй правда вкладывался. Чимин не то чтобы пялился, но он точно видел, как Намджун сжимал его талию руками, вдавливая миниатюрного по сравнению с ним парня в стену. Чимин сдерживался, чтобы не запищать, как какая-нибудь девчонка, и улыбался сам себе. За эту парочку он готов был радоваться как за самого себя, если честно. Но вот была одна неувязочка — Чимин как раз услышал шум воды из ванной комнаты, и через мгновение эта самая неувязочка важно пошагала по коридору прямо к нему и к лестнице, разглядывая свои кроссовки. Тэхён поднял глаза и собрался что-то сказать, но Чимин сделал первое, что ему пришло в голову, чтобы спасти ситуацию — заткнул ему рот рукой и впечатал в стену, поменявшись с ним местами. Тэхён сильно нахмурился и пробубнил что-то невнятное из-за пальцев Пака, и Чимин помотал головой, растерянно глядя на друга. — Я отпущу тебя, — беззвучно сказал он, — только если ты будешь молчать. Обещаешь? Тэхён поморгал, размышляя пару секунд, и кивнул. Чимин сделал глубокий вдох и выпустил его. Ситуация с Намджуном и Чимином должна была научить Тэхёна хоть чему-нибудь, и Пак правда на это рассчитывал. По крайней мере, до тех пор, пока Тэхён не раскрыл рот, увидев то же, что и Чимин. Тогда Пак чертыхнулся, толкнул Тэхёна обратно к стенке, снова заткнув его, и грозно глянул ему в глаза. — Не смей. Только не опять. Складка между бровями Тэхёна постепенно разгладилась, и, перестав сопротивляться, он закатил глаза и пожал плечами, мол, чёрт с вами. Чимин улыбнулся и глянул за угол; Хосок потрепал Намджуна по волосам и выпорхнул на улицу. Намджун усмехнулся сам себе и вернулся в гостиную. Пак подождал ещё пару секунд и, выпустив Тэхёна из захвата, первым аккуратно спустился с лестницы. — Хэй, удачи с дипломом! — крикнул он доброжелательно на прощание, и старший помахал ему и оловянно ступавшему за ним Тэхёну вслед. Чимин всё ещё хотел сгрести Хосока в объятья и пошутить как-нибудь, но не стал, решив оставить это на какой-нибудь более благоприятный случай. Они с Тэхёном вернулись к машинам; Юнги уже уселся на своё привычное место, Хосок болтал с Сокджином и Чонгуком, и они уже закрыли ворота гаража, готовясь вот-вот выезжать. Чимин глянул на Хосока, у которого бальзам для губ блестел даже на подбородке, и, сдерживая дебильную улыбку, потянулся и вытер след пальцами. Тот непонимающе дёрнулся, и Чимин молча кивнул, вскипая от острейшего желания рассмеяться. Тэхён мешком с картошкой завалился на своё место, выглядя самым несчастным в мире подростком; Чимин похлопал его по коленке и закрыл дверь, а сам вернулся к парням. — Ну, что… — Я тут подумал, — начал деликатно Чимин, сунув руки в карманы. — Раз вы такие хорошие друзья, может, вместе поедете? Он невинно похлопал ресницами, пока на фоне прыснул Хосок. — А? — не понял Чонгук. — Да не стоит… — произнёс с нервной усмешкой Сокджин. Чимин лучезарно улыбнулся, кивнул и помахал Чонгуку, после чего уселся на переднее сиденье пикапа. Хосок хихикал, следуя его примеру и залезая в автомобиль; растерянные Сокджин и Чонгук взглянули друг на друга. Путь до побережья составлял чуть больше пяти часов. Хосок включил магнитолу, парни развалились на сиденьях, а Чимин опустил своё окно и сложил на дверцу руки, сверху уткнувшись в них подбородком. Попутный ветер теребил его волосы, красочные пятна зданий сменялись одно за другим; они проезжали мимо школы, мимо диско-кафе, сквозь арку, оставляя его город где-то вдали и устремляясь по шоссе прямо, всё дальше и дальше, как Чимин и мечтал. Он поглядывал на бескрайние холмистые пустоши, считал мчащиеся навстречу машины, разглядывал в зеркале заднего вида родстер Чонгука, выделявшийся расцветкой в жёлтом пейзаже, а затем любовался своими друзьями: прекрасным Хосоком с ярко-рыжими волосами и нежным взглядом, дремлющим в наушниках Юнги с тонкими приоткрытыми губами и вселенским спокойствием на лице, переписывающимся и фотографирующим вид за окном Тэхёном с его непослушными кудряшками. Чимин был счастлив. В тот самый момент, когда не происходило ничего важного или хотя бы интересного, он чувствовал себя счастливым, просто являясь его частью.***
