Ночь Странствий

Курильщик уже привык к тому, что в четвертой по ночам мало кто спит. Ночная жизнь Дома вообще была насыщенной, полной ритуалов и традиций. Домовцы отмечали, например, Ночь Сказок — когда все напивались подозрительными настойками Табаки и рассказывали друг другу всякую ерунду, облекая ее в высокопарно-мистическую форму, Ночь Монологов — когда все соревновались в длине предложения, которое могли произнести без паузы (бессменным победителем был все тот же Шакал), Ночь Снов — когда, несмотря на название, спали по очереди, буквально десять-пятнадцать минут, наглотавшись снадобья, которое приносил Стервятник, а потом пересказывали всем свои галлюцинации. Но этим вечером Курильщик не заметил никаких особенных приготовлений. Кроме одного: как только за окном стало темнеть, обитатели четвертой вдруг стали вспоминать про какие-то дела, которые у них появились за пределами спальни. Когда приблизилось время выключения света, в спальне остались только Слепой, Табаки и Черный, который читал на своей кровати, демонстративно повернувшись спиной к комнате. — Что за дела? — удивился Курильщик. — Куда это все разбежались? Он, скорее, размышлял вслух, не ожидая ответа, и поэтому вздрогнул, услышав шелестяший шепот Слепого: — Сегодня — Ночь Странствий. Слепой сидел на полу, расслабленно прислонившись к спинке кровати, — в длинных пальцах тлела сигарета, — и он явно никуда не спешил. — И что это значит? — подозрительно спросил Курильщик. — Они отправились в дальние путешествия? — Необязательно дальние. — Нет, эта ночь по-любому была необычной, раз Слепой, из которого обычно лишнего слова не вытянешь, вдруг пустился в пространные объяснения. Но еще более странным было то, что молчал Табаки. — Можно вообще никуда не ходить. — И? — подтолкнул его Курильщик. Все-таки изменения были не настолько сильными, чтобы Слепой сделался разговорчивым. — Ну, ты же понимаешь, Курильщик, — услышав высокий дребезжащий голос Шакала, Курильщик окончательно успокоился: все оставалось, как прежде, — что слово «странствия» не нужно понимать так удручающе буквально, просто как хождение пешком туда-сюда, хотя, конечно, можно и так, но конкретно в эту ночь в этом нет смысла, ведь тогда точно не получишь желанной награды. — Награды? — Курильщик потряс головой, отгоняя от себя гипнотический эффект Шакальих слов. — Награды, — кивнул Табаки и воззрился на Слепого, будто передавая ему микрофон. Тот, правда, отвечать не торопился. Затянулся, стряхнул пепел прямо на джинсы и лишь тогда повернул к Курильщику занавешенное грязными волосами лицо. — Есть поверье, — проговорил он, — что тот, кто сегодня ночью во время своего странствия узнает о Доме три вещи, о которых никогда не знал, то Дом сделает ему подарок. — И какие подарки обычно делаются? — усмехнулся Курильщик. Надо же, три новые вещи о Доме! Да тут объявления на стенах каждый день менялись, прочел три — вот тебе и три новые вещи. — Обычно — никакие. — Слепой будто прочел его мысли. — Узнать новое нужно именно о сути Дома, а не о ком-то из его обитателей. А Дом редко открывает себя. Новичкам в этом отношении может быть даже проще, но новички редко верят. — А старожилы вроде меня и Слепого и вовсе в пролете, — Табаки просто не мог долго молчать. — все уже видели, все знаем. Потому мы и сидим здесь одни. Он горестно поджал губы с видом умудренного жизнью старичка. Слепой снова затянулся. Курильщик понимал, что его разыгрывают. Он завернулся в одеяло и попытался уснуть, пользуясь тем, что в спальне царила такая редкая здесь тишина. Но уснуть не получилось. Когда он перевернулся с боку на бок в пятый раз, Табаки предложил усыпляющую настойку. — Уснешь, как младенец! — он подсунул колпачок с пахнущей нашатырем жидкостью мутного цвета Курильщику под нос, и остатки дремоты как рукой сняло. С недовольным видом Курильщик сел на кровати. — Или, может, тебе колыбельную спеть? — не дожидаясь ответа, Табаки затянул одну из своих заунывных песен, и Курильщик понял, что поспать ему сегодня ночью не удастся. — А Македонский тоже ушел? — спросил он, с тоской представляя, как сам будет добираться до коляски. — Разумеется! Посадил Толстого на закорки и пошел. Решил, наверное, что вдвоем вдвое больше шансов поймать удачу! Хотя, два, умноженное на ноль… — Табаки с наморщенным лбом принялся загибать пальцы в каких-то сложных подсчетах, и его визгливый голос перешел в невнятное бормотание. — Подсадить? Меньше всего Курильщик ожидал, что перетаскивать его в коляску будет вожак стаи. Но Слепой проделал это с легкостью, будто в его тощих конечностях была сила, как в бицепсах Черного. Стоило Курильщику подумать о Черном, как тот впервые за вечер проявил интерес к происходящему. — Ты куда собрался? — спросил он, грузно повернувшись на кровати. — Там свет уже выключили. — Не спится, — коротко ответил Курильщик. — Я фонарик с собой возьму. Он нашарил фонарик в кармане куртки, которую подал ему Слепой. — Я пойду с тобой. Черный положил раскрытую книгу на одеяло обложкой вверх и свесил ноги с кровати. — Новичок в компании старожила утратит все свое преимущество, — прошелестел Слепой. — Да! — жизнерадостно воскликнул Табаки, завершив свои сложные подсчеты и гордо демонстрируя сжатые в кулачки пальцы. — Два, умноженное на ноль, будет ноль! В другой раз Курильщик был бы только рад компании Черного, но сейчас ему вдруг очень не захотелось, чтобы его опекали. — Я пойду один. — Ты же не веришь в эту чушь, — нахмурился Черный. — Конечно, нет! Я просто погуляю по коридору, чтобы потом побыстрей уснуть. Черный посмотрел на него как-то странно, но настаивать не стал. — Э… спасибо, но дальше я сам могу, — промямлил Курильщик, когда Слепой повез его коляску к дверям. Тот, будто не слыша, довез его до двери и открыл ее. За спиной Табаки спросил странно обеспокоенным голосом: — Эй, Слепой, а ты уверен? Он и вправду готов? — Уверен. И Слепой резким движением вытолкнул коляску с Курильщиком в коридорную тьму. Дверь закрылась.