Уравнённые

      Всему всегда есть конец.       Алексис рвано вздохнула, когда смотрела в иллюминатор и медленно осознавала происходящее. Внутри будто что-то потухло. Было страшно и холодно. Словно часть неё оторвали и выбросили.       А потом…       Вспышка.       В мыслях вертится фраза Ред Алерта — «от сильных переживаний ты можешь всё это вспомнить, но это… опасно…»       И Алексис понимает только теперь, почему.       Дом у озера… Костёр… Родные лица… Смех… Гул миниконов… Истории Демолишера и Мегатрона… Объятия Крылатого… Тепло.       Она переводит дыхание. То, что казалось простым сном, игрой воображения, всё это время было реальностью.       Счастье. Простое семейное счастье, которого она никогда раньше не испытывала. И… То, как было тяжело с этим прощаться.       Она вспоминает, как обняла Дема и Циклонуса. Помнит, как улыбнулась Мегатрону — тот только кивнул, но тоже не без улыбки. А потом задерживается возле… Возле него, Старскрима. Смотрит в золотые глаза, словно не веря. Другие мехи отошли в сторону, дав им возможность попрощаться.       Он аккуратно берет её практически ледяные ладони в свои. Вымученный смешок. Полный отчаяния взгляд.       «Как думаешь, когда мы это забудем… Сможем ли однажды снова провести так время? Когда война кончится?» — негромко спрашивает она. Сикер чуть наклонился к ней, стараясь заглянуть прямо в её глаза.       «Я ничего не знаю. Но я не хочу расставаться с этой жизнью. Столько лет провел в войне, столько погибло… Скольких я сам убил… Больно даже думать. Я ведь буквально был создан во время боевых действий. Возвращаться… Это слишком тяжело… Но так нужно… К тому же, знаешь, завтра мы ведь как обычно встретимся на той поляне, а?»       Алексис опускает глаза. Она не знала, что говорить. Не знала, как отвечать. До разговора было столько слов, столько мыслей — она так хотела сказать всё, что не успела, а теперь…       Потерянный взгляд.       Секундой спустя она осознает, что находится в объятиях, крепко прижатая сильными руками. И она не хочет, чтобы её отпускали.       Два месяца.       Два чёртовых месяца заставили её многое перелить, и осознать, что та привязанность всегда была чем-то большим, хотя и до сих пор непонятным. Они оба не могли разобраться в том, чем это было. Не могли дать смелого ответа на до безобразия простой вопрос — чем, чёрт возьми, были эти встречи и разговоры, что пять лет меняли их обоих, а потом вдруг вспыхнули в такой странной форме за какие-то восемь недель.       Но девушка понимает, что слышала три слова, которые не ожидала услышать. Не от него. И что ещё сильнее её сбивает с толку — она сама говорит тоже самое.       А потом…       Лёгкое, почти неуловимое касание губ.       В мыслях хаос, она ничего не понимает, но почему-то хочет смеяться и плакать сразу.       Словно какие-то глупые подростки… Нет. Они и были ими. Оба молоды, оба совсем потеряны в своих маленьких реальностях, оба потерявшие в жизни так много, оба понимающие, что никто другой им не нужен.       И снова объятия с ритмичными успокаивающими покачиваниями.       Слёзы на щеках.       Боль в сердце.       И…       Ужасный разрыв.       Было тяжело уходить. Они постоянно пытались обернуться друг другу в след, но едва удерживались.       В беспамятстве она идёт домой, заходит в комнату и быстро хватает в руки пульт, который должен был сбросить память.       И замирает, сидя на кровати.       Сейчас в доме у озера от трансформеров не осталось и следа. Словно там их никогда не было. Только сейчас он немного лучше выглядит. Ничего от них не осталось и у неё дома — только недошлифованный камень на столе и записка, которую она чуть позже прочтет. И боль. Бесконечная тупая боль.       Тогда она прекрасно понимала, что завтра вновь встретит его, что все будут в порядке, но…       Уже никогда она не услышит с утра «утра, сестричка!» от Демолишера, не примет чашку свежего кофе с рук Циклонуса, не послушает очередной рассказ с морем глупых шуток… Не увидит их лиц вблизи, не сможет подойти к ним. Не обнимет, не взъерошит волосы, дурачась. Ничего.       Но так нужно.       Она ещё раз пробегается по воспоминаниям. Улыбки, уют и счастье. То, чего раньше она никогда не испытывала. То, что зажгло в ней жизнь заново. То, что придётся оставить позади.       Казалось бы — всё будет, как и прежде. Она пыталась заставить себя поверить в это. Всё будет хорошо, верно? Плевать, что уже завтра снова продолжится эта тихая война, что завтра снова придётся рисковать… Всё наладится. В конце концов, так не могло продолжаться вечно.       И она осторожно касается пальцем кнопки на пульте, быстро проваливаясь в сон…       Утром она, ничего не понимая, увидит заплаканную подушку и записку в руке. Девушка только пожимает плечами. Глаза огнем горят. Всё ещё ничего не понимая, она разворачивает бумагу и читает вслух: «не удивляйся окружающему. Ты и твои друзья оказались под влиянием Реверса, но теперь всё хорошо. Веди себя как обычно, не ходи в дом у озера и доделай кулон».       