Было уже около четырёх часов дня, когда они приехали на побережье; вокруг не было ни души, потому что адекватные люди в такую погоду обычно сюда не совались. Чистый серо-жёлтый песок приятно проминался под кроссовками, но неприятно засыпался внутрь; парни припарковались не очень близко, чтобы оградить свой участок пляжа машинами, и первым делом постелили пледы, уселись на них и принялись обедать привезённой с собой пиццей, запивая газировкой. Чонгуку тоже нравилась «Пепси». Чимин никогда бы не подумал, что подобный факт может заставить его так радоваться. Зелёно-голубые волны несильно обрушивались на берег, но ветер был достаточно прохладным, и температура уже явно не подходила для плаваний и загара. На горизонте отчётливо виднелись собирающиеся грузные тучи, грозящиеся вскоре ударить по земле сильным ливнем. Парни молча жевали холодную пиццу и наблюдали за хмурящейся погодой. — Нам будет жопа, если это дойдёт до нас, а оно обязательно дойдёт, — сказал Юнги. — Это всего лишь дождь, — отмахнулся Сокджин. — Эй, старик, а ты знаешь, что такое цунами? — спросил Тэхён. Чимин тяжко сглотнул. Он не хотел умирать, ещё было слишком рано. — Если погода совсем испортится, просто уедем, — пожал плечами Чонгук. Парни вздохнули, всё ещё вглядываясь в надвигающийся апокалипсис. Им нужно было распределить обязанности по подготовке лагеря — по всем известной игре; Сокджин и Тэхён проиграли и должны были собрать палатку, потому что они оказались счастливчиками, обязанными провести там ночь; Хосок и Юнги оставались в пикапе, но на их плечи легла подготовка костра и продуктов для ужина; Чимин снова выиграл в «камень-ножницы-бумага» и отвечал за создание настроения. Он бренчал на гитаре, сидя в шезлонге, и подбадривал всех. Чонгук сначала помогал Хосоку в разжигании костра, затем — Юнги в подготовке шпажек с сосисками. Он расставил и другие шезлонги по периметру костра, расположил рядом сумки-холодильники с выпивкой и едой и помог натянуть тент на открытый багажник, чтобы в случае дождя ничего не промокло. — Это не отсюда. — По схеме это должно быть так. — Это хреновая схема! — Ты что, палаточных дел мастер? Ты вообще хоть раз с палатками куда-то ездил?! — Какого хрена мы вообще собираем палатку?! У нас огромная тачка. Мы что, не поместимся в ней? — Я не буду спать с вами в обнимку. Вы проиграли, вы ночуете в палатке, — спокойно ответил Юнги, с прикуренной сигаретой глядя на парней со своего шезлонга. Чимин посмеивался, глядя на матерящегося Тэхёна и отчаянно вертящего в руках бумажку с инструкцией Сокджина, когда Чонгук привлёк его внимание и махнул в другую сторону пляжа. Чимин встал с песка, на который уселся, чтобы было виднее друзей, отряхнул ладони и последовал за ним. Ветер колыхал воду, холодный воздух зарывался в волосы и пронизывал одежду; жёлто-коричневый влажный песок мягко проминался под ногами, немного похрустывая. Чимин обогнал Чонгука и молча шёл впереди, временами оборачиваясь и замечая, что Чон старался идти по его следам. Закатное небо постепенно окрашивалось за тучами в тёплые красные оттенки; Чимин остановился и осмотрелся. Стояла тишина, вокруг никого, кроме его друзей, и только клинья чёрных небольших птиц пролетали высоко над заливом. Вдали отражалось приглушённое рыже-розовое свечение солнца, покачивающееся в ряби воды. Чимин повернулся к Чонгуку и полушёпотом спросил: — Как тебе? Чонгук огляделся и подошёл чуть ближе к Чимину; тот специально говорил тише, чтобы не спугнуть столь прекрасный и чарующий вид. Застегнув куртку, Чимин сунул руки в карманы и вдохнул осенний подсоленный воздух. Когда молчание затянулось, он перевёл взгляд на Чонгука. — Красиво, — шепнул тот наконец. — Очень красиво. Чимин улыбнулся. — Я давно здесь не был, — сказал он. — Мы приезжали сюда раньше все вместе, до того, как Джин уехал. Я прекрасно помню это место. Здесь у меня всегда сердце открывалось и дух захватывало. — Кажется, у меня теперь тоже, — пробормотал Чонгук. Он пожевал щёки, всё ещё глядя в даль горизонта, и добавил: — Мне так много надо тебе рассказать. Чимин хмыкнул. — Давай. Чонгук подобрал с земли какую-то длинную палку, обточенную водой и покрытую песком, и принялся копаться ею, выглядя немного нервным. Чимин подавил усмешку. — В общем. Я начну издалека, — он сделал глубокий вдох. — Я правда купил место в группе, чтобы стать до хрена глубоким и значимым. Я знаю, как это дерьмово выглядит. И когда я увидел вас, то подумал, что вы — это самое странное, что могло бы со мной произойти. Но я не хотел отказываться. Это было что-то типа челленджа. А потом вы сыграли для меня, и вы были великолепны. Ты, ты был великолепен. Я сначала подумал, это забавно, — Чонгук покачал головой, всё ещё избегая взгляда Чимина. — Но потом были те выходные, и ещё репетиции, и игровые автоматы… и ты. Я почувствовал то же самое, что и в девятом классе с той девчонкой. Так что я испугался. И выложил ту песню, совсем не надеясь, что ты её увидишь, потому что ты отписался от меня. Не знаю до сих пор, зачем сделал это. Я старался переводить всё на дружеские