Злая женщина пустыни

…Пустыня дышала холодом. В узком ущелье, ведущем к маленькому оазису, давшему приют вольному народу, гулял ветерок и Бакир, бывший лучник армии эмира Мундхалира, непроизвольно ёжился, когда дыхание пустыни в очередной раз пролетало между скал. Бакир оставил службу после битвы у замка Джамайед, где его полусотню лучников стоптали ханские всадники. Самого Бакира, видимо, посчитали мёртвым — но он выжил, выполз из-под груды тел и пустился в бега, зарабатывать себе на жизнь луком и ножом с вольными детьми пустыни. Они уже два месяца щипали караваны и селения у Ахмеррада, перепродавая добычу хитрюге-торговцу из Барийе. Не всякую добычу, конечно — хоть вино и запретно правоверному сарраниду, других запретов вольный народ не соблюдал — и бывшие крестьяне с бывшими солдатами спали теперь на шёлке, а отказа у женщин в селениях не знали совсем. Бакир улыбнулся, вспомнив ту крутобёдрую, пышнотелую девицу, которую он взял себе из Миджайет — пусть она и кричала, что не хочет быть женщиной разбойника, но кто же спросит у той, чьё назначение — ублажать мужчину? Надо будет после того, как Дамир-стражник сменит Бакира на посту, перед сном огулять эту молодую кобылку… Приятные мысли резко вылетели из головы пустынного разбойника, когда рядом с этой самой головой воткнулся в трещину между камнями арбалетный болт. Бакир открыл рот… и не успел закричать. Бронебойная стрела вошла в горло мужчины, убивая неродившийся крик. Корчась в предсмертных судорогах, Бакир услышал крик как раз спешившего на смену Дамира: — Шайтан-ханум! Шайтан-ханум при… Договорил ли дезертировавший из дуркубской стражи копейщик, Бакир уже не узнал. Предрассветная тьма взорвалась свистом стрел и лязгом мечей. Выставившие пост разбойники относились к возможной атаке на их убежище несерьёзно — и теперь гибли, выбегая полуодетыми из скальных гротов и землянок, не успевая даже поднять оружие. Трое спавших в самой дальней землянке успели-таки собраться и даже начать стрелять из длинных военных луков — но охотничьи стрелы, идеальные для убийства животных или незащищённых людей, бессильно ударялись в щиты и пластинчатые доспехи нападавших. И самым страшным было то, что на острие удара шла женщина в ламеллярном доспехе, в тяжёлом бацинете с наносником и кольчужных сапогах. Женщина, чей меч был тёмным от разбойничьей крови, а на разделённом надвое красно-белом щите красовались вздыбленные навстречу рыцарские кони. Каждый удар длинного тяжёлого меча в руках женщины забирал жизнь. Жизнь пустынного грабителя, дезертира или беглого крестьянина — всё равно. Окровавленное лезвие отрубало руки, вспарывало шеи, оставляло широкий развал раны в животах… И те из бандитов, кто успевал понять, чьи люди явились оборвать их вольную жизнь, в ужасе вспоминали, что эта женщина — не такая, как обычные женщины Кальрадии — пришла из-за моря. Что её наёмный отряд, сколоченный за несколько месяцев, бил большие отряды аристократов Свадии и Ханства. Что разбойников она если и берёт в плен — то только затем, чтобы продать на городские мельницы или каменоломни. А обычно — вовсе не берёт. И не добивает тех вольных налётчиков, кто уже не жилец — но умирать будет медленно и мучительно. Шайтан-ханум, Ведьма Пустыни пришла по души тех, кто пытался кормиться с воровского ножа — и понимание того, что смерть и жизнь отныне равно страшны, сломило последних защитников бандитского логова. Они пытались забраться по скалам, чтобы убежать куда угодно, в пустыню, навстречу мукам голода и жажды — но стрелы находили их, сбивая на дно ущелья… — Вот, Имира, а ты сокрушалась, что я такая вся жестокая, — хриплый, огрубевший от перекрикивания шума битвы голос светловолосой молодой женщины в ламеллярном доспехе был пропитан ехидством и горечью. — Вот, смотри. Эти твари заслужили всё, что я делаю с ними. Вот за это. Лита, Пустынная Ведьма, махнула рукой в сторону группы освобождённых пленниц — бледных, пошатывающихся, стоящих так, будто не могут свести ноги. — Да, капитан, — другая блондинка — в кольчуге и с традиционной родокской причёской — кивнула. — Я постараюсь их как-то подлечить… у нас же нет раненых? — Нет, — усмехнулась Лита. — Ещё бы эта бандота кого из нас поранила. Зря я, что ли, все деньги отряда на снаряжение спускаю?