***
— Мам, мне нужно встретиться с друзьями. Скоро буду! — Ричи, стой! — из комнаты в холл, где уже обувался немного опаздывающий Ричи, выходит Мэгги. Выглядит она не очень — когда-то жизнерадостная женщина потеряла бывалый вес и заметно осунулась. Ходить и что-нибудь делать ей становится всё труднее, поэтому она практически всё время проводит в кровати. Однако её глаза по-прежнему сияют добротой и заботой, которой она всё детство окружала Ричи. Жаль только, что Ричи сейчас не может ответить ей тем же. Может, сегодняшняя ночь это изменит. Тозиер-младший не желает признавать, что одна из причин, по которой он проводит дома меньше времени, всё больше и больше зарываясь в поиски работы — это то, что он не хочет смотреть на то, что осталось от его матери. — Как у тебя дела, солнце? — заботливо спрашивает Мэгги, а у Ричи щемит в груди. У его матери третья стадия рака груди, а её всё ещё заботят дела сына, который всячески её сторонится. Какой же он всё-таки эгоист. Надо будет что-то приготовить маме по возвращении домой. Наверное, он приготовит лазанью. — У меня всё хорошо, мам, не переживай. — Голос Тозиера чуть не срывается на высокие ноты, и ему едва удаётся удержать тон ровным. Узнай об этом кто-то типа Генри — ему несдобровать на колкости типа «маменькин сынок». — Хорошо. Некоторое время тесноватый холл погружается в звенящую тишину. Мэгги с нежностью смотрит прямо на Ричи, пока тот прячет взгляд где-то в пол. — Мам, я… Я обязательно помогу тебе, клянусь, — наконец тихо говорит Ричи. Мама смотрит на него внимательно, будто делая какие-то для себя выводы, и говорит: — Не натвори глупостей, пожалуйста. И не рискуй ради меня. Мне недолго остал… — Глупость — моё второе имя, мам, — натягивает улыбку Ричи. — Ричард-вселенская-глупость-Тозиер. Всё будет отлично. Я… нашёл работу. — Правда? — ахает Мэгги. — Да, — врёт Ричи. С этим он разберётся позже. Женщина тут же кидается навстречу Ричи и обнимает его, пока тот застывает в ступоре. Через несколько секунд Тозиер возвращает объятия. — Я люблю тебя, мам, — шепчет юноша. Его очки отчего-то потеют. — Я тебя тоже люблю, Ричи. Береги себя, хорошо? — Я постараюсь. Ну, Ричи не привыкать не исполнять обещания, верно? Однажды, когда ему было семь, он сказал маме, что будет защищать её от всех монстров. Не то чтобы у него получилось.***
Со стороны создаётся впечатление, что Ричи Тозиер ничего не боится. Многие знают его как того самого парня, который снял со статуи Пола Баньяна непонятно как оказавшуюся там кошку лишь для того, чтобы привлечь внимание Греты Боуи. Или же как раздолбая, который однажды показал средний палец мэру города, за что несколько ночей провёл в местном департаменте полиции. Ричи не боится высоты, закрытых пространств или клоунов; его не пугают бешеные собаки, насекомые или змеи — Тозиер действительно создаёт впечатление человека, который готов идти и в огонь, и в воду. Полагать, что Ричи ничего не боится, было бы глупым. Таким же глупым, пожалуй, как и уверять людей в том, что Тозиер испытывает стопроцентное ощущение счастья. Ричи боится. Ох, ещё как боится. Уже давно стемнело, и прямо сейчас он быстрым шагом направляется на пересечение Витчем-стрит и Уэст-Бродвей, где договорился встретиться с Генри и его шайкой, смотрит себе под ноги и испытывает неконтролируемое чувство страха, однако до этого времени не понимал, с чем это связано. А теперь понимает — его пугает незнание будущего. Что, если их выдаст лай пса? Или камеры наблюдения? Генри говорил, что с системой наблюдения в доме что-то случилось, но вдруг это просто уловка, чтобы притянуть Тозиера к этому делу? Что, если их кто-то увидит? Или шайка Бауэрса его выдаст? Вдруг у соседей всё же возникнут подозрения и они не поверят лжи Ричи? Незнание будущего — это то, чего боится Тозиер изо дня в день. Он боится, что когда-нибудь он может проснуться, а его мать — нет. Его пугает, что однажды он может оказаться без дома. Он страшится того, что однажды отец Бев