взаимодействия, но потом случился тот поцелуй, и я впервые в жизни целовался с парнем, и мне понравилось, хотя я просто не выношу ванильное мороженое, — Чонгук выбросил наконец палку, отряхнул руки и сунул их в карманы бомбера, отвернувшись к воде. — И тогда я решил попробовать ещё раз, но с Хосоком ничего подобного не испытал. Я подумал, нельзя подавать виду, потому что ты был уже влюблён в своего друга, а у меня типа была девушка, а ещё я никогда не проходил через что-то такое, так что я оставил это при себе. С утра, когда тебя не оказалось рядом, я испугался ещё раз, а потом ещё раз из-за того, что испугался до этого, потому что я понял, что это не нормально, что я так запал на тебя. Дело было не столько в том, что ты — парень, а в самих чувствах. Я струсил, серьёзно. Потом была та вечеринка с футболистами, и как я говорил, я был искренне рад, что добился этого грёбаного места, и я хотел, чтобы весь мир знал об этом. Но когда я увидел тебя такого разбитого тем вечером, я так сильно пожалел об этом, но всё ещё не осознавал, в чём проблема. Только потом я понял, что ни хрена я не глубокий и не значимый, я просто тупой, потому что не увидел, насколько сильно это важно для вас. А потом ты мне ответил. Я следил за вашим каналом, потому что, если честно, как только узнал, что он у вас есть, сразу подписался. И ты правда мне ответил. То есть сначала я сомневался. Я знал песню, знал, что это твоя любимая группа. Но что-то мне подсказывало, что это было для меня. Так что я решил попробовать ещё. И когда ты ответил мне снова, я стал буквально жить этими нашими песнями, постоянно искал новую, потому что то, как ты подбирал тексты, заставляло меня терять голову. А в ту субботу, когда мы делали проект, я думал, что не сдержусь, но всё ещё был грёбаным трусом. Я думал, что мог ошибаться насчёт тебя. Ну, насчёт своих чувств к тебе. Потому что, как я уже говорил, я не влюблялся раньше. И я так сильно не хотел облажаться и причинить тебе боль, поэтому не стал ничего делать. И когда я увидел Сокджина, если честно, поначалу я запаниковал, решив, что всё — это конец, я всё просрал, и ты сейчас поймёшь, что любишь его, а я буду последним придурком, — Чонгук прикусил губу и улыбнулся. — А ты просто взял и признался мне. Теперь я был абсолютно уверен в том, что это было для меня. И я понял, что мне, чёрт возьми, надо уже что-то сделать с собой. В смысле, разобраться наконец в себе. Поэтому я прогуливал школу. В прошлое воскресенье утром, перед матчем, первым, о чём я подумал, было то, как было бы здорово, если бы ты был там со мной. Если бы я мог после каждого забитого мною гола смотреть на то, как ты улыбаешься. И потом я подумал — а нахрена он мне сдался? Потому что всё то, что раньше было для меня важно, теперь не имело смысла, если там не было тебя, — Чонгук облизнул губы, сделал новый глубокий вдох и взглянул на Чимина. — И я просто решил послать всё к чертям. Поехать к тебе. Поцеловать тебя, я не знаю. Сделать что-то наконец, потому что для меня это было важно, и для тебя тоже. Я правда боялся последствий, но я не мог перестать нарываться на них. — Ты поддался мне, — шепнул Чимин. — Во время игры. — Да, но только в тот раз. Когда я обдумывал это, я осознавал, что ты можешь пожелать чего-нибудь ужасного, типа никогда больше со мной не пересекаться, или, может, как-то унизить меня за то, что я сделал. Но эти наши переписки, и наши разговоры — они ведь что-то значили. Так что я просто надеялся. И ты оправдал мои надежды. Но я проиграл не только в аэрохоккее. В первый раз ты сказал, что кто-то должен был меня победить, и ты сделал это. Я проиграл… — Чимин-а! Чонгук умолк, не договорив, и испуганно обернулся. Чимин глянул туда же — проорав это, Тэхён сидел хихикал; Сокджин толкнул его в плечо, смеясь. — Так что ты хотел сказать? — нетерпеливо спросил Пак, мысленно придушив друга где-нибудь поодаль от их лагеря. Чонгук вздохнул, собираясь с мыслями. — Я хотел сказать… Раздался оглушающий грохот начинающейся грозы. В небе над водой разразились яркие молнии, разрезавшие серое тучное полотно. Чимин не услышал, как Чонгук окончил предложение, но то, что он прочитал по его губам, было сродни высоковольтному удару молнии прямо в него самого. Чонгук отчётливо сказал: «Влюбившись в тебя, Пак Чимин». — А? — выдохнул он. — Повтори, пожалуйста, я ничего не услышал. — Я сказал… Его снова перебил гром, но движения его губ ничуть не изменились. Чимин был готов сразиться с Зевсом только ради того, чтобы услышать эти грёбаные слова, громко и чётко. — Ещё раз. Скажи ещё раз. — Ты издеваешься? — взвыл Чонгук. Он