ca sent l'amour ici

      Драко незаинтересованно наблюдал за танцующими по всему залу разноцветными огоньками, своим мерцанием во тьме превращающими хаотичную кучу студентов в ещё более неразличимое месиво так, что даже если захочешь найти в этой толпе кого-то конкретного, то не сможешь.       Не сможешь.       Только Малфой почему-то, куда ни смотрел, все равно хоть краешком глаза да цеплялся за растрепанную черноволосую макушку. В начале вечера на ней присутствовал хоть какой-то намёк на прическу, но после официальной части и танцев беспорядок занял своё законное место на голове национального героя.       Драко горько зажмурился, чувствуя, как бездна внутри него ширится с каждым сделанным вдохом. Однако, сколько ни закрывай глаза, абстрагироваться от гремящих на всю Ведуний, от криков и смеха однокурсников, от запахов духов, еды и напитков, преимущественно крепких, — спасибо, Джордж Уизли, — смешавшихся в тошнотворный микс, было невозможно. Даже забившись в самый тёмный угол, Малфой чувствовал давление всей этой толпы, несмотря на то, что даже будь он в самом ее сердце, ее частью он бы не стал.       Раньше он бы решил, что это к счастью. Сейчас же он одинок настолько, что обидно за себя почти до слез. И ведь заслужил, наверное. Выбрал жизнь для себя и родителей, вместо храброй смерти. Выбрал клеймо, вместо пыток над собственной матерью. Выбрал из того, из чего нормальные люди не выбирают, а сразу знают верный ответ, только все почему-то считали себя выше, благороднее и честнее. Побывали бы они в его шкуре… Хотя вряд ли он мог бы пожелать такое кому-либо из присутствующих, даже если они так жгуче ненавидят его, что с радостью читали бы в Пророке о том, что младший Малфой присоединился к отцу в Азкабане.       Но он все ещё здесь. Даже отучился год, не свихнувшись окончательно. Даже отлично сдал экзамены — результат даже выше, чем у лучшей подружки героя, чего от него уж точно никто не ожидал.       Даже вот пришёл сейчас на Выпускной вечер.       Даже в его закуток скорби долетает смех двоих младших Уизли. Малфой поморщился.       Лучше бы не приходил.       Конечно, во всем виновата Панси. Однако злиться на неё не получалось. Драко понимал, что она беспокоится за него. Всегда беспокоилась. И в детстве, когда он впервые летал на метле без присмотра старших, и на первых курсах во время драк с Поттером, и позднее, когда получил задание, которое даже при всем желании не смог бы выполнить, о чем Паркинсон знала так же хорошо, как и он сам; и в последний год войны, и во время судов, и особенно на этом дополнительном курсе, когда Малфой окончательно пал в ядовитые лапы депрессии, даже не пытаясь ей противостоять.       Он едва смог заставить её сейчас его покинуть, чтобы насладиться вечером и потанцевать с Забини, который сделал ей предложение ещё перед началом учебного года.       Он чувствовал себя обузой. Третьим лишним. И больше всего на свете он чувствовал себя одиноким.       Особенно остро сейчас, окружённый кучей людей.       К горлу подкатила тошнота. Драко раздраженно поставил бокал с игристым, к которому так и не смог притронуться за весь вечер, на ближайший столик. Мельком он заметил заинтересованные взгляды каких-то то ли когтевранок, то ли хаффлпафок, обращённые на него.       О, да, он все ещё был красив и умел выглядеть дорого, даже несмотря на пустые хранилища в Гринготтс, разрушенное поместье, отца в Азкабане и мать в палате Януса Тикки. Особенно, когда использовал косметические чары, чтобы скрыть последствия недосыпа, недоедания и хронического желания умереть.       Драко проигнорировал их призывные взгляды, абсолютно незаинтересованный ни в какой компании.       Тот, кто интересовал его, скорее всего, сейчас лобызался где-нибудь с противной Чанг, которая последний месяц цеплялась за него, как лукотрус за ветки. Не успел Драко насладиться относительным спокойствием от расставания Уизлетты и Поттера, как нарисовалась эта курица.       А в прочем, почему бы и не Чанг? Вообще без разницы, кого там выберет Поттер, потому что у Драко как никогда не было шансов, так и не будет.       Никогда. Ужасное слово.       Резко стало совсем уж плохо. Видимо, не стоило сегодня пить зелья. Знал ведь, что нужен недельный перерыв. Однако и смотреть на Поттера, такого чертовски красивого, окружённого кучей людей, светлого, понимая, что это, возможно, последний раз, когда Драко видит его вживую, без зелий было невозможно.       