Грим

      В городке Гайд-Монтис его называли Чистильщиком. За глаза, конечно. Сам себя Сальватор Коллинс никак не называл. Он знал про данное ему прозвище, но делал вид, что не в курсе, ровно как и другие горожане делали вид, что они такого не говорят и не знают вовсе, что знает он… Все запутались, но ничего менять не хотели.        «Чистил» Чистильщик места, людей, предметы. Но работа его была вовсе не физической. По крайней мере не всегда. Сальватор идеально избавлялся от магии. От любой магии и её следов. Он распознавал и уничтожал остаточную энергетику, проклятья, заговоры, порчи, незримые следы, иллюзии… существ. Сальватор не был экзорцистом. Он был скорее инквизитором. Его дар — не спокойный разговор медиума и не долгие ритуалы шамана. Его дар — сожжение и уничтожение всего, что мешает обычным людям жить свою жизнь. Разумеется, некоторые духи и волшебные создания любви Чистильщика удостоены не были. И, разумеется, некто вроде упыря, гуля или вампира тем более не имел шансов. Пусть крупные и серьёзные противники ему не встречались, Сальватор уже не раз справлялся с мелкими и тёмными существами даже несмотря на свой юный возраст. «Сколько этому юнцу?» — презрительно спрашивали заказчики, но Сальватор тут же ставил их на место. Теперь уже восемнадцатилетний парень был одарён не только магическим талантом, но и весьма колким языком и скверным характером. У него были свои причины так себя вести, но это не делало ему оправдания — порой он бывал слишком уж своеволен и жестковат, а иногда и вовсе груб.        Это однако была не та грубость, которая свойственна менее богатым и образованным людям. Сальватор был высокомерен, но весьма утончён, к тому же манерность его всегда давала понять, что даже плохие слова парень не пожелает тратить на тех, кого не посчитает достойным.        Отец Сальватора был вполне зажиточным работягой, с магией не связанным. Он был прост, как крепкий, но грубо сколоченный табурет. Своим влиянием, авторитетом и, конечно же, уважением горожан Коллинс старший производил на сына просто хорошее впечатление, но не более. Сальватор предпочёл бы остаться с матерью в большом городе, полном магов, технологий, знаний и развлечений. Полном надежд и дорог в светлое будущее. А не приехать сюда, в этот маленький пыльный Гайд-Монтис, затерянный на пороге леса и гор. Но выбора у Сальватора не было — на момент переезда он был несовершеннолетним, и потому должен был оставаться под попечительством кого-то из родителей. Из тех, кто ещё есть, по крайней мере. То есть, вернуться к родному отцу.       В Гайд-Монтисе Коллинса старшего любили, как любят «единственного хорошего сына в безумной семье». Мать мужчины, бабка Сальватора, была колдуньей с весьма неприятной репутацией. Поймать её на чём-то конкретном и ужасающем у горожан не было возможности, но очевидность её причастности к тёмной магии всем резала глаза. Сын её, с магией не связанный, взглядов и дел матери не разделял, потому на него город смотрел иначе. Даже когда невестой мужчины стала девушка, тоже являющаяся ведьмой (конечно, без столь плохой репутации), Гайд-Монтис лишь порадовался за Коллинса. Он уехал с ней в мегаполис, но долго там не задержался. После рождения Сальватора отношения супругов сошли к лишь воспоминаниям о былой страсти. Они уважали друг друга, но уважение — не любовь. Расстались с миром. Коллинс старший вернулся домой, где через некоторое время нашёл новую супругу — такую же простую девушку, как он сам. Из старой и богатой семьи. Сын же спокойно жил с колдуньей-матерью. Она работала «грязно» — оставляла слишком много сил там, где можно было обойтись меньшим. Растрачивала силы и жизнь. Но колдунья делала вещи, которыми можно гордиться. Человеческое тело не выдержало нагрузки — женщина перегорела столь быстро, что сыну ещё до совершеннолетия пришлось бросить свою жизнь в мегаполисе, чтобы не оставаться сиротой.       И вот он тут. С отцом, которого почти не помнит, с мачехой, которая вовсе не плоха, но не вызывает у него положительных чувств, и с багажом плохих воспоминаний города о его бабке, прослывшей весьма неприятной и тёмной колдуньей. И ладно ещё просто воспоминания… Когда совсем юный Сальватор приехал в Гайд-Монтис и обнаружил «наследный склад» вещей бабки, вызывающий у него, будущего Чистильщика, целый ворох неприятных ощущений, он был глубоко расстроен. Пример матери вложил в него понятие о чести и достоинстве, но его врожденная гордость и не угасшая ещё боль заставили закрыться, озлобиться и мечтать поскорее уехать туда, где его не знают, и где его честь будет не запятнана. Но до тех пор — Гайд-Монтис.       