***
Ламбо и И-пин старательно выводили на бумаге портреты госпожи Савады, пока мы ждали ребят после тренировки. Не то чтобы у них были уникальные способности к рисованию, но это дело занимало их на хороший час, а то и полтора, во время которых можно было помочь Нане с домашними делами и отдохнуть от мелких непосед, но и то не на совсем. Девочке легче давалась механическая работа, и она без проблем могла сама себя развлечь, а Ламбо все равно время от времени отвлекался на разную ерунду. Думаю, у него был СДВГ, но это не сильно кого-то интересовало, особенно его настоящих родителей. Пока что этот малыш, а он действительно был ребенком, а не тем непонятным существом по типу Реборна, был для меня одним с самых пугающих мафиози, потому что я не ожидала, что преступники бывают такими. Я никогда раньше не задумывалась о судьбе детей в теневом мире, о том, какая откровенно ужасная и прямолинейная дорога их ожидала. Иметь столько всяких возможностей и привилегий, но при этом не мочь буквально ничего другого, кроме выбранной еще с детства роли. Как я поняла, дети в мафии также служили достаточно ценной валютой, ведь путем кумовства решалась просто огромная часть проблем внутри и вне семей. Вот и Ламбо был своеобразным подарком от семьи Бовино. Мои домыслы подтвердил Гокудера. Не словами, а своими сложными и запутанными отношениями с Бьянкой. Я не ожидала, что такой достаточно прямолинейны и вспыльчивый парень будет таить в себе столько обиды и горечи. Их скрытый конфликт с сестрой, которая была определенным олицетворением всей его родни, время от времени грозился превратиться в целый скандал, и мне бы не хотелось находиться рядом с ними, когда все дерьмо польется наружу. Да и Бьянка не была исключением в этом калейдоскопе поломанных детей, хоть и мы неплохо поладили: общаться с кем-то, кто был чуть ближе к моему настоящему возрасту, помогало не сойти с ума, что было вполне реально со всеми этими событиями. Я понимала, что это только начало и впереди нас ждало что-то темное, страшное и липкое, как лужа разлитой нефти на воде, но пока что все было вполне терпимо. Кроме прихода новых и очень странных людей, ничего по большому счету не изменилось. Они мелькали тут и там, делая нашу жизнь более насыщенной и пестрой, хоть и не всегда в хорошем плане. Конечно, среди мафиози, как и среди обычных смертных, были хорошие и плохие люди, как бы абсурдно это ни звучало. И пока что мы встречались только с «хорошими». Такими были мелкие, что поселились под крылышком у Наны, такими были Хаято с сестрой, да и Дино. Боже, какой же он был забавный! Мне аж не верилось, что такой человек мог возглавлять целую Семью, да и справляться с этим довольно успешно. И несмотря на то, что у него протекала крыша, это вселяло в меня немного веры. Может, и Тсуна сможет сохранить ту непосредственную и добрую часть себя, которую я так в нем любила. Но было слишком много «если», которые рушили все мои надежды: Кавалонне с самого начала рос в мафиозном мире, что служило неоспоримой форой, а Тсунаёши был просто собой. При желании Реборн мог просто уничтожить и пересобрать заново всю его личность, и этого я боялась больше всего. На Саваде было больше ответственности и меньше времени, чтобы к ней подготовится. Поэтому я со всех сил старалась обеспечить ему своеобразную безопасную зону, в которой ему можно было быть собой, и, что меня удивило, его репетитор никак не препятствовал этому. Он не появлялся в моем доме и как-то само собой сложилось, что мы вновь стали заниматься старой компанией, тем более с нами был гений — Гокудера. Я честно ему даже завидовала и втайне восхищалась: иметь такие уникальные способности и так легко схватывать любой материал. В прошлой жизни я немножко ненавидела таких людей, ведь никогда не была одаренным ребенком. Мне всегда приходилось очень много времени проводить за учебой, чтобы получать хорошие оценки, а мои талантливые одноклассники могли себе позволить куда больше веселья и свободы… Да и вообще они могли позволить себе намного больше, чем я. Сам Тсунаёши, ну, он немного адаптировался. Период отчуждения и самобичевания у него прошел, и мы все стали общаться почти как прежде. Реборн даже заставил его ходить на все наши совместные тренировки, и мой приятель, которого я всегда считала человеком, крайне далеким от спорта, довольно быстро втянулся и стал показывать неплохие результаты. Правда, у них были какие-то особенные вечерние занятия, на которых время от времени еще появлялись Хаято и Такеши, а остальным простым смертным туда приходить было строго запрещено. И дураку было понятно, что именно там и проходит всё то специализированное обучение, ради которого этот итальянец сюда и приехал. Он еще как-то обмолвился о сборе хранителей, из-за чего мне становилось страшно, ведь кого еще они посмеют в это втянуть. Я подозревала, что безопасность Сасагав лишь вопрос времени: Рёхей был прекрасной кандидатурой, и хоть мы скрывали от него и его сестры весь этот апокалиптический пиздец, но и такой прямолинейный и чуточку недалекий человек как он стал что-то подозревать. А дальше кто? Реборн будет тестировать всех одноклассников Тсуны, а то и весь город? Почему нельзя было набрать и воспитать этих хранителей заранее, ведь детей в мире мафии и так полно, зачем втягивать в это простых гражданских? Да и хоть после тренировок ребята выглядели вполне сносно, но я никак не могла отделаться от той мысли, что он каждый раз стреляет в моего друга, а может, и в других ребят. Я испытывала просто первобытный страх только от этой информации, и мне бы крайне это не понравилось увидеть вживую. Думаю, всё же из-за моих переживаний Тсуна так и не рассказал, каким именно образом они тренируются. Савада очень сильно переживал. Такие кардинальные изменения никто бы не принял легко и беспроблемно, тем более Тсуна никогда не был слишком амбициозным. Я уверена, что он хотел прожить тихую и спокойную жизнь, завести семью, растить детей и тихо-мирно состарится в своем уютном доме. И это возможность у него буквально выдрали с мясом, прилепив дурную славу и короткую жизнь. Практически единственное, что мне удалось узнать о мире мафии с интернета: боссы долго не живут, да вообще никто там долго не живет. Седые волосы удается застать лишь крайне везучим