может избить её слишком сильно. Может-может-может. Слишком много «может» в жизни Ричи. Возможно, когда ему удастся добыть деньги, слова «может» в его жизни перестанет приобретать такой негативный окрас. Может, у них с матерью всё будет хорошо, и она выздоровеет. Может, они когда-нибудь переедут в дом получше — Тозиер как раз слышал, что какая-то семья собирается продавать неплохой дом в Витчем-стрит. Может, Бев сможет убежать от своего полоумного папаши и стать дизайнером, как всегда мечтала. Ричи поднимает взгляд и видит, что около дома на краю Уэст-Бродвея виднеется четыре силуэта. Глубоко вдохнув, Тозиер ускоряет шаг. — Ты какого хрена так долго? — в голосе Бауэрса слышится плохо скрываемое раздражение. Вся шайка одета максимально непримечательно — чёрная одежда, чёрные рюкзаки и чёрные шапки, которые — Ричи уверен — при разворачивании становятся своеобразными масками. Сам же Тозиер обходится лишь тёмными джинсами, чёрной водолазкой и рюкзаком с Человеком-Пауком — другого, увы, нет. Генри скептически осматривает парня и недовольно цокает языком. — Ты бы ещё сраный костюм клоуна нацепил. Под дружный гогот дружков Ричи закатывает глаза — благо, сейчас достаточно темно, и никто из четвёрки этого не видит. Не время для попыток язвить, особенно в сторону главного — Генри тот ещё псих. — Извините, не мог найти, что надеть, — стараясь звучать уверенно, произносит Ричи. «Пришлось взять кофточку твоей мамы», — хочет сказать Тозиер, однако вовремя прикусывает язык. — План знаешь? — не обращает внимания на ответ Ричи Патрик Хокстеттер — тот ещё псих, откровенно говоря. Тозиер слышал пару историй о том, что он ради забавы мучает собак и кошек и запирает их в каком-то старом холодильнике в заброшенном доме на Нейболт. Жуткое местечко. Ричи прокручивает в голове план. Первое — все перелезают через забор. К слову, перелезть через него не так-то и сложно — если он, конечно, не оснащён электричеством, но Генри заверил, что никакого электричества нет. Это удивительно, учитывая тот факт, что Дерри — не такое уж и мирное местечко. Второе — все направляются к запасному входу, который ведёт к подвалу. Непонятно откуда Бауэрсу удалось раздобыть схему всего дома Каспбраков, на которой было изображено даже расположение комнат прислуги, которых стоило избегать. Откуда именно он взял эту карту — не знают даже его дружки. Третье — каждый из них направляется в разные части дома, которые были распределены заранее. Ричи не солгал Беверли, когда говорил, что Каспбраки уехали на какую-то встречу с инвесторами — по крайней мере, так сказал ему Генри. Сам Бауэрс идёт в сторону кабинета отца, при этом попутно осматривая другие комнаты, Белч Хаггинс — полноватый верзила — пробирается на кухню в поисках золотых или серебряных столовых приборов, Виктор Крисс — худощавый блондин — идёт в гостиную, Патрик осматривает подвальные помещения, а Ричи идёт на второй этаж к спальне старших Каспбраков — к счастью, все они расположены рядом. План ясен, как солнечный день. О возможной неудаче Тозиер предпочитает не думать. — Да, знаю, — бормочет Ричи, и Бауэрс удовлетворённо кивает. — Зачем этот придурок нам вообще нужен? — подаёт голос Белч. — Мы бы и сами справились. Ричи и сам задавался этим вопросом, но спросить не хватало смелости. Как и хватило мозгов не сказать что-то типа: «Ты о себе ведь, да? Просто я вижу здесь только четырёх придурков, и я точно не один из них.» — Любая помощь нам не помешает. Кроме того, ему бабки нужны. Да ну, Бауэрс решил проявить великодушие? Неслыханно. Уверенность в том, что его просто-напросто хотят подставить, возрастает, однако отступать поздно. Тем более, учитывая тот факт, что Генри имеет достаточную власть в Дерри для того, чтобы быть опасным как для Ричи, так и для его семьи. О себе внезапно напоминает непонятное чувство тревоги, которое мучает Ричи с того момента, как он принял решение ввязаться в эту авантюру. Нет, не то, которое преследует человека, который совершает