ID работы: 9259280

Седьмой день седьмого месяца

Джен
R
В процессе
148
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 104 страницы, 9 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
148 Нравится 29 Отзывы 77 В сборник Скачать

Sieben

Настройки текста
Примечания:
      Нана, точнее Савада-сан, позвонила неожиданно. И первые секунды их разговора не на шутку перепугали Харуёси — в голосе женщины чувствовалась такая же неуверенность и даже страх, что и в тот неблагополучный вечер. Она и в повседневной жизни говорила довольно быстро, но панические настроения делали её речь ещё более сумбурной и сбивчивой, из-за чего Харуёси подумал, что с его дочерью опять что-то произошло.       Но всё оказалось куда сложнее. После нескольких сбивчивых фраз, что больше походили на невнятный поток извинений, и прошения об увольнении, женщина наконец замолчала. Повисла неприятная пауза: Миура просто не знал, что ему сказать, а госпожа Савада пыталась прийти в себя. По правде, её увольнение было сродни резкому удару под дых: он не знал, что ему делать и куда бежать, ведь семестр только начался! К тому же за столько лет они с Тсуной стали формальными членами их маленькой семьи, и терять эту кропотливо выстроенную связь не хотелось. Да и так быстро найти новую няню не получится, хоть Хару уже была достаточно взрослой, но оставлять её одной на длительный период времени было ещё рано.       Чем больше Харуёси думал, тем больше злился, конечно же, не на Нану. Он до конца так и не понял причину её увольнения, но уловить, что проблема в её муже не составило огромного труда. О, с этим мужчиной ему хотелось давно поговорить, пускай Миура никогда и не был идеальным супругом, но он всегда с уважением относился ко всем своим спутницам. А тут такое открытое пренебрежение не только своими супружескими обязанностями, а и тотальное наплевательство на собственного ребёнка. Он слишком сильно любил своего маленького котёнка, чтобы понять такую позицию, ведь деньгами невозможно заменить родительскую фигуру. А Тсунаёши явно не хватало папы, который корректировал бы слишком мягкий подход к воспитанию его матери. Он с огромной благодарностью принимал те крохи отцовского внимания от самого Харуёси. С момента их знакомства мальчишка кардинально изменился, хоть и отголоски бывшей неуверенности и застенчивости проявлялись время от времени. Он был достаточно смышлёным и настойчивым, чтобы доводить до конца то, что у него не получалось с первого раза. Хару была более вспыльчивая и менее усердная в этом плане, хоть и учёба давалась ей удивительно легко. Ему очень импонировала та компания, которая сложилась у его дочки, и житейский опыт подсказывал, что от таких уз избавится нелегко, только если кто-то насильно станет им препятствовать.       Их дружба длилась не один год, и наблюдая за уже подростками, Харуёси не раз ловил себя на мысли, что старость близко. Он никогда не боялся смерти, слишком уж часто они встречались, но всегда боялся за собственного ребёнка. Осознание того, что кроме него у малышки Хару больше никого нет, каждый раз отрезвляло в моменты неожиданных слабостей: Харуёси давно отказался от сладкого и внимательно следил за количеством алкоголя, были ещё сигареты, но с этим бороться у него не хватало сил. С любимого красного "Marlboro" он перешёл на сигареты полегче, да и разрешал себе не больше десяти в день. Он хорошо помнил, как это потерять родителей, хоть и был тогда уже студентом, в отличие от своего брата, который только заканчивал старшую школу. Смерть близких сломала его слишком быстро, и уже через несколько лет на семейном памятнике появилась ещё одна табличка. Тогда, вдыхая резкий запах формалина, он пытался угадать в груде человеческого мяса последнего живого родственника, после чего страх смерти покинул его вплоть до появления в его жизни дочери.       Нана судорожно вздохнула, чем и прервала тот бесконечный поток мыслей, что обрушился на Миуру сродни снежного кома.       — Савада-сан, давайте ещё раз спокойно всё обсудим, — Харуёси снял очки и устало потёр переносицу, ужасно захотелось закурить, но делать это в собственном кабинете было крайне глупо, вентиляция плохая и всё провоняется едким запахом дыма. — Я понимаю, что вы расстроены, и, честно сказать, ваше увольнение для меня сейчас сродни катастрофе. Мы к вам очень привязались и не хотелось бы всё так резко заканчивать. Что же таки произошло?       Вместо ответа, его ожидала самая опасная вещь для каждого мягкосердечного мужчины — женские слёзы. Она плакала, долго и навзрыд, как плачут маленькие дети или совсем потерянные взрослые. Сначала Харуёси пытался её успокоить, но после нескольких провальных попыток совсем потерялся и стал нашёптывать что-то бессвязное, но несомненно утешающее. Всё же, давясь судорожными всхлипами, она сумела рассказать причину своего увольнения, чем вызвала новую волну злости на Иемитсу.       Она сумела успокоиться лишь через бесконечных сорок минут, и только потому, что Миура сумел уверить её, что всё будет хорошо, они обязательно найдут выход и со всем разберутся.       Уже стоя на крыше университета, которую преподаватели и сотрудники нередко использовали вместо курилки, Харуёси признался себе, что не имеет абсолютно никакого представления, что можно сделать в этой ситуации.