единицам, и это было так несправедливо: у Тсунаёши забрали всю его жизни, отдавая взамен ненужную для него чепуху. Не все люди хотят славы и власти, и мне было непонятно, почему такие страшные привилегии достаются именно ему. Неужели больше не было кандидатов? Или под этим выбором стояло нечто большее, чем казалось на первый взгляд? Пока что все мои умозаключения свелись к тому, что ключевой фигурой во всей этой заварушке был отец Савады. О нем я практически ничего не знала, да и до этого не сильно хотела встретить такого редкостного мудака, но другого бенефициара просто не было. Я не знала, какую роль он занимал во всей этой сложной иерархии и насколько его мнение было авторитарным, но могла пропустить, что больше всего выгоды получит именно он. Очень сильно хотелось придушить его за такое ужасное отношение к таким чудесным людям, как Нана и Тсуна, да и к другим, незнакомым ему людям, чьими жизнями он так бессовестно играет. За госпожу Саваду мне вообще было чисто по-женски обидно: так доверится такому ничтожеству и не иметь возможности банально сбежать от такого кошмара. Наверное, это был один из моих наибольших страхов — потерять возможность управлять своей жизнью. Она была еще такой молодой, практически еще девочкой, которая ничего толком в своей жизни и не видела, а сейчас ей предстояло грести в куче мусора, оставленной ее ненаглядным супругом. Он даже посмел спихнуть на нее чужих детей! Такую просто огромную ответственность он передал так легко, как будто отдал старый хлам из гаража на хранение. И мне было так же страшно и горько как и ей, возможно, даже капельку сложнее, ведь я знала правду, и все равно не могла ничего с этим сделать. Хоть я и пообещала Тсуне помочь разобраться со всем этим, но после тщательного анализа стало понятно, что я просто бесполезна, если не хуже. Мной, как и любым близким человеком любой шишки мафиозного мира, могли легко воспользоваться для достижения собственных корыстных целей. Моим максимумом была помощь Саваде в бюрократических аспектах, и то если меня обучат этому, ведь я была слабая и абсолютно неумелая в тех сферах, которые были необходимы для работы мафиози. Разве что бегала достаточно неплохо, хоть и на короткие дистанции. Поначалу мне казалось, что мы сможем достаточно быстро выбраться из передряги, но я даже не успела осознать, как мы погрязли по самые уши во всем этом. Все было намного сложнее, чем я себе представляла и шутка о том, что нам придётся развалить Вонголу изнутри, больше не казалась шуткой. Либо найти какого-то другого кандидата, что займет место Тсуны, но было уже столько разных людей втянуто, что такой сценарий казался мне очень маловероятным. Я никак не могла придумать, как мне стать полезной, ведь чувствовала, что дай Тсунаёши возможность, он с радостью оставит меня позади, хоть и в сомнительной безопасности. На мне лежала некая ответственность за этого мальчишку, и мне не хотелось бросать его самого, но пока что я никак не могла придумать, что я могу для него сделать, кроме как помочь с бесполезным изучением школьной программы. Я даже на курсы итальянского записалась, за что Реборн наградил меня странным и насмешливым взглядом. И пока я ничего лучше не придумала, чем просто стараться жить эту жизнь, пускай повседневные дела и выглядели крайне нелепыми. — Хару! Помоги мне, — я никогда не была настоящей матерью, но эмпирически я смогла установить, что побыть наедине с собой больше двадцати минут в доме, который кишил пятилетками, было невыполнимой задачей. Вот и сейчас, некий очаровательный мальчик, в до ужаса милой коровьей пижаме со всех сил дергал меня за юбку, пока я мыла посуду. — У меня не получается нарисовать ей рот! — Ламбо, это не честно! — И-пин также не заставила себя ждать, буквально втараниваясь в него. — Ты должен рисовать сам, а не просить помощи у Хару. — Бе-бе-бе, подумаешь, нечестно! — он умудрился за несколько секунд залезть на стул, и теперь старательно копировал позу из «Могучих рейнджеров». — Великий Ламбо-сан нарисует лучший рисунок и заберёт все конфеты себе. — Ламбо! Я тебе сейчас покажу. — Так, давайте тут без драки. — Я успела остановить И-пин за секунду до того, как она бы нанесла непоправимый урон кухонному стулу, ведь Ламбо и так на нём шатался со стороны в сторону. — Это не конкурс, и у вас двоих чудесно получается и без моей помощи, но если хотите, то после ужина я помогу вам закончить рисунки, и завтра вы подарите их Нане-сан. А сейчас мы с вами накроем на стол, а то скоро вернётся Тсуна. — А ты нам дашь конфетку, если мы тебе поможем? — Да, но только после ужина. — Я хочу две! — Нет, Ламбо, — мне пришлось взять его на руки, чтобы предотвратить возможность получения новой шишки, хоть и его кудри прекрасным образом защищали голову от повреждений. — Вы и так сегодня, съели много конфет, я видела, так что нужно оставить ещё на завтра, ты же не хочешь остаться завтра без сладкого. — Ладно, но тогда мне виноградную. — Договорились, — парадная дверь скрипнула, впуская тепло последних ещё знойных дней. — О, а вот и Тсуна! Всё что я могла — это создавать хоть и на несколько часов иллюзию нормальности, и, слава кому бы там ни было, это у меня получалось хорошо.***
Крошечный кабинет школьного врача пах сыростью и дешёвыми сердечными каплями. Этот запах настолько сильно въелся в каждый сантиметр помещения, что несколько тщательных уборок и активное проветривание не дали никакого результата. К концу рабочего дня одежда и волосы полностью пропитывались ним, что никак не вязалось с образом знатного сердцееда. Было откровенно скучно: назойливых учениц он распугал ещё в первый день своими слишком театральными приставаниями, а те несчастные, которые умудрялись попасть под горячую руку местного капо, испарялись из медпункта слишком быстро, чтобы оставить хоть какой-то по себе след. Хоть и старый диван под боком был куда комфортнее блиндажа, а та кругленькая сумма, которая ежемесячно падала на его счёт компенсировала большинство сомнительных неудобств, но всё-таки хотелось чего-то более праздного. Всё познаётся в сравнении, и простую истину такого высказывания Шамал ощутил на своей шкуре. После нескольких истощающих лет работы полевым медиком во время очередного военного конфликта в странах Африки, любые условия, где