поднял голову, гневно глядя в облака. — Я, блять, признаюсь тут в любви впервые в своей жизни, небеса, какого чёрта? Чимин подался вперёд и взял лицо парня в ладони. Его глаза были влажными ещё с самого начала монолога Чонгука, потому что он звучал либо как попытка Чонгука его бросить, так ничего толком и не начав, либо что-то начать, и тогда Чимин не был бы брошен. Так что он бы в любом случае расплакался. Его пальцы дрожали, ноги немного подкашивались, но он держался. Чонгук взглянул на него, и Чимину так сильно захотелось улыбаться, потому что у того были раскрасневшиеся щёки и нос, и он, как Паку показалось, тоже был в шаге от того, чтобы развести нюни. — Ты очаровательный, — шепнул он; это было бессмысленно, но ему всё равно хотелось это сказать. — Я любовался тобой ещё с первого дня в школе. Чон прижал свою холодную руку к тыльной стороне запястья Чимина, и тот мог бы поклясться, что в состязаниях на наибольшее количество децибел его сердце победило бы грозу. — Ты сказал мне в «макдаке», что если я дам шанс этому городу, то он влюбит меня в себя всего без остатка, — напомнил Чонгук. — Ты ведь говорил не про Модесто? — О нём, — хихикал Чимин. — Я не настолько романтичный. — Ещё ты говорил, что доверяешь мне. А ещё, что я не так плох, а ещё… — Заткнись и поцелуй меня уже, — засмеялся Пак.***
Укутавшись в одеяла, они сидели вокруг небольшого костра, и в тишине был слышен треск горящих дров. На побережье уже спустились прохладные сумерки, а дождь так и не пошёл. Чимин дрожал в объятьях Чонгука, обжаривая на шпажке сосиску. Хосок пощипывал струны гитары, Сокджин травил истории из их прошлого, с самого начала основания группы. Чонгук мило посмеивался Чимину прямо в ухо, и Пак каждый раз покрывался мурашками от его горячего дыхания, оседающего на его коже. Остальные вспоминали те времена с пунцовыми пятнами стыда на лице; Тэхён практически всё время прятал за ладонью глаза и просил Джина заткнуться, но тот продолжал, заставляя остальных хохотать. Чимина ожидала такая же участь, и когда речь зашла о нём, Чонгук весь засветился от острого желания узнать какую-нибудь отвратительно постыдную историю; Чимин же был в секундах от того, чтобы швырнуть в старшего горячей сосиской. — Я научил Чимина играть на укулеле, потому что гитара была слишком большой для него, — смеялся Джин. Чимин закатил глаза: — Неправда. Ты всю жизнь умел играть только на бубне и укулеле. И я просто попросил тебя перестать таскать свой дурацкий бубен в школу. На укулеле хотя бы можно нормальную музыку получить, а ему больше нравился сраный бубен! — Он прикольно звякал, — пожал плечами Джин, улыбаясь. — А Тэхён хотел стать порноактёром в пятнадцать, — вспомнил Хосок. — Точно! — Он собирался быть крутым саксофонистом, от которого текут все женщины, — сказал Чимин, качая головой. — Он правда готовился идти на пробы уже в шестнадцать. — Ой ну всё, завалитесь. Чимин, подув на поджаристую сосиску, откусил её и протянул шпажку Чонгуку, чтобы тот тоже попробовал. — Почему я не мог взять свою девушку? — вдруг взвыл Тэхён, глядя на них. — Потому что никто не взял свою девушку, — ответил Юнги. — Но Чонгук взял свою девушку! — возразил Тэхён, тыча в них шпажкой с такой же откусанной сосиской. Чимин сглотнул, прикрыв на секунду глаза. Было ощущение, словно Тэхён за этот вечер собирался собрать полный набор ачивок по всем способам вывести его из равновесия. И теперь, кажется, он заработал последнюю. Чимин стиснул зубы, собираясь дать ему его награду, и приподнялся с коленей Чонгука. — …беги, — пробормотал Хосок. Чимин сунул шпажку прыснувшему Чонгуку и вскочил; Тэхён швырнул сосиску в песок и как в задницу ужаленный понёсся по пляжу, и Пак устремился за ним под гул крови в ушах и заливистый смех друзей. Его ноги путались в холмах влажного песка, лицо грозилось треснуть от весёлой улыбки, а дыхание было ни к чёрту из-за собственного сдерживаемого смеха. Тэхён забавно бегал, пытаясь обдурить его и наматывая круги, но в конце концов всё же был пойман мстителем — когда залез в воду примерно по колено, рассчитывая, что Чимин не станет так делать. Но Чимин сделал — побежал на него со всех ног и завалил парня прямо в воду, вскрикивая от обжигающе ледяной воды. Его спортивные брюки намокали вместе с толстовкой из-за брызг Тэхёна, но он не мог перестать веселиться, обстреливая его всё новыми и новыми порциями воды. Наконец, оба мокрые до нитки и ушедшие довольно далеко от пляжа, они приостановились, тяжело дыша и глядя друг на друга в темноте ночи, и Чимин протяжно выдохнул и обнял друга, и тот обнял его в ответ, дрожа всем