– Все, что не убивает тебя...
– Делает меня сильнее?
– Обязательно попытается убить снова.
Когда Нобу очнулся, то сначала не увидел ничего. Первая мысль – дедушка еще спит, сейчас ночь, а все произошедшее было страшным сном. Затем зрение начало проясняться, вслед пришло осознание личной трагедии. Их дом сгорел, и, самое страшное, дедушка сгорел вместе с ним. Слезы потекли по щекам. Нобу хотел закричать от обиды, горечи и злости на тех, кто поступил так чудовищно и жестоко, но во рту что-то торчало, мешая даже пискнуть. Вытащить это он не мог, руки были связаны прочной веревкой. Ежесекундно повторяющаяся в голове картина полыхающего пожара вызывала безостановочные слезы, обжигающие исцарапанный подбородок. Последние крики дедушки беспрерывно гремели в ушах, то ли сводя с ума, то ли не позволяя окончательно утонуть в сумасшествии. Больно, больно, больно. И страшно. До глубины души страшно. Потому что никто не придет, никто не спасет, и даже позвать на помощь невозможно. Нобу не понимал, где он и почему, было ясно только одно – надо придумать, как отсюда выбраться. И желательно, как можно скорее. С трудом – потому что ноги затекли и не желали двигаться – мальчик перекатился к стенке. Она из дерева, и в ней есть щели. Через них удалось разглядеть землю и чьи-то башмаки. Самое удачное – слышно голоса. – Он тут? – колкий женский голос сопровождался цоканьем каблуков по каменной дорожке. – Да, Ринха-сан, – заискивающий немного хриплый мужской голос дребезжал рядом с первым. – Так что насчет вознаграждения? Поймать его было сложно, а я видите-ли человек занятой, думаю, стоит удвоить. – За чакру одного из первых Отсутсуки я не пожалею, – утробно усмехнулась та, кого назвали Ринха-сан. – Если это он. Но если ты ошибся… – Нобу расслышал стальную угрозу в голосе. – Он, он, госпожа, – залебезил мужчина. – Клянусь честью Накагава. Мои люди сверили все по звездам, дата рождения совпадает с предсказанной. – Откуда ты знаешь дату рождения этого ребенка? – Ринха напряглась. – Джирочо Васаби сообщил мне, когда отдал его, – поспешил успокоить спутницу мужчина Накагава. – Право-слово, если бы я знал, что этот ребенок нужен крепости Хозукиджо, отдал бы его вам. Но я не знал, и, чтобы не кормить лишний рот, избавился более простым способом. Знаете ли, я хоть и был чиновником в то время, деньги приходилось считать. – Да если бы не я, ни хрена бы ты не узнал, старый хрыч, – раздался еще один женский голос, старый и кряхтящий. Эта женщина ходила очень тихо, Нобу не услышал ее шагов. – И ребенка бы потопил. – Да, да, конечно, дорогая теща Чан, – голос мужчины был ласковый, но в нем слышалось раздражение. – Без вас мое сотрудничество с Ринха-сан не было бы возможно. Право-таки, вам стоит оставить нас, это дело я могу решить и без вашего участия. – Вы умеете разговаривать с женщинами, – удовлетворенно заметила Ринха. – Что поделать, – сокрушенно вздохнул Накагава. – Она мать моей покойной первой жены. Прошу в сарай. Дверь скрипнула, и темноту рассек белый луч, слепя Нобу глаза. Мальчик посмотрел на вошедших. Низковатый полноватый мужчина с мелкими злыми глазами не привлек внимания: из подслушанного разговора Нобу понимал, что он тут не главный. Больше мальчик смотрел на высокую темно-русую женщину. Длинные волнистые волосы только подчеркивали ее важность, а пристальный взгляд, словно гипнотизирующий ребенка, давал понять: она не так проста. Нобу сглотнул, женщина напугала его еще больше, чем он был напуган до этого. Женщина подошла ближе – теперь стало видно, что глаза у нее черные – схватила Нобу за подбородок, и от ее прикосновения мурашки забегали по спине с удвоенной силой. – Кажется, он, – задумчиво произнесла она через несколько минут разглядывания. – Беру. В руки мужчине Накагава полетел мешочек. Звон монет был слышен даже забившемуся в угол Нобу. Накагава жадно цеплялся за мешочек и впился в него не только ногтями, но и глазами. Будто кто-то вырвет деньги у него из рук, если он посмотрит куда-то кроме них. Ринха обернулась к нему, что-то говоря. Нобу, почувствовав, что ноги уже не такие свинцовые, решил воспользоваться шансом и побежал. На выходе из сарая его поймала Ринха, быстро и больно вдолбив в землю. – Если бы ты не дергался, я бы позволила тебе посмотреть в окно повозки, – высокомерно зашипела она. – Сам виноват, что не увидишь цветущие хозуки. Сильный – непозволительно сильный для обычной женщины – кулак ударил Нобу по голове. «Спасите», – мелькнула в голове мысль, прежде чем мальчик отключился.***
