Седьмой день седьмого месяца

      Это было странно и забавно.       Как какая-то нелепая игра или шутка, а скорее всего дурацкий розыгрыш, заказанный кем-то из близких. И я не могу дождаться, когда объявится человек с камерой и раскроет все карты и объяснит, как им удалось это провернуть. Посыплется конфетти, выйдут родные, я пообижаюсь на них ради приличия, а эта видеозапись займёт почётное место в семейном архиве.       Но почему-то ничего не происходит, и сохранять собственное спокойствие с каждой прошедшей секундой становится всё тяжелее. Ведь ещё несколько минут назад я предельно точно ощущала, что моя жизнь подходит к концу и даже как-то смирилась с этим. А сейчас я снова приобретаю способность чувствовать собственное тело, хоть всё же со мной определённо что-то не так.        Это ощущение не даёт мне покоя, и я абсолютно точно намеренная выяснить в чём же причина. Тело меня практически не слушается, но стоит честно признаться, что за последний месяц я редко могла похвастаться способностью к координации собственных движений. Но сейчас моё состояние значительно ухудшилось, и я не могу даже банально поднять собственную голову, чтобы осмотреть что именно не так. Да и в принципе стало как-то тяжелее улавливать суть происходящего. Собственные мысли возникают в сознании нелепыми вспышками, и мне приходится буквально заставлять себя вылавливать их из потока непонятного скопления образов и ощущений. Внешний мир, который из-за моей недееспособности сокращается до уровня потолка, предстаёт предо мной каким-то неправильным, как будто я смотрю на всё происходящее через камеру Обскура, которую как-то демонстрировали нам ещё в средней школе.       Я очень хочу верить в свою дурацкую теорию о розыгрыше, но почему-то верится с большим трудом. Или чтобы это было всего лишь последствиями какого-нибудь лекарственного препарата или нелепой игрой моего умирающего мозга, но только не то, что вертится на краю сознания и я всеми силами пытаюсь это отрицать.        Приближающая истерика волнами подкатывает к горлу, и я никак не могу её остановить. Из-за этого я начинаю задыхаться, ведь мне катастрофически не хватает воздуха — что-то мешает вздохнуть на полную грудь. Хоть я и слабо контролирую собственные движения, но мне удалось кое-как дотянуться к носу, и в большей мере угадываю по форме, чем ощущаю кислородные канюли, которые и мешают мне в данный момент.       Но вовсе не это главная причина моего беспокойства, а практически безоговорочное подтверждение того факта, что это совершенно не моя рука, не мой нос и абсолютно точно не моё тело. И именно осознание этого становится отправной точкой.       Почему-то хочется смеяться. Но как-то не получается — вместо этого с моей груди вырывается пронзительный крик.

***

      В звёздную безоблачную ночь встречи влюблённых Орихимэ и Хикобоси, именуемую Танабата, когда все улицы утопают в мерцании красочных фонарей, а чуть позже люди по всей Японии любуются целыми залпами дивных салютов, и каждый может загадать желание, прикрепив цветастую бумажку на специально расставленные стебли бамбука.       Желания переливаются на тысячах таких пёстрых лент с рисовой бумаги — каждое особенное и сокровенное. Вот и взволнованный мужчина, сильно осунувшийся за последние пару месяцев, крепит свой листочек, полностью исписанный мелким почерком, с просьбами сохранить жизнь такой долгожданной дочери и восстановить здоровья его любимой жене.       В это же время молодая женщина безостановочно молится за здравие собственного ребёнка, пренебрегая врачебными постановлениями, часами напролёт сидит на неудобном кресле около отделения недоношенных, высматривая малейшие изменения в его состоянии.       А где-то слишком далеко, настолько, что не поддаётся любому человеческому исчислению — на краю совершенно другой мультивселенной — обессиленный мужчина подписывает соглашение на отключение аппаратов, которые уже как полгода заставляют его любимую существовать, несмотря на каждодневное ухудшение её состояния.       Часы пробивают полночь — наступает седьмой день седьмого месяца, и двое абсолютно разных людей, которые находятся в диаметрально противоположных мирах, в последний раз ощущают собственное сердцебиение. Но что-то происходит совершенно не за правилами, и в следующую секунду маленькая девочка открывает ещё по младенческие голубые глаза, чтобы пронзительно закряхтеть на всё отделение, от осознания собственной чуждости в этом теле.