Скрытые резервы

      Дэдпул болтал ногами в мутной жиже и ужасно страдал. Тепловатая грязная вода плескалась вокруг лодыжек, свет фонарика выхватывал кусок самого унылого в мире потолка. Винтовочка-а, где ты? Винтовку забрал тот урод, который снёс ему башку. Регенерировавший Дэдпул скучал по своей штурмовой винтовочке и беспокоился о катанах — он совершенно не представлял, где, когда и в каких обстоятельствах оставил их. Дорогие штуки, между прочим, ручная работа, почти антиквариат. Наконец, наёмник нащупал ногой скользкое дно. Вдыхая сквозь заскорузлую ткань рукава пропитанный вонью воздух, Дэдпул с трудом сдерживался, чтобы не блевануть, но, вспомнив, что здесь не перед кем изображать героя, вложил всё своё отчаяние, весь ужас, в душераздирающее «ИУ!!!». По колено в грязной воде, он ступил в мрачный тоннель и, пригибаясь, зашлёпал вперёд, в неизвестность. Снаружи наверняка уже толпятся журналисты. И усталые коронёры, весь вечер разгребавшие пепелище, выносят тушки жертв Дэдди. О, сэр, это ужасно, отчего у него взорвалась голова? Обычное дело, мэм, он умер естественной смертью. Естественной смертью, сэр? Обычное дело для его профессии, мэм. Скоротечное острое отравление свинцом, фактически, мэм.       Впереди открылся новый проход, поперёк его пути. Поток, с которым он пришел, вливался в другой, несущийся слева направо. Диаметр поперечного тоннеля был на полметра больше, и вода по нему текла намного быстрее. Старая труба была и на другой стороне потока: из неё в поперечный тоннель тоже вливались нечистоты. Дэдпул искренне надеялся, что не придется идти против течения. — [I’m sick- I’m sick- I’m sick- I’m sick- I’m sick- I’m sick- I’m sick- I’m sick]! — Куда идем? — спросил он. — (На запад), — ответил он. — {Бу-бу-бу-бу}! — Я забыл свой компас дома, — съязвил Дэдпул, — и могу разве что отличить верх от низа. — (Тогда вниз по течению), — пояснил Дэдпул. — [Океюшки; хочешь респиратор]? — Конечно, что же сразу не сказал, что он есть! — [В левом кармане. В другом левом кармане. Нет, не в этом, я же сказал, слева]. — Нет, блядь, нихуя в этом левом кармане. А, вот, есть! — Тихо! — шикнул Дэдпул. Он прислушался: позади из тоннеля слышались неясные голоса. Дэдпул слушал, как грохочут, приближаясь, шаги по железным ступеням, как плещется грязная вода, перетекающая из одной трубы в другую. Хихикнув, он представил их морды, когда они не найдут на месте его обезображенный труп. На минуту, увлечённый попытками расслышать, о чем они там говорят, он позабыл о нестерпимой вони и о страхе перед тем, что ожидает в глубине подземных стоков. Дэдпул спрыгнул в новый тоннель, и вода поглотила его до самых бедер. Он скривился. Голоса стихли, затем загомонили с новой силой, в тоннеле сзади заметались блики. Логично, они кинулись догонять его. Дэдпул не удивился. Парни из отряда захвата, с которыми он столкнулся, были очень даже хороши. Логично предположить, что беспощадная формула „жизнь за жизнь" неукоснительно ими выполнялась, имея силу математического закона. Так просто они не отпустят какого-то ебаната, который нанес им тяжелое оскорбление, ранив, или даже убив их бойцов. Одного или двух, интересно? Логично… психо… логично… обычный уже наплыв мыслей и образов смешался в голове в суровую путаницу. Вызов брошен! Двое на одного! Честный бой, жестокая борьба! Победители забирают призовой фонд, минус НДС, проигравший отдаёт свою затычку для ванны!       