***
— Ты, чёрт возьми, такой придурок, Ричард! Ричи и Бев находятся за «У Джо». Люди там практически не ходят, да и местечко выглядит заброшенным. Если бы у Тозиера спросили, когда здесь убирались в последний раз, он бы состроил недоуменное выражение лица и спросили бы что-то типа «А разве здесь когда-нибудь убирались? Я думал, это осталось после стройки этой рухляди, которую сейчас называют забегаловкой». В отличии от Генри, который наверняка в глубине души рад тому, что ему не приходится делиться добытым в доме Каспбраков с Ричи, Беверли по-настоящему зла, когда Тозиер рассказывает ей о произошедшем ночью. Чёрт возьми, все проделки шайки Бауэрса кажутся цветочками по сравнению с праведной злостью Марш. Сначала, правда, он рассказывает ту же историю, что и Генри, но понимает, что с треском проваливается, когда видит выражение лица девушки. Может, причиной этому служит осознание Ричи того, что Бев знает его лучше, чем кто-либо другой, поэтому юноша рассказывает сбивчиво и с заметным волнением. Марш слушает внимательно, местами хмуря брови, и когда Ричи заканчивает, она произносит: — Ты серьёзно думаешь, что я поверю в этот бред, Тозиер? Она говорит это спокойно, однако в её голове слышатся напряжённые нотки. Бев нервничает. Очень. Нервничающая Бев — не к добру. Не к добру для здоровья Ричи, по крайней мере. — В одну мою ложь ты уже поверила, не забыла? — немного резковато, чем стоило бы, парирует Тозиер. Марш молчит. Однако её взгляд говорит о многом — он выражает смесь беспокойства, злости и разочарования. Ну, Ричи не привыкать разочаровывать важных ему людей, не так ли? Тозиер рассказывает лишь часть правды. Он говорит, что Каспбрак-младший узнал о том, что его мать больна и предложил устроиться в его прислуге. Он отмечает, что будет просто помогать с домашними делами, и ничего более. Беверли смотрит на Ричи внимательно, и, кажется, верит. Это удивительно, учитывая то, что она сама днём ранее говорила Тозиеру, что Эдвард — тот ещё бесчувственный говнюк. А ещё она тоже называет Ричи придурком. Не то чтобы он удивлён. — И… И что ты собираешься делать? — осторожно спрашивает Марш после того, как Тозиер рассказывает ей о произошедшем ночью. Её голос всё ещё звучит сердито, однако не так сердито, как звучал тогда, когда Ричи рассказал ей о своей лжи. — А что остаётся мне, миледи? — включает один из своих голосов парень. — Я нищий селянин, я вынужден ублажать его высочество. Бев выдыхает. — Я бы стала тебя осуждать, правда. Каспбраки — мутные люди. Но если всё, что ты рассказал, правда, то это правильное решение. Я бы стала тебя отговаривать от любой связи с Каспбраками, потому что о них ходят нехорошие слухи, но для тебя это единственный выход, и я понимаю. Только… Ричи? — Да, миледи? — парень склоняет голову набок, тем самым показывая, что он внимательно слушает. — Береги себя, пожалуйста. «— Я люблю тебя, мам. — Я тебя тоже люблю, Ричи. Береги себя, хорошо?» — Ничего обещать не могу, миледи, но в случае чего я попрошу своего жеребца притащить моё сердце Вам. Положите его в золотую шкатулку и храните, как знак любви к Ва… — Ричи! — Молчу-молчу! — И приходи ко мне, по возможности. Я хочу лично удостовериться в том, что с тобой всё хорошо. Второй раз за два дня у Тозиера щемит в груди. Ещё чуть-чуть, и с такими темпами у него случится инсульт. Слишком уж он стар для этого дерьма. Хочется сказать, что с ним уже не всё в порядке, что ему нужна помощь, что он тонет, тонет, тонет в этом ежедневном круговороте событий, в этом омуте самоистязания, что он устал от попыток найти деньги и от бесконечного ожидания и страха проснуться следующим утром и понять, что его мама покинула этот мир, что его пугает, что его отец однажды вернётся, что однажды его бросит и Бев, как бросили его почти все его бывшие друзья… Но вместо этого он, как и всегда, надевает воображаемые розовые очки и произносит: — Всенепременно, миледи! Марш солнечно улыбается. Ради того, чтобы она всегда так улыбалась, он готов врать о своих эмоциях хоть всё время.***