***

      Он пугал меня.       Ощущения, которые я испытывала в его присутствии, сложно было назвать просто страхом. Я хоть и была жутким арахнофобом, но пауки никогда не служили причиной для такого первобытного чувства ужаса. Схожие эмоции я испытывала только раз — при встрече с тем человеком. А я затрудняюсь назвать Реборна даже человеком.       Тот вечер оборвался резко, толком даже не начавшись. После моего прихода мы разошлись через несколько минут, Нана ласково, но настойчиво выпроводила нас, захлопнув перед моим носом двери. И это меня злило. Конечно, я дорожила всеми своими друзьями, но Тсуна занимал особенное место среди них. Для меня он был сравни младшего брата, я и искренне гордилась его достижениями и успехами.       И в один момент всё наши отношения практически прекратились, за прошедшую неделю мы толком так и не поговорили, да даже и не встретились. В глобальном плане этот срок не мог служить достоверным показателем случившихся перемен, но для людей, которые проводили раньше чуть ли не каждый вечер вместе, это было сравнимо году.       Я понимала, что ему нужно было дать время на адаптацию, но с каждым днём становилось всё хуже — Тсуна отдалялся от меня семимильными шагами, и я ничего не могла сделать.       И я ненавидела это. Савада просто не шёл на контакт, сколько бы я ни пыталась с ним поговорить. Думаю, он специально избегал меня. Действительно не знаю, осознанно ли. Не помогало и то, что мы учились в разных школах — Тсуне удавалось просто мастерски меня выпроваживать в учебные дни, а на выходных он вовсе притворился, что его нет дома. Я проторчала битый час у его дома, но никто так и не вышел, хоть и видела размытый силуэт Тсунаёши за окном его комнаты.       Нана всё так же приходила, но уже не задерживалась после уборки. Она приносила еду с дома, так что мы больше не готовили вместе. А ещё она плакала. Очень много плакала. Это было видно по красным глазам и мокрым манжетам свитеров. Из лёгкой и жизнерадостной девушки, госпожа Савада буквально за несколько дней превратилась в сломленную женщину. Что-то надломило её так сильно, что она никак не могла прийти в себя, действуя механически, из-за чего была крайне рассеяна и всегда отвечала в невпопад.       Я знала, что Харуёси говорил с ней, и даже слышала обрывок их телефонного разговора — Нана обещала поработать до конца месяца, пока он не сможет приехать в Намимори, чтобы лично уладить всё. Мне удалось узнать, что даже не само появление Реборна разрушило нашу жизнь, а те обстоятельства, которые вынудили его приехать. Он оказался репетитором Тсуны (как бы это абсурдно ни было), ведь после окончания школы Савада должен был отправиться к отцу в Италию, чтобы продолжить заниматься бизнесом. Почему до этого не было никаких вестей от горе-родителя, и как так сложилось, что об этом стало известно только сейчас, да и ещё добрая сотня других вопросов оставались без ответа.       Но жизнь продолжалась. Мы всё так же встречались с ребятами после школы или на пробежках, к которым присоединился Ямамото, но теперь наши разговоры были только о Тсунаёши. Не только я почувствовала, что с ним происходит что-то явно нехорошее: Такеши с Киоко пытались заговорить с ним в классе, но он всё время ускользал от них. Савада вёл себя странно не только с нами, он вообще вёл себя странно. Стал ещё более рассеянным и дёрганым, как будто чего-то боялся. Всё глубже уходил в себя, из-за чего его оценки стремительно полетели вниз. Он даже сдал пустой бланк на тематической контрольной с алгебры, хоть ту тему мы разбирали всё вместе, и проблем не должно было быть.       