телом и задыхаясь от одышки. — Ты придурок. — А ты неженка. — Хватит ревновать меня. Тэхён отстранился от него и показал язык, и Чимин улыбнулся, потрепав влажные кудряшки друга. С берега послышался гул и потом — всплески воды; парни обернулись: к ним на всех парах неслись Хосок и Чонгук. Юнги стоял на берегу с фонариком, а Сокджин зашёл в воду лишь по щиколотку. Хосок налетел на них первым, сгребая в охапку объятий, и тут же отскочил от них со вскриком из-за влажной холодной одежды; Чонгук остановился поодаль, зайдя только по колено, и неуверенно глянул на Чимина. — Иди сюда! — крикнул Пак, улыбаясь и погружаясь в воду сильнее. — У тебя губы синие даже отсюда, — усмехнулся Чонгук. — Что, Чонгук, боишься письку отморозить? — воскликнул Тэхён. Чонгук выгнул бровь и, поддавшись вызову, зашагал дальше, пока не влез в воду по грудь — как остальные. — У в-вас это ч-что, ф-фишка г-группы говорить с-слово «п-писька»? — спросил он, стуча зубами, когда Чимин благоговейно улыбнулся и обвил его шею руками. — Ага, — кивнул он. — Я согрею тебя потом, не волнуйся. — Фу! Я блеванул и проглотил! — Вот сделал бы ты так в фургоне в тот раз, я бы не выступал в футболке Трампа! — В следующий раз обязательно напомни мне про свои гейские штучки, когда меня укачает. Чимин чмокнул посмеивающегося Чонгука в губы и поплыл за Тэхёном, рассчитывая утопить его в эту прекрасную лунную ночь в этом грёбаном океане.***
Они целовались на переднем сиденье родстера — Чимин сидел у Чонгука на коленях, лицом к нему, и в машине было так душно от их частых вздохов, что прохлада от ночных купаний теперь практически не ощущалась. Повесив одежду сушиться на улице, парни остались в нижнем белье и футболках и просто не могли не воспользоваться прекрасной возможностью. Они заранее подняли крышу и закрыли окна, чтобы им не мешали ни насекомые, ни придурки-друзья, чтобы они наконец-то остались вдвоём, потому что им никогда не было достаточно той близости, которую они уже имели. Чимину так нравились губы Чонгука на вкус, что он постоянно жаждал насладиться ими ещё и ещё, как можно больше и дольше, подсев на поцелуи как на самый настоящий наркотик. Чон гладил его спину сквозь тонкий материал лонгслива, его ладони опускались ниже и сжимали мягкие ягодицы. У них не было нормального секса с прошлых выходных, потому что Чимин пытался оправиться и привести организм в порядок — первую половину недели его задница вообще отказывалась признавать позу сидя, как и всё ломившее от усталости тело. В четверг они снова попробовали пальцами, но не пошли дальше, хотя Чимин правда хотел — Чонгук ему не позволил. Теперь они были вдвоём, в закрытой машине, на берегу побережья Калифорнии, и Чимин подумал, если Чонгук не даст ему в этот раз, он будет готов понести наказание за изнасилование. Он придвинулся ближе, потираясь о чужой пах, и Чонгук сжал его сильнее, заставляя остановиться. Чимин хмуро втянул воздух носом и отпрянул от парня, с раздражением заглянув в его глаза. — Чимин, мы же говорили об этом, — пробормотал Чон, коснувшись щеки парня в успокаивающем жесте. — Это моя задница. — Это — моя задница, — улыбнулся Чонгук. — Я в порядке, — буркнул парень. — Чёрт, Чонгук, мы в таком романтичном месте, ты признался мне в любви, и я хочу тебя так сильно, что мой стояк сейчас задымится, если ты оттянешь резинку трусов, — Чимин облизнул губы, хмурясь ещё сильнее, потому что на лице парня была только нежная улыбка, как будто его угрозы ничего не стоят. — Ну, пожалуйста. Он приложил все свои усилия для того, чтобы быть похожим на того кота из «Шрэка», потому что они пересматривали его на неделе в комнате у Чимина, когда его маме отменили смену и она осталась дома. Но Чонгука было не провести такой выходкой. Он улыбнулся только шире, схватив его запястья и прижав их к своей груди, чтобы Чимин не дёргался. — Ну, ты же сам хочешь этого, — шепнул Чимин, наклонившись ближе. — Разве ты не думал о том, каково это будет сделать в машине, вот так… — он слегка подпрыгнул на месте, и Чон сильнее сжал его руки, но Чимин точно слышал его резкий выдох. — Когда я сверху… — Когда ты просто пел песни в интернете, — пробормотал парень, — тебя хотя бы было нечего бояться. Чимин выпрямился, непонимающе глядя на него. — Поднимись. Пак вскинул брови и послушался; Чонгук стянул бельё Чимина, по крайней мере настолько, насколько это было возможно в жутко маленьком салоне машины. Чимин хитро улыбнулся, ничего не говоря. Чонгук потянулся за его спину в бардачок и вернулся к спинке уже с упаковкой презервативов и бутылочкой смазки. — Ты что, готовился? — ухмыльнулся