— Ну и придурок же ты, Тозиер, — шепчет Ричи себе в зеркало. На нём — старый и потрёпанный костюм, который отец оставил, пока в спешке собирал вещи. К сожалению, ничего лучшего у Тозиера нет. Но он, по крайней мере, благодарен, что не сжёг этот костюм в своё время к чертям собачьим в порыве злости на отца. Ричи пытается завязать галстук, однако у него не получается, и он со злостью стягивает его через шею и со всей силы бросает в противоположную стену. Этот костюм пахнет в точности, как его отец. Тозиер ненавидит своего отца и всё, что с ним связано. — Ричи? Что-то случилось? — слышится с первого этажа. Чёрт, он забыл приготовить маме лазанью, как планировал ещё вчера. Времени на готовку уже нет. Чёрт. — Нет, всё… Мам, можешь помочь? — Да, разумеется. Чем помочь? Ричи подхватывает галстук и сбегает на первый этаж в комнату, где за диваном в кресле сидит его мама и что-то вяжет спицами. — Можешь помочь завязать? — Тозиер показывает на галстук в его руках, и Мэгги недоуменно хмурится. — Но… ты же не любишь этот костюм, разве нет? — Не люблю, но… мне нужно на… собеседование, — бормочет Ричи. — Ты же говорил, что уже нашёл работу. — Я нашёл, но нужно обсудить детали с работодателем. Ну… по сути, он не врёт, верно? Мэгги осторожно берёт протянутый Тозиером галстук. Ричи наклоняется, чтобы его мать не вставала с дивана, и она обхватывает галстуком шею юноши. Женщина завязывает узел, пытаясь не перетянуть, чтобы не сделать сыну больно, а Ричи, тем временем думает о том, какие же нежные руки у его матери. Совсем как в детстве, когда та аккуратно касалась разбитой коленки Тозиера, чтобы уменьшить боль. Жаль, что Мэгги не может коснуться его сердца. — Я горжусь тобой, Рич. — Спасибо, мам. Из дома он выходит в рекордные сроки, пытаясь угомонить дрожь в пальцах.***
— Ты чего здесь забыл, придурок? — доносится грубо за той стороной забора дома Каспбраков, и Ричи морщится. В который раз он сегодня слышит это слово по отношению к себе, в четвёртый? — Простите, я к Эдварду Каспбраку. — Прекращай шутить и проваливай отсюда. Ауч, здесь вся прислуга такая грубая по отношению к гостям? — Я серьёзно. Меня пригласил сюда Эдвард Каспбрак по поводу работы. — Имя? — Ричард. Ричард Тозиер. Минуту за воротами слышится какой-то приглушенный разговор, который Ричи не может расслышать. Откуда-то юношу настигают опасения по поводу того, что Эдвард, возможно, просто пошутил, и полиция узнает о вторжении в его дом в ближайшее время, если уже не узнала. Однако тут же его сомнения развеиваются, когда Тозиер слышит: — Проходи. «Да ну, Каспбрак не забыл обо мне?» Охранник — полноватый мужчина лет пятидесяти — отворяет ворота, и перед взором Ричи открывается сногсшибательный вид. К сожалению, ночью у него не было достаточно времени, чтобы осмотреть окрестности дома Каспбраков, да и темновато было. Однако сейчас он может лишь офигеть от того, насколько же здесь красиво. — За мной, — произносит второй охранник — он куда моложе и стройнее, чем тот, что открывал ворота. Его холодные голубые глаза будто насквозь пронзают Тозиера, и тот отчего-то ёжится. Благодаря тому, что время года близится к лету, на лужайках уже красуются различные цветы, среди которых больше всего роз. Заметно, что розы — любимые цветы кого-то из Каспбраков, потому что их слишком много. Кроме того, Ричи встречают подстриженные кустики, статуи античных богов и огромный раскинувшийся перед массивным домом фонтан, брызги из которого переливаются тёплыми оттенками в лучах заходящего солнца. У Тозиера от такого зрелища разбегаются глаза, однако рассматривать окрестности дольше нет времени, поэтому Ричи входит вовнутрь, где его встречает холл с довольно современной планировкой. Ричи куда-то ведут. Он уже сбивается с количества поворотов и только собирается спросить, как скоро они придут, как его тут же за локоть хватает тот самый охранник, что вёл его, и затаскивает за угол: — Чувак, — торопливо говорит он, всё время оглядываясь. — Чем бы тебя не искушал Каспбрак — не соглашайся. Я вижу, что ты хороший парень, а он, — охранник мотает головой куда-то вдаль, — тебя разрушит. Поверь, ты не первый, кто попадается на его удочку. Тозиер застывает. Это звучит так непривычно из уст такого, казалось бы, хладнокровного охранника, однако парень тут же хватает Ричи за тот же локоть и выводит из-за угла, продолжая путь как ни в чём не бывало.Gabriel Yared — Avant l'orage
Значит ли это, что он — не первый, кто собрался исполнять желания Эдварда? А что с предыдущими людьми? Они уже исполнили сто желаний? Только Ричи собирается спросить об этом, а ещё о том, сколько им ещё осталось петлять коридорами, как охранник тут же останавливается у дубовой массивной двери и ритмично стучит. — Войдите, — доносится из-за закрытой двери знакомый голос. Охранник приоткрывает дверь, и перед взором Ричи открывается кабинет. Огромные окна, пропускающие вовнутрь много света, шкафы на всю стену, в которых за стеклянными дверцами можно было увидеть книги — много книг! — и стол в центре. Эдвард сидит за столом и что-то старательно выводит на листе бумаги. Когда дверь за Ричи закрывается, юноша поднимает взгляд и, замечая ночного гостя, заметно оживляется. В его глазах вспыхивают искры, и Каспбрак отодвигает все лежащие перед ним бумаги. — Надо же, какая неожиданность — снова увидеть тебя, — говорит юноша, при этом ни одной мышцей лица не выражая своего удивления. — Денбро, можешь быть свободен. Стоящий рядом охранник, который несколькими минутами ранее ввёл Ричи в ступор, кивает и выходит из комнаты, при этом избегая взгляда Тозиера. — Ну, как дела, Ричи? — спрашивает Эдвард как ни в чём не бывало. Тозиер удивляется. С каких это пор работодатели таким образом начинают разговор о деталях будущей работы? Не то чтобы у него была возможность сравнить, учитывая тот факт, что на постоянную работу его ни разу не принимали, но всё же. — Э-э-э, отлично? — непонимающе произносит Тозиер. — А у Вас, Эдвард? — Прекрасно, но можешь называть меня просто Эдди. Терпеть не могу полное имя. Присаживайся, кстати, — Эдв… Эдди кивает на кресло напротив, и Ричи подчиняется. Каспбрак роется в бумажках, лежащих на столе, и достаёт несколько листов, которые кладёт перед Тозиером. — Будешь чай? Кофе? Ричи отрицательно мотает головой. — Как хочешь. Можешь пока ознакомиться с договором. — Эдди кивает головой в сторону тех самых листов. — Если будут вопросы — задавай. Эдди берёт ручку и начинает что-то писать на лежащей перед ним бумаге, а Ричи приступает к прочтению договора, водя по строчкам глазами. Не то чтобы что-то у него вызывает вопросы — документ создан максимально чётко и лаконично. На бумаге указаны все данные Тозиера, включая адрес и номер телефона дома Тозиеров, но Ричи не удивлён — он понимает, с кем имеет дело. Там даже обещают компенсацию за счёт Каспбраков в случае, если Тозиер пострадает во время выполнения какого-то из желаний. Единственное, из-за чего у Ричи возникают вопросы — он так и не понял, какого рода желания его ожидают. Будет же это просто что-то из разряда «принеси-подай» или что-то посложнее? Только Тозиер поднимает взгляд, чтобы спросить об этом, как тут же натыкается на дрожащие длинные ресницы сидящего напротив парня, которые будто вот-вот — и смахнут с щёк рассыпанные веснушки. Смотрит на аккуратные, обрамляющие нежное лицо кудри, на нахмуренные густые брови и сосредоточенный взгляд тёмных глаз, направленный на листы бумаги. Затем Ричи опускает взгляд и смотрит на рукав белоснежной рубашки, а затем и на обхватившие ручку изящные пальцы Эдди. Ох, чёрт. У него красивые пальцы. Ричи тут же представляет, как эти пальцы сжимают тлеющий окурок от сигареты, даже несмотря на то, что он не уверен в том, курит ли Каспбрак. Он представляет, как эти пальцы перебирают клавиши пианино или струны гитары — о, Тозиер уверен, что Эдди умеет играть, потому что такие, как он, умеют всё. Ричи представляет, что пальцы Эдварда перепачканы в чернилах, в которых их обладатель случайно измазался в попытке написать что-то такое же красивое, как и пальцы, которыми он это делает. Представляет, как ладони Каспбрака сжимают горячую чашку кофе в попытке согреться. Блядь. Тозиер тут же кашляет, а Эдди поднимает недоуменный взгляд. — Я… Всё нормально, — Ричи поднимает ладони в извиняющемся жесте. — У меня вопрос по поводу договора. — Внимательно слушаю. — Каспбрак отодвигает лежащие перед ним бумаги, после чего опирается о стол локтями, скрещивает пальцы и кладёт на них подбородок. При этом Эдди всем своим видом выражает максимальную заинтересованность. — Здесь не указано, какого рода желания я должен буду исполнять. — А разве это имеет значение? — спрашивает Каспбрак, и этот вопрос вводит Тозиера в ступор. Вот тут его беспокойство начинает брать верх. Что это за желания такие, чёрт возьми? Почему просто нельзя озвучить, что примерно его ожидает? — А разве не имеет? — задаёт ответный вопрос Ричи. — Поверь, когда ты будешь узнавать стоимость каждого желания, суть самого желания тебя интересовать не будет. Кроме того, я хочу привнести в твою жизнь немного интриги. «Да нахрен мне сдалась твоя сраная интрига?! Вся моя жизнь — это сплошная интрига!» — хочется сказать Тозиеру, однако он сдерживается. — Ещё есть вопросы? — Нет, — бормочет Ричи. — Тогда, — Эдди берёт одну из золотистых ручек и протягивает её Тозиеру, — подпиши договор. Твоя подпись будет свидетельствовать о том, что ты соглашаешься со всеми условиями, и не можешь отказаться от исполнения желаний, пока не выполнишь все. Ричи задумывается. Эдди собирается вести с Тозиером какую-то грязную игру, и Ричи это прекрасно понимает. Понимает и то, что в случае какого-то несчастного случая, произошедшего с ним во время исполнения этих желаний, Каспбраки на раз-два замнут это дело. Полиция в Дерри всегда была равнодушной к обычным гражданам и склонной к тому, чтобы помочь верхушке общества. Уж не Тозиеру ли, находящемуся в самом низу социальной пирамиды, это знать. »…Я бы стала тебя отговаривать от любой связи с Каспбраками, потому что о них ходят нехорошие слухи…» Он бы отказался от всего этого — видит Бог, отказался бы! — но проблемы с полицией — меньшее, в чём он сейчас нуждается. Он не может терять время, сидя в заточении, пока его мать медленно, но верно умирает. «— Я люблю тебя, мам. — Я тебя тоже люблю, Ричи. Береги себя, хорошо?» Он любит маму. Он не может так просто забить и смотреть на то, как Мэгги мучается, умирая от дряни, поселившейся в её теле. Его мать ночами сидела у его кровати, когда он болел, а теперь он всерьёз думает о том, чтобы отказаться от прекрасной возможности получить деньги на операцию матери? Тозиер дрожащей рукой ставит подписи в специально отведенных для этого местах, и Эдди, терпеливо ожидающий этого, удовлетворённо кивает. — Отлично, — Каспбрак забирает все бумаги и складывает их куда-то в стол. — Теперь приступим к первому моему желанию. — Что, так быстро? — бормочет Ричи. — Разумеется, а смысл затягивать? — Эдди берёт бутылку с водой и делает оттуда несколько глотков, после чего отставляет её в сторону. — Первое желание заключается в том, что ты должен переехать в этот дом. …Что? — Да ты с ума сошёл, — неверяще бормочет Тозиер. — Я не могу выполнить это. — Что не так? — хмурится Каспбрак. — У меня дома больная мать. У меня есть друзья. Я не могу их оставить на неопределённый срок. — А кто сказал, что я не буду уделять тебе время на то, чтобы увидеться с матерью? — поднимает бровь Эдди. — Каждый день у тебя будет час на то, чтобы сходить и увидеться со своей мамочкой. Может, даже останется время на друзей, хотя единственным другом для тебя сейчас должен быть я. Будешь возвращаться позже назначенного времени — будешь наказан. — Наказан? — поднимает бровь Ричи. — О, не беспокойся, — Каспбрак смеётся, и от этого смеха у Тозиера почему-то по спине проходится табун мурашек. — Я же не садист какой-нибудь. Просто буду добавлять по два-три желания, за которые ты не будешь получать денежную награду. О, ну это меняет дело, разумеется. Но Ричи не может так просто оставить свой дом. Это даже звучит смешно. У его матери третья стадия рака груди, а её сын, тем временем, будет жить в максимально комфортных условиях, наслаждаясь жизнью? Хотя, если уж быть откровенным, не то чтобы так уж и часто проводил до этого время со своей матерью. До болезни Мэгги работала, а Тозиер учился, а потом Ричи полностью зарылся в поиски любой возможной работы, истощая себя до предела. Что он потеряет, если переедет в дом Каспбраков? Но он как раз планировал больше времени проводить дома. Планировал устроить генеральную уборку, планировал прогуляться с мамой, планировал устраивать вечерние посиделки, планировал приготовить ей что-то грандиозное… Чёрт, он так скучает по маме, а теперь он будет проводить с ней меньше времени, чем проводил до этого. М-да уж, сын года. Его мать будет просто в неописуемом восторге. — Помни, что ты не имеешь права отказаться ни от одного из моих желаний, — сладко говорит Эдди. — За это желание ты не получишь ни цента, однако следующие мои задания с лёгкостью это восполнят. Это задание я дал тебе для того, чтобы иметь возможность контролировать тебя и твои действия — без этого никак. — Сколько у меня времени? — охрипшим голосом спрашивает Ричи. Эдди задумывается, и на несколько мгновений в комнате царит звенящая тишина. Тозиер может слышать, как громко стучит его сердце. — У тебя есть ночь. До девяти утра ты должен быть здесь. Ричи кивает. — Я свободен? — Да, можешь идти. И, Ричи? Тозиер оборачивается. — Не надевай больше этот костюм. Он меня раздражает. «Меня тоже», — хочет произнести юноша, однако в итоге он просто кивает и выходит из кабинета, где его уже ждёт тот самый охранник — Денбро, кажется. Парень молча кивает Ричи в сторону, из которой они пришли, и оба тихо направляются к выходу. Тозиер старается не замечать сочувствующих взглядов охранника в свой адрес. — Билл, — вдруг представляется тот самый охранник и тянет руку. — Ричи, — парни пожимают ладони друг друга. Оба доходят до выхода из здания в тишине. — Ты подписал себе смертный приговор, чувак, — тихо, чтобы не слышали другие охранники, говорит Билл, когда оба переступают порог дома и идут к воротам. На улице уже довольно темно, но недостаточно темно для того, чтобы видеть силуэты деревьев и соседних зданий. — Тогда почему ты здесь работаешь? — Я работаю на Каспбраков в целом, а не на их сына, — пожимает плечами Денбро. — Его родители приятные люди. — А Эдвард — нет? — А ты разве не заметил? Хм, логично. Но кто же, в таком случае, сделал Эдди таким, если его родители — «приятные люди»? — Ладно, не лучшее это место для подобных разговоров, — будто прочитав его мысли, говорит Билл. Они как раз доходят до ворот, и Денбро что-то говорит тому самому первому охраннику, прежде чем ворота открываются. Ричи глубоко вдыхает — даже воздух здесь кажется чище, чем по ту сторону.***
В тот вечер Ричи таки готовит маме лазанью. Мэгги очень рада — она давно не пробовала своё любимое блюдо. В последний раз это было ещё тогда, когда отец был в семье. В глубине души Ричи даже скучает по этим временам — временам, когда всё было хорошо и когда он не просыпался каждое утро со страхом. Когда он не был разочарован в отце и считал его героем. Мать Ричи с наслаждением ест лазанью, в то время как Ричи задумчиво водит вилкой по тарелке. Аппетита как не бывало. Ему ещё предстоит сказать матери о том, что он переезжает в другой дом. Что он бросает её в тяжёлое для неё время. Что будет каждый день приходить к ней домой и проводить там максимум полчаса. Что он ужасный сын и, к тому же, эгоист. Что ей придётся ночевать одной. Что… Мэгги замечает, что Тозиер-младший и не собирается есть лазанью, поэтому отодвигает тарелку со своей порцией и смотрит на сына. — Эй, Рич, ты чего? — А? Всё отлично, мам, — парень улыбается, однако улыбка выглядит неубедительно. — Ричи! — Женщина смотрит на сына с укором. — Что случилось? Ричи молчит. Мэгги, видимо, понимая, что сыну нужно время, чтобы собраться с мыслями, терпеливо ждёт. — Мам, я… Меня приняли на работу, — бормочет, наконец, Тозиер-младший, нервно поправляя очки. — Правда? — женщина заметно оживляется. — Это же замечательно, солнце! — Угу, — Ричи опускает взгляд, и Мэгги хмурится: что-то здесь не так. — Рич? — У меня не было другого выхода, мам. Он сказал мне… Он сказал мне, что я не могу поступить по-другому. Ненадолго кухня погружается в звенящую тишину, но Мэган не решается нарушить её, видимо, ожидая, что Ричи всё объяснит. — На кону хорошие деньги, и я быстро соберу нужную сумму. И я быстро вернусь домой, обещаю. Всё будет хорошо, мам, — Тозиер отчаянно смотрит на свою мать. — Ты… уезжаешь? — голос матери срывается на шёпот. — Нет! Нет, ни в коем случае! — тут же отрицательно мотает головой юноша. — Я просто… мне сказали, что я должен жить там, но я каждый день буду навещать тебя, обещаю! Мне разрешили навещать тебя, мам. — Что это за работа, Ричи? — требовательно спрашивает женщина. — Ничего особенного, просто помощь с домашними делами, — отвечает Ричи то же самое, что и Бев, однако в этот раз лгать куда сложнее, поэтому он незаметно отводит взгляд. — Одна из семей из Уэст-Бродвей предложила работу, когда узнала о нашем положении. Мэгги невидяще смотрит в свою тарелку и будто принимает какое-то решение. Ричи тоже направляет взгляд в свою тарелку с нетронутой лазаньей и ждёт, поскольку чувствует, что мама что-то хочет ему сказать. — Рич. — Да? — Тозиер-младший в ту же секунду поднимает взгляд и смотрит в решительные глаза Мэгги. — Пообещай мне… Пообещай, что если ты не успеешь насобирать деньги… — Мам! — Не перебивай меня, Ричард. — Когда мать обращается к Ричи полным именем, значит, она абсолютно серьёзна. — Пообещай, что если ты не успеешь насобирать деньги, то ты продашь этот дом, возьмёшь заработанные на работе и с продажи дома деньги и уедешь в город, в котором есть перспективы. Я не хочу, чтобы твоё будущее было связано с этой дырой под названием Дерри. Ричи молчит. Он никогда не думал о том, что будет, если его мать умрёт. Тозиер всегда был по жизни оптимистом и предпочитал не думать о плохих исходах, отгоняя эти мысли подальше. Но когда его мать самолично сталкивает его с худшим исходом лоб в лоб… Воображаемые розовые очки Ричи трескаются пополам, впуская в его мировоззрение тусклые и серые краски, от которых волосы становятся дыбом. Нет-нет-нет, ему не нужны сейчас плохие мысли! Убирайтесь из его головы! Всё будет отлично, его мама будет жить! Будет, слышите?! Смерть? Что такое смерть? Всё будет просто замечательно, вот увидите! Ричи ещё будет смеяться с плохих мыслей, потому что его мама будет жить, и они оба переедут в город получше этого сраного Дерри. — Ты будешь жить, и я ни в коем случае не допущу другого исхода, — уверенно отвечает юноша, встаёт из-за стола и идёт по направлению к своей комнате. Мэгги тяжело вздыхает. Лазанья Ричи так и остаётся нетронутой.