А ещё его снова начали задирать. Хоть Хибари и навёл порядки в Намимори, но мелкие хулиганы всё ещё оставались. Это нельзя было сравнить с организованной шпаной, которая терроризировала весь город несколько лет назад, но на уровне классных разборок ничего не поменялось. С момента нашего знакомства Тсуну больше не гнобили, но про прошлые его неудачи никто не забыл. И стоило ему снова оплошать, как всё возобновилось. Особенно зверствовал один семпай, которому явно очень нравилась Киоко. Мочида не приставал к ней, опасаясь реакции Рёхея, но знаки внимания уделял. Его явно злило, что она на них не отвечала и предпочитала общество Савады, и теперь ему выпал шанс поквитаться. Сасагава мне жаловалась, что с каждым разом его выпады становились всё жёстче, но Тсунаёши, казалось, вообще на них не реагировал, поглощённый своими проблемами. Конечно, можно было пойти и пожаловаться Кёе, но это скорее крайний вариант. Мы надеялись, что скоро ему просто надоест и всё прекратится само собой, а к тому моменту нам удастся наладить общение.       Во вторник после уроков я была полна решимости таки разобраться с Савадой. Только в этот день наши учебные графики более или менее сбегались, и я сумела бы перехватить его по дороге домой. Ямамото пообещал мне, что постарается задержать Тсуну на несколько минут после уроков, чтобы выиграть мне небольшую фору, но наш план был близок к провалу — мне поставили незапланированное классное собрание. К счастью, оно продлилось всего лишь полчаса, а так как мои уроки заканчивались на пятнадцать минут раньше, чем в средней Намимори, то я всё ещё успевала. Как только нас отпустили, я буквально пулей вылетела с класса, за что отхватила нагоняй от дежурных. Пока меня бранили за бег по школе, я судорожно переобувалась в уличную обувь, параллельно кивая и извиняясь. Но стоило выйти за ворота, в меня со всей силы впечатались так, что я еле удержала равновесие.       Киоко нагнала меня внезапно. Она крепко вцепилась в мою руку, стараясь отдышаться от непривычной нагрузки. По раскрасневшемся лицу и отрывистому дыханию можно было припустить, что она бежала всю дорогу со школы. Она вся дрожала, что передавалось и мне, и я поняла, что она просто в панике.       — Тсуна, Хару, там Тсуна, — Сасагава толком не отдышалась, из-за чего говорила отрывисто. Возле нас столпилось приличное количество зевак, что следом за мной покидали Мидори. — На него напали по дороге домой возле парка и, боже, там такой ужас…       Я недослушала. Всучив растерянной Киоко сумку, я побежала. Мне кажется, я в жизни так быстро не бежала. Хорошо, что ей хватило сил сказать где они сейчас. Перед глазами появлялись картинки побитого друга, которые никак не удавалось отогнать. Я не знала, чем бы смогла помочь во время драки, но мне точно нужно было быть там. Вроде бы у меня даже был номер Хибари, да и телефон привычно оттягивал карман пиджака…       Приближаясь, я услышала крики и стоны боли, из-за чего ещё больше ускорилась, но, как оказалось, они принадлежали не Тсуне.       На пустой парковке возле входа в парк Ямамото со всех сил пытался оттянуть Саваду от лежащего на земле парня. Двое других кружили возле них, буквально умоляя его отпустить своего друга, но Тсунаёши их не слышал. Он продолжал методично вырывать клочки волос с головы лежащего, и делал это с таким остервенелым выражением, что я даже растерялась. Пострадавший стонал, но был явно в сознании и даже предпринимал попытки освободится, но тщетно.       Такеши увидел меня, из разбитой губы сочилась кровь, но это не помешало ему улыбнуться. Он был весёлым парнем, но в этот раз улыбка была более вымученной, чем настоящей. Это вывело меня из ступора и я стремительно направилась к ним. Ямамото сразу понял, что я собиралась сделать и, покрепче перехватив Саваду, развернул его ко мне. Тсуна дёрнулся вперёд, но мне удалось его опередить — я наотмашь ударила его по лицу, а потом ещё раз и ещё. Я не знаю, сколько пощёчин пришлось отвесить, но била до тех пор, пока то ужасное выражение не сошло. Он будто бы проснулся и обмяк, и мне пришлось его перехватить. Его взгляд был устремлён на руки, что всё ещё сжимали пучок волос. Те двое также стремительно подняли пострадавшего и отошли немного дальше.       — Он больной! Я вас всех засужу! Таких нужно сажать в психушку, — он оклемался достаточно быстро и по манере поведения, было понятно кто тут настоящий зачинщик. — Таких раньше расстреливали, как бешеных собак. Правду отец говорил, что всё полукровки просто выродки, которые не заслуживают на…       — Закрой свой рот или ты мало получил? — он говорил отвратительные вещи, которые любому здравомыслящему человеку даже не придут на ум. — Ты вообще соображаешь, что говоришь? Вот за такие высказывания можно получить реальный срок, а не за избиение. В таком случае это была всего лишь самозащита! Да и ты явно старше, не стыдно отгрести от первогодки, так ещё такого?       Моя речь не воспроизвела на него никакого впечатления, кроме последней фразы. Было явно, что его задела эта ситуация. Он высвободился из рук своих прихвостней и подошёл к нам. На его голове кое-где сочилась кровь, но в целом он выглядел неплохо: Савада не успел вырвать даже половины волос.       — О, я права, да? — всё могло закончиться очень плохо для Тсуны, и я осторожно попробовала заставить пострадавшего замять ситуацию по его инициативе. — А об этом узнают абсолютно всё в этом городе. Каждый будет знать, что ты проиграл местному неудачнику, а такие вещи долго не забываются.       — И что ты предлагаешь? — он был серьёзен, видно было, что он дорожил своей репутацией.       — Мы всё будем молчать о случившемся. Придумаем какую-то версию того, что ты был героем в этой ситуации и спас нас. Взамен ты никогда больше не будешь задирать Тсуну и извинишься.       — Ха, на меня напали, а я должен ещё извиняться!       — Как хочешь, — я нарочито небрежно пожала плечами, к этому моменту Тсуна оклемался достаточно, чтобы стоять самостоятельно, но Такеши всё так же продолжал его держать. — Тогда я вызываю полицию и школьный комитет: будем собирать доказательства, опрашивать учеников, искать свидетелей, да ещё много всего. Не забудь позвонить родителям, чтобы они тоже приехали.       Я потянулась в карман за телефоном, отчаянно блефуя. Судебное разбирательство затянется не на один месяц, и за это время пострадают абсолютно все. Далеко не факт, что Саваду оправдают, и это сломает ему всю жизнь.       — Стой, — он попытался выхватить телефон из моих рук, но я увернулась. Я чувствовала, как ребята напряглись. — Ладно, ладно, без рук, я понял. Савада, ну, прости меня, я был не прав и вспылил. Просто ты попал под горячую руку. Киоко совсем на меня не обращает никакого внимания, а тут ты, возле которого она буквально вьётся. Так что не обижайся приятель, по рукам?       Я наконец-то поняла кто это — тот самый Мочида-семпай, на которого мне не раз жаловалась Киоко. Честно сказать, сейчас, когда он сумел успокоиться, я не могла не принять тот факт, что он был достаточно харизматичен и красив, даже с окровавленной головой. И он знал это, так что понятно, почему его так задевало отсутствие внимания от Сасагавы.       — Извинись за то, что ты сказал про мою маму, — мы всё вздрогнули, никак не ожидая, что Тсуна включится в этот диалог. Но его голос прозвучал удивительно чётко и строго, явно не соответствуя тому состоянию, в котором тот находился.       — Эм, да, ты прав, — Мочида занервничал, было видно, что он не хотел снова спровоцировать Тсунаёши. — Я не должен был так говорить про твою маму и называть её так. Прости меня, мне очень стыдно.       — Хорошо, только не лезь так настойчиво к Киоко-тян, она тебя боится.       — Ну, тогда давайте все пообещаем, что мы никогда не расскажем правду об этом конфликте, — когда все утвердительно закивали, я продолжила. — Мочида-сан, придумайте и распространите вашу историю до завтра, но только без всяких глупостей и небылиц — мы всё подтвердим.       