Звуки паники

— Слышь, ребзя, — сказал Билл, подзывая шайку Неудачников к себе. Все шестеро семнадцатилетних подростков ринулись к так называемому лидеру, внимательно слушая. — Есть тут идейка одна… *** Просыпаться с каждым разом все интереснее и интереснее, никогда не можешь предугадать, что же будет там, на земле, где люди ходят. Изобрели ли они что-нибудь интересное, стоящее его внимания, какие новые открытия сделали, и как, вообще, все изменилось. Менялось не только время — странные земные года, но и сами люди и животные. Мир менялся, оттого и было так любопытно завораживающе наблюдать, делать первый выход после долгого крепкого сна. В желудке неприятно что-то бурлило, сразу же давая понять, что следует подкрепиться по полной. Пеннивайз потер ладони друг о друга и сладко облизнулся, предвкушая все прелести и вкусы. Есть такая у него традиция, и плевать, что он древнее зло, пожиратель миров и прочая ерунда, у каждого есть свои слабости. Одной из них являлось то, что сразу же после пробуждения, а это происходит всегда ночью. Утром, на заре, когда ранние птицы только начинают петь, на ярко-зелёной, сочной траве роса, он любил съедать первого попавшегося человека. Будь то пожилая женщина преклонного возраста, с тросточкой и седыми редкими волосами — они никогда дома не сидят! Или же мужчина, которого природа наградила мускулатурой и черной смоляной бородой, что решил побегать, заняться спортом; иногда, к счастью, бывают и дети. Вот их то Пеннивайз и любил больше всего. Поэтому, вдохнув свежий утренний, чуть прохладный после ночи, воздух, он ступил на тропу, ведущую в центр города. Детей, маленьких ангелочков, по мнению только их родителей, конечно же, легко было заинтересовать. Покажи красный шарик, сделай игрушку из ниоткуда, словно ты волшебник, и все — ребенок твой. А ангелочками, по мнению Пеннивайза, они становились только тогда, когда начинали летать. Парить, задрав хрупкие головы вверх, начинали висеть в воздухе, оставаясь неподвижными куклами. А он был искусным ценителем прекрасного. Медленно шагая по новым, асфальтированным дорогам, он думал о том, какой именно будет его первая жертва. Представлял, мечтал, начиная думать вслух, хихикая, как безумный. Пока не заметил кое-что. Точнее кое-кого. Их было семеро, было не трудно посчитать, но заметить спрятавшихся за забором и в чужом доме мог только он. А вот это было уже интересно. Семеро детей, подростков, что пытались обворовать чужой дом. Один стоял на стреме, все время оглядываясь по сторонам, два других за белым, таким банальным и типичным для этих мест заборчиком, один парень возле дома, а девушка и ее друг находились в самом доме, куда попали через открытую отмычкой заднюю дверь. Вот на них-то взгляд раскосых глаз то и упал, азартно загораясь янтарем, пока ярко-красные губы в гриме медленно расплывались в улыбке. — Ку-ку, мой мальчик, — на ухо произнёс Пеннивайз одному из парней. Тому, что стоял на улице один. Подросток резко вздрогнул и почему-то медленно повернулся. Уильям, так звали этого бедного, тощего паренька с кепкой козырьком назад и клетчатой рубашке, надетой поверх белой футболки. Он сначала оценивающе рассмотрел Пеннивайза с ног до головы, нагло усмехнулся своим мыслям, а потом произнес: — Ты че, клоун, попутал район? Тут тебе не цирк, дорогой. — Я Пеннивайз! Танцующий клоун! Хочешь шарик? — и будто из ниоткуда вытащил из-за спины красно-алый шарик с белой, волнистой ленточкой. — Дружочек, ты видимо не понял с кем общаешься. Вот эта манера речи «клоунская» меня не впечатляет, давай встретимся в следующий раз, при других обстоятельствах, объясню на понятном тебе языке, на языке боли. — Не понял…