Речь Посполитая, 1777 год
Женщина смотрела на себя в инкрустированное благородным дубом венецианское зеркальное стекло. Странно, но оставшаяся после тюремных подвалов болезненная бледность так полностью и не сошла, и на место прежнего естественного румянца приходилось накладывать пудру, частично скрывающую впалость щёк и лучики ранних морщин. Худая рука провела по тёмно-синему лифу платья, оправила пышные юбки и шлейф, переходящий из почти чёрного в нежно-голубой. Она не узнавала себя, и дело было не в принятом по приезде в Польшу имени и образе: за свою жизнь женщина сменила не один десяток имён, и та роль, которую предложил ей Радзивилл, была по-своему заманчива, хотя не шла ни в какое сравнение с предыдущей. Радзивилл. Два года назад он купил её свободу, вывез из Российской империи, через доверенных людей оформил на неё имение на возвращённых ему территориях, но не спас. Елизавета умерла в Петропавловской крепости. Бережно хранящиеся в шкатулке бумаги говорили, что ныне в Варшаве проживала Анна Франциска Милославская, дочь русского вице-адмирала Фёдора Михайловича Милославского, рождённая в тайном браке и вынужденная в раннем детстве уехать в Европу. Перед прекрасной представительницей этого почти угасшего древнего дворянского рода понемногу открывались двери знатных польских домов, в том числе и королевского. На приёмах Анна пела и аккомпанировала себе на арфе, чем привлекла внимание неравнодушного к тонким искусствам польского правителя Станислава Августа Понятовского. Пани ещё раз пробежала глазами по полученному накануне письму Радзивилла, смяла его и бросила в камин. "..Прошу вас об осторожности с послом. Он знаком с моими делами.." . Женщина допила травяной настой, чтобы смягчить кашель, и улыбнулась отражению в зеркале. Улыбка вышла смелой и многообещающей. Это для короля. Кончики изящных губ слегка сдвинулись, оставляя лишь готовность, тень прежней весёлости, взгляд сделался прямой и серьёзный. А это для Репнина, русского посла в Варшаве. - Агнешка, - позвала она служанку, - вели подать лошадей.***
- Мелодия - это рисунок. Ритм - линии, штрихи, плавные или короткие, точные, лад - краски, которые использует художник, тембр есть колорит картины, а форма - это общая композиция, когда все элементы произведения сливаются воедино. - Может быть, вы ещё и рисуете? - Понятовский заинтересованно слушал приятный напевный голос, разглядывая сидящую напротив даму. - Могу написать ваш портрет, если пожелаете, сир. Раздался вежливый, но уверенный стук в дверь, по залу разнеслись негромкие шаги и высокий сухой мужчина, коротко поклонившись, опустился в предложенное ему кресло. - Николай Васильевич, хочу вам представить пани Франциску Милославскую, вашу соотечественницу по отцу, и мою - по матери. Пани Франциска, это Николай Васильевич Репнин, консул от Российской Империи. Дипломат снова вежливо склонил голову, не отводя при этом внимательных глаз. - Пани любезно согласилась мне помочь в переговорах с кардиналом Альбани по поводу приобретения некоторых картин из его коллекции. Она утверждает, что знакома с кардиналом лично и уже имела с ним дело, - Станислав Август снова повернулся к даме. - Мои галеристы сообщают, что на вилле итальянца собраны превосходные древнегреческие и римские полотна. Знали бы вы мою страсть к искусству, вы бы поняли эту мою слабость. Лёгкая шутливая ирония в голосе очень шла этому красивому гордому поляку, явно ей импонировавшему. Анна слегка качнула головой, заменяя этим движением и принятие его иронии, и несогласие с такой позицией, и заверение оказать посильное содействие. - Иногда я удивляюсь, что в наш просвещённый век женщины не могут состоять на дипломатической службе наравне с нами, мужчинами, - смеясь, сказал Понятовский, - Вы бы мне пригодились, пани.***
из донесения русского дипломата Н. В. Репнина императрице Екатерине, 1778 год
"..ранее не обратил должного внимания. Умна и образована, появилась она внезапно и по поведению похожа на известную вам женщину. Бумаги её, по всем правилам составленные, всё же кажутся мне подложными, но проверить их отсюда возможности не имею. Оная же женщина, пользуясь своим влиянием, склоняет двор к принятию амнистии для участников Барской конфедерации. В ожидании дальнейшего вашего повеления.."из ответа императрицы Екатерины Н. В. Репнину, 1778 год
"..известно мне прекрасно. Что до дела её, так то не вред, а польза. Князя Радзивилла давно возвратить надлежит , дабы за границей более не затевал ничего. Оставшиеся конфискованные владения вернуть можно, чтобы дружбу мою вспомнил и от планов будущих возможных отказался. Касательно авантюрьерки же, пусть у вас под надзором будет и впредь дел политических сторонится.."***