парень. — Да, но ты послал меня ехать с Сокджином, и он всерьёз хотел заглянуть в грёбаный бардачок, когда искал влажные салфетки, — сказал Чонгук с ноткой раздражения; Чимин прыснул. — Смешно, очень смешно. — Извини. Я просто был несколько удивлён, что два моих… э-э… — Чимин задумался, как бы их обозвать, но решил отделаться просто: — что вы двое общаетесь за моей спиной. Как долго? — Он написал мне ещё наутро в воскресенье после нашего свидания… — Чонгук раскашлялся. — То есть работы над проектом… Чимин прикрыл глаза. Его разрывало так много чувств в тот момент: сильное возбуждение, сильное возмущение и сильное счастье. Он не знал, какое выбрать для ответной реакции, так что просто молча отобрал совсем новую бутылочку у Чонгука и распечатал её, выдавив прозрачную жидкость на пальцы. Пахло клубникой. — А ты сентиментальный, — прошептал Чимин. Чонгук прикусил губу и схватился за его руку, забирая выдавленную смазку на свои пальцы. — Ты себе представить не можешь, насколько. Он потянулся за поцелуем, попутно опуская руку за спину Чимина и касаясь поджимающегося колечка мышц не до конца разогретой влагой. Чимин кротко выдохнул, едва один палец погрузился внутрь него, и схватился за обтянутые футболкой горячие плечи. Чонгук двинулся глубже, добавив в разработанный за последние пару дней проход и второй палец, и Чимин откинул голову назад, не сдержав стон. — Надо быть тихими, — прошептал Чонгук, целуя его шею. — Тут крыша тканевая. Чимин еле заметно кивнул, больно закусив губу и сжав плечи парня ещё сильнее. В нос бил резкий аромат клубники, смешанный с потом и машинным приторным ароматизатором; с улицы был слышен звук разразившегося над берегом дождя, долбящегося в крышу и лобовое стекло тяжёлыми большими каплями. Чимин опустил голову и приподнял лицо парня, ухватившись пальцами за его подбородок; тот с полуприкрытыми веками смотрел на него чёрными глазами, очаровывающими своим томным влажным блеском, и пунцовые губы были приоткрыты в тихом утяжелённом дыхании. Чимин покрылся мурашками, задумав одну из самых дурацких идей за всю историю его дурацких идей. Чонгук растягивал его пальцами под тихое постанывание, которое Чимин никак не мог оставить в себе, и их языки сплетались в мокрых и ленивых поцелуях, спокойных, потому что им больше ничего не нужно было друг другу доказывать. Чимин жался к нему, стянув его боксеры и пытаясь короткими пальцами создать между ними необходимое трение, кожа об кожу, пока Чонгук не остановился и не вручил Чимину презерватив, который он с опьянённым рассудком и непослушными руками раскатал по члену парня, налитому кровью и обжигающе горячему, и привстал, направляя его внутрь себя. В прошлый раз они не видели лиц друг друга, и Чимин правда так хотел этого, что изо всех сил старался не жмуриться, медленно оседая на его бёдрах. Задержав дыхание, он всматривался в поблёскивающее от испарины лицо, в изогнутые брови, во влажные прядки чёлки, прилипшие ко лбу, в блестящие припухшие губы, с которых спадали частые выдохи. Чимин почти не чувствовал боли, глядя на него. Он ощущал только всё больше и больше ускоряющееся сердцебиение. Он обвинил Чонгука в сентиментальности, но сам не был лучше. Чимин опустился до конца, и Чонгук вжался в спинку сиденья, цепляясь за его талию. Пак помедлил, прежде чем начать двигаться, и взял в ладони лицо парня, заставляя его на себя посмотреть. — Чонгук, — выдавил он; дискомфорт всё же ощущался, несмотря на живое обезболивающее прямо перед ним. — Чонгук, я люблю тебя. Парень с усилием проморгался и сфокусировал свой взгляд на лице Чимина; его одышка на мгновение прекратилась, и у Пака в ушах зазвенела тишина. — Ты умеешь время подобрать, да? — с выдохом улыбнулся Чонгук; Чимин невинно похлопал ресницами. — Я сейчас откинусь здесь от того, какой ты узкий, чёрт бы тебя побрал, а ты мне в любви признаёшься? — Чимин чуть кивнул, сдерживая улыбку. — Тебе это нравится, да? Сводить меня с ума, м? Он потянулся к Чимину, вовлекая его в поцелуй, его руки скользнули под полы лонгслива Пака и прижали его ещё ближе, и Чимин наконец начал двигаться, медленно и осторожно. Его пальцы зарывались во влажные волосы парня, он выгибался навстречу и целовал его глубоко и неспешно, смакуя каждое прикосновение к его губам как новый глоток приторного алкоголя — навсегда в его памяти останутся дурацкие коктейли, которые даже через сотню лет будут ассоциироваться у него только с Чонгуком. Машина чуть покачивалась в их совместном такте, и даже если бы кто-то из друзей заметил это, Чимину было бы наплевать. Он ловил ртом воздух, откидывая голову назад, и