Детство

      — Козёл!       Он не пришёл. Снова. Написал СМСку «в 6 буду», а по факту на часах 8.       — Какой же я дурак…       Тэхён поверил. Снова. Уже в седьмой раз. И смысл? Не отвечает на звонки и игнорирует сообщения этот альфа.       — Чон Чонгук, мразь ты такая! Ненавижу тебя! И себя ненавижу!       Омега плачет, волосы с силой сжимает, впивается ногтями в мягкую нежную кожу, кусает губы, намеренно бьётся затылком об стену позади себя и жалеет, что вообще связался с этим мудаком. И пофиг, что истинный. Поверил в слова о любви и как слепой жил, находил оправдания всему: почему они редко видятся, почему не съезжаются, почему не знаком с его друзьями, почему до сих пор ни одной течки, ни одного гона вместе не провели… Вот только на вопрос, почему он сам такой наивный ответа пока нет. А ведь друзья говорили, что Чонгук — не тот, кто ему нужен. Альфа вечно кормит обещаниями и ничего не делает ради их будущего…       — За что ты так со мной поступаешь… — омега задыхается от слёз и никак не может справиться с эмоциями, которые будто цунами обрушились на него и тянут ко дну. Не хочется никого ни видеть, ни слышать. Хочется, чтобы всё закончилось, чтобы сердце перестало страдать, обливаться кровью и болеть. Хочется заставить голову перестать искать оправдания, хотя бы немножко проявить уважение к себе, правда, не любимому, но…       — Проспал, телефон сел, забыл, уехал по делам, пришли друзья… Что там ещё было?! Что ты придумаешь теперь?! В какую сказку я снова должен поверить?! Почему должен страдать, когда ты…!       Его гневные крики прерывает звонок телефона. Тэхён смотрит на милое имя и со всей злостью разбивает стакан об стену, кричит в пустоту перед собой, после чего падает на колени и обречённо стонет. Почему он его мучает? Зачем издевается? Привязал к себе и не отпускает. А звонок повторяется. Омега старается подавить в себе боль, заблокировать все эмоции, заткнуть все мысли и проигнорировать звонок, как динамили его самого на протяжении часа, но сдаётся. С ненавистью хватает трубку и принимает вызов.       — Чего тебе? — нападает первым. — Решил извиниться? Нахуй иди и не звони мне больше! Я больше так не могу! Я…       — Это Ким Тэхён, верно? — чужой голос жёстко обрывает его монолог и пугает до чёртиков. И в полной растерянности омега еле слышно шепчет «да», словно не он только что орал во всё горло. — Меня зовут Чон Хосок, я врач из центральной больницы и…       — Это шутка?       — Нет, я не шучу. Я так же и отец Чонгука и…       — Подкупил родного отца, чтобы в очередной раз отмазаться от меня, да? Идеи закончились?       — Тэхён, послушай меня…       — НЕ ХОЧУ! Я БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ХОЧУ! НЕ ХОЧУ ДАЖЕ СЛЫШАТЬ, ЧТО ВЫ СНОВА ПРИДУМАЛИ, ЧТОБЫ Я…       — КИМ ТЭХЁН!       — ЧТО ВАМ ОТ МЕНЯ НУЖНО?!       — ЧОНГУК ПОПАЛ В АВАРИЮ! И ЭТО НЕ ШУТКА, НЕ РОЗЫГРЫШ И НЕ ОПРАВДАНИЕ МОЕГО СЫНА ДЛЯ ТЕБЯ!       Повисла напряжённая тишина. Тэхён всё ещё плачет, шмыгает носом, всхлипывает… Но замолчал, ожидая продолжения. Однако по ту сторону телефона тоже молчат и тяжело дышат трубку. Вдруг до омеги неожиданно пришло осознание слов, что ему прокричали.       — В… В к-какую аварию? Ч-Чонгук?       — Да. Его подрезали на дороге, из-за чего он потерял управление и на большой скорости полетел под грузовик. Я не знаю как, но он успел упасть и сгруппироваться. Это произошло почти три часа назад. Он сейчас отходит от наркоза в реанимации, но не останавливаясь твердит, что ему срочно нужно идти, потому что Тэхён ждёт. Потому что он обещал и не может опоздать и на этот раз. Потому что, цитирую, «Тэхён ни за что меня не простит, если я не приду, пожалуйста, развяжите меня».       — Он… С ним всё в порядке? Нет, не так… Он… — омега искренне пытается подобрать слова и говорит уже по-другому: не с ненавистью, а с переживанием, с болью, с паникой в голосе.       — Он поправится, но ближайший как минимум месяц не сможет встать с кровати. И неделю точно пробудет в реанимационной палате, пока я не буду уверен, что опасность миновала. Я не знаю, чем в прошлом обидел тебя Чонгук, но на этот раз он не…       — Я могу приехать? П-пожалуйста…       — Приезжай.       Зелёный свет дан. Омега больше ничего не помнит: закончил ли он разговор или попросту сбросил вызов, как собрался, как доехал, как нашёл нужную палату. Он очнулся в тёплых, поддерживающих объятиях врача, отца его истинного, который успокаивающе гладил его по спине и давал время проплакаться.       — Тебе лучше? — с заботой интересует старший.       — Да, Хосок-щи. Спасибо вам. И-извините, что накричал на вас… Я… Мне…       — Не извиняйся, я понимаю твои чувства.       — Мне точно можно к нему?       — Да, единственное, ненадолго. Может, от наркоза он и отошёл, но всё равно под большой дозой успокоительного и обезболивающего. Ему нужно сейчас проспаться, накопить энергию.       — Я понял… Спасибо!       — Иди, мой мальчик.       Тэхён мягко улыбнулся и кивнул, жестами благодаря альфу, после чего повернулся к двери и замер. Он боится. Боится увидеть Чона разбитым, как он сам. Омега понимает, что должен быть сильным, но откуда ей, этой силе, взяться, если за последние три часа он был готов несколько раз покончить с собой из-за собственной ничтожности, никчемности… Из-за собственной слабости.       Но Тэхён смог. Он зажмурил посильнее глаза, сжал руку в кармане в кулак и зашёл в палату, сразу закрывая за собой дверь. В два шага оказался у кровати, сел на стул спиной к альфе и выдохнул, тут же всхлипывая и вытирая пальцами слёзы.       — Ненавижу, — еле слышно шепчет Ким и чуть ли не вскакивает от страха, получая такой же еле слышный ответ:       — Меня? — хриплый, словно загробный голос, из-за которого кровь застыла в жилах, сильно отличается от настоящего, живого.       — Себя, тебя, ситуацию. Это всё, — омега так и не смотрит на альфу, сидит к нему спиной и кусает губы, чтобы не всхлипывать лишний раз.       — Я тоже. Ненавижу себя, ситуацию, это всё. Но больше всего себя, потому что заставляю чувствовать тебя плохо, потому что из-за меня ты ненавидишь себя, потому что из-за меня ты плачешь, я причиняю тебе боль, потому что во всём виноват именно я.       Тэхён перестаёт себя сдерживать и снова начинает плакать, ещё сильнее сжимая кулаки и жмуря глаза. Он сгибается пополам, его трясёт как при холоде в -30. Омега настолько основательно сломан и разбит, что альфе будет очень сложно собрать его по частям обратно.       — Посмотри на меня, пожалуйста.       — Нет. И ты, отвернись! Я… Ты не должен видеть меня таким.       — Но это моих рук дело, я заслужил. Прошу тебя, посмотри на меня. Только так я пойму, что у меня ещё есть шанс сделать тебя счастливым, исправить всё, что возможно.       — А если нет? Тебе мало, что я пришёл сюда?       — Я хочу пообещать тебе это, глядя в глаза.       Сердце омеги замирает, слёзы катятся только сильнее, а ком истерики в горле встал поперёк. И откуда они только берутся? Довериться ли альфе? Есть ли в этом смысл? Не обманет ли снова? Или это очередная отмазка, чтобы сейчас заставить поверить ему, а потом снова ранит? Может быть, это вообще всё игра и на самом деле Чонгук действительно подговорил родителя подыграть ему?       — Я… — спустя долгие минуты тянет младший, постепенно успокаиваясь. По крайнем мере, его больше не трясёт, слезы застыли в глазах и ком в горле куда-то пропал.       — Тэ-а, — из последних сил Чон тянет руку к Тэхёну, слегка дотрагивается пальцами горбатой спины, из-за чего омега вскакивает с места и отходит к стене, словно обжигается прикосновением.       — Чонгук, я… — начинает омега, всё-таки поворачиваясь к нему, но тут же вскрикивает, закрывая рот рукой, а из глаз вновь брызнули слёзы, — о Господи…       — Я настолько плохо выгляжу? — пытается усмехнуться альфа, только получается это откровенно хуево.       — Как человек, попавший в аварию.       Чонгук чуть ли не весь в бинтах, очень похож на мумию. Нога, рука, тело, голова… А помимо этого капельница, какие-то трубки, кислородная маска, катетер. А на ноге ещё и страшная конструкция, железная, у которой спицу в ногу воткнуты. Вроде это называется аппаратом Илизарова, но Тэхён точно не помнит. Он вообще забыл, как говорить, глядя на альфу.       — Тэхён…       — Молчи! Тебе вообще говорить можно? Что-нибудь болит? Чего-то хочешь? Как ты вообще, это…       — Я ничего не чувствую. Тэхён, пожалуйста, дай мне шанс. Ты очень дорог мне, правда. Я не знакомил тебя с друзьями, потому что боялся, что тебе будет дискомфортно, ты ведь такой домашний, а им, нам лишь бы нажраться в клубе. Я мало проводил с тобой времени, потому что связался с не очень хорошими людьми, не проверил их, и моя эта ошибка могла навредить и тебе. Я не проводил с тобой течки и гон, потому что чертовски боюсь своего внутреннего альфу, который может навредить тебе, потому что единственный омега, с кем я провёл течку… Ему было плохо, потому что мой альфа сорвался, я сорвался и чуть не… Не важно. Я не предлагал тебе жить вместе, потому что копил на нашу квартиру, ведь я живу с родителями, а ты снимаешь однушку, в которой и так мало места. Я не знакомил тебя с семьёй, потому что ещё не доказал тебе, что я — твой альфа, твоя защита и опора. Я пока что источник боли, причина слёз и…       — Хватит! Перестань!       — Я ничего не рассказывал тебе, потому что боялся. Ты имеешь право уйти, я не имею права держать тебя, но я не хочу тебя потерять, Тэ. А сейчас, когда я чуть не…       — Замолчи!       — Умер, я понял цену моего молчания, я…       — Чонгук…       — Чуть не потерял тебя. И я как представлю, что ты чувствовал всё это время, чувствуешь себя и чувствовал бы в случае…       — Чон Чонгук!       — Смерти, это…       — Я люблю тебя! Слышишь? Я люблю тебя и ненавижу себя за это… Всегда прощал, верил и снова и снова наступал на одни и те же грабли. Докажи, что не зря.       — Обещаю.       Чонгук мягко улыбается и прикрывает глаза, пуская слезы по щекам. Тэхён тоже плачет. Глядя на искренние слёзы альфы, сердцу становится ещё больнее. Он осторожно, маленькими шажками подходит обратно к кровати истинного, садится на стул и нечаянно громко всхлипывает.       — Обними меня, пожалуйста, — шепчет Чонгук.       — Тебе точно не будет больно? — всё ещё рыдает Ким.       — Точно.       И Тэхён себя больше не сдерживает. Он завывает в голос и обнимает Чона, как может. Плачет на груди, сжимает ладонь и дрожит. А чуть успокоившись — спускает кислородную маску вниз и осторожно целует истинного, так нежно, аккуратно, со всей любовью. И даже не замечает, как в палату входит врач.       — Тэхён~и, Чонгуку нужно поспать.       — Угу, — кивает омега и сильнее сжимает ладонь альфы, — нужно идти, но я приду завтра.       — Я буду ждать тебя, Тэ~а.       — Пожалуйста, пообещай мне, что не будешь терпеть боль, чтобы наказать себя. Я так делал, легче от этого не будет. Сразу позовёшь кого-нибудь.       — Обещаю.       