Почти вслепую пробираясь сквозь толпу, Малфой наощупь расстегнул верхнюю пуговичку рубашки, небезосновательно опасаясь упасть без сознания прямо посреди танцующих сверстников. Его бы тогда точно затоптали насмерть. Не то чтобы такая перспектива казалось ему страшной. В какой-то степени она казалась даже заманчивой.       Если бы Панси могла читать его мысли, она бы снова поджала губы и отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слёзы.       Малфой, слегка пошатываясь, вышел в коридор, где людей было уже значительно меньше, по пути так и не встретив друзей. Да и не особо хотелось.       Он нетвёрдо шагал по направлению к месту, что приносило ему боль воспоминаниями, однако он весь год почти каждый день приходил в него, чтобы чувствовать эту самую боль. Вроде как в наказание за то, кем он является, за глупые, ненужные чувства, за беспомощность и то, какой он на деле жалкий и за горькие мысли. Эта боль отвлекала от другой, что имела зелёный цвет глаз и самую красивую улыбку, что Драко приходилось видеть в своей короткой печальной жизни. Эта боль спасала в моменты апатии. Она была столько же спасением, сколько и наказанием.       Чем ближе он был к Астрономической башне, тем меньше людей попадалось ему по пути. Какое-то время он бродил в одиночестве по длинным коридорам, больше не слыша музыки и гомона. От этого мысли в голове зазвучали, словно под Сонорусом. И нельзя было закрыть уши, чтобы избавиться от них. А жаль.       Драко пытался не думать о том, что сбегая сейчас, он теряет последние минуты в непосредственной близости от Гарри, последнюю возможность понаблюдать за ним вживую, пусть и издали, последние мгновения, когда они дышат одним воздухом. Конечно, была вероятность, что в будущем они ещё столкнутся, но это будет совсем не то. Поттер уже точно обзаведётся образцовой женой и выводком детей, а Малфой в его жизни станет обычным размытым пятном, даже имя которого он не будет вспоминать. Не то чтобы за этот год он много внимания уделял Драко, но это ни в какую не сравнится с тем, насколько неважен тот станет после своего отъезда.       Драко уже завтра должен был оказаться во Франции. Об этом знал весь Хогвартс, ведь ему пришлось брать деньги взаймы у Минервы Макгонагалл (которая по непонятным причинам была к нему чрезвычайно добра), чтобы купить портключ. Он все ещё не знал, как эта информация стала гулять среди студентов, но его это мало беспокоило. Больше его беспокоило, где он будет искать работу, как будет без эльфов ухаживать за их вторым поместьем (хотя, технически, теперь это было единственное их поместье), когда он сможет забрать мать и обеспечивать ее лечение, которое сейчас полностью лежало на Поттере, что отдавал Долг жизни, хотя Малфой все равно поблагодарил его за помощь.       Драко был чрезвычайно умён и его слизеринская изворотливость никуда не делась после войны, однако он правда не знал, куда податься в стране, в которой бывал лишь как гость. Порой он задумывался, что если за месяц не сможет найти прибыльную работу, то подастся в эскорт. Раньше от этой мысли всё внутри содрогалось, теперь же было чуть более холодно и пусто, чем обычно. Ему правда нужны были деньги, и если ради этого придётся торговать своим лицом и телом, то он готов был пойти на это. Теперь готов. Теперь, когда у него не осталось ни чести, ни статуса, ни малейшего желания жить.       Больше всего он боялся, что заболеет. С каждым днём ему становилось хуже и, он был уверен, если бы не мать, что без него осталась бы совсем одна, он бы уже давно слёг с Синдромом Разбитого Сердца и растаял бы за месяц в одиночестве, где его труп бы потом, возможно, нашла Панси.       Он держался из последних сил, но депрессия и эта чертова невзаимная влюбленность, что оказалась куда сильнее и губительнее, чем он мог себе представить, убивали его.       Витая в своих мыслях, Драко преодолел последние ступеньки, наконец оказываясь на смотровой площадке. Острая игла разочарования в себе уже привычно кольнула его. Он постоял немного, вслушиваясь в отголоски музыки, что доносились с улицы, вдыхая свежий запах лета и ночи.       Он неуверенно подошёл к перилам, в очередной раз вспоминая, как стоял на этом же месте более двух лет назад и раз за разом представлял, как прыгает через ограду навстречу холодному ветру и освобождению, неминуемо приближаясь к земле. И мысли о смерти тогда приносили ему чувство удовлетворения, он ощущал такое же удовольствие представляя свою кончину, какое раньше испытывал от полетов и стычек с Гарри, когда они хватались за друг друга, злобно пыхтя в лицо напротив. Такое же удовольствие, но с налетом боли он ощущал, когда Поттер поразил его убивающим проклятьем в заброшенном туалете. Смерть от руки любимого человека тогда ему казалась трагичной и в то же время чуть более благородной, чем от Авады какого-нибудь прихвостня Темного Лорда.       