Тайна бухты Полду

Шерлок Холмс смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я несколько раз моргнул, прогоняя сон, и холодок пробежал у меня по спине. С ужасом я подумал, что только что лишил мужской сущности своего лучшего друга и что моя судьба висит на волоске. – Холмс, я не хотел, – просипел я, еще не понимая, что было во сне, а что наяву. – Чего, Ватсон? – его хриплый шепот вернул меня к жизни. – Этого? Холмс приподнял одеяло. К моему ужасу он держал в руке мой ослабевающий член. Сквозь пальцы сочилась сперма. Я не смог вымолвить ни слова, только смотрел вниз до тех пор, пока его рука не разжалась, и Холмс не вытер себя и меня невесть откуда взявшимся платком. Мне показалось, что сон продолжается. Он взял мое лицо в ладони, поднял вверх и зашептал: – Простите меня, друг мой, простите, я виноват. – В чем?– я смотрел ему в глаза. – Я воспользовался вашей беспомощностью, вашей здоровой физиологией, – Холмс шептал мне в самые губы. – Вы спали, и я осмелился подумать, что вам было бы приятно, если бы… Удивительно, насколько часто мы попадали в двусмысленные ситуации, но ни разу не переступали законов природы. Много лет Шерлок Холмс твердил о моей мужественности, моей красоте, моей нужности ему. Я не смел мечтать о большем, не говоря уже о таком внезапном сближении. Его губы коснулись моих. Мне показалось, что он хочет поцеловать меня, и я не стал сопротивляться. Мне действительно было это приятно, хоть и неожиданно. Уже через минуту я подмял его под себя и неистово целовал, ища возможности воплотить свой сон в реальность, и был крайне удивлен, что мне это быстро удалось. – Как вы себя чувствуете? – спросил я, набивая первую утреннюю трубку, не вставая с постели. – Вполне сносно для человека, ожидающего пневмонии, – широко улыбаясь, ответил Шерлок Холмс. – Я не только это имею в виду, – мне казалось, что я сделал все не совсем верно и доставил несколько неприятных болезненных моментов. В любом случае, мне казалось, что подобное проявление чувств было несколько преждевременным. – Прекрасно. Поверьте, в этом нет ничего дурного. – Вы ведь вчера это специально сделали? – Что? – Ну, это купание, эта простуда? О, не делайте такое лицо. Вы хоть и хороший актер, но теперь я вас знаю изнутри, так что отвечайте честно. – Ватсон, вы мужлан. Но я действительно специально полез купаться, чтобы подзадорить вас. Даже выучил заклятие из книги с легендами, которым заговорил вас. Но дождь и жар в мои планы не входили, – он прижал к лицу платок и чихнул. – А что значила эта тарабарщина? – Элементарно, Ватсон. "Хочу твоей любви". Звучит очень по–халдейски, не так ли? – Чушь какая! Значит я – влюбленная в кельта дочь морского чудища? – Скорее я. А вы – отважный рыцарь медицинского ордена. Я помолчал. Вопрос вертелся у меня на языке. – Почему вы позволили сделать это? – и я тут же пожалел, что спросил. – Потому что давно хотел, – подумав, ответил Холмс и положил руку мне на плечо. – Ведь вы неравнодушны ко мне, не так ли? Знаю, вы предпочли бы на первый раз что–нибудь менее конкретное, но это было именно то, что мне нужно. Может, в ваших глазах это и ужасно, но вряд ли это умаляет мою мужественность. Я просто хочу вас предостеречь от распространенных заблуждений: не думайте, что я изменю своим привычкам, и буду носить женское платье или просить называть меня "милой девочкой". – Видал я ваше серое платьишко! – засмеялся я. – Вы не выглядите в нем женственно, а скорее похожи на собравшегося на маскарад кучера. Ничего обольстительного. И я вряд ли бы стал называть вас какой бы то ни было девочкой. Мужчина должен всегда оставаться мужчиной, не так ли? Но сейчас главное, что у вас нет повышенной температуры, а значит, я нашел новый способ лечить вас от болезней, – я выпустил первое кольцо дыма и протянул трубку Холмсу. – Уверяю вас, я не считаю вас менее мужественным теперь, чем всегда. Благо, ваши утверждения о мужской несостоятельности оказались очередной ложью. – Вы забыли о своей привлекательности, которая излечила меня от бессилия. И, боюсь вас огорчить, но это я открыл вам панацею, друг мой. Думаю, что через некоторое время вам надо повторить этот опыт, дабы закрепить успех, а я покажу вам кое–что для вас новое. – Холмс, да вы развратник! Только не думайте, что я вам многое позволю, – я, конечно, был готов быть рядом с ним столько, сколько получится при нашем положении, при нашей репутации. Сейчас я совсем не думал о том, что, вернувшись в Лондон, мы вынуждены будем прекратить наши забавы и быть крайне осторожными не только на людях, но и в обществе друг друга. И стены имеют глаза и уши, что Холмс не раз мне доказывал, демонстрируя чудесным образом добытые улики загадочных преступлений. – Ватсон, за вас я продал дьяволу душу, – он приобнял меня и громко чихнул. Утром тринадцатого марта я точно знал, в чем именно состоит тайна Шерлока Холмса. Она лежала передо мной, закутанная в плед, чихая и бесконечно чертыхаясь. Та самая тайна, за которую посылают на каторгу, и о которой я никогда в жизни не хотел бы узнать, если бы она не стала также моей, благодаря дьяволу, колдовству и ужасному климату корнуольской бухты Полду.