Речь Посполитая, 1778 год
Для человека своего возраста князь довольно лихо соскочил с коня. Ворота его родового замка были распахнуты, двор заполнен людьми - "любимца шляхты" встречали бурно, как символа борьбы за свободу, привычно забыв обстоятельства его бегства и множественных поражений. Такова человеческая природа. Одним, далеко не самым достойным, люди прощают всё за их врождённый магнетизм и упорство, другим, возможно более честным или справедливым, вспоминают малейшую оплошность вопреки самому сильному обаянию и той же стойкости. Недостаточно родовитого, навязанного им Станислава Понятовского шляхтичи не любили, но мирились. С возвращением помилованного виленского воеводы возникали новые надежды на возможные изменения, которым, впрочем, сбыться было не дано. "Пане коханку", по договору обязавшийся сложить оружие и поддерживать короля, и многое этим оплативший, намеревался на этот раз держать слово. Радзивилл, передав слуге поводья, скинул пурпурный, подбитый мехом контуш*. Оставшийся на нём укороченный жупан** дорогого сукна и рубашка оголяли руки, а октябрьские морозы уже схватили инеем брусчатку, но князь стремился показать, что тёплая Европа не изнежила его. Оживлённо оглядывая толпу, он рокотал приветствия, отдавал распоряжения, слушал отчёты управляющего и шутил, а его раскатистый смех, отражаясь от стен внутреннего двора, казалось, заполнял всё пространство. Вскоре на переполненной площадке остановился ещё один открытый экипаж. Разгорячённые гнедые били копытами, дёргались и порывались двигаться дальше, люди поспешно расходились в стороны, кучер старался угомонить буйных животных, а одетая по-европейски дама, сидевшая в пролётке и сохранявшая абсолютное спокойствие, уже открывала дверцу. Синие глаза князя жадно вспыхнули. В привычной манере тронув подернутые сединой усы, он двинулся навстречу. Из экипажа показалась изящная туфля, но гранитных плиток так и не коснулась - поляк подхватил женщину на руки.***
- Что Доманский? - Радзивилл, лениво развалившись среди одеял, снова накручивал ус. - Всё в своём пинском поместье или к тебе тоже наведывался? Меня вот он видеть не желает. Женщина продолжала молча расшнуровывать корсет, стоя у окна. - Элиза? - Мы не встречались со времени пребывания в Петербурге. - Ты не писала? - А зачем мне писать ему? Дело его окончено. Пусть больше не слышит обо мне, - и прибавила вполголоса, - для своего же блага. Князь похлопал по месту рядом с собой. Лицо его было красным от выпитого вина, но пальцы ловко расправлялись со шнурами платья. Где-то внизу, в обеденных залах шумели в угарном веселье оставшиеся без пана гости. - Ты просил за него? Князь хмыкнул. - А ты? - По словам князя Голицына, меня не могла волновать ничья участь, кроме собственной. - И про меня говорят такое. Элизабет молчала, сидя к нему спиной поперёк кровати. - Кароль, - спокойно позвала она, - пора мне уезжать. Густые брови мужчины дёрнулись, а вечная полуулыбка-полуусмешка одним углом рта неестественно застыла. - Титул княгини Радзивилл тебя больше не интересует? А статус фаворитки короля? - Всё это лишь формальное, досужее. Тогда в казематах мне казалось... Она вдруг закашлялась, зажимая рот простынью, наклоняясь и содрогаясь всем телом. Устраиваясь рядом и поддерживая её сзади за плечи, князь думал, что уехать действительно нужно, положим, снова в Татры. Местный горный воздух и тёплые озёра уже помогли однажды облегчить болезнь. Отдышавшись, женщина повернулась, не пытаясь освободиться от кольца его рук. - На Восток. Да.. В Турцию, может быть, Персию, - как-то особенно вдохновенно говорила она дальше, будто диалог и не прерывался. Глядя на худое, бледное, по-прежнему красивое, но словно с налётом тени лицо, поляк подавил внутри горькую усмешку и притянул Элизабет к себе, ища её губы, испачканные в уголках алым. - Постой, - та отвернулась, освобождаясь и пытаясь вытереть кровь, но Радзивилл не слушал и не отпускал. - Милый, испачкаешься... "Хочешь стать второй Роксоланой?" "Я бы могла стать ею и здесь." "Но я уже наигрался достаточно." "Мне не будет покоя ни с тобой, ни где-либо ещё, куда могут дотянуться руки Петербурга." - Учителя, Кароль. Пригласи мне учителей. Я порядком подзабыла турецкий. Елизавета взглянула на мужчину, но тот уже спал, запрокинув голову. Она обняла его шею и заглянула в лицо. Князь хмурился во сне, и, как всегда среди ударов судьбы, сдаваться не собирался. Как и она сама. ------------------------------------------------ *контуш (польск.) — верхняя мужская или женская одежда с отрезной приталенной спинкой и небольшими сборками и отворотами на рукавах. **жупан — у поляков и белорусов — старинный дворянский (шляхетский) костюм, род сюртука, часто ношеный под контушом.