В глубине души Дэдпул всё же надеялся, что его жизнь сложится несколько удачнее, но, увы, нет. Мимо проплыл островок тёмной массы, и наёмник втянул живот, чтобы его не коснуться. Обругал себя за щепетильность. Старый добрый Дэдпул, черт возьми. Не маньяк, нет, какое там. Беспринципный ублюдок, форменный отморозок, вот такой. Ишь ты, наёмник, ага. Надёжный. Как же, как же. Надёжный, как минное поле. Он постарался не думать обо всех тех микробах, омывающих сейчас его гениталии, и поплескал на другой темнеющий островок, отводя его от себя — дырявый водонепроницаемый гортекс давно перестал быть водонепроницаемым. Зато теперь точно никто не увидит, сколько всякого наплыло в штаны из расслабленных мышц его безголового тела. — Нет, ты видел? В игре они были больше, — сказал Дэдпул. — [Три к одному, что они нас потеряют], — подсчитал Дэдпул. —Активные и пассивные движения выполняются больным в полном объеме с удовлетворительной силой и нормальной координацией. — (Нет, — ответил Дэдпул, — они пойдут вниз по течению, как и я). — Да что ты говоришь? Ой, извини, я не тебе. — [Тщательно вымой руки перед едой].       Дэдпул брезгливо поёжился. Мысленно, он согласился с собой: идти по течению — наиболее естественный путь. Он двинулся дальше. Быть психом Логично. Придерживаясь за стенку, он приподнял, чтобы не замочить, пистолет-пулемёт, подобранный с трупа Карателя, и спустился дальше, вниз, погрузившись по пояс, игнорируя судорожные подергивания в руках и спине. Мощный поток упрямо толкал его. Дэдпул закрепил фонарик на лямке, выключил его. Стенки трубы были ровными, мало того — их покрывал ворсистый слой невероятно скользких водорослей, которые делали все попытки уцепиться совершенно бессмысленными. В темноте, стараясь шуметь как можно тише, передёрнул затвор, прицелился и стал ждать минимум двух приторно-романтичных Героев, какими он представил себе своих преследователей. Как бывает в комиксах — голубоглазых интеллектуалов атлетического телосложения, «из ряда вон выходящих», и, может быть, если повезет, такую же Героиню. Оперативник, прикрываясь углом, взял широкий круг и медленно оглядывал тоннель в обе стороны. Ничего приторно-романтического он за собой не замечал, ну, разве что, кроме сентиментальной любви к своему старому псу. Стрелять с левого плеча он категорически не любил, а сейчас выбора не было – ниже по течению определенно кто-то был. Хотя свод стены закрывал корпус мужчины, для встречного огня остались открытыми его руки, плечо и часть головы. Он решил рискнуть. Он заметил наёмника и тоже успел прицелиться и выстрелить, с твердым намерением убить противника — грохот выстрелов оглушил и убийцу и преследователей. — Здесь вступает оглушительный драматический хор! — заявил Дэдпул, опуская ствол и спускаясь дальше по тоннелю. Ни в коем случае не убегать, хотя у многих это наиболее естественное желание. В этом случае враг спокойно расстреляет тебя, убегающего, в спину. MP5 Дэдпула был точнее — первая и вторая пули остались в противогазе, третья попала в рот и застряла в шейных позвонках, четвертая разбила стекло и увязла в носовой пазухе. Это сопровождалось звуком падения и криком гнева. Голос второго оперативника несколько раз прогрохотал в скользких, мокро блестящих стенах тоннеля, как голос разъяренного языческого божества, пока он оттаскивал тело друга. Эхо усилило этот рёв и сделало его более угрожающим — с ржавых труб посыпался сор, а в здании на поверхности потрескались зеркала, заплакали младенцы, и стаи голубей сорвались в багровеющие небеса. Ну, может быть. Такое было ощущение. От этого гулкого вопля, усиленного и размноженного трубой тоннеля, у Дэдпула прибавилось бы седых волос, если бы у него были волосы. Было бы круто отрастить, скажем, ресницы. Или, брови. Или, хотя бы, волосы в носу и ушах. — А здесь романтический герой может упасть на колени, пустить светлую слёзку и закричать «НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!», — заметил наёмник. Тут же раздались выстрелы — остро желающий отомстить, противник задумал подавить сопротивление плотным огнём, и загнать Дэдди в угол. Дэдпул спешно укрылся за очередным поворотом, стараясь не словить пулю или отрикошетивший осколок. — (Вполне бы мог тихо улизнуть, придурок). — {Гораздо более сильное}… — Хай хо, хай хо, ла-ла-ла-ла! — (Ты только потому пристрелил парня, что ненависть этого второго вдохновляет тебя). — [Знаешь, я тоже люблю, когда меня ненавидят]. — Уж ты-то это точно любишь. — (Такое это… чувство, своего рода уважение, словно ты чего-то ещё стоишь). — [Я бы хотел, чтобы он догнал тебя]. — Чувак составит мне компанию, как думаешь? О, мы пойдём по дороге, вымощенной золоты-ы-ы-ым дождё-о-ом! — (Когда этот урод понял, что не достанет тебя, у него днище бомбануло от собственного бессилия). — [Сжать твоё горло...]