Он кивнул и, немного пошатываясь, удалился. Я немного переживала за тех двоих, но было видно, что Мочида найдёт способ их заткнуть. Нам ещё очень повезло, что поблизости никого не оказалось, что, впрочем, было ожидаемо для этого района города в будничный день. Я наконец-то выдохнула, даже не заметила, как дрожала всё это время. Безумно хотелось присесть и чего-то сладкого, но нужно было разобраться ещё с Савадой.       А он… сумел вырваться из хватки Такеши и направился прямиком в парк. Его школьная сумка осталась лежать недалеко от проезжей части, а ветер гонял остатки волос Мочиды возле неё, кое-где виднелись разводы крови.       — Я здесь уберу, а ты иди за ним, — Ямамото не стал догонять Тсуну, вместо этого он достал платок и приложил к треснутой губе. — У меня есть ещё салфетки в сумке и бутылка воды, чтобы оттереть кровь, только не будь слишком строга с ним, ему и так явно несладко.       Иногда меня крайне удивляла проницательность Такеши, и этот раз не стал исключением — я была готова вспылить, но ему удалось мягко осадить меня. Я кивнула и направилась следом, но мы не стали заходить далеко — Тсуна остановился практически сразу, как мы сошли с основной тропы. Он так и не развернулся ко мне, и я видела, как нервно сжимаются и разжимаются его кулаки.       — Ничего не хочешь мне сказать?       — А должен?       — Ты издеваешься или что? — он не выдержал и таки развернулся ко мне лицом, но так и не смог посмотреть в глаза, опустив взгляд на свои кроссовки. — Савада, сначала ты меня динамишь целую неделю, потом ввязываешься в драку и чуть ли не лишаешь волос старшеклассника, а теперь не видишь в этом проблемы?       — Я не хочу об этом говорить.       — Нет, ты будешь об этом говорить.       Он стоял в метре от меня, но я не могла к нему никак дотянутся.       — Всё сложно, Реборн, он… специфичный человек, — мы оба вздрогнули, стоило Саваде назвать это человеком. — Ничего уже не изменить, он должен быть здесь и…было бы лучше, если бы мы перестали общаться.       Его слова рассердили меня, было видно, что что-то вынудило его так сказать. Тсуна напрягся, ожидая моего ответа, но растерявшись, я не могла ничего сказать. Решив, что наш разговор закончен, он направился к выходу, пройдя возле меня, как будто мы незнакомцы.       — Тсунаёши, немедленно прекрати это, — я успела схватить его за рукав, и он дёрнулся, как будто бы от удара. Свитер перекосился, открывая полоску светлой кожи, только теперь на ней красовались яркие кровоподтёки. — Я…Это он, да? Тсуна, пожалуйста, расскажи мне.       — Нет, Хару, не лезь, — Савада вырвался резко, судорожно поправляя задранную одежду. — Пожалуйста, Хару, я не хочу, чтобы ты пострадала.       — Что за бред! — я снова схватила его за руку, буквально вынуждая посмотреть мне в глаза. — Существуют правоохранительные органы, слышишь, мы обязательно должны обратиться, написать жалобу и нам помогут. Мы можем вызвать телевидение, придать ситуацию публичной огласке…       Чем дольше я говорила, тем отчётливее понимала, что всё это полнейший бред. Было бы это решить так просто, то Нана и господин Миура давно бы это сделали. Но я продолжала говорить, чтобы не упустить возможность разобраться в происходящем. Тсуна криво улыбнулся, и в его глазах отразилась такая обречённость, которая, казалось, была свойственна только загнанному зверю.       Он увлёк меня за собой, дальше в парк, к тем самым лавочкам, на которых несколько лет назад мы также сидели после стычки с одноклассниками. Тсунаеши тоже это вспомнил и даже издал некий звук, отдалённо похожий на смешок. Несколько минут мы сидели в полной тишине, пока его не прорвало. Рассказ выдался длинным, но на удивление чётким и понятным: я узнала и о Вонголе, и о специфике правонаследования, и об истинной цели пребывания Реборна. А ещё о пламени, адских тренировках и пулях, и я не знаю, что шокировало меня больше: то что мой друг — приёмник одной из самых сильных мафиозных семей, или то, что всё это время его так званный репетитор буквально «стрелял» в него.       