была крыша над головой и вражеская авиация не накрывала их позиции прямо во время операций, были приемлемыми. Этим решением он никогда не гордился, но даже сейчас не находил для себя другого выхода в той ситуации: его любвеобильность и бедность сыграли с ним дурную шутку, и сбежать от ответственности на войну студенту-интерну было слишком легко. Конечно, потом, сидя под двенадцатичасовыми обстрелами на трупах своих же пациентов, его, накрывали сомнения, и Трайден думал, что жениться на беременной Марии было не самым плохим вариантом. Но жизнь с ребёнком и женой на те несчастные гроши, которые он получал с интернатуры, была бы для него физически невыносимой, и Шамал бросил их, выслав с первой зарплаты достаточно денег на аборт и реабилитацию. И она сделала его, а после вышла замуж и родила детей от другого мужчины. Наверное, она была счастлива и именно этого Шамал больше всего и хотел. Он действительно любил её, а в такую чепуху из разряда «с милым рай в шалаше» не верил, вот и пришлось отпустить. Однажды он навестил её, точнее, просто наблюдал издалека, как она округлая и румяная от летнего зноя шла за руку с не его ребёнком, периодически поглаживая раздутый от тяжести плода живот. После этого Трайден больше не экономил на средствах контрацепции и старался не привязываться к женщинам. Зато он привязался к этому неусидчивому мальчишке. Как он, после работы в полевых госпиталях, попал в мафию было хорошим вопросом, но всё обратно сводилось к деньгам и простым человеческим болезням. Все болеют, и преступники так же. Всё сложилось само собой, и вот он уже ручной холеный медик Вонголы, да и военная сноровка вместе со специфическими навыками пригодились. А Хаято был забавным малым, поначалу ему просто нравилось его доставать, но потом тот как-то затесался к нему в ученики, и лучше бы парнишка обучался медицине, а не навыкам владения динамитом. И за него он боялся, ещё тогда, когда тот посвящал всего себя нелепым попыткам овладеть всем тонкостям искусства подрывания за одну попытку, что приводило к множественным ушибам и ожогам. Как бы это странно ни звучало, но динамит не любит вспыльчивость, как и любое огнестрельное оружие, а именно её у мальца было сполна, наверное, чтобы восполнить отсутствие хоть какого-то контроля и опеки. Гокудера практически сразу же научился помыкать прислугой и учителями, сеньора предпочитала его не замечать без крайней потребности, а дон…так что только Шамал мог хоть как-то на него повлиять. Но тот так и не успел, всё же плохой из него бы вышел отец. Хаято ушёл из дома так резко и достаточно умело, что искать его было ещё той проблемой. Наверное, подсознательно Трайден и согласился на эту работу, чтобы быть недалеко от парнишки, которого тот уже знал как самого себя. Гокудера был из тех, кто отдают всего себя без малейших сомнений, а на такие нелепые смерти он ещё на фронте насмотрелся. И не то чтобы малец обрадовался его приезду, а демонстративно насупив брови и встав в боевую позу чтобы защитить будущего босса Вонголы, который, честно сказать, крайне удивил Шамала. Зная о том, что все наследники в последнее время мрут как мухи, такой выбор ещё можно было объяснить, но тогда всё ещё оставалось много вопросов с явно не самыми приятными ответами. Как-то не прельщало принимать участие в ещё одной войне, которая явно была не за горами: мир стремительно менялся, а закоренелые устои сильнейшей из семей никак на это не реагировали. Возможно, такая попытка возродить истинного наследника была всё же ответным шагом, но смотря на Саваду, он сильно сомневался в успешности этой затеи. Тот даже поверил в его байку, которую он когда-то придумал как метод предостережения от необдуманных действий Гокудеры. О Пресвятая Богородица, какими они были ещё детьми, чтобы верить в то, что Трайден не лечит мужчин! И купились на этот бред, как на чистую монету, но, правда, не всё. Та симпатичная подруга Савады сразу же в это не поверила, но всё же подыграла, обещая чуть ли не со слезами на глазах поцелуй в щеку, если Шамал перестанет валять дурака и таки вылечит несчастного больного. Свой поцелуй он таки получил, как и крайне забавную реакцию Хаято: тот бесился и орал поочерёдно то на своего учителя, именуя того извращенцем, то на бедную девушку, тряся её как тряпичную куклу, чтобы, цитата: «в твоей ветреной голове отложилось, что нельзя такое предлагать сомнительным мужчинам, дурная ты женщина!». Такая ещё совсем незрелая реакция завораживала и настораживала одновременно: Хаято не был одиночкой по своей природе, а стал ним из-за цепочки не самых приятных происшествий. И чёрт его знает, поможет ли это ему ощутить ценность собственной жизни или же тот потеряет её навсегда в напускном поклонении кому-то. До конца рабочего дня в школе, в которую его так любезно устроил его Реборн, чтобы тот всегда был неподалёку, оставалось ещё два часа, но кто же его будет останавливать. Открыв пошире окно, Шамал закурил, размышляя, за какой ерундой скоротать вечер. Нужно будет-таки раскошелиться и закупить реактивов для экспериментов, а то так со скуки и помереть можно. Дверь неожиданно раскрылась и дёрнувшись Трайден уронил последнюю сигарету, попутно измазав пеплом ещё свежий медицинский халат. Цокнув языком, он уже хотел как следует отчитать неожиданного гостя, но обернувшись, остановился. Её то он точно не ожидал здесь увидеть. Девчонка всё ещё стояла в дверях, внимательно осматривая Шамала, как будто в попытке принять остаточное решение. Реборн уже рассказал, что она была достаточно бесполезной для мафии, ведь не владела ни пламенем, ни какими-то другими выдающимися характеристиками, к тому же имела проблемы со здоровьем. Она была всего лишь близким человеком Савады, даже не любовным интересом, а просто подругой, и этого было явно недостаточно. И Трайден видел, что она понимала это как никто другой. — Что, малышка, не устояла перед моими чарами и пришла за добавкой? — из-за почти затравленного вида её даже не хотелось подначивать всерьёз. Так, немного поглумится и отправить восвояси, пока не успела ничего серьёзного учудить. — Боюсь, что моя неопытность и юность будет лишь вам докучать и не принесёт никакого удовольствия, — она всё же зашла в комнату, закрыв за собой двери. — Я пришла к вам с другой просьбой: возьмите меня к себе в ученики. — Что, хочешь как и Хаято динамитом разбрасываться? Прости, но эта позиция уже занята, да и с такими нежными ручками не пристало таким заниматься. — Да нет же, вы меня не так поняли, — она подошла ещё ближе, насупив в раздражении тонкие брови. — Я хочу обучиться медицине. Ну, там повязки накладывать нормально, раны обрабатывать, диагностировать повреждения, чтобы помочь ребятам. — Это тебе не ко мне нужно, а сначала школу закончить и в университет поступить, — эта затея не сулила ничего хорошего, как прыжок в неизвестную мутную воду, где толком и рельеф дна угадать нельзя. У девчонки был выбор: она могла сейчас продолжить жить свою мирную жизнь, что было бы лучшим вариантом для всех, но вместо этого она со всех сил старается влезть туда, куда её не звали, но и не отпустят потом. — Ваше поколение такое импульсивное, ты как Хаято постоянно куда-то спешишь. Расслабься и лучше оценки подтяни, чтобы спокойно в университет поступить, ведь там большой конкурс. — У меня и так всё хорошо с оценками, так что поступлю, не сомневайтесь. — Слушать её больше не хотелось, Трайден не любил такие разговоры, где каждое слово было сравни партии в покер, а у него всегда было плохо с азартными играми. — Но будет слишком поздно, я не успею им помочь, когда нужно будет. Пускай у меня есть время, я могу поступить и отучиться, сколько там, где-то восемь же лет? А будет ли мне кого тогда лечить? Шамал закрыл окно и сменил уже испорченный халат на любимый пиджак. Спорить с ней не хотелось, но также и делать вид, что ему неинтересно её предложение. Тем более, она была права: явно не все её друзья доживут до того момента, когда она сможет называться врачом. Её идея не была плохой, она была даже крайне рациональной в сложившейся ситуации, но взять её в ученицы, значило для него нагрузить себя дополнительной неоплачиваемой работой и автоматически испортить ей жизнь. А с другой стороны, это крайне сильно повышало шансы Гокудеры дожить хотя бы до совершеннолетия. Надо бы подумать над этим вариантом, но не принимать поспешных решений. — Не переживай, малышка, — он почти ласково потрепал её по тщательно уложенным волосам, чтобы ещё раз лишний раз напомнить о том, что Хару ещё ребёнок, перед тем как направиться в сторону двери. — К тому моменту я за ними таки присмотрю, но на тебе должок. Выйди из кабинета, а то я уже домой ухожу. — Вы не всегда будете рядом, да и даже сейчас вы покидаете своё место работы заранее, — она настырно схватила Трайдена за руку, заставляя того снова посмотреть на себя, и что-то звонкое и хрупкое, как самый дорогой хрусталь в бабушкином серванте, во всём её внешнем виде не дало ему оттолкнуть Хару. — Я не прошу вас учить меня специализированной хирургии, а просто хочу узнать, как правильно оказывать первую помощь, чтобы они могли продержаться, пока не придёт кто-то более опытный. Да, это возможно звучит глупо и эгоистично с моей стороны, но я хочу быть им полезной, а не стоять и наблюдать, как моих друзей убивают. Пожалуйста… Она говорила быстро и чётко, не поднимая взгляд, как будто боялась посмотреть ему в глаза, будто боялась, что он точно откажет. Её трясло, и он чувствовал, как нервно сжимается рука Миуры на сгибе его локтя. И стоило бы вырваться и оставить эту девушку наедине с собственными эмоциями, но Шамал встречал, и сам разбивал на тысячу осколков слишком многих людей, и ему не хотелось становиться свидетелем, как сломается ещё и она. Было понятно, что рано или поздно это произойдёт, и хруст её внутреннего стержня разнесётся на всю округу, оглушающий своей тишиной, но если он может хоть на небольшой промежуток времени отстрочить это, то пускай… Тем более, было в ней что-то чересчур взрослое и безысходное, как будто она на самом деле осознавала, куда она лезет. — Я буду делать всё, что вы скажете, честно, чтобы вы не попросили, — влажные дорожки расползались по неестественно бледным щекам, скапливаясь в большие капли на ещё по-детски круглом подбородке. И Трайден не смог себе отказать в порыве стереть такую дорожку рукой. Как бы он ни старался показаться бессердечным ловеласом, но женские слёзы были для него запрещённым приёмом. Её кожа была горячей и нежной, а напуганный взгляд чуть ли не впервые за этот вечер пересёкся с его. — Тише ты, — он поддел большим пальцем особо крупную слезу, что свисала со слипшихся ресниц. — Прав был Хаято — тебе не стоит быть такой доверчивой с чужими людьми. Так пылко обещать себя взрослому мужчине… хорошо, что меня дети не интересуют. — Шамал отошёл от неё резко, направившись к стеллажам с лекарствами, пока Хару так и застыла, кажись, даже не моргая. — Начнём с понедельника, будем встречаться тут. График я тебе попозже скину, дай свой номер и своё школьное расписание. И чтобы была вовремя, и без отговорок и жалоб, а то сразу всё прекращу. Хару так и стояла, смотря на него исподлобья, явно не веря во всё происходящее. Её нос покраснел, а слёзы так и продолжали течь крупными каплями из кукольных глаз — удивительное зрелище, которое в будущем сможет переплюнуть любые мужские аргументы. Даже приятно попасть одним из первых под эту манипуляцию, пускай и неосознанную. — На, выпей успокоительное и вытри сопли, — он мягко направил её в сторону дивана, попутно всучив стакан вместе с таблеткой. — И рассказывай, что сейчас уже умеешь, а чего бы хотела научиться в первую очередь. Шамал не был бы собой, если бы не попадал так легко в разные авантюры, тем более, когда там замешаны женщины.***