Тэхён ещё раз целует Чонгука в губы, натягивает маску обратно и быстро выходит из палаты. Хосок подходит к сыну, проверяет капельницу, осматривает аппарат, помогает с катетером и, с грустью, выходит из палаты. Альфа уснул сразу, как дал обещание омеге, силы покинули его и теперь одна надежда, что он проспит не меньше суток, лучше — больше.       — Хосок-щи, — из мыслей старшего вытаскивает Тэхён, неловко переминаясь с ноги на ногу.       — Пойдём в кабинет, Тэхён.       Они идут молча, напряжённо, каждый в своих мыслях. Хосок понимает, что хочет узнать парень, но сам не знает, как ему, как отцу, справиться с этим, не то, чтобы помочь младшему.       — Падение с мотоцикла — сотрясение средней тяжести, шлем слетел с головы. Он проехал по асфальту около 50 метров, сжёг кожу во всей правой стороне, нога, рука, та же голова… Запястье сломано. Падение было неудачным, из-за чего появились разрывы в печени. Мотоцикл приземлился на ногу, он раздробил голень.       — Господи, — скулит омега и снова плачет.       — Ну-ка, ложись на диван.       — З-зачем?       — Ты слишком долго плачешь, это плохо скажется на организме. Я поставлю капельницу с витаминами и успокоительным.       — Н-не хочу…       — Давай, тебе это нужно.       — Чонгуку было очень больно, да? — всё-таки сдаётся парень и идёт к дивану.       — В состоянии шока он ничего не почувствовал. А дальше скорая быстро доставила его в больницу, мы справились с его болевым шоком, сделали всё, что могли, — врач ищет в шкафчике пакет с раствором, успокоительное, трубку, иглу и спиртовые салфетки, — по идее в реанимацию заходить никому нельзя, кроме медперсонала. Но, ты — его истинный, это пойдёт ему на пользу, но понемногу, — Хосок так же двигает к дивану инфузионную стойку и закрепляет на ней пакет, в который добавляет ещё немного лекарства, — Хотя, даже его папу, моего мужа, я не смогу не впустить. Он пока ещё ничего не знает, за что мне точно влетит. Не дольше, чем 5 минут в день, хорошо? Его организм ослаб настолько, что любая болячка может привязаться, а это приведёт к осложнениям. Я не могу так рисковать, — протерев руку спиртовой салфеткой, врач вводит иглу в вену и сразу регулирует подачу лекарства.       — Я понимаю. Спасибо, что разрешили зайти к нему, — Тэхён закусывает губу и отворачивается в сторону, чтобы не видеть капельницу. Омега в принципе боится игл, а тут с ней ещё и лежать нужно. Чонгук тоже лежит под капельницей, совсем один, ещё и после такой страшной аварии, и это снова заставляет глаза наполниться слезами.       — Чонгук очень самостоятельный, не привык делиться проблемами, решает всё сам от начала до конца. Я не знаю, что именно у вас произошло, но вижу, что ты занимаешь у него важное место в жизни. Но сразу его не прощай, — мягко улыбается альфа и пару раз хлопает по плечу.       — Спасибо…       — Отдыхай и набирайся сил. Через час капельница закончится, и я приду её снять. Если что-то случится или станет хуже — сразу жми на кнопку, которую сейчас принесёт тебе медбрат. У меня обход пациентов, да и мужу нужно позвонить, рассказать.       — А если станет хуже Чонгуку, как вы узнаете?       — Он подключён к кардиографу. Как только будет изменение сердцебиения или давления, выходящее из нормы, на двери сработает сигнализация. Но мы проверяем показатели каждый час.       — Можно я пойду с вами? Пожалуйста.       — Посмотрим по твоему самочувствию.       — Хорошо… Спасибо вам ещё раз, за всё…       — Попробуй поспать, — Хосок чуть сжимает плечо и выходит из кабинета. А через минуту действительно приходит медбрат, который укрывает омегу пледом и даёт кнопку экстренного вызова.       — Чонгук-а, я с тобой, — шепчет омега, давясь всхлипами, и закрывает глаза.