что-то противозаконное — то чувство отдаёт сладостным привкусом адреналина. Это чувство будто пытается предупредить Тозиера, что случится что-то плохое, поэтому он должен бежать оттуда как можно скорее. Но Ричи остаётся на месте. Белч кивает, услышав ответ Бауэрса и видимо, не особо протестуя — видимо, слово Генри у них что-то типа закона. Тозиер не удивлён. — Идём? — спрашивает Бауэрс, и все кивают. Ричи понимает — если он сейчас сделает хоть шаг вместе с ними, то обратно пути не будет. Может, лучше всё же перетерпеть издевательства Бауэрса, чем соваться в дом Каспбраков? Может, Бев права? Опять это чёртово «может». Ричи делает шаг по направлению к шайке Генри Бауэрса, и все они неспешной походкой направляются к дому Каспбраков.***
Дом выглядит… бомбезно? Тозиер часто проходит по Уэст-Бродвей и засматривается на стоящие здесь дома, мечтая жить в одном из них и ни в чём себе не отказывать, и сейчас у него есть возможность осмотреть его изнутри, чем он и пользуется, попутно оглядывая спальню Каспбраков в поисках чего-то дорогого. Карта Бауэрса, к слову, не подвела, но Ричи уже ничему не удивлён. В этой комнате Ричи ожидал увидеть, как минимум, позолоченную мебель, кровать с балдахином, окна в полный рост, балкон, три камина, да и вообще — планировку уровня какого-нибудь графского поместья. Вопреки ожиданиям, его встречает довольно скромный, как для баснословно богатой четы Каспбраков, шкаф-купе из какого-то светлого дерева с зеркалами во весь рост, скромная, но удобная кровать (да-да, Ричи садится на неё и даже немного прыгает — не судите его, он впервые в настолько богатом доме), большое, но не слишком, окно, наверняка пропускающее в комнату достаточно света, из-за чего спальня кажется ещё просторнее, тумбы с двух сторон кровати из такого же дерева, как и шкаф-купе, телевизор, стоящий в углу, и камин, не выпирающий из стены, а будто вросший в неё. Вся комната обустроена в светлых оттенках, и оттого кажется… комфортной? Этого Тозиер почему-то не ожидал, когда представлял дом Каспбраков изнутри. Осматривать комнату нет времени, поэтому он тут же садится на колени и начинает как можно тише открывать и закрывать дверцы шкафчиков в попытке что-нибудь найти. В одной тумбе он находит около десятка стодолларовых купюр и тут же запихивает их в рюкзак. Там же он замечает золотое кольцо и серебряную подвеску, которые также незамедлительно отправляются в сумку. Внимание Ричи внезапно почему-то привлекают фото в рамках на одной из тумб. На одной из них мистер и миссис Каспбрак солнечно улыбаются на фоне знака Голливуда. Выглядят они, к слову, довольно привлекательно — мускулистый Фрэнк и стройная обаятельная София. Тозиер видел их несколько раз в городе, однако либо издалека, либо в кабриолете. А вот сына — Эдди, вспоминает он, — Ричи не видел ни разу. Его фото стоит в рамке рядом с фотографией родителей, и Тозиер узнаёт в нём черты мистера Каспбрака. Аккуратные тёмные кудри очерчивают идеальный овал лица. Веснушки утончённо рассыпались по щекам и слегка вздёрнутом носу. В целом, Эдди выглядит привлекательно, но его взгляд… Нет-нет, глаза у него красивые. Типа, Ричи определённо подрочил бы на них — к счастью, все знают, что он гей (как говорится, ещё одна причина в копилку отца ненавидеть собственного сына). Но ореховые глаза Каспбрака-младшего отдают… холодом? Не такие глаза, как у его отца, что кажется удивительным, учитывая то, что воспитанием сына, судя по слухам, занимаются родители. У Фрэнка взгляд кажется теплее. Как и у Софии, в общем-то… — Красавчик, правда? — слышится голос позади, и Ричи тут же вздрагивает и резко оборачивается, при этом оставаясь на коленях. Блядь. Блядь-блядь-блядь. Генри не предупреждал, что сынок мажоров останется дома. Эдвард даже не одет в одежду для сна — белая, идеально выглажена рубашка, и тёмные джинсы. В остальном же он не отличается от того Эдварда из фото. В руках у него телефонная трубка, которая соединена с висящим на стене телефоном, и