Теперь каждый вторник и четверг я проводила в средней Намимори. Ровно с половины четвёртого и до шести вечера, без любых нареканий, пропусков и опозданий. И честно сказать, я была необычайно рада такому деловому подходу. Шамал оказался прекрасным учителем, и хоть его манера поведение была достаточно фривольной, но стоило заговорить о медицине, и это всё бесследно пропадало. Он был терпеливым и настойчивым, показывал столько раз, сколько мне было нужно, но и требовал от меня абсолютной отдачи. Не один вечер я проводила за зубрёжкой конспектов и отрабатыванием навыков, но прогресс был ощутим, что мотивировало меня выкладываться по полной. С Шамалом было приятно проводить время, он был интересным человеком, хоть и не рассказывал о себе практически ничего. Мы часто говорили на какие-то отстранённые темы, иногда околонаучные и Трайден очень заинтересовался работами моего отца, особенно в области дискретной математики, а ещё мы говорили о Гокудере. Мне даже показали несколько слишком милых фотографий маленького Хаято, и тот факт, что они лежали у Шамала в кошельке, говорит уже о многом в их отношениях. Мы никогда не разговаривали о том моём нервном срыве, и я была за это благодарна. Я не планировала вести себя так, но после его отказа я не знала, что мне делать дальше. Он казался мне единственным вариантом, и я запаниковала, так что не придумала ничего лучшего, как разрыдаться. Просто я уже не выдерживала: эта жизнь рвала меня на тысячи кусков, и я окончательно запуталась в себе и своих желаниях. Мне казалось, что я раздвоилась, и одна часть со всей силы стремилась вернуться к себе домой, но другая любила эту жизнь. Я не знала, что делать, но оставить близких мне людей было выше моих сил. Вот я и барахталась, пытаясь не захлебнуться в этой неразберихе. Несмотря на свои успехи, мне долго не хотелось говорить ребятам об учёбе. Я знала, что никого (особенно Саваду) это не обрадует, поэтому нагло соврала, что присоединилась к несуществующему клубу художественной гимнастики. Тем более, мне удалось уговорить Шамала проводить занятия параллельно с тренировками Реборна, чтобы вообще снизить к нулю вероятность раскрытия моего несильно хитромудрого плана. И даже получалось скрывать это на протяжении пары месяцев, но этот чёртов Хибари с его гиперфиксацией на школе. Я не была ученицей средней Намимори, а тому так не нравилось, что даже во внеучебное время, здесь был кто-то чужой. Я и просила его, и вроде даже директор дал своё разрешение (у меня даже не было сомнений, что Реборн давно в курсе), но ему было, мягко говоря, в с ё р а в н о. И пускай я научилась перелазить через забор, во время моих побегов после учёбы, но это не уберегло меня от унизительной участи быть пойманной ГДК на месте преступления. Я думала, что Кёя пришибёт меня на месте, но вместо этого меня скрутили в бараний узел и потащили через всю школу в свой кабинет. Да, прямо на своём плече, так ещё и пятой точкой доверху. Думаю, мои красные трусы в горох наделали шуму, особенно в совокупности с формой Мидори. Меня опустили только в кабинете, соизволив кинуть на диван, который находился ровно напротив кресла Хибари. Нас разделял гладко отполированный стол, в котором отражались расплывчатыми пятнами потолочные лампы. За окном стремительно темнело — стояла поздняя осень, и мне очень не хотелось здесь задерживаться по многим причинам, но боязнь пересечься с ребятами в этом районе так ещё и поздно вечером была ключевой. Возникнет слишком много вопросов, на которые придётся слишком много врать, отчего я уже устала. Пускай наша первая встреча с ним была своеобразной, но сейчас я боялась его куда меньше: если бы уж хотел избить меня до смерти, то давно бы смог. Вместо этого на меня пристально смотрели, явно чего-то ожидая, но чего, лично для меня, было крайне непонятно. — Как вы, Хибари-сан? — не знаю почему, но в его компании мне крайне хотелось притвориться самой пустоголовой пустышкой, которую он когда-либо встречал. — Что-то случилось? Если нет, то почему вы меня к себе вызвали, ещё и таким специфичным образом! Я же ничего не нарушала, и вы уже сто раз смотрели на моё разрешение на посещение репетитора, который работает в вашей школе. Кёя молчал, только несносно хмыкнул, а я по-тихому сердилась, абсолютно не понимая, что здесь происходит. Время текло сладкой патокой, но мои вопросы так и оставались без ответа, а Хибари не давал мне уйти, чуть ли не открыто забавляясь. Рёхей ввалился в кабинет, пропуская через открытую дверь лучи заходящего уже едва тёплого солнца. Он, как всегда, заполнил собой всё пространство, и для такой крохотной комнаты его было чересчур много. Кёя поморщился, но сопротивляться не стал, лишь поприветствовал одноклассника и попросил того проводить меня до дома. Но с обострённым чувством справедливости Сасагавы просто так уйти было невозможно, тот стал докапываться, в надежде узнать всю правду, но Хибари не собирался этого делать. Рёхей и так узнал, немного позже, и практически на пороге моего дома, где с разбитым носом и ссадинами по всему телу сидел поникший Савада, у которого не было сил больше притворяться. Я толком не знаю, что случилось на тренировке и почему Реборн оставил его одного, но Тсуна завёлся от безобидных слов и выпалил Сасагаве всю правду. Тот растерялся, думая, что это какой-то розыгрыш, даже засмеялся, ожидая, что мы поддержим шутку. Но с каждой секундой его смех становился всё больше истерическим и пустым, как и сам Сасагава, который стал похож на перегоревшую лампочку. Он ушёл, пока я осталась обрабатывать раны Тсуне, который и так уже знал о моём обучении. Рёхей не разговаривал с нами больше месяца, после старательно притворялся, что ничего не произошло, только Киоко отпускал к нам реже, всё больше склоняя ту к компании Ханы, ведь девочкам положено проводить больше времени с девочками. Наши отношения не были прежними, и мне не было за что на него обижаться: такие, как он всю свою жизнь исповедуют немного наивную концепцию чёрно-белого мира, и неимоверно тяжело, когда близкие тебе люди принимают «неправильную» сторону. Я была благодарна уже за то, что он всё же остался с нами, пускай и придерживаясь некой дистанции, но Рёхей был рядом и этого было достаточно. Савада же мучил меня молчанкой больше недели, ему нравилось таким образом меня наказывать, но с моим решением он тоже примирился — я бываю ещё той занозой в заднице, особенно с близкими мне людьми. Но больше всех веселился Шамал, так как Хаято возомнил себя моим защитником, и всегда встречал меня после занятий и провожал домой, награждая Трайдена такими смертоносными взглядами, что тот уже просто не мог сдержать улыбки. Мне не нравилась вся эта ситуация с Гокудерой, особенно с тем, что она явно пахла чем-то мутным и проблематичным, но я успешно старалась не обращать на это своё внимание. Игнорирования слона в комнате не было простой задачей, но пока что замечательной тактикой выборочной слепоты я успешно руководствовалась в этой ситуации и вообще жизни. Думаю, я не делала выбор, так как чувствовала, что его