Честно сказать, я думала, что после моего переселения в чужое тело удивить меня будет просто невозможно, но я ошибалась. Даже закралась мысль, что Савада мне нагло врёт, чтобы проучить за такую настойчивость, но это был мой Тсуна и он бы никогда так не поступил. Да и далеко не у каждого хватить фантазии придумать такое.       — Мы что-то придумаем.       — Хару…       — Нет, послушай, я уверена, что ты не единственный кандидат и мы сможем всё решить. Нужно просто время, чтобы разобраться во всей этой специфике.       — Ты хочешь сказать, что мы должны влиться в мафиозный мир? — Тсунаёши даже улыбнулся.       — Ну, а что ещё остаётся? — мне тоже стало отчего-то ужасно смешно. — Если надо будет, то развалим вашу Вонголу изнутри. Если что, то всегда можно сдаться с повинным Кеё. О боже!       — Что такое?       — Я всегда думала, что именно Хибари влезет в какую-то банду и станет маргиналом, а тут надо же! Вляпались во всё это именно мы.       — Мы?       — Да, — решение пришло само собой, и я даже над ним не задумывалась, бросаясь в омут сразу с головой. — Я не оставлю тебя разбираться со всем этим самостоятельно.       Я нащупала руку Савады и крепко сжала.       — Спасибо, — голос Тсуны дрожал и было понятно, что он еле сдерживает слёзы. — Только не говори ребятам, хорошо? Я не хочу их в это втягивать.       — Конечно, но не забывай, что они твои друзья, и ты не вправе решать за них, — в носе предательски защипало, я ещё ближе придвинулась к Саваде. — Обещай, что не станешь от всех нас прятаться, я не выдержу, Тсуна, честно.       — Хару, — я открыто плакала, на что Тсуна крепко обнял меня, прижимая к себе. — Я постараюсь, но я не хочу подвергать вас всех опасности.       — Какой же ты глупый и невезучий, Савада.       Он не ответил. Мы сидели так ещё долго, и я чувствовала, насколько обречённым в этот момент был мой друг. Наверное, именно так ведут себя смертники перед казнью. Всё было сложно и непонятно — я не имела ни единого представления о том, что собой являет преступный мир, кроме того слащавого образа в поп-культуре. Но я не смогу бросить Тсунаёши, не сейчас, когда действительно нужна ему.       — Тсуна, всё же наладится верно? — этот вопрос вырвался против моей воли, но мне хотелось убедить себя в том, что всё будет хорошо.       — Конечно, Хару-тян, — Тсуна потрепал меня по голове, что было совершено несвойственным для него жестом — так всегда делал Харуёси. Я чувствовала, как под выпирающими рёбрами его сердце дико забилось. — Мы обязательно найдём выход.       — Как и всегда.       И мы оба бессовестно лгали, скорее даже не друг другу, а себе.

***

      Денег не было, а живот стянуло в тугой узел: он не ел порядка трёх дней. Та дешёвая стряпня в самолёте не могла сойти за полноценный приём пищи.       Хорошо, что удалось-таки снять нормальное жильё, далековато, конечно, к центру города, но не так уж плохо — на пару дней должно сойти. Остатки, точнее, даже останки небольшого капитала пошли на оформление документов, но это должно полностью окупиться: даже не в материальном плане, ведь если ему удастся занять место Десятого босса Вонголы, то всё это будет казаться сущей мелочью.       Главное — не сплоховать, а в себе Хаято ни капли не сомневался. У него на это не было никакого права — это единственный шанс выгрести из того болота, в которое он угодил. После уличной жизни пойдёшь и не на такое.       Склоняться по улицам бродячей собакой порядком надоело. Сначала казалось, что ничего сложного в жизни в стиле «вольного наёмника» нет, но вечные холод, голод и опасность, которая всегда бродила за ним на расстоянии полушага, заставили пересмотреть свои представления о жизни. Ним интересовались не только люди отца, что рыскали в поисках, чтобы вернуть горе-сына, но и другие искатели лёгкой наживы — когда ты сын дона, то твоя голова автоматически становится мишенью. Иногда, ночуя в очередном заплесневелом отеле и напрягаясь от каждого постороