Злая женщина пустыни

Сладковатый дым благовоний поднимался из углов дешёвой таверны в Тульге. Уже несколько лет старый торговый город, одна из столиц бывшего Хергитского Ханства, был частью Султаната — и даже склоки между султаном Хакимом, его тёткой Арвой и её подругой Литой (да не обратит она взор на жителей отданного ей для кормления и чести после падения Ханства города!) обходили источник пряностей стороной. В дальнем от входа углу компания молодых ткачей, разогревшись местным пивом, вела излишне эмоциональный разговор о традициях, их попрании и том, что Тульга — город, на чьём богатстве стоит весь юг Султаната — могла бы и попытаться возродить Ханство. Абмэд-тавернщик скривился, увидев, что к ткачам хромает старый Данжуур — лучник, раненный в последних боях Ханства и Султаната, служивший переметнувшемуся к вегирам Тулуг-нойону и после гибели своего предводителя в битве возле замка Риндьяр оставивший военную стезю. Если его сейчас спросят… Уже спросили. — Традиции! Шелудивой шавке под хвост все эти традиции! — могучий, несмотря на повреждённую ногу, бритоголовый мужчина в халате кочевника и кожаных сапогах ударил по стене кулаком. Шум удара перекрыл гомон подвыпивших ткачей. — Если бы не эти ваши традиции, может, Ханство бы и не стало провинцией пустынного владыки. Нет же, мы будем делать, как предки завещали! Лёгкая конница, луки — а тяжёлые конники так, на обычных лошадях, дестрие только у предводителей отрядов! Цеплялись, цеплялись и доцеплялись. Пришла Пустынная Ведьма и всё. — Но, Данжуур-багатур… Договорить смущённый юноша не успел. — У Риндьяра были два отряда нойонов. Тулуг-нойон, которому я служил и который за месяц до того еле унёс ноги от Мазига, и Крамук-нойон. И вегирский король Яроглек с боярином Меригой. Четыре сотни воинов на круг, из них две с половиной сотни пехоты и полторы — конницы. Нашей, степной конницы, традиционной. Лучники и копейщики на быстрых степных лошадках… Данжуур рубанул рукой в воздухе, пресекая все возможные вопросы. — У Пустынной Ведьмы была сотня. Четыре десятка мамлюков и наёмных воинов на дестрие, три десятка пустынных лучников и три десятка всякого сброда. Арбалетчики, копейщики, десяток наших конников… Но это было неважно. Если вам, мальчикам, кто-то будет петь в уши про то, что пехота может выдержать правильную атаку латной конницы — не верьте им. Мерига стоял на левом фланге и его ветеранскую сотню смяли сразу же, даже не заметили, что кто-то у них под копытами пищит. Пустынная Ведьма сама скакала впереди своих мамлюков — и тогда я третий раз в жизни видел, как перед атакой стрелы летят к солнцу. Такое уж у неё обыкновение… Крамук-нойон смеялся над ним, но после той битвы смеялась уже она. Не видели вы атаку тяжёлой конницы — и хорошо, никому такое не пожелаешь увидеть. Когда мамлюки развернулись, от сотни ветеранов с побережья осталось едва полтора десятка — и их резали лёгкие конники, а Ведьма повела своих во фланг королю. Яроглек стоял на холме и только это спасло его венценосную голову — наши вились внизу и приняли удар на себя. Казалось бы, тяжёлая конница медленнее лёгкой, но как тут сбежишь из-под удара, когда сзади склон и на склоне гибнут под залпами пустынных лучников пехотинцы? Даже рвани мы напрямую, завязли бы. И легли бы так же, как и получилось. Бессмысленно и бесцельно. Когда Ведьма ударила по нашему заслону, остановить её никто не смог. Тулуг-нойон приказал мне уводить тех, кто останется жив после первой сшибки — и я увёл. Пятерых из полутора сотен, потому что мамлюки с Пустынной Ведьмой на острие удара в плен не брали никого. Сам нойон как раз Ведьме под меч подвернулся — и вегиры потом твердили, что меч её был в крови весь, и рука её была залита кровью… Не знаю, сам не видел. И никто из тех, кто столкнулся, уже рассказать не мог, потому что Ведьма рубила наверняка. Тогда, при Мазиге, она больше о своих крестьянах думала, потому мы и ушли — а возле того холма нас растоптали. Тулуг-нойон, брат третьей жены Саньяр-хана, столкнулся с самой Ведьмой и лёг кровавым ковром под копыта её коня, а меня стрелой в ногу достали… и я мог только издали видеть, как Яроглек утёк с парой десятков своих витязей, бросив пехоту погибать. Нас было четыре сотни там — и Ведьма своей сотней стоптала всех. Тулуг хоть самой Лите под клинок попал, а Крамук-нойон вообще незнамо от кого смерть принял, я только видел, как стрела бандитки Дешави пришла в глаз его коню… А потом мамлюки стоптали и Крамука, и его верных бойцов, даже не дав сдаться. Старый Данжуур опрокинул в рот кружку пива, произведённого на старой пивоварне Литы-владычицы. — Вот и все традиции, мальчишки. Тогда Ханство и кончилось, а всё потому, что мы жили как встарь — пока Ведьма не собрала отряд из мамлюков и не показала нам, что против них нет приёма. Забудьте о былой славе — пусть Арва Жемчужная и Пустынная Ведьма султану глотку рвут в Шаризе, нам уже порвали. Всё порвали и всех. И если вы не просто по углам кричать будете, а попытаетесь что-то сделать, Пустынная Ведьма придёт и покажет вам, что бывает после того, как стрела уходит к солнцу…