. — (Ты побил их, о, как это здорово, как это восхитительно). — Здесь очень круто, да ещё эта дрянь на дне... Никогда не выбраться назад. — [Придётся, радость моя, халявы тут не отвалят — отсек заканчивается, дальше будет ещё глубже]. — (Изо всех сил швырнуть на пол и яростно пинать, пока уже действительно не сможешь пошевелиться). — Я так жалею, что не надел высокие каблуки! — (Так вдохновляет, когда кто-то не считает тебя совсем безвольной падалью). — {Сказать Я вообще хочу, это нужно, это важно}! — [Не сразу понял, о чем это...]. — {Ты сразу не понял, о чём это}! Бетонные стены дрогнули от громового рыка: — Я доберусь до твоей мерзкой задницы, тварь! — это парень сзади, не обращайте внимания. — Респ, лал! — Издевательски крикнул Дэдпул догоняющему, отчаянно отстреливаясь. — [Какая радость быть победителем, если проигравший мёртв и не знает, что проиграл]? — {Будет круто, если весь этот, ну, типа, воздух взорвётся, сплошной же метан}. — [Заткнись, салага, это аммиак и сероводород]! — {А вот и да, а вот и да}! — (Да, кстати, — в той больничке были взрывы перед пожаром)? — Любой уфолог скажет тебе, в неё попала шаровая молния. Там точно резвился Тор, говорю тебе. Хотя, знаешь, здравый смысл подсказывает, что вряд ли обошлось без кислородных баллонов. Флэшбэк! Ну! Нет? Ну, ладно… — Тебе конец, уёбок, конец, ты слышал, ублюдок! — А ты чмошник небритый, бе-бе-бе! — [Опуститься на самое дно, слизистое и мягкое, и тогда уже не будет ничего; провести счастливо вечность, в обществе собственного трупа будет самым логичным продолжением, это естественно, не сопротивляйся, расслабься]. — (Логичность поражает, подумай, просто утопить в ведре — это зверство, а вот в говнопаде — это да! — в этом есть трогательная гуманность)... — [Будешь весь разодетый в своём парадном мундире — только штанов не дадут, и кителя не дадут, и шляпу не дадут – её никогда не дают, и гроб будет не цинковый, а в скотомогильник скинут и спасибо не скажут]. — (Будешь лежать с холодной голой жопой, дохлый, как селёдка). — Хнык.       За спиной наёмника противник-оперативник замурлыкал из-под противогаза какую-то мелодию могильным голосом. Мотивчик смутно припомнился. Ба, да он знает эту песню... Мило. Очень подходит к обстановке, отличный выбор! Дэдпул начал подпевать в такт, потом даже вспомнил куплет и стал горланить припев вместе с врагом. I wanna fuck your brains out (Хочу затрахать тебя до смерти). I wanna stick my cock in your mouth (Хочу запихнуть свой хуй тебе в рот). А потом соло: You make my tongue so hot and greasy (Ты делаешь мой язычок таким горячим и непристойным). I wanna fuck you and I don't mean maybe (Хочу трахнуть тебя, и я не шучу). I show you what I'm gonna do (Я покажу тебе, что собираюсь сделать) I'm gonna stick my meat in you (Я хочу засунуть своё мясо в тебя) Слова Дэдди помнил очень приблизительно и распевал, как придётся, зато от всей души. I'm a real hot bitch I'm a real cold bastard (Я горячая сучка, я хладнокровный ублюдок) You get fucked up and go to the pasture (Тебя трахнут и вали на своё пастбище) I don't like you but you gimme a blow (Ты мне не нравишься, но ты сосёшь) I don't care! Oh yeah! (Мне похуй, о, да) Он поскользнулся, обрывая музыкальную паузу, и чуть не нырнул с головой, удержался в последний момент. Шлепая по воде, Дэдпул задумался об изменениях в собственном поведении за последние часы. Кто-то ему говорил, что люди, страдающие шизофренией, в стрессовой ситуации часто впадают в острый психоз. Сейчас же его рассудок стал более ясным, возможно даже, по-своему более здравым. Логично, — если что-то не работает, стукните по нему хорошенько, если сломалось — ничего страшного, всё равно нужно было выбрасывать.       