***

      Просыпается Тэхён от яркого света, что мешает спать дальше. Спать… Осознание, что омега спал приходит быстро, из-за чего он резко открывает глаза и садится. Но головная боль останавливает парня, заставляя зажмуриться и уткнуться лбом в колени из-за головокружения.              — Тэхён? Ты как, проснулся?       — Хосок-щи, — сдавленно тянет омега и снова, но уже медленнее открывает глаза. Он в одиночной палате.       — Ну ты и напугал, конечно.       — Что произошло?       — Ничего серьёзного, на самом деле. Ты проспал чуть больше суток. Просто сработала сигнал вызова, я сразу же пришёл к тебе. Видимо, тебе снился кошмар. А потом просто не просыпался. Скажи, ты до этого нормально спал?       — Да. То есть, нет. Скорее всего нет. У меня бессонница.       — Поэтому стресс спровоцировал такой долгий сон сейчас. Это многое объясняет.       — Сутки… Прошли сутки?! Как Чонгук? Мне нужно к нему, пожалуйста. Я обещал!       — Успокойся. Чонгук пока что не приходил в себя. Ухудшений нет, состояние стабильное.       — Спит, да? А вдруг просыпался, но никого не было рядом? Ему не страшно?       — Обязательно спросишь, когда он придёт в себя.       — Пожалуйста, можно к нему? Вы говорили, что на 5 минуток можно… Я бы заглянул сейчас на минутку или две, а потом вечером. Можно?       — Пойдём, хорошо. Дам тебе 5 минут сейчас, а потом вечером, я же не изверг.       — Спасибо! — Тэхён вскакивает с кровати и обнимает старшего альфу, пряча слёзы у него на груди. Хосок немного теряется, но обнимает младшего в ответ и подталкивает к выходу из палаты. И только сейчас омега понимает, что его переодели в больничную одежду.       В реанимационном отделении, оказывается, всё строго. Вчера из-за эмоций Тэхён на много не обратил внимание, что видит сейчас. Никого, кроме медперсонала, в коридорах нет. Перед тем, как войти, его записали в журнал, выдали тапочки, халат, шапочку и даже маску, а у самой палаты обработали руки.       — Не удивляйся так, ты уже через это проходил, просто не помнишь.       — Вы правы, не помню.       — Заходи. У вас есть 5 минут.       Тэхён не хочет терять ни секунды, поэтому сразу же дёрнул дверь и чуть и не вбежал в палату. Чонгук лежит неподвижно. Писк кардиографа наполняет палату монотонным писком. А позавчера омега и не обратил внимание на эти звуки. Мотнув головой, он скорее подходит к кровати, садится рядом на стул и берёт холодную руку в свои тёплые ладони.       — Чонгу, это я, — шепчет, роняя слёзы, — надеюсь, тебе лучше. Прости, что не пришёл вчера, как обещал. Это не потому, что я не хотел тебя видеть или не простил, нет. Я простил. Я жду тебя, любимый.       Чонгук не отвечает. Он просто лежит, ни моргая, ни дёргаясь. Альфа словно фарфоровая кукла, что уронили с полки и сломали. Кожа бледная, под глазами мешки, волосы уже заметно испачкались.       Через минуту в палату входи медбрат. Тэхён испугался, что у него уже закончилось время, но тот пальцами показывает, что осталось 2 минуты.       — Зачем ему маска? Он не может дышать сам, да? Хосок-щи про это не говорил.       — Дыхательная недостаточность.       — Понятно…       — Судя по показателям, ему стало лучше. Думаю, сегодня к вечеру придёт в себя.       — А… сейчас? Не может?       — Его организм борется каждую секунду, чтобы поддерживать оптимальное состояние с нормальными показателями. Во сне это делать проще всего. В сознании одна любая мысль может привести к скачку сердцебиения. Да вообще к чему угодно. И пока организм не будет уверен, что в сознании человек с эти справится — он будет спать.       — Почему бы тогда не ввести его в кому до восстановления? Вводят же в искусственную кому.       — Кома, мальчик мой, крайняя мера, — в палату входит Хосок, — Чонгуку ничего не угрожает настолько сильно, чтобы ввести его в медикаментозный сон. У него нет отёка мозга, нет тяжёлой черепно-мозговой травмы с кровоизлиянием… Он может правится с этим сам. И справляется.       — Это же хорошо?       — Конечно.       — А… если бы ввели? Это чем-то опасно?       — Естественно. Любая кома — это состояние между жизнью и смертью. Кто через это прошёл… Могут развиться самые разные осложнения, в том числе и неврологические. И…       — Отец… Хватит запугивать Тэ…       — Чонгук! — чуть ли не подпрыгнул на стуле омега и сильнее сжал в руках ладонь альфы. И Чон, как смог, сжал в ответ, из-за чего у младшего снова покатились слёзы.       — Напомни мне больше не попадать в неприятности. Ты слишком много плачешь, Тэхён-а…              Чонгук смотрит на парня приоткрытыми глазами. Голос у него тихий-тихий и хриплый, из-за маски еле можно было разобрать, что же сказал альфа, тем более на всю палату пищит кардиограф.       Хосок сразу же проверил рефлексы: посветил фонариком в глаза, пощёлкал у ушей, молоточком стукнул по здоровым запястью и колену. Тэхёна на эти минуты попросили отойти, поэтому парень смотрел со стороны, иногда поднимаясь на носочки, чтобы видеть, что истинному не было больно, насколько это возможно.       — Всё хорошо, сынок…       — Папа знает?       — Да, я рассказал. Он приезжал вчера, хотел остаться. Я убедил его поехать домой. Нужно позвонить и обрадовать, что ты пришёл в себя. Но… По правилам, он не сможет войти в палату.       — Почему?       — Ты в реанимационном отделении. Я здесь на правах врача, Тэхён — истинный. И то у него время уже закончилось.       — Хосок-щи…       — Отец, пожалуйста, дай мне немного времени.       — Тебе нужно отдыхать.       — Отец…       — 2 минуты. Лиён-щи, идём.       Как только врач с медбратом вышли, Тэхён вновь подошёл к истинному и взял его за руку, медленно оседая на стул.       — Тебе плохо?       — Нет… Нет, Чонгук-а… Просто… Я так переживаю за тебя.       — Всё страшное позади, Тэ.       — Я так скучаю по тебе.       — Обещаю, слышишь? Я обещаю, что всё измениться в лучшую сторону в наших отношениях. Ты больше не будешь чувствовать себя одиноким.       — Для этого тебе нужно скорее выздороветь. Я помогу, чем смогу.       — Я верю тебе, тигрёнок. А ты… Ты веришь мне?       — Верю.