Малфой в очередной раз так глубоко погрузился в свои мысли, что потерял счёт времени и своё положение в реальности. Он подумал о том, чтобы вернуться и в последний раз посмотреть на Гарри, ведь уже ранним утром Драко собирался телепортироваться, так что они бы никак не пересеклись с ним.       Он и думать не мог о том, какую ужасающую, едкую боль будет испытывать от чувств, прожигающих его изнутри от того, что это будет последний раз, когда хотя бы взглядом он сможет огладить своё наваждение. Но он не мог отказаться от этой боли, как никогда не сможет отказаться от этой любви.       Малфой прижал руку к груди там, где измученно билось сердце, словно пытаясь заглушить импульсы страданий, что оно пускало с каждым своим ударом по его телу. Возможно, он уже был болен.       Драко закусил губу, все же разворачиваясь лицом к выходу, тут же замирая, словно от Ступефая.       У входа в башню стоял Гарри Поттер.       Всё внутри уже даже как-то привычно оборвалось. Дракл бы подрал эти чувства.       Драко ничего не мог с собой поделать и смотрел-смотрел-смотрел на Гарри в серебристом лунном свете. На нём была стильная мантия малахитового цвета, подчеркивающая его мужественную фигуру и цвет колдовских глаз. Драко подметил, что их наряды очень сочетаются, хотя, надевая свою серебристую парадную мантию, он ни о чем таком не думал. Волосы Гарри были как обычно растрёпаны, но Малфой еще на третьем курсе себе признался, что ему нравится прическа золотого мальчика. Он даже перестал тогда зализывать свои в привычную прическу, подобранную отцом, однако все равно считал свои волосы недостаточно привлекательными на фоне отросших кудрей Поттера, в которые до зуда в руках хотелось запустить пальцы.       На мгновение у Драко проскочила глупая, искрящаяся надеждой мысль, что Гарри искал его, а не просто в неподходящее время решил прийти сюда. Ведь за весь учебный год Малфой ни разу не видел его на смотровой площадке…       Бред. Не мог Гарри Поттер искать Драко Малфоя. Уж тем более в свой выпускной.       Блондин с трудом сдержал горькую усмешку. Внезапно пришло осознание того, как долго они в молчании стоят и смотрят друг на друга. По телу прошла мелкая дрожь. Малфой окинул Гарри прощальным взглядом, надеясь, что он был не слишком жадным. У него больше не было сил скрываться.       Драко оттолкнулся от перил под нечитаемым взглядом изумрудных глаз, произнося:       — Поттер. Я уже ухожу, есл-       — Вообще-то я, кхм, пришел поговорить… Поговорить с тобой, Драко.       У Малфоя на мгновение потемнело в глазах, и он споткнулся, однако устоял на ногах, от шока даже не заметив, как Гарри уже протянул руки, чтобы поймать его.       Он назвал его Драко? И хочет поговорить с ним?       Первой мыслью было, что это ненастоящий Гарри. Однако чуть неловкие движения, рука, тормошащая волосы, и взгляд говорили об обратном. Малфой знал его лучше, чем себя, и уж точно отличил бы оригинал от подделки. Тогда что? Розыгрыш? Где-то здесь прячутся хихикающие гриффиндорцы, предвкушающие скорое шоу? Или…       Мерлин, если Панси что-то рассказала Поттеру, то Драко точно покончит с собой. По телу прошлась ледяная волна, а горло сжали тиски. Нет, Панси не могла так поступить с ним…       Уйдя в себя, Малфой даже не заметил приближения Гарри. Поэтому, когда тот с обеспокоенным видом положил руку ему на плечо, Драко отшатнулся, в ответ получив горькую усмешку. Что за чертовщина происходит?       — Ты уверен, что ни с кем меня не перепутал, Поттер? — блондин, сам того не замечая, пятился к стене, однако гриффиндорец не отставал ни на шаг. Тон Малфоя не был ни презрительным, ни ядовитым, только усталым и немного удивленным.       — Да, я уверен, Драко.       — Почему ты зовешь меня по имени? — с притворным раздражением воскликнул парень, с ужасом и трепетом осознавая, что лопатками уперся в стену, а Гарри теперь стоит в шаге от него.       — Потому что всегда хотел. Ты против? Да! — хотелось заорать Драко. Да, я против, потому что схожу из-за тебя с ума! Да, я против, потому что не смогу больше жить без этого мягкого «Драко»! Против-против-против!       «Я такой слабак.»       