Тозиер понимает, что это значит. Он собирается звонить в полицию. — Упс, — слишком буднично произносит Каспбрак, надменно смотря на пойманного с поличным сверху вниз. — Я тебя прервал, да? — Я… Я не… — начинает Тозиер, при этом очень заикаясь. — Что ты «не»? — внезапно жёстко прерывает его парень, и Ричи не может не признать, что его властвующий голос звучит очень даже ничего. — Не хотел обворовывать наш дом? Или не хотел оказаться здесь? Мы не в сраном фантастическом фильме, в котором твой телепорт случайно не сработал, и ты каким-то чудом оказался в моём доме. Ты кто вообще? — Я… Я Майк, — говорит Тозиер первое попавшееся в голове имя. — Фамилия? — Хэнлон. Блядь, какой же ты придурок, Тозиер. Назвать имя одного из друзей, который даже не заслуживает к себе такого отношения — лучшее решение. Ты бы ещё имя своей мамы назвал. — Врёшь, я знаю Хэнлона. — Блядь. — Он поставляет нам свежие овощи с фермы его дедушки. Или ты говоришь своё настоящее имя, или я звоню в полицию и рассказываю Майклу о том, что какой-то тощий очкарик его подставил. Попробуешь наброситься на меня — зову прислугу. Какой же пиздец. — Ричи. Ричи Тозиер, — бормочет парень, понимая, что скрываться бесполезно. Каспбрак всё равно узнает о нём всё благодаря своим связям за считанные минуты, а уж если учесть, что он был на учёте в полиции за тот злосчастный средний палец в сторону мэра, сомневаться в том, что уже через несколько минут у Эдварда будет подробная информация о Тозиере, включая имя его умершей несколько лет назад собаки, не стоило. Эдди несколько мгновений пристально смотрит на лицо Тозиера и, видимо, не заметив в его глазах лжи, удовлетворённо кивает. — Надо же, дерьмовое имя полностью отражает внешность его обладателя, — брезгливо и саркастично протягивает Каспбрак, опираясь плечом о стену. Ричи лишь сквозь зубы выдыхает. Всё это время он сидит на коленях, боясь сделать неверное движение. Складной нож, который он взял с собой на всякий случай, оттягивает дно кармана джинсов, словно напоминая о себе, однако Тозиер понимает, что достать оружие чревато не лучшими последствиями. — Кроме тебя здесь ещё кто-то есть? — спрашивает Эдвард, не отрывая от Ричи взгляд. Тозиер замирает. Если он скажет, что кроме него в доме шайка Бауэрса, то Генри его прикончит к чертям собачьим. Если же он не скажет, что с ним были ещё люди, и Бауэрса засекут — он отхватит за ложь. Ричи надеется, что их не найдут, поэтому твёрдо отвечает: — Со мной никого нет. — Молли, слышала? — выглядывает за дверь Каспбрак, и Ричи слышит какую-то возню. — Проверь дом. — Эдди опирается о стену как раз возле телефона, однако трубку из рук не выпускает. — Не хочешь в полицию? Поверь, я тебя в два счёта туда на огромный срок сдам. Если не хочешь, то ответь на вопрос. То есть, у него есть шанс избежать наказания? Его могут не сдать в местный департамент?.. Ричи, откровенно говоря, не боится провести время в участке. Куда больше его пугает то, что он потеряет драгоценное время и работодатели, узнав о том, что он сидел за воровство, уж точно не захотят принимать его на работу. — О, нет, нет-нет-нет, — будто прочитав его мысли, с недоброй улыбкой отвечает Эдвард. — У меня будет для тебя своё наказание. Но, по крайней мере, ты не будешь сдан в полицию. Вся эта ситуация походит на странный сон или какую-то не очень смешную шутку, но, даже если это и есть шутка или какой-то спектакль, который подстроил Каспбрак совместно с шайкой Бауэрса, то Тозиер должен следовать правилам. Иначе живым ему из этого дома не выйти. — Мне нужны деньги, чтобы вылечить маму, — честно отвечает Ричи, отводя взгляд. — Ох, так я общаюсь с маменьким сынком? Хотя нет, постой, что-то мне подсказывает, что скоро я буду называть тебя просто сынком, потому что его мамочка откинется к чертям собачьим. — Пошёл к чёрту, — шипит Тозиер, однако тут же прикусывает язык. Огоньки в глазах Эдди тут же вспыхивают. — А ты не так прост, как кажешься. Мне нравится. Показывай характер