Чистильщик всегда выделялся среди горожан. Его в абсолютно чёрных и дорогих одеяниях грациозная фигура появлялась на улице лишь к вечеру, когда солнце уже не светило так ярко, а прохлада позволяла укутаться сильнее в шарфы, плащи и капюшоны. Светлокожий, почти бледный, с тонкими чертами лица. На крючковатом носу небольшая горбинка. Всегда аккуратно зачёсанные смольные волосы и синие глаза. Чистильщик напоминал вампира. Но не того жуткого упыря, который выползает из могилы, весь грязный, страшный и пахнущий гнилью и кровью. Нет, Сальватор походил скорее на театральное и очевидно романтизированное создание ночи, в выборе аксессуаров и одежды затерявшееся где-то на границе моды прошлых столетий и нового времени. Это было третьё, в чём парень был одарён помимо таланта колдовать и таланта оскорблять. Талант выглядеть одновременно и так нелепо-пародично и так очаровывающе-эстетично. Если второе было очевидно, то первое бросалось в глаза лишь после того, как все понимали, что этот вот сошедший с иллюстраций о готической моде парень рядится так даже чтобы просто спуститься в свой же сад и полить заросли малины. Не говоря уже о выходе в город или на заказ.       Заказов у Чистильщика было не слишком много. Он ведь ещё даже официально не работает. Парень был далеко от крупных городов, а в этих местах события магического происхождения встречаются реже, либо носят характер такой, что люди готовы скорее мириться с ними, чем противиться им. Потому Чистильщик много времени проводил дома, утыкаясь в книги и развивая свой талант самостоятельно. Ему было скучновато, но на улицах городка появляться он не любил — свет действительно не нравился парню. «Вампиризм» тут не при чём — Коллинс был самым обычным юношей. Сальватор редко выходил днём, потому что от яркого света его головные боли лишь усиливались. С взрослением хозяина его талант рос так же быстро и сильно, и новая информация со всех сторон валилась на парня, не давая ему шанса иногда даже спокойно вздохнуть, чтобы не почувствовать голос мигрени в висках и затылке. Первое время волшебник был рад — теперь, когда он ощущает течения магии в мире сильнее прежнего, Сальватор может подчищать или оставлять то, что хочет. То, что удобно или наоборот, вредит ему и людям. В конце концов, это его призвание. Кто, как не он, знает, насколько опасные могут быть излишки и остатки магии, которая расползается направо и налево? Его мать на этом прокололась, поэтому Сальватор такого допускать не собирается.       Но мощный талант любого толка — всегда тяжёлая ноша для того, кто только учится. Боль, старые обиды и страхи, гордыня — всё это делало Сальватора высокомерным Чистильщиком. Кто на благо людей работает качественно и быстро, но на редкость жёстко и беспристрастно. Мешает ли людям действительно страшная нечисть или лишь расшалившийся домовой? Не важно. Синий огонь, срывающийся с пальцев Чистильщика, уже наготове. Маг не станет церемониться с чем-то, что забирает жизненные силы людей, пусть даже речь идёт о невинных шалостях.        Много нового в его жизнь вскоре внёсла тварь, объявившаяся на окраинах города и в лесу. Мёртвая и пугающая мага энергетика пропитала всё вокруг, и это было ровно то, что Чистильщик не только мог, но и искренне хотел зачистить. Раньше такие твари ему не встречались.        Сначала Сальватор даже обрадовался — это очередной шанс доказать всем, насколько он действительно хорош в своём деле. Но в одну осень нечисть мельком явилась в округе, наследила после чего пропала. Весной — снова! А на следующий год в новую осень тварь уже явно не стеснялась заявлять о себе, да причём так нагло, что от злости у Чистильщика сжимались кулаки.        Уже к зиме Сальватор пребывал не в предвкушении, а в ярости. Несомненно та же самая нечисть, что объявлялась в прошлом году, теперь опять ускользала от него. Это был не просто дух — это было вполне физическое существо. Оно оставляло следы не только магические, но и обычные — отпечатки ботинок. Следы крупного, тяжелого чудовища в обличии человека. Судя по размеру обуви и по глубине следа, которое оставляла эта обувь, недруг явно отличался хорошим сложением и ростом не меньше 180 сантиметров. Ох, и опасная же дрянь! Сальватор не сомневался, что это либо кровосос, либо посмертный перевёртыш, либо одержимый труп, либо ещё что-то не слишком живое, но слишком опасное, чтобы быть тут и так вот свободно разгуливать близ людей. Коротко говоря — упырь. Энергетика смерти была первым, что ощущал Чистильщик при поиске твари. Столь сильная энергетика смерти, какой не ощутишь даже у кладбища, морга или колумбария.        