Чонгук переплетал их пальцы, целуя его маленькие ладони; они смотрели друг другу в глаза, утопая в ощущениях и друг в друге. Внутри Чимина взрывались звёзды яркими цветными фейерверками, растекаясь по венам горячей патокой, и он млел от этой духоты и смеси ароматов, от чужих прикосновений и вязких поцелуев, он оставлял метки на шее Чонгука и вжимал его в скрипучее кожаным покрытием кресло, он ускорялся и замедлялся, заставляя Чонгука приближаться к оргазму и отбрасывая его на милю от заветного освобождения. И он кончал так отчаянно, подавляя стон в поцелуе, грозящийся быть слишком громким даже в шуме непрекращающегося дождя. Прижавшись друг к другу лбами, они с прикрытыми глазами восстанавливали дыхание. Горячий воздух обжигал губы, пальцы лениво гладили кожу. Вдруг Чимин услышал тихую усмешку и с трудом взглянул на парня — тот чуть улыбался. — Мог бы сказать сейчас. — Нет, это по-дурацки. — То есть если я сейчас скажу, что люблю тебя, это будет по-дурацки? — Это будет звучать так, будто ты говоришь: «спасибо, что дал мне трахнуть себя». Чимин выпрямился, и Чонгук покачал головой. — Ты — самое невероятное, что со мной случалось. — Всё ещё звучит так себе. Чонгук хмыкнул и опустил глаза. — Но так и быть, я приму это. Чон поднял голову и встретился с широкой улыбкой Чимина.***
Наутро шторм совсем разгулялся; сильный ветер теребил палатку так сильно, что проснувшийся спозаранку Чимин, потянувшись на сиденье и выглянув в окно машины, побоялся, что её может унести куда-нибудь в океан. Он глотнул воды из бутылки, глянул на всё ещё сопящего Чонгука, аккуратно убрал его руку, которой тот его обнимал, и вывалился из машины, ёжась от холода. Достав из сумки тёплые вещи и переодевшись, он расстегнул вход палатки и заглянул внутрь — там было пусто. Чимин нахмурился. Он не был уверен в том, который час, но на улице поблизости никого из друзей не было видно. Серая вода на горизонте сливалась с серым небом, океан беспокойно бился о берег пенящимися волнами. Чимин потоптался на месте, застегнул палатку и вернулся к пикапу, рассчитывая через окошко обнаружить в нём Юнги и Хосока — но обнаружил всех четверых, развалившихся буквально друг на друге на разложенных в одно большое плато сиденьях. Он улыбнулся. Чимин собрал разлетевшиеся за ночь вещи и раскидал их по сумкам, пока остальные медленно просыпались. Готовить завтрак на костре в такой ветер Чимин побоялся, поэтому сгрёб остатки влажных дров и мусор по пакетам и сложил в багажник пикапа, собираясь выбросить на заправке в мусорный бак и искренне надеясь, что в этот раз без происшествий. В картах он нашёл ближайшее кафе, в котором они смогли бы поесть, и пошёл будить Чонгука. Прошлым вечером Чимин совсем забыл о том, что уже очень давно хотел сделать. Он уселся в машину рядом со всё ещё пускающим слюни в подушку Чонгуком, роясь в рюкзаке в поисках кошелька. Он не хотел делать это при друзьях, потому что огрёб бы от них за самодеятельность, но ему правда было важно сделать это. Отдать Чонгуку долг. Он достал из небольшого кошелька бумажный конверт, в который уже около года откладывал деньги. Там была не вся сумма — ему пришлось взять оттуда деньги на химчистку коврика, но Чимин рассчитывал найти подработку и отдать остальное немного позже. Пак глянул на умиротворённое лицо Чонгука и погладил его по руке, пытаясь разбудить. Тот сонно причмокнул и приоткрыл глаза, тут же щурясь от яркого полуденного света. С недовольным стоном он потянулся и сел на сиденье, и Чимин передал ему бутылку с водой. — Я должен тебе кое-что отдать, — робко сказал Чимин и осмотрелся, чтобы поблизости не было друзей. Сокджин делал какую-то ленивую зарядку на берегу вместе с Хосоком, Юнги жался от ветра у двери пикапа, а Тэхён сидел в машине с кавардаком на башке. — Что такое? — прохрипел Чонгук. Чимин вздохнул и протянул ему конверт. Чонгук вскинул брови. — Это взятка? — Это возврат, — Пак пожал плечами, неуверенно подняв глаза на парня. — За штраф. — Чимин, зачем… — Чонгук закатил глаза и глянул на конверт ещё раз, покрутив его в руке. — Здесь написано: «на грёбаный «гибсон лес пол». Ты что, из копилки их достал? Совсем позабыв про надпись, Чимин только виновато поджал губы. — Типа того. — А остальные в курсе? Чимин отрицательно покачал головой. — Я не буду их брать, — посерьёзнев, сказал Чон. — Это была моя плата за тупость. Мне не нужны эти деньги. — Но я не смогу жить с осознанием того, что мы так накосячили из-за меня и я даже никак не могу загладить свою вину. — Чимин, — Чон приподнял его голову за подбородок. — Мы с тобой оба хороши, но как бы я на себя ни