уже сделали за меня, особенно после того, как я добровольно согласилась на это. Я сомневаюсь, что вся эта ситуация с раскрытием карт была случайностью, тем более не в мафиозном мире. Чем дольше я думала, тем больше понимала, что круг хитрым образом замкнулся — Рёхей узнал всё, а Хибари и так был посвящён во всё это, оставалось только гадать — как давно. Ведь всё было слишком складно и красиво, как с картинки, чтобы быть реальностью. Краски сгущались и было странное ощущение, что нас к чему-то готовят. И непросто занять место предыдущего донна, ведь тогда было бы куда больше теоретического обучения дипломатическим аспектам, а Тсуна только то и делал, что совершенствовал свою физическую силу. Меня одолевал неконтролируемый страх от того, куда нас заведёт эта достаточно однозначная тропинка, ведь нельзя вложить столько ресурсов в силу, которую ты не собираешься применять. Я думала об этом постоянно, ожидая западни и подвоха. Выстрела в спину, который и послужит запуском этой игры. Па… господин Миура тоже видел моё поникшее состояние, тем более сейчас он старался приезжать как можно чаще, чтобы оберегать не только меня, но и Нану. Они иногда о чём-то разговаривали едва заметными для других фразами и жестами, и я очень надеялась, что им удастся найти выход, которого я никак не могла разглядеть. В таком напряжении и прошли несколько месяцев, а сегодня… сегодня было хорошо. Выдался сказочный зимний вечер, а на время зимних каникул Реборн наконец-то дал нам выдохнуть, отменив все тренировки, кроме той вполне сносной и даже весёлой игры в снежки с Дино. Семейный ресторан, который уже несколько поколений, как передавался от отца к сыну в семье Ямамото, пах старым деревом и морем, и совершенно чуть-чуть рисовой бумагой. Удивительное сочетание, ведь море находилось в противоположной стороне, а в старинных сёдзи давно стоял красивый матовый пластик. Такеши вместе с отцом заканчивали приготовление праздничного стола, не подпуская к нему женских рук, из-за чего Нана сидела раскрасневшаяся и непривычно расслабленная. Нежно-голубое кимоно хорошо сочеталось со всей той сожжённой карамелью в её внешности, а непривычно подобранные короткие волосы открывали вид на тонкую шею. Она походила куда больше на случайно забредшую сюда гейшу, чем на ту болезненно бледную домохозяйку, которую я встречала практически каждый день. Что-то поменялось, и это прослеживалось во всей её расслабленной позе, полуприкрытом взгляде и в старательно скрытой улыбке, которая всё время норовила показаться, стоило женщине о чём-то задуматься. Мне очень хотелось, чтобы это «что-то» действительно стоило всех тех усилий и заплаканных рукавов. В ресторане было достаточно свободного места, чтобы рассадить нашу компанию за несколько столов. И пока взрослые наслаждались тихими разговорами, а малышня шуршала праздничными обёртками, нам удалось усесться за самый дальний столик. Приятная атмосфера праздника окутывала нас с ног до головы, давая то самое ощущение покоя и забвения. Сейчас для меня не существовало ни мафии, ни Реборна, что сидел за соседним столом вместе с Бьянкой, ни прочих проблем. Украдкой принесённая Ямамото бутылочка саке была скоропостижно разделена на нас четверых и также быстро выпита, в крошечных пиалах плескались лишь остатки. Алкоголь непривычно горчил на языке, но то знакомое чувство тепла, что плавными волнами расходилось откуда-то с пупка по всему телу, приносило практически забытое удовольствие. Гокудера пил быстро и рвано, явно стараясь побыстрее забыться, и должна признать, у него это получилось. Нежный румянец непривычно оттенял его глаза, и только сейчас я сумела заметить оттенок зелёного в той грозовой серости. Они с Такеши сидели напротив нас с Тсуной и о чём-то спорили, но делали это лениво, скорее по привычке, чем всерьёз. Савада, как и его мать, заметно расслабился, да так, что успел задремать, укромно забившись в угол. Он был истощён не только физически, но и морально, и любой отдых был ему просто необходим, так что мы накрыли его утеплённым хаори и старались лишний раз не шуметь. — Нет, ещё раз повторяю, ничего страшного не случиться, если ты съешь сырую рыбу. — Ага, я потом не хочу глистов выводить, — Гокудера нагло фыркнул и оскалился, но всё же подцепил палочками сашими из тунца, придирчиво оглядывая его. — Не будет у тебя глистов, это свежая и тщательно проверенная рыба, — Такеши обворожительно улыбнулся, и сам взял кусок свежей рыбы, мастерски обмакнул в соевом соусе, и съел с напускным блаженством на лице. — Мой отец покупает продукты только у проверенных поставщиков, и сам после осматривает, да и ты больше васаби с дайконом жуй, чтобы точно ничего не подцепить. — Уф, как-то не хочется, — он отложил слайс тунца и потянулся к морским гребешкам, за что получил осуждающий взгляд от будущего хозяина ресторана. — Что? — Ты удивителен! — Я не могла понять, смеётся или таки возмущается Ямамото, под своей лисьей улыбкой. — Рыбу мы не едим, но вот гребешки. — Да и что в этом такого! — Да ничего, просто не понимаю, как ты не можешь есть сырую рыбу, если вы постоянно едите сырое мясо! Хару-чан, как это блюдо называется? Тартар вроде? — Видимо, тебе на тренировках все мозги вышибло или мама слишком часто роняла в детстве, — Хаято не смог не съязвить, залпом осушая остатки саке. — Тартар французы едят, а не итальянцы. — Не роняла меня мама, — он сказал это таким голосом, что что-то внутри меня застыло, но итальянец в силу своего темперамента не обратил на это внимание. — Ну, тогда чем объяснишь свою глупость, ты, бейсбольный идиот! Пьяный Гокудера завёлся ещё быстрее обычного, и я уже тянулась к его руке, чтобы осадить, как Такеши сказал то, от чего всё на несколько секунд затихло: — Ну, она не роняла меня, так как умерла практически сразу после моего рождения, — Ямамото произнёс это так легко, как будто это его совсем не касалось, но напряжённая спина и сжатые сильнее обычного палочки рассказывали больше, чем простые слова. Такеши мастерски умел притворяться, косить под постоянно весёлого дурачка, ведь так ему было чуточку проще, но чем больше мы общались, тем легче становилось угадывать его настоящие чувства. — Эй, вы чего так затихли, всё хорошо! Это было давно, так что… — У меня тоже, — тихо перебил его Хаято. — Что? — Та, что