Andromeda

Далеко нам до небес Созданы бескрылыми мы Родились сильными Но стали уязвимыми мы. The Hardkiss — Гора

      Эту лесную дорогу Саске помнил наизусть. Каждый год он пробирался сквозь густое болото и лесную чащу, что отделяли его от любимого места отдыха, и каждый год он был вознаграждён за нелёгкий путь прекраснейшим из природных явлений: на опушке древнего леса стояла одинокая вишня, которая весной покрывалась густым нежно-розовым цветением. Саске сколько раз отправлялся в путешествия, но нигде больше не видел такого утончённого и красивого дерева. Когда-то давно, будучи ещё ребёнком, он проходил этой тропой вместе с братом, Итачи, и он помнил, как впервые увидел необычные цветы. Этот образ уединённого дерева в степи настолько запал в душу, полюбился, что впредь Саске дал себе обещание приходить на поляну каждый год, чтобы миловаться тем, чего не было нигде больше в мире. Но эта вишня тешила его не только красотой. Рядом с этим деревом Саске всегда испытывал приятное умиротворение, он расслаблялся и даже позволял себе вздремнуть, ощущая абсолютную безопасность.       Из года в год он приходил к вишне, чтобы впитать невидимую пелену заботы, что окутывала Саске рядом с этим дивным растением. Совершенно незаметно он начал заботиться об этом дереве, как когда-то его мама — о растениях в саду рядом с их домом. Микото всегда щедро подливала их водой, обрезала увядшие листья, что-то нашёптывала зелёным питомцам, будто они были живыми существами. В детстве это казалось странным, но со временем Саске понял, что именно делала его мама: она вкладывала в своё дело любовь и частичку души, из-за чего цветы в том саду всегда тянулись к солнцу, а фрукты поспевали сочными и вкусными. Повзрослев, Саске невольно перенял увлечение матери, вот только ему были интересны растения, которые считались редкими, как эта дикая вишня, росшая вдали от людей и цивилизации. В какой-то мере это растение напоминало ему его самого: непохожее на окружающих, странное, ведь среди всех юношей в их городе он едва ли не единственный, кто остался в стороне, не принял участия в походе царя.       Отец был генералом, поэтому военное дело в их доме было чуть ли не кровным призванием, и старший брат Саске последовал по этому пути, присоединившись к армии великого царя, который отправлялся покорять восток. Почему-то глубоко в сердце Саске душил камень тревоги: он опасался, что больше они не увидят Итачи, но не смел делиться тревогами с родителями или новоиспечённой невестой, подобранной ему отцом. Ино была замечательной девушкой, умной и красивой, но Саске не испытывал к ней ничего, кроме взаимного уважения и дружбы. Он понимал, что эта партия окончательная, поэтому смиренно играл роль влюблённого парня, чтобы родители обеих сторон — и Ино тоже — не тревожились понапрасну. Отец давно всё решил: старший сын должен прославить их семью на поле боя, а младший продолжит знаменитый род полководца, чтобы кровная линия не прерывалась даже в такое мрачное для державы время. Итачи и Саске молча согласились, ведь у них не было выбора, из-за чего пришлось притворяться, что всё именно так, как братья хотели.       В прошлом году отец вынудил Саске взять Ино в его укромное место, ссылаясь на то, что очень скоро они станут неразлучны и ему придётся всем делиться с женой. Их совместный поход оказался скорее хлопотным, чем романтичным. Ино была наследницей одного придворного рода и, не привыкшая к пешим прогулкам, почти не оценила всей красоты природы и тяги к приключениям. Она ворчала, пока Саске помогал ей пробираться сквозь болотистую степь, затем достаточно громко бормотала в лесу о паутине, комарах и сырости, а после, когда Саске наконец вывел её на поляну с вишней, не оценила уникальность дерева — лишь улыбалась, будто ей действительно понравилось в укромном месте жениха. Возвратившись домой, она поспешила переодеться, отдаляясь так быстро, что позабыла попрощаться с Саске, не то чтобы ему от этого было обидно. Посему в этом году он решил отправиться в одиночку, чтобы спрятаться под любимым деревом от несправедливого мира и грядущих обязательств.       