злился, я рад, что так сделал, потому что иначе я бы никогда с тобой не познакомился. Чимин тяжко сглотнул и кивнул. Он и сам об этом думал, но ему просто ужасно не нравилось это чувство обязанности, хотя он, конечно, догадывался, что Чонгук не возьмёт деньги. Нужно было придумать что-нибудь ещё. Он обещал себе заняться этим чуть позже. Вскоре они упаковали весь свой инвентарь по багажникам, Чимин внимательно и на несколько раз обошёл пляж, чтобы наверняка ничего не забыть, и они сверили маршруты — кафе находилось в пятнадцати милях в совершенно другой от необходимой им для возвращения домой стороне, но не позавтракать перед столь длинной дорогой они не могли. Чимин сел с Чонгуком в машину, и Сокджин, узнав об этом, как-то облегчённо вздохнул. Чимин пристегнулся, и когда они стали отъезжать с пляжа, спросил: — Так он всё-таки заглянул в бардачок? Чонгук прочистил горло. — Да. Чимин поджал губы, чтобы не рассмеяться, и кивнул. Парни выехали на шоссе, ведущее на запад. Пикап Хосока кряхтел, старательно догоняя родстер Чонгука на потрескавшемся асфальте. В приоткрытое окно влетал влажный воздух, а в машине всё ещё пахло клубникой; Чимин глядел на мерцающую воду, вдоль побережья которой они скользили, и думал о том, как много ему ещё предстоит открыть для себя и в себе. Он не знал, как долго все они будут вместе, и он вообще ни черта в этой жизни ещё не знал, на самом деле, но ему было достаточно того, что, когда они остановятся у кафе, Чонгук приобнимет его за талию, а его друзья будут рядом, и что Чимин теперь не нуждался в поиске пути для того, чтобы сказать о своих чувствах. Ему больше не нужны были средства, спасающие от депрессии, ему не нужно было чудить, чтобы справиться со своей болью. Его успокоение хранилось в больших блестящих карих глазах и в тёплых ладонях, в нежной улыбке и поцелуях, в мягких объятьях. Чтобы найти это самое успокоение, ему пришлось выдрать себя с корнем из пресловутой зоны комфорта, но оно правда того стоило. Чимин не был сформировавшейся личностью — ни до того, как встретил Чонгука, ни даже после. Он только готовился к тому, чтобы узнать себя по-настоящему. И почему-то ему казалось, что парень, сидящий слева от него за рулём, и друзья, весело подпевающие громкому радио — Чимин видел их в зеркало заднего вида, — и люди, которые остались в Модесто, и сам Модесто — всё это он и есть. В каждом из них по частичке, но одновременно — ни в ком. Чимин больше не пытался запереться наедине с собой и своей музыкой в репетиционной. Теперь там, как и прежде, было постоянно шумно, но к ним часто стала наведываться и Пиа, восхищённая их игрой точно так же, как Чонгук; и сам Чонгук, всерьёз взявшийся за съёмки для их канала и постоянно занимающий старое кресло Чимина. Пак любил сидеть на его коленях, показывая ему новые аккорды. Кроме того, они договорились, что в качестве выплаты долга Чимин будет выступать моделью в его видеороликах для курсов режиссуры. Сокджин, если у него была такая возможность до отъезда, постоянно приезжал к ним с угощениями — вкусными, в отличие от стряпни Тэхёна, — и пророчил им сборы самых огромных мировых арен, а ещё цапался с Тэхёном по поводу и без под заливистый смех остальных и обещал звонить по «Фейстайму» из Сеула. Даже Намджун время от времени заглядывал к ним, потому что Тэхён ему больше не запрещал — после поездки на фестиваль они все довольно неплохо ладили, и Тэхёну рано или поздно всё равно пришлось бы смириться с его выбором пары в лице Хосока. Все они стали частью картинки Чимина. Но он больше не хотел, чтобы её рамки сдерживали его. Раньше он стыдился этого — стыдился, что не был похожим на друзей, что он был обыкновенным и ничем не выделяющимся. Чимин боялся, что такого, как он, невозможно полюбить. Но сбоку, с улыбкой мельком поглядывая на него и краснея ушами от его пристальных разглядываний, сидел его парень, настоящий парень, который признался ему в любви; он думал, что не достоин своего «Романа из телевизора» — и участников, и лидерства, но его друзья были рядом несмотря ни на что, прощали все его проступки и поддерживали; он думал, что так и не найдёт смысл, но смысл был во всём, чего он касался — начиная от музыки и заканчивая дурацкой поездкой в кафе посреди шоссе позавтракать пережаренной картошкой-фри и, возможно, нарваться на новые приключения; в нём самом был смысл. Чимин не знал пока что, какой именно, но он верил, что обязательно его найдёт. Может, через день, может, через месяц, а может — через годы и годы поисков. Главное — не останавливаться. И Чимин обещал себе, что больше никогда не остановится.