Малфой едва заметно отрицательно покачал головой. И от того, насколько заметно просветлело лицо напротив, в груди его взметнулись бабочки, щекоча сердце и легкие.       — Я… Драко, я знаю, что ты уезжаешь во Францию.       — Все об этом знают, — вставил Драко, совсем не понимая, куда идет разговор. Гарри выглядел настолько неуверенным в себе, даже немного напуганным, что Малфой начал опасаться того, что он там собрался ему сказать.       — Да… да… Просто… — Поттер с силой прикусил нижнюю губу, и от этого неосознанного жеста внутри Драко всё сжалось. Мерлин, он просто умрет без Поттера. — У меня есть к тебе просьба и…       — И? — дрожащим голосом поторопил Малфой, когда пауза уже затянулась. Гарри сильно зажмурился и, словно ныряя в омут с головой, выдал:       — Не уезжай. Пожалуйста, Драко, не уезжай…       Слизеринец замер, как вкопанный, с каждым мгновением всё больше убеждаясь, что это или сон, или розыгрыш. Поттер серьезно только что попросил его не уезжать?       — Поттер, ты сошел с ума? — нижняя губа Гарри задрожала, а лицо приняло такое страдальческое выражение, что Малфой серьезно испугался.       — Нет… Может быть… Умоляю, Драко, я сделаю всё, что только захочешь, только не уезжай. Просто скажи, и я сделаю. Всё сделаю, только… пожалуйста, — Гарри в отчаянии дрожащей рукой схватился за предплечье опешившего Драко, и это прикосновение, отдавшееся теплом во всем теле, сказало ему о том, что это точно не сон. Поттер почти что плакал, и Малфой не представлял, как можно сыграть такие эмоции, но и поверить в реальность не мог.       — Это розыгрыш? — Гарри поднял на него больной взгляд, и было в нём столько всего, что Драко задохнулся.       — Нет! Конечно нет! Я бы никогда… с тобой так… Драко, пожалуйста. Хочешь денег? Забирай все! Хочешь поместье? Я восстановлю! Могу встать на колени! — когда Поттер после своих слов стал оседать на пол, Драко совсем растерялся и даже испугался, он схватил Поттера за плечи, не давая ему опуститься на холодный каменный пол смотровой.       — Гарри, не надо никаких денег, поместий и коленей! Зачем тебе это нужно? — он даже не заметил, как назвал парня по имени. Гарри же придвинулся к нему почти вплотную, и Малфой подумал, что вот-вот упадет в обморок от переизбытка чувств. Поттер смотрел на него так… так, что в Драко возродилась уже забытая ещё до войны надежда. И так захотелось поверить, даже если потом будет нестерпимо больно.       — Пожалуйста, Драко…       — Скажи, почему ты этого хочешь, — Гарри поджал губы, пряча взгляд и отрицательно мотая головой. Малфой, сходя с ума от своей смелости, обхватил его лицо руками, не давая отвернуться. — Скажи, Гарри.       Поттер зажмурился, а когда открыл глаза, то они блестели от слёз и боль в них ударила по сердцу Драко раскаленным хлыстом.       — Я люблю тебя. Я так давно люблю тебя. Я, честно… честно, так старался не показывать, не навязываться, не пялиться, но… Эта Франция… Я не смогу жить, зная, как ты далеко! Не смогу! И ты мне ничего не должен, я знаю, я и не ждал никогда взаимности, просто… Пожалуйста…       Малфою хотелось разрыдаться. Он видел, он знал, что Гарри не врет. И от того, насколько легче стало на душе, от пропавшего чувства удушающей боли от невзаимности, хотелось смеяться сквозь слёзы.       Поттер же стоял совсем поникший, отводя взгляд. Его нижняя губа дрожала. Он выглядел, как несправедливо осужденный, ожидающий смертельного приговора.       И Драко нежно взял его лицо в свои ладони, заглядывая сверху вниз в блестящие глаза.       Глупые… Какие же они с Поттером были глупые!       — Я останусь с одним условием, Гарри, — даже в полутьме глаза вспыхнули зеленым. — Ты будешь только моим, Гарри Поттер. Потому что я уже давно только твой.       Буквально в мгновение в малахитовых глазах вспыхнул шквал эмоций: шок, неверие, надежда, осознание, радость и любовь такая же, что так долго сидела в грудной клетке Драко.       Улыбаясь, как идиот (хотя Малфой был уверен, что улыбается точно так же), Гарри встал на носочки и придвинул своё лицо так, что между ними оставались миллиметры, выдыхая в самые губы дрожащим голосом:       — Можно?       В ответ Драко зарылся одной рукой в волосы на его затылке, а другой взял за шею, впиваясь в губы неумелым, но самым желанным поцелуем, чувствуя, как дрожащие руки порывисто обнимают его за талию, а горячее тело прижимает к стене.       И они все целовались до самого рассвета, не имея ни сил, ни желания оторваться друг от друга. И каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый полустон были как обещание.       — Всегда только твой.