Отрезок тоннеля оказался намного длиннее прежнего, наёмник вскоре окончательно потерял ориентацию в пространстве и времени. На запад, черт возьми... Дэдпула обуял приступ клаустрофобии; он оглянулся: фонарик преследователя маячил метрами двадцатью позади. Один он, по крайней мере, не умрёт. Здесь. Ещё раз. Они прошли ещё один перекресток, за ним ещё, ещё и ещё, и все они вливали свое мерзкое содержимое в главный поток, всё больше его углубляя. Идти становилось всё труднее. А может, он пропустил какой-нибудь нужный поворот, и тоннель внезапно вольется прямо в залив? До него наверняка осталось не так уж далеко. Эта мысль Дэдпулу понравилась. Прости, чувак, простите, журналисты, я поплыл в Бостон. Или Нью-Орлеан. Или в Веракрус. Или в Рио... Приступ клаустрофобии прошел. Или наоборот, труба, вместе со сточными водами приведет его не на очистную станцию, не в реку, и даже не в залив, а сбросит в огромный подземный отстойник. Такой, чтобы бетонные борта чудовищного септика уходили далеко вверх, и исчезали в чернильной тьме, не давая возможности рассмотреть крышку этого бетонного гроба. И от этого становилось жутко до судорог.       Идти стало совсем тяжко — вода доходила наёмнику уже по самые подмышки, и каждый шаг требовал всё больших усилий, увеличивая опасность оступиться и нырнуть в экскременты. Противник-оперативник выскользнул из тьмы бесшумно, как болезнь, он приближался, преодолевая сопротивление воды с удивительной лёгкостью. Невероятно яркий луч фонаря ударил Дэдпулу в глаза и ослепил его. Тут же из невыносимо яркого сияния меткой рукой нажали спусковой крючок, и что-то мощно толкнуло наёмника в плечо. Тот охнул, пошатнулся и опал, как озимые, дно выскользнуло у него из-под ног. Дэдди не успел даже вымолвить «Блядь», прежде чем шлепнулся в воду, и та поглотила его с головой. Глаза полезли из орбит, брызжа едкими слезами, а мозг вопил в панике, не получая кислорода: — [Открой рот... дыши]! — (Б-же упаси глотнуть)! Он перевернулся лицом вниз, отчаянно скребя руками и ногами по предательски осклизлому дну тоннеля. — (Только не открыть бы рта)... — [Ну, хотя бы чуточку, детка, ну, открой ротик]! Чьи-то руки подхватили и выдернули его из воды. Когда Дэдпул почувствовал дуновение воздуха, его моментально вырвало прямо в маску слюной и обжигающим желудочным соком, боль судорогой прошла от желудка в пах. Время будто совсем остановилось. Кто-то сдернул маску. Пульс с нарастающей силой грохотал в висках, сердце будто стиснули, гнилостные миазмы рашпилем прошлись по лёгким, и он вновь захлёбнулся в приступе неудержимой рвоты. Кто-то заломил руку за спину. Свет плясал на поверхности бегущего под ними потока. Дэдпул со всхлипом втянул воздух: — Смотри-ка, я привнёс новую струю. — Сволочь, дернешься — снесу башку к хуям. И прямо здесь брошу. — Давай, подхвати меня на руки и кружи! И кружи! — он тут же получил мощный тычок под рёбра, закашлялся и заткнулся. Дэдпул, наконец, твёрдо встал на ноги, поддерживаемый со спины, в его затылок с силой упёрся ствол пистолета. Мотая головой, он представил себе гнусный бульон из болезнетворных бактерий, кишащих у него под веками. Наёмник попытался поднять вторую руку, вытереть глаза, но плечо моментально среагировало сгустком боли. — Куда идём? — Смешно, блядь, — рыкнул оперативник, подталкивая Дэдди вниз по течению. Одной рукой он по-прежнему выворачивал в захвате запястье наёмника, другой — вдавливал в затылок пистолет, фонарь крепился на ремне, рук категорически не хватало. — Где безголовый труп? Спустил по