тут непонятного, — он даже вскочил, но практически сразу сел обратно, растерянно поджимая губы. — У меня тоже мама умерла, и я её практически не помню, ну, не совсем сразу после моего рождения она умерла, я просто…ай, тяжело объяснить, но она умерла, вот. Вдруг мне стало так искренне смешно, что я не смогла удержаться от крошечного смешка, из-за чего встретилась сразу с двумя растерянными взглядами. — Боже, простите меня, — я никак не могла сдержать приступ нервного смеха, который только усугублял выпитый мной алкоголь. — У меня тоже мама умерла несколько лет назад, мы с отцом и переехали с Токио сюда. — А, вот поэтому Тсуна говорил что-то за кладбище? — Ямамото также нервно хохотнул после моего утвердительного кивка. — Я думал, что твои родители в разводе или что-то типа того. Вот ведь совпадение! — Ага, такое и специально не придумаешь. Хаято молчал, всё так же не отводя от меня своего взгляда, под которым было сложно не стушеваться. — Ну, тогда предлагаю выпить, — неожиданно протянул Такеши после затянувшейся паузы. Он откуда-то достал ещё одну бутылку алкоголя, кидая осторожные взгляды на родительский стол, где всем уже давно было не до нас. — За что пить будем? — Как за что, — слишком резко вклинился в диалог Гокудера, выхватив бутылку, и наполнил пиалы. — За нас же, зачем лишний раз мёртвых вспоминать. — За нас! — поддержал его Ямамото, пафосно вскидывая руку с алкоголем. — За то, чтобы мы не были больше одиноки, — как-то само собой вырвалось у меня, и я аж покраснела от своих же слов. — Зря ты это Хару-чан, — смеясь протянул Такеши, после того как выпил. — Теперь Гокудера-кун от тебя точно не отстанет. — Эй, бейсбольный идиот, тебя это не касается! — сразу же ощетинился Хаято, покраснев ещё пуще прежнего. — Ужас какой, — уже откровенно смеясь продолжила я. — Я поняла ваш хитрый план! Вы с Гокудерой сговорились и решили напоить меня, чтобы позже посягнуть на мою честь. — Ага, и наших родителей тоже подговорил, — театрально потирая руки в такой же манере, ответил Такеши. — Всё было тщательно распланировано лучшими умами Намимори, так что просто сдавайся нам на милость, да Гокудера? — Вы оба просто невыносимы, — Хаято наконец-то оттаял и также рассмеялся. — Что я пропустил? — Савада сонно потянулся, пробуждаясь от нашего смеха. Из-за неудобной позы его волосы ещё больше стали похожими на воронье гнездо. И весь его заспанный вид стал причиной для очередного приступа смеха. — Вы чего, расскажите! Остаток вечера прошёл также легко и непринуждённо, время стремительно приближалось к трём, когда мы наконец-то распрощались с Ямамото и вышли на улицу. Тихо падал снег, заметая следы недавнего празднования. Родители остались где-то позади — Нана таки перепила, и Харуёси пришлось придерживать её, чтобы та не отключилась где-то посреди дороги. Мы молчали, вдоволь наговорившись за этот вечер, и эта тишина была приятной и обволакивающей. Все проблемы остались где-то позади, и искренне хотелось, чтобы так было всегда. Снег всё ещё падал тяжёлыми хлопьями, и то ли дал о себе знать выпитый алкоголь, то ли мне просто хотелось немного подурачиться, но я ничего не придумала лучшего, чем лечь прямо в новом кимоно на устеленном плотным шаром снега пустыре. — Эй, ты что творишь, — Хаято сразу же подскочил ко мне, хватая меня за руку, в попытке поставить меня на ноги. Сзади него маячил Тсуна, который также смотрел на меня осуждающе. — Женщина, это тебе не диван, вставай, а то ещё заболеешь. — Хару-чан, он прав, — Тсуна взял меня за вторую руку, и им даже удалось поднять моё обмякшее тело так, что только ноги касались земли. — Тебе нельзя перемерзать, ты же сама знаешь. — Знаю, знаю, но я немного, — я резко откинулась назад, и Гокудера чертыхнулся, пытаясь удержать меня на весу, когда Тсуна от неожиданности выпустил мою руку. — Сейчас так хорошо. — Дура, совсем напилась, — он пытался подхватить меня на руки, но я сопротивлялась, сохранить равновесия на скользком снегу было тяжело, а в осенних ботинках Хаято и подавно, поэтому он также плюхнулся на землю, в последнюю секунду выворачиваясь, чтобы не упасть на меня. — Ну и что ты натворила, теперь я отморожу свой зад, как и ты. Вставай. — Я не такая пьяная, как ты думаешь, — удержать его было сложно, но всё же он остался со мной на земле. — Посмотри на небо, как красиво! В Токио таких звёзд не увидишь, да и такого белого снега тоже. Гокудера фыркнул, но таки опустился на спину, наслаждаясь открывшимся ему видом. Несколько мгновений спустя, Савада лёг по другую сторону от меня, также смотря ввысь. Я чувствовала, как снежинки падают на моё лицо, стекая влажными каплями куда-то за шиворот. — Не хочу идти домой, — тихо произнёс Тсуна, и всё внутри меня сжалось. — Хочу, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. — Я знаю, — найти его руку было несложно, и наши пальцы переплелись в утешающем жесте. — Но я тебе обещаю, что у тебя будут такие вечера, и даже чаще, чем раз в год. Тсунаёши не ответил, Гокудера также молчал, хоть и было видно, что ему есть что сказать. Телефон, спрятанный за поясом кимоно завибрировал, оповещая о пришедшем сообщении:«Малышка, поздравляю тебя с Новым годом! Зайди ко мне после обеда, и я отдам тебе специальные пилюли для твоего друга, чтобы ты больше не опасалась, что Реборн случайно пристрелит его на тренировке.»