Первое знакомство так и не состоялось. Этот некто не показывался на глаза и не попадался в ловушки, но оставлял следы тут и там. Чистильщик находил энергетические напоминания о его присутствии везде вокруг города — безумие! Иногда казалось, будто упырь только-только прошёл здесь, но тут же бесследно пропал.       Определённо, упырь был не прост. Он тоже умел колдовать. И это лишь больше и подначивало, и бесило Сальватора. Этот гад смеет не только пугать горожан, но и насмехаться над ними? И над ним, над Сальватором?! Выматывать всех пугающим ожиданием плохого? Незаметно высасывать энергию из людей, пользуясь их слабостями? Омерзительная тварь!       И задача избавиться от этой омерзительной твари легла на плечи Чистильщика. Он не то чтобы жаловался — это почётно. Но первое время казавшийся ему почёт вышел боком — он боялся, что ошибётся. Да и люди не ощущали и не видели всего, что ощущал и видел он. Горожане не были так озабочены этим неким «упырём». Его ведь даже никто не видел и не слышал. Подумаешь следы? Сколько в мире путешественников, охотников, волшебных созданий и странствующих магов в конце-то концов? Но Сальватор был не согласен с таким наивным взглядом. И дело не только в авторитете — люди действительно могут пострадать. Ведь ему так и не удаётся не то чтобы убить нечисть — даже просто увидеть её воочию! Как он может бороться с врагом, когда неизвестно, где этот враг и как он выглядит? Сальватор даже до конца не понимал, какие именно методы колдовства придётся применить в случае встречи. Боится ли создание света? Боится ли эликсиров? Заговоров? Знаков? Амулетов? Огня?       Гордость за свою почётную задачу постепенно вытеснялась злостью и отчаянием. Чистильщик тут один, и никто ему не поможет. Пока не видно и не слышно этого существа — никого из взрослых рабочих магов не вызвать. Да и не может он, Сальватор, так просто отказаться от своей жертвы. Она ведь явно заигрывает, водит его за нос. Только он сдастся и обратится за помощью к другим магам и охотникам — упырь тут же покинет город. Ну, или будет убит ими. Ими, а не им, Сальватором. В любом из случаев это чья-то ещё, а не его победа. В одном — победа упыря, который выставил Коллинса дураком, слабаком и параноиком. Во втором — победа бравых магов, которые по наводке деревенского мальчишки вычислили и убили страшное создание.       Ах, как Сальватор был зол! И на нечисть, и на себя за свою слабость, и на людей за их наивность. Даже поселившаяся в городе ведьма по имени Кальва не замечает этого чудовища. Она старше Чистильщика, но слаба и лишена той сильной магии, какая есть у него, Сальватора, так понял парень. Она живёт спокойной и обычной жизнью, делает что-то в своём саду, собирает травы и корни, и — разумеется! — не замечает этого могильного холода, который каждый раз окутывает город, стоит лишь упырю снова спуститься с ближайшей горы и ступить на окраины поселения и ближние заросли леса.       Сейчас, однако, всё было спокойно. Видимо, эти несколько солнечных ноябрьских дней загнали тварь в какую-нибудь нору или пещеру. Чистильщик не ощущал поблизости жуткой энергетики и решил навестить друга, к которому ходит каждое первое воскресенье месяца.       Коллинс младший живёт с отцом уже несколько лет. И вот уже несколько лет он остался один. Со времён переезда он потерял близкого и верного друга, который был сильным напоминанием о матери и о городской жизни, оставшейся позади. Сальватор пережил смерть этого друга, но не нашёл в себе сил оставить её позади полностью. Потому поход на могилу стал для парня чем-то вроде ритуалом общения, очищения и борьбы с болью. В эти моменты Сальватор мог говорить искренне, без своего театрального мрачного образа. Других близких друзей в этом маленьком городке у Чистильщика так и не появилось, потому беседа с безмолвным могильным камнем парня более чем устраивала.       Сальватор оделся, как и всегда, в чёрное пальто, накрыл голову шарфом-капюшоном и пошёл по самым тихим улочкам в сторону городского кладбища, чтобы встречать поменьше народа. Захватил с собой очки. Не обычные, но с тёмными стёклами. На случай, если осеннее солнце решит вдруг взбеситься и засветить ярче обычного.        Было раннее утро. Уже светло, но пока терпимо.       Кладбище располагалось в самом конце города на его северной границе. Дальше в низине была река с небольшим заливным прудом и лес на том берегу.       Ряд, в котором была могила друга, ближе всего к ограде у реки.       Парень приблизился к небольшому могильному камню, на уже сухую желтую траву рядом постелил платок и опустился вниз. Сидя напротив надгробия, Сальватор несколько секунд молчал, набираясь храбрости начать монолог, после чего заговорил: — Привет, партнёр. Давненько у нас не было дел, да?