Детские стоны-всхлипы стихли лишь на мгновение, чтобы повторится, когда тяжелый хлыст в очередной раз обрушится на ребенка. Длиться долго им было не суждено: спустя еще пару минут Нобу затих, не в силах ни скулить, ни плакать. Даже недавно текшие по лицу слезы высохли. – Маю-сама, позвольте остановиться, – сушеный секретарь, похожий на воблу, выпучив глаза обратился к хозяйке. – Продолжай, – Маю Ринха махнула рукой тучному мужику с кнутом. Тот оскалился и, внемля приказу госпожи, снова занес кнут над Нобу. Мальчика в очередной раз обожгло моченой в спирте кожей. Кроме слабого мычания изо рта ничего не вырвалось. Деревянный кляп больно давил на десны, тугие ремни вбивались в кожу, оставляя на руках и ногах красные следы. Они не заживали уже пятый месяц. – Да прекрати ты, Хосино, – лениво пыхнул секретарь. – Видишь, он уже без сил. Маю-сама, может, стоит закончить. – Думаешь, сегодня мы чакру не вытащим? – спросила Маю, не отрывая глаз от ребенка, точнее, от возвышающимся за ним ящика Гокураку но Хако. – Маю-сама, я думаю, что стоит поменять способ, – робко предложил секретарь, тут же сжавшись, будто ожидая удар. – Как ты смеешь сомневаться в выборе Маю-сама?! – Хосино разозлился и хлестнул кнутом по полу рядом с секретарем. – Успокойся, – злобно зыркнула на него Маю. – Нофу-сан, ты считаешь, что есть другие способы? – Маю-сама, мне кажется, что физические повреждения не могут высвободить потоки чакры. Кроме того, он же ребенок, в его возрасте не обладают навыками чакраконтроля, – Нофу стал говорить тверже, чем до того, как ему дали слово. – Не ты ли, мерзавец, говорил, что нам это только на руку?! – в этот раз женщина разозлилась уже на Нофу. – Маю-сама, давайте немного по-другому. Вы же его убьете, – задрожавший как лист Нофу спрятался за ближайшей колонной и вещал уже из укрытия. – Думаешь, мне не все равно, – усмехнулась Маю. – Мне плевать на это заморыша, главное – открыть Гокураку но Хако. – Я понимаю ваше желание сделать из Хозукиджо идеальную тюрьму, но это не получится, если носитель чакры одного из первых Отсутсуки погибнет, – тоненьким голосом пропищал Нофу, высунув голову из-за колонны. – Кроме того, монстру из ящика тоже понадобится чакра, пока он не заберет достаточно преступников к себе. – И что ты предлагаешь? – Маю скривила губы, но пристальный взгляд выдавал ее заинтересованность. – Маю-сама, дайте ему вот это, – Нофу елейно улыбнулся и протянул госпоже шприц. – Обещаю, благодаря этой жидкости он не только не помрет, по и чувствовать все будет острее. – Хорошо, – было понятно, что согласилась Маю неохотно. – Хосино, держи его крепче. Взяв в руки предложенный шприц, Маю приблизилась к Нобу. Резким движением вколола препарат. Нобу обдало жаром, затем холодом. Все чувства и эмоции, даже те, которые успели остыть, стали сильнее в сотню раз. – Мне нравится, как увеличились его зрачки, – прокомментировала Маю. – Продолжай, Хосино, – она махнула рукой и детские всхлипы полились с новой силой.***
Нобу сидел на чердаке, обхватив руками колени, и зяб. Его уже давно – сколько точно он не знал – никто не трогал, но от этого становилось только тревожнее. Стоило едва услышать скрип или шорох, и по телу бегали мурашки. Ожидание боли гораздо хуже самой боли. Раньше Нобу хотелось сбежать из этого ужасного места, прекратить все мучения и вернуть все, как было раньше. Но со временем мальчик понял: ему не сбежать, и как раньше уже не будет. И, кажется, ему стало уже все равно, лишь бы не били и давали поесть. Очередной скрип заставил сжаться и отползти к стене. Даже безразличие к собственной судьбе не вытравило инстинкт самосохранения. Обычно звуки длились недолго: кто-то, обычно это была злая женщина, стучал в дверь и, пихнув сквозь прутья клетки кусок хлеба, уходил. Однако в этот раз было не так. В дверь не постучали, ее открыли. Нобу вжался спиной в стену, не сводя глаз с посетителя и мысленно готовясь к боли. Хорошенько разглядеть в темноте не удалось, но он хотя бы видел фигуру. – Нобу? – его гость явно был ошарашен, но и радость тоже была слышна в голосе. Нобу впервые за все время пребывания в этом месте кто-то позвал по имени. Щуря глаза, мальчик стал пристальнее всматриваться в темную фигуру. В груди встрепенулась давно позабытая надежда: «Может, это кто-то хороший?» – Нобу, – фигура, судя по голосу, это был мужчина, подползла ближе. – Нобу, это я. Помнишь меня? Теперь рассмотреть говорившего было легче. Особенно белые глаза – они будто светились на лице. Белые глаза, длинные волосы и голос, который теперь казался очень знакомым – детали начали складываться в картинку, возвращая памяти моменты из прошлого. – Эи? – Нобу сделал предположение и подполз ближе. Горячие опаловые густые слезы покатились из глаз. Нобу уже знал: догадка верна. Мальчик подполз максимально близко к прутьям клетки, протянул руки к Неджи. Столько месяцев прошло, равнодушие не могло устоять перед желанием получить ласку и утешение. И он его получил в сильных руках мужчины. – Эи, эа… Эи…Эа, – Нобу захлебывался слезами, так долго сдерживаемыми. – Успокойся, все хорошо, – сказал Неджи как можно мягче и спокойнее. – Я с тобой, – голос его дрожал, будто шиноби сам сейчас расплачется. – Прости, что не успел тогда. Нобу мог бы бесконечно цепляться за знакомые руки и, наверное, никогда бы не отпустил Неджи, но тот сам разомкнул объятия. – Послушай меня очень внимательно, – Неджи пристально посмотрел Нобу в глаза. – Я обязательно тебя отсюда вытащу. Только подожди немного. Хорошо? Нобу кивнул. Он верил, что Неджи вернется за ним. Как можно не верить единственному оставшемуся у него дорогому человеку? Послышался шум, и Неджи, отпустив ребенка, скрылся за дверью. Нобу остался ждать. В душе постепенно росла и росла надежда, что все будет хорошо.