***
Звон от выбитого стекла всё ещё стоял в ушах, а осколки разлетелись по периметру всей комнаты, утопая в мягком ковре. Не такой реакции она ожидала, и было так горько и обидно, что давно накопившиеся эмоции наконец-то вырвались наружу. Нана осела там же, где и стояла последние пятнадцать минуть, пока впервые в жизни ссорилась с собственным ребёнком. У Наны всё получилось, и незаметно связаться с родственниками ещё в феврале, как раз пока улицы пахли шоколадом, и Хару с девчонками готовили подарки всей той своре мужчин, которые окружали их. Шоколад достался даже Реборну, и не тот, что готовила Бьянки, а сделанный строго по рецептуре и вполне съедобный, да даже вкусный. Первые слёзы сорвались с ресниц, и Нана расплакалась, сжимая в руках разорванные бумаги. Ей также удалось договориться с водителем, который должен был забрать их как раз в конце учебного года с ближайшей остановки, без билетов и прочего свечения документов. Нужно было лишь незаметно подготовить вещи и выбраться незамеченными в условленное время и с дома, но и с этим ей обещали помочь. Да и собрать нужные документы для развода Нана также смогла. Многое ей помог провернуть господин Миура, и она была благодарна Ками за то, что он появился в её жизни. Они вместе согласовали план побега и даже подыскали хорошего адвоката, который специализировался как раз на таких случаях, где один из супругов был иностранцем. Оставалось только предупредить об этом Тсуну. Нана переползла ближе к ковру, со всех сил стараясь успокоиться. Ламбо и Ипин должны скоро вернуться с прогулки, на которую их так любезно забрала Хару-тян, и они не должны этого увидеть. Про последний пункт пока ещё госпожа Савада практически не думала, считая, что с как раз таки с этим не будет никаких проблем. Она видела, насколько сильно угнетала эта ситуация её сына, и рассчитывала, что он с превеликой радостью убежит вместе с ней. Всё ещё всхлипывая, она стала выискивать особо крупные осколки с ковра, нужно было взять пылесос или хотя бы щётку с совком, но с необъяснимым удовольствием Нана не могла перестать зарываться пальцами в длинный ворс, натыкаясь на острые грани стекляшек. Тсунаёши не захотел ехать вместе с ней. Пальцы были покрыты десятками небольших ранок и то тут, то там светло-бежевая поверхность ковра покрывалась красными разводами. Она ожидала, что он обрадуется, что в его взгляде снова появиться та самая искра той юношеской непосредственности, но он только тяжело вздохнул и попросил её не оставить всё как есть. Особо крупный осколок лежал чуть ли не в центре ковра. Стекло поблёскивало неровными гранями в свете комнатной лампы. С улицы тянуло сыростью и холодом, как обычно бывает в начале весны. Нужно было закрыть чем-то выбитую секцию двери, пока весь дом не остыл. Нана не понимала, просто не могла понять, почему он не хочет бежать отсюда. Бросить всё и начать новую жизнь, где никто не будет за него решать. Они начали ссориться, не просто препираться, как обычно, из-за каких-то пустяков, а по-настоящему кричать друг на друга. Осколок был тонким, но длинным, большим, чем её ладонь. Таким можно было проткнуть кому-то шею, и Нана тихо рассмеялась, представляя, как вонзает его в горло Иемитсу. И он её не слышал, как и, наверное, она его. Тсуна, её маленький Тсуна, по-настоящему рассердился и ощетинился. Он схватил её за плечи, теми тёплыми ласковыми руками, которыми ещё совсем недавно обнимал её каждый раз при выходе из садика, и Нана по-настоящему испугалась, что даже зажмурилась. Но удара не последовало. Стоило сжать руку, как сразу по бокам ладони образовались две небольшие капли крови, но стоило надавить сильнее, как они горячими дорожками побежали вниз, пока не скрылись под манжетой. — Мам, пожалуйста, прекрати. — Он смотрел на неё взглядом, наполненым обречённости и смирения, привинчивания тяжестью таких эмоций. Нана не могла даже пошевелиться, хоть безумно хотела сделать хоть что-то. Отпихнуть, убежать как можно дальше или прижать его к себе и спрятать от всех. — Ты ничего не сможешь сделать, хватит. Всё уже решено, не впутывай в это других людей, пожалуйста, не проси Миуру-сана тебе помочь, будет только хуже. Мам, прошу, перестань надеяться. Ты ничего не сможешь сделать. Рука нещадно пекла, а весь рукав покрылся липкими красными пятнами, что неприятно присыхали к коже. Нужно было остановиться, но у неё не было на это сил. Он отступил так же резко, как и подошёл к ней, а после вылетел с комнаты на задний двор так резко, что двери не выдержали такого напора, и стекло рассыпалось по всей комнате. — Савада-сан, мы пришли! — Хару зашла в комнату внезапно, шмыгая замёрзшим носом после долгой прогулки, и так и застыла в дверном проёме, блуждая взглядом по комнате, пока не остановила его на потерянной и пристыженной госпоже Саваде. — Ламбо, И-пин, идите быстро мыть руки и переодеваться, кто первым справиться, тот получит от меня приз. И покажите Футе всё, чтобы он тоже смог привести себя в порядок после улицы. Послышалась возня, и дети, судя по шуму на лестнице, напролом побежали наверх. Нана даже не успела толком задаться вопросом: кто такой Фута? Да и, честно говоря, ей было уже наплевать. — Нана, вы в порядке? — Хару быстро опустилась перед ней на колени, и принялась осматривать руку, в которой всё ещё был зажат кусок стекла, после небольшой заминки, ей таки удалось аккуратно отобрать его. — Что произошло? Вы меня слышите? Нана… Звук встревоженного голоса девочки доходил до неё как будто через толщу воды. Очень сильно хотелось спать, и Савада практически проваливалась в темноту, оставляя все те проблемы где-то далеко. С состояния сравни блаженства, её вырвал оглушающий звук, а после резкая боль, что разнеслась по всей правой щеке. Хару всё так же была возле неё, но по её позе было понятно, что та только что дала ей пощёчину. — Простите меня за это, — она начала спокойно говорить, продолжая придерживать Нану за пораненную руку и плечо. — Вы теперь меня слышите? Нана утвердительно кивнула, сглатывая вязкую слюну. Первый шок прошёл, и на неё обрушились все её переживание и ощущения с новой силой. Щека неприятно саднила, а все руки неприятно щипали и болели, а тот глубокий порез, казалось, просто горел диким пламенем. Нужно было что-то делать, и Нана попыталась встать, но пошатнулась и совсем свалилась на Хару. — Посидите немного, — она помогла Саваде подняться и сесть в удобное кресло, обминая осколки и залитый кровью пол. — Нам повезло, рана не такая глубокая, но врача стоит вызвать. Я сейчас принесу аптечку и позвоню в неотложку. — Нет, — Нана схватила её здоровой рукой, останавливая на полпути. Говорить было трудно, но ей надо было поскорее разобраться с происходящим. — Я знаю, что ты умеешь обрабатывать раны, так что просто сделай это. И потом поможешь мне убрать, чтобы никто ничего не заметил. Хару, я прошу тебя. Она кивнула и молча стала выполнять её просьбу, наложив повязку и убрав всю комнату, даже закрыла выбитое стекло пищевой плёнкой и картоном. А также провела целый вечер с детьми, и помогла устроиться новенькому мальчику, пока не вернулся уставший Тсуна вместе с Реборном. Хару не спрашивала, что произошло, ни сегодня, ни в будущем, и Нана была ей за это благодарна.