Италия, 1774 год
Горящие турецкие корабли в Чесменской бухте могли быть точно такого же оттенка, как её медно-рыжий парик, собранный в высокую замысловатую причёску. Настоящий же цвет волос принцессы Элизабет знают только её слуги и, конечно, любовники. Взгляд князя перешёл на высокого статного красавца - русского контр-адмирала Самуила Грейга. Тот разговаривал с английским консулом, сэром Джоном Диком, в доме которого и был дан торжественный обед в честь приезда её императорского высочества. Рядом, не участвуя в разговоре, стоял третий, одетый в военный мундир, единственный из всех гостей-мужчин при полном параде. Некоторая тучность его фигуры компенсировалась гордой осанкой и высоким ростом, широкое лицо с ястребиным носом казалось расслабленным и не походило на лицо бывалого вояки. Но серые внимательные глаза, цепко скользящие по залу, выдавали острый ум, волю, упорство, властность. Даже здесь, в Ливорно, фактически в своём изгнании, у генерал-аншефа графа Алексея Орлова-Чесменского были глаза победителя. Он умел смотреть. На друзей. На врагов. На женщин. Элизабет в ярко-синем кринолине чинно мелькала между гостей, заговаривая, очаровывая, и всё же неизменно оказываясь подле графа. "Хорошая работа, dziewczynka*,"- подумал бы Радзивилл, если бы не упорное молчание султана, известие о заключении мира между Россией и Турцией и в дополнение ко всему полученное накануне письмо. Отменное тосканское вино приятно обожгло нёбо, но его было недостаточно. Трое мужчин всё ещё крайне убедительно обсуждали возникший русско-английский конфликт, послуживший причиной столь спешного приезда графа с княжной из Пизы в Ливорно. Последняя даже прибыла почти без слуг и собственной охраны. Вне всякого сомнения, Орлов тоже получил письмо от Екатерины и уже действовал, а все эти разговоры, весь ажиотаж вокруг русской эскадры и военных манёвров, на которые Элизабет непременно пожелала взглянуть, являлись частью одной пьесы, разыгрываемой исключительно для неё. Кароль Станислав прекрасно знал, что хотел. Он знал, ради чего поддержал Волдомирскую принцессу и ради чего предаёт её. Осталось дождаться конца приёма, а затем непременно в szynk**. Виленский воевода собрался провести завтрашнее утро в хмельном полузабытьи, надеясь проспать время смотра Елизаветой российского флота. Если на борт флагманского корабля princesse взойдёт свободной, то покинет его уже в оковах.***
Мерный стук маятника, почти догоревшие свечи, тёплая шаль, наброшенная на сползающий синий шёлк платья - ничего этого княжна не замечала. Она сидела в предоставленных ей апартаментах в доме посла, обхватив себя за плечи - крепко, также же крепко, как около часа назад её обнимал Радзивилл. Было странно всё ещё ощущать его сухие жёсткие губы на своих, чувствовать запах алкоголя и каких-то дешёвых духов, очевидно, тех девок, которых князь целовал до неё, слышать его глубокий звучный баритон. Было страшно, ведь несмотря на всё это, поляк был совершенно трезв. - ..Вы дали мне понять, князь Карл, что меня более не поддерживаете и в моём содействии не нуждаетесь. Так в чём же дело? - Переговоры с султаном окончены, принцесса. Турция дала мир, а это значит, что ни Швеция, ни Франция теперь не решатся выступить против Екатерины. У вас остался один Орлов. - Главный мой союзник, самый верный путь в Петербург, - княжна говорила без тени колебания в голосе, и в полумраке блестели её глаза. - Я успел неплохо вас узнать, Ваше высочество. Вы можете быть неумеренной, легкомысленной, влюбчивой, но никак не глупой. Неужто вы так уверены в Орлове? - несвижский ординат медленно мерил шагами малую гостиную. Было глубоко за полночь. В тишине личных покоев наследницы глухо стучали по паркету его сапоги. - Влюбчивыми всегда были мужчины вокруг меня, но отнюдь не я сама, - лицо Елизаветы, пылая гордым гневом, умудрялось оставаться спокойным. - Я не обязана ничего отвечать вам сейчас, но я отвечу, дабы мы оставили наш разговор в этой комнате и не возвращались к нему впредь. Граф влюблён, и потому я в нём уверена, - она помолчала некоторое время. - Мы венчаемся завтра на его корабле. - До принятия вами присяги русского флота или после? - спросил Радзивилл, покачивая головой и усмехаясь себе в усы. - Любезный друг, - княжна с надменной, ироничной улыбкой порывисто подошла к нему. - Вечно вы, мужчины, перетягиваете канат на себя. Не отступись вы первым, я бы ещё могла обещать дорогой вашему сердцу Польше.. - Речь не о Польше, Элиза!.. - сурово, с нажимом проговорил вдруг "Пане коханку". - Вы забываетесь! Никогда прежде вы не позволяли себе подобного обращения ко мне. Скрывая злость и беспокойство, Елизавета отвернулась и, перебирая золотую тесьму на платье, задумчиво двинулась к окну, глядя наружу в тёмную и тёплую, беззвёздную и новолунную, полную звуков и жизни итальянскую ночь. - Или может быть, вы что-то знаете?.. - спросила она скорее саму себя. Послышались шаги за спиной. Руки мужчины опустились ей на талию и развернули, привлекая к себе. - Я вас не узнаю, Карл. Вы не посмеете!.. Вырываться было бы недостойно будущей Императрицы, и молодая женщина лишь упёрлась ладонями в грудь поляка, в чёрную замшу кафтана, собираясь позвать на помощь. Она не успела. Князь целовал её, зажав в руке настоящие, тёмно-русые кудри, запрокинув ей голову и щекоча усами лицо. Оставалось только плотней сжать губы. Долгие минуты спустя Радзивилл шепнёт ей что-то про бедные русские корабли, сгоревшие по приказу Орлова, и удалится. Через пару часов над морем розовой молочной дымкой разольётся рассвет и донесутся звуки военных труб. Ближе к полудню над пристанью помимо криков чаек и крачек, гарканья отдаваемых команд и шума толпы зевак, наблюдающей за манёврами российского флота, с палубы флагмана "Святой великомученик Исидор" донесётся отчаянный женский крик: "Алексей! Алёша, Алёша!", а чуть позже:"Князь! Карл!". Голос тут же перекроется волнами и общим гамом, не достигнув цели. -------------------------------------------------- *dziewczynka(польск.)— ребёнок,девочка **szynk(польск.)— шинок,кабак,трактир