течению? Вперед, шевели ногами, чоп-чоп-чоп! — Я в порядке, — пропыхтел Дэдпул. Оскальзываясь, он пошел вперед. Он не вдохнул и не глотнул насыщенной дерьмом воды, чего стоило опасаться больше пули, а вот дырка в плече — это очень плохо, заражение крови обеспечено, даже при наличии супер-дупер фактора. Выведет его из строя на какое-то время. Дэдди чувствовал себя дураком, но это было его привычное, относительно нормальное состояние. Хотя его здорово штормило, дыхание успокоилось, и, смаргивая липкую грязь, он надеялся, что выглядит более-менее пристойно. Они двигались дальше, осторожно передвигаясь по вязкой жиже, устилающей неровный пол. — Слышь, чувак! — Дэдпул скривился, потревожив больную руку, — у меня трусы в жопу адски врезались, дай поправить, а? — Заткнись, мудила, шагай вперёд! — Тогда сам поправь! — Пасть закрой. — Рука болит. — И что теперь? — Болит. — Слышь, ты не выводи меня, ты моего друга убил, и я очень хочу забить тебя до смерти! — Очень болит. — В жопу себе засунь, авось пройдёт! — Поцелуй и пройдёт. — Иди на хуй, козлина. — Если бы он был блондинкой с большими сиськами, ты бы относился к нему совсем иначе! — Чего!? — Сам знаешь, полковник, не дело будет, если в армии всё пойдет не так — танки станут ломаться, десантники начнут пропадать, на учениях ведь всякое может случиться, не правда ли, полковник? — Хуй ли ты несёшь? — Ну, будь другом, а? — Цыц. — Я как-то прошел через толпу с руками, испачканными в крови. Никто не заметил. — Чего? — Я плохой человек, но предупреждаю тебя, чувак. Рядом с нами существуют куда более жуткие твари, чем мутанты или террористы. Или террористы-мутанты. — Замолчи, наконец, тащить тебя на себе по этой жиже совершенно не в кайф. — Животных не любил, понимаешь, кошек вешал и голубей тоже из рогатки убивал и жарил на костре и ел без хлеба. Вот. Они после всех этих дел ничего, конечно, не помнили и вышли замуж за негра, а я помер, наверное. — Потрясающая история.       Оперативник бы первый признал, что его пленник немного того, ку-ку. Во-первых, он сам бы в такую дыру не полез, если бы не зашкаливший адреналин и нелепая смерть напарника. Во-вторых, когда он пытался связаться со своими по рации, это уёбище начало распевать песни. Здесь, в канализационном стоке. Теперь у этого чучела полезли глюки. Ерунда всё это. Что дальше? Дальше пришлось пригнуться, проходя узкое место. При этом парень сам пребольно ударился лбом о бетонную стену, и противогаз не помог. Он заворчал — от боли, вспыхнувшей во лбу, от сковавшего живот и рёбра рвотного спазма, который не давал возможности сделать вздох, от давящего страха. — Я им говорил, — вздохнул Дэдди, — но разве стали слушать они меня? Всё вотще. — Не говори, оборзели. — отозвался оперативник. — Как ты сказал? Ваще? — Вотще. То есть, — пробормотал наёмник, свесив голову набок, — бессмысленно. — Ну, тогда ясно, почему они не слушались, — сказал мужчина, переживая за судьбу непонятных «их», — тебя хуй поймёшь без словаря.       Мужчина оскользнулся, но удержал равновесие. Он давно уже выпустил лапу раненого из захвата и почти тащил его на себе. Он запихнул пистолет в карман и упирался ладонью в склизкие бетонные стены. Усталость давала о себе знать. На этот раз запыхавшемуся оперативнику не удастся устоять на ногах, и они хлебнут от души. Он поднял фонарик повыше, направив его луч в глубь тоннеля. Спокойней, приказал себе парень. Продолжай двигаться. Ты же хладнокровный ублюдок, имей гордость. Ерунда всё это. — Так и быть, чувак, делай, как знаешь, кури, пей, шляйся ночью по кладбищу с дохлой кошкой на веревочке. Бредящий убийца потянулся и чмокнул его противогаз. Было смешно. — Идём, идём, — сказал он. — Ты мудак, конечно, ебанутый на всю башку, но побереги силы. Да и, признаться, было бы стрёмно остаться в этой дыре одному. — И все они умерли от СПИДа в состоянии злобы и отчаяния. — Алюминь.