чаще, солнышко. Ричи едва удерживается, чтобы не съязвить в ответ, и Эдди вешает трубку. — Мистер Каспбрак? — слышится из коридора тонкий женский голосок, и Каспбрак выглядывает в дверной проём. — В доме нет никого постороннего. — Отлично, Молли, можешь идти. Но не говори никому об этой неприятной ситуации. Даже родителям. — Но… — Я всё сказал. — Хорошо, мистер Каспбрак. — Шаги в коридоре удаляются. Сидящий на коленях юноша старается не выдать своего облегчения. Тозиер тем временем мельком осматривает возможные выходы, через которые он смог бы сбежать. Окно крепко заперто, однако даже если бы он и смог его открыть, то внизу находятся пышные кустарники с розами, о которые можно нехило так пораниться. Деревьев возле окна нет, опереться во время спуска тоже не за что — Ричи проверял. Дверной проход загорожен Эдди, а о том, чтобы попытаться его вырубить, и речи быть не может — на его крики сбежится прислуга. Выхода нет. — У меня есть для тебя интересное предложение, — начинает Эдвард. — Что, предложишь отсасывать тебе? — не удерживается от колкости Тозиер. — Извини, в отличии от тебя, у меня нет опыта в данном деле. — Не перегибай, Тозиер. — О, он запомнил фамилию Ричи, отлично. Но при этом он выглядит разгневанным, поэтому Ричи тут же замолкает. — У меня к тебе интереснейшая сделка, и она, к твоему сожалению, никак не связана с вещами, которые вы, пидоры, так любите. — О, я настолько очевидный? — притворно-жалостливо бормочет Тозиер. — К твоему сожалению. — Эдвард отвечает спокойно, однако Ричи с удовлетворением замечает искру удивления в глазах Каспбрака. Ну надо же, кто бы мог подумать, что этот стоящий на коленях воришка окажется любителем членов? — Я хочу, чтобы ты был моим джином, — говорит Эдвард, и Ричи непонимающе на него смотрит. — У меня будет сто желаний, которые ты должен будешь исполнить без возможности отказаться. За каждое желание ты будешь получать деньги, которые никогда не держал до этого в руках — в зависимости от сложности выполнения желания. Эта ситуация всё больше походит на какой-то цирк или дурдом. Тозиер едва давит в себе желание застонать от безысходности. В глубине души он радуется, что Бев нет рядом с ним — она, хотя бы, будет в безопасности. А ещё она была права. Как, впрочем, и всегда. Дыши, Ричи, успокойся, чёрт возьми. Не заставляй свой голос дрожать. — И какого рода желания я должен буду выполнять? — О, совершенно разные, — воодушевлённо отвечает Эдвард. — Ты узнаешь о них чуть позже. А ещё ты не имеешь права отказываться от любых моих желаний. Поверь, последствия будут ужасными. Какие, к чёрту, желания? Каспбрак совсем кукухой поехал? Неужели он думает, что может распоряжаться людьми, как своими игрушками? Тозиер не какая-то собачка на побегушках, чтобы носить хозяину мячики в зубах и выполнять различные команды. У него есть чувство достоинства. Слугой быть не настолько унизительно. — Да ты больной, — неверяще бормочет Тозиер. — Ты серьёзно думаешь, что я буду выполнять какие-то непонятные желания лишь для того, чтобы удовлетворить твоё эго? — Я не больной, а вот твоя мамочка да, на случай, если ты забыл, и ей нужны деньги. На работу тебя тоже не принимают, раз уж ты решился пойти на такой отчаянный шаг и обворовать нас. — Каспбрак выделяет последнее слово. Ричи молчит, сверля взглядом противоположную стену, где находится шкаф-купе с зеркалом, в котором тот видит себя — удивительно бледного и измученного парня, который и человека-то не особо напоминает. — У тебя сутки на размышления, а я пока подготовлю договор, который ты должен подписать. — Каспбрак поворачивается к двери. — Можешь идти, но не забудь оставить деньги и украшения. Когда решишься, — Тозиер замечает, что тот не говорит «если», — подойдёшь к воротам нашего дома и скажешь охраннику, кто ты и что ты пришёл ко мне. И ещё кое-что. — Юноша оборачивается к Ричи. — Никто не должен об этом знать. Никто. Эдвард разворачивается и уходит, а Тозиер обессиленно выдыхает. Пиздец? Пиздец.