Про тех, кто остался в тени.

Но я знаю, что если я вдруг набреду, Вместо Снарка на Буджума, — худо! Я без слуху и духу тогда пропаду И в природе встречаться не буду. Льюис Кэрролл. «Охота на Снарка» Коридоры потемнели и запутались. Это произошло очень быстро, и казалось, что чем быстрее бегут ноги, тем темнее становился Дом, а потому она старалась теперь идти как можно медленнее и вслушиваться в еле уловимые шепотки ночных стен, как бы страшно ей ни было. Он, тот, за кем она гналась, дразнится — вот, что стало понятно. Силуэт его мимолетно выпорхнул из зоны видимости, ведя почерневшими коридорами, а быть может, и вовсе принадлежал не ему. Но Ласточка искала не путь в девичье крыло. Совсем наоборот: она шла за белой макушкой, которую давно уже потеряла из виду. Дом не пускал дальше и не пускал обратно. Лишь чей- то шёпот был слышен каждый раз, когда девушка собиралась уже все бросить и повернуть назад. Дом изменчив, особенно ночью, капризной ночью, когда лучше не выходить тем, то ещё не поранился ни об один угол. Таких, как Ласточка, ночь могла поймать в призрачные сети и сохранить как игрушку, стоит ей только оказаться капризной. И, чувствуя это, прямо как накатывающийся ком в горле, Ласточка протянула руки. « Пожалуйста, только не надо!» — взмолилась она, хватаясь за что- то, похожее на руку, и стало легче. И, как только она смогла открыть глаза, рука пропала, не оставив после себя ощущения. Она чувствовала себя мышью, такой же маленькой и незаметной, способной прогрызть любые стены. Но стены она грызть не стала, а только наблюдала из темноты за небольшим столом, за которым сидело четверо теней. Свет казался тёплым и мягким, обволакивающим и волшебным. Казалось, он сейчас обретёт форму и возьмёт ее за руку, оттого Ласточка ещё сильнее вжалась в стену. Она не знала, от чего прячется, быть может ночь таким образом расставляет ловушки, куда слетаются мотыльки? Быть может, поэтому они стараются не выходить сюда после отбоя? Вот их было уже пятеро, а может быть и шестеро. Их силуэты сливались, а по стенам скакали кошки, выпрыгивая из дыма. Они исчезали в тенях и снова появлялись на свету, Ласточка их видела, впервые за все пребывание в Доме. Она их видела и боялась, что они цапнут ее из темноты. «Все это — ловушки капризной ночи» — думалось ей, и один незримый кошачий коготок, похоже, услышал ее мысли. Он коснулся носа, и очки с гулким треском упали на пол. Кошки исчезли, забившись в угол у ног своего хозяина, и, когда тот обернулся, Ласточка с ужасом поняла: это не он. Не ее крестный. Не тот, за кем она гналась. Он снова.... Исчез. Появилось ощущение, что она помешала чему- то важному, чему- то магическому и нездешнему, что она разбила великую тайну, как чуть не разбила стёклышко в своих очках. Уходя как можно тише, Ласточка чувствовала: она что- то разрушила. Может быть, это было концом ещё до начала, и теперь он будет ходить за ней по пятам до самой ее комнаты.