Алексис только удивлённо кладет бумажку назад на кровать и смотрит на камень. Почему-то от него веет теплом.       Но она ничего не вспомнит. Только неестественная тяга к дому погибшего брата сбивает с толку.       До сегодняшнего дня.       «Почему сейчас?» — спрашивает она.       Но стены не говорят. В отсеке холодно и пусто. Темно. Только сверкает случайный лазер за иллюминатором.       И на душе вдруг так пусто.       Сначала погиб брат, потом семья стала совсем чужой, а сейчас погиб он — даже в мыслях девушка не может произнести имени.       Алексис кричит, но не слышит крика. Словно звук выключили.       И боль.       Просто постоянная боль.       И мысли, хаотично перескакивающие от темы к теме, словно она была какой-то сумасшедшей.       Если бы они не забыли, то… Могла ли война закончиться раньше?       Если бы всё встало на свои места… Если бы Мегатрона не одолела самоуверенность, если бы этих страшных смертей удалось избежать…       Смогли бы они предотвратить появление Юникрона?       Она вдруг вспомнила эту простую фразу…       «Когда война кончится, мы обязательно вернёмся. И знаешь, что? Я научу тебя вести истребители. Ты давно мне процессор плавишь этим, так что вот… С чего это я так расщедрился? Не знаю. Может, размечтался просто. О, не иронизируй, Алексис, я совершенно серьёзно! На самом деле было бы действительно здорово работать вместе, зная, что ничто не угрожает жизни…»       …И стало ещё холоднее, чем было.       Куда-то делся воздух из лёгких, и усилился неприятный писк в ушах.       Она ведь и сама мечтала о красивом будущем. Хорошая работа, сотрудничество с трансформерами, крылатый напарник с его вечными шуточками… Свой небольшой дом, рыжая собака — в мыслях почему-то корги…       Она может только вспоминать, как в последние два дня под влиянием Реверса она часами вертелась вокруг мехов, стараясь помочь каждому с повреждениями, а потом, в конце последнего дня, целый вечер провела в объятиях крылатого, говоря о совершенно разных, и, возможно, откровенно глупых вещах. Мечты, фантазии, неудачные шутки, глупейший смех, книги, всё что угодно, кроме того, что произошло за прошедшие два месяца.       Она так и не рассказала о том, что произнёс Сайдуейз перед тем, как самовольно отдался под арест.       Возможно, слишком сильно испугалась.       Зато сейчас поняла, о чём рогатый говорил.       Вся та страшная история… Она будто просто напоминала, что война всегда была глупой и совсем не нужной. Что многие хотели простого покоя. Что по сути все они были детьми — и каждый из них был бы рад лишний вечер провести у камина, в кругу семьи и друзей.       Она только сползла по стеклу иллюминатора на пол. После короткого «утешения» Ред ушёл готовиться к церемонии перемирия, такой долгожданной и важной…       Перемирие…       То, к чему они так долго стремились…       Только она почему-то не может заставить себя улыбаться. Хочет, искренне хочет, но… Понимает, что чтобы до лидеров дошла вся глупость и чудовищность войны, им нужно самим увидеть гибель кого-то близкого. Потерять кого-то.       Кулон в руках чуть блестит. Глубокая трещина проходит по всей длине, раздваиваясь в конце. Странно, что он треснул именно сейчас. Сколько бы раз она не роняла его, он всегда был цел.       А тут словно молнией ударило — он треснул именно в момент его смерти. Алекса буквально почувствовала это.       Как она в прошлый раз назвала это? Эмпатией?       Слёз уже не было. Только пустота. И воспоминания, что больно резали душу. В этой же душе почему-то становилось тепло от тех лиц из детства. Счастливых лиц.       Девушка вдруг сама понимает — нужно встать. Встать, и идти дальше. В конце концов, она столько работала, чтобы добраться до этого перемирия…       Она всё ещё вспоминает, когда поднимается на ноги.       «Ты и дальше будешь так опекать меня, да? Даже когда я совсем вырасту?»       «Тогда — особенно тщательно, Кроха…»       «Но я уже не маленькая!..»       «Для меня — всегда Кроха. Ты так часто увлекаешься, что о себе забываешь. Кто ж за тобой следить будет?»       «Кто бы говорил, ага…»       Она вдруг улыбается.       Он действительно хотел окончания войны всей Искрой.       И эта церемония… Он хотел бы увидеть её сам. Но просто не дошёл.       Собрать все силы в кулак, и… Дойти до конца. Повторить тот же маленький «подвиг» — стать сильнее себя, выжить, не смотря ни на что.       В конце концов, не зря ведь он спасал ей жизнь. Значит, она была хоть чуточку ценной. Значит, нужно это как-то оправдать.       Нельзя вечно плакать.       Те воспоминания несут только добро, но вовсе не боль. Даже нет, не так: они не должны нести боль.       Они нужны как опора.       То, что действительно могло бы быть. Два месяца безумной жизни против пяти лет участия в войне.       Пускай и помнит всё это только она.       Алексис, чуть шатаясь, идёт в сторону дверей.       Печально улыбаясь, с крепко прижатым к груди кулоном и воспоминаниями в душе.       Потому что так нужно.       Потому что вечно бежать и плакать попросту нельзя…