Отодвинув ветки акации, что впились колючками в ладони, он ступил на извилистую тропу, ведущую прямо к дереву и небольшой поляне. Бескрайняя степь, что расстилалась за пределами опушки леса, постепенно зеленела, перемешиваясь с полевыми цветами; голубое небо было настолько ярким, что Саске в лучах полуденного солнца жмурился, чуть скривив лицо. Он поднял руку ребром ко лбу, чтобы глаза перестали слезиться на ветру. С каждым шагом он приближался к знакомому месту, но цветовая гамма не менялась: лазурный горизонт и зелёное море, колебавшееся от порывов ветра. Не было ни намёка на прекрасный нежно-розовый оттенок цветов, которыми его вишня в этот сезон всегда была окутана. Нахмурив брови, Саске поспешил добраться до булыжников, что лежали кучей рядом с деревом. Увидев, в чём причина, он застыл точно статуя, слепо таращась на остатки своей вишни.       Изогнутый ствол был расколот посредине, согнутый пополам так, что ветки встревали в мягкую почву рядом с корнями и молодыми проростками травы. Листва, что в некоторых местах ещё держалась дерева, была чёрной как смола, сухой и скомканной; чёрные потёки какой-то субстанции покрывали оторванные куски коры, а трухлявые части ствола заметно покрылись дырочками — подарками термитов. Когда-то прекрасное растение теперь было мёртвым и сухим, расколотым на части, будто в него ударила молния. Посреди зелени и безоблачного неба эта часть природы выглядела неестественной, чужой и отталкивающей. Саске неподвижно смотрел на чёрную листву и сломанный ствол вишни, вдумчиво хмурясь. Он не помнил, чтобы в прошлом году на этом дереве были какие-то визуальные подсказки болезни или чтобы в этой местности недавно проходил шторм — настолько сильный, что какая-то молния случайно попала бы в это бедное растение, превратив в кучу переломленных веток и термитной пыли.       Ступив на шаг ближе, Саске протянул руку, прикасаясь к шершавой коре, из-под которой посыпалась пыль, усеивая былинки травы у корней. В груди что-то до боли сжалось, будто Саске вдруг потерял дорогого старого друга, с которым вырос, который столько лет утешал его в тяжёлые минуты и дарил радость, когда всё в этом мире казалось блёклым и серым; в мыслях промелькнул образ Итачи и тревога, которая преследовала Саске в последнее время. Могло ли что-то случиться с его братом? Поход на восток вместе с массивной армией их царя славное дело — об этом уже начали сочинять песни и предрекали кампании титул «великой и бессмертной», ведь их царь намеревался завоевать как можно больше территорий. Напишут ли их семье весточку, если что-то случится с Итачи, или же они никогда не узнают о том, что конкретно произошло, да и вернётся ли он домой в целости и сохранности? Все эти вопросы вскружили голову Саске, отчего он медленно присел рядом с мёртвым деревом, опираясь плечом о ствол, что ощутимо затрещал от неожиданного давления.       По телу расползался холодок, пропитывая каждую клеточку едким ощущением беспокойства. Саске любил брата больше всех на свете. Он не был готов к кардинальным переменам в судьбе, несмотря на то что отец настаивал, чтобы Итачи перенял его увлечение военным делом. Встряхнув головой, Саске прогнал мысли о брате прочь, вдыхая полной грудью свежий весенний воздух. Он пришёл сюда расслабиться и избавиться от бесконечных мыслей, а не толочь воду в ступе даже здесь, где это никого не волновало. Подняв голову к небу, Саске прижался затылком к колючей коре мёртвой вишни, устало прикрывая глаза. Не так давно Итачи ушёл в поход, оставив младшего брата наедине с наследием и прочими заморочками, от которых было невозможно спрятаться. И вот теперь, вернувшись в единственное место, которое Саске любил и по которому весь год смиренно скучал, он потерял и его: больше не будет укромной поляны, где он сможет скрыться от несправедливости, обязанностей и тревоги. Он остался один в поле воин.       Приходя на эту поляну каждый год, Саске в детстве представлял эту вишню живой, точно человеком, словно у неё была душа и он мог разговаривать с немым деревом. Звучало это крайне глупо, и отец никогда бы не одобрил подобной чепухи, но Саске верил, что растения слышали всё, что происходило вокруг, ощущали позитивные и негативные эмоции. Об этом всегда так интересно рассказывала мама, что, будучи ребёнком, Саске, когда никого не было рядом, вполголоса разговаривал с её цветами. Конечно, повзрослев, он перестал верить в лесных духов и прочие сказки, которыми подпитывали фантазию детишек старики, но вера в то, что он своими нечастыми визитами помогал столь красивому дереву расти, утешала Саске. Ему казалось, что он оставлял невидимый след на этой земле, помогал чему-то прекрасному тешить будущие поколения. И вот внезапно Саске оказался перед интересным фактом: он пережил своё творение, и у него не осталось саженца, с помощью которого можно было бы попытаться вернуть вишню к жизни. На эту поляну больше не было причин возвращаться.       Вздохнув, Саске поднялся, похлопав по штанинам, чтобы очистить ткань от пыли. Он осмотрелся, будто искал — сам не знал что, — и вдруг нечто привлекло его внимание. Нагнувшись, Саске убрал в сторону траву, присматриваясь к стремящемуся ввысь небольшому отводку, что проклевал себе путь совсем рядом с мёртвым деревом. Молодая листва имела такую же форму, как у старой вишни: светло-зелёная, с зубчиками по ободку. Сердце в груди начало колотиться, и Саске ощутил наплыв радости. Может, ещё не всё потеряно и он спасёт это бедное, но чудесное растение. Обхватив пальцами траву, он умело оборвал её, отбрасывая в сторону, расчищая место вокруг черенка. В висках пульсировало бешеное волнение, будто Саске спасался от грозного зверя, но его руки ловко и умело работали, отделяя проросток от грунта, травы и корней мёртвого дерева. Достав из кармана небольшой нож, Саске начал аккуратно вырезать растение вместе с тоненькими корнями, что ещё не успели вцепиться в почву. Он не знал, как долго работал, но, достав обвитый влажным грунтом черенок, присел на истоптанную траву, вытирая грязной рукой вспотевшее лицо.       Колеблющийся на ветру саженец помещался в его ладони, пропитывая кожу влагой и грязью. Саске смотрел на это растение и не верил своей удаче: всего час назад он думал, что всё потеряно, что его любимое дерево умерло и причин возвращаться в эту местность больше нет. И, возможно, Саске сюда действительно больше не придёт, но, уходя, он заберёт то, что не мог взять раньше. Вернувшись домой, он посадит этот черенок в саду матери, и это дерево будет медленно прорастать корнями в почву рядом с его домом. Он сможет заботиться о нём, как это делала когда-то Микото, возможно, передать эти знания детям. Оторвав взгляд от саженца, Саске поднялся, спрятав нож в карман штанов. Повернувшись, он осмотрел мёртвую вишню, чьи сушёные листья с хрустом трепетал ветер. Это дерево хотело жить, и Саске поможет ему в этом, точно как оно, само того не зная, помогало ему все эти годы скрываться от проблем. Теперь ему не придётся далеко ходить, чтобы весной насладиться сладким ароматом цветущей вишни, любоваться прекрасными цветами и дремать в тени веток.       В последний раз окинув мёртвую вишню взглядом, Саске отвернулся, прижимая к груди, в которой всё ещё бешено билось сердце, саженец, пока ноги вели его по тропе в сторону дремучего леса. Надежда на лучший исход всегда всплывала, и вполне возможно, что он напрасно волновался о брате. Итачи принял судьбу с гордо поднятой головой, и он сможет прославить их семью достижениями во время военного похода, а значит Саске тоже должен принять неизбежное и смириться с тем, что ждало его в ближайшем будущем. Возможно, те, кто стремился к лучшему будущему, в конечном счёте обретают счастье среди обстоятельств, в которые их неволей занесла судьба. И саженец в руке Саске прямое тому доказательство: даже после смерти эта дикая вишня стремилась вернуться к жизни, солнцу и небу. Он возьмёт с неё пример и попытается принять неприятный ему жребий судьбы, чтобы в будущем обрести хоть какое-то счастье и умиротворение под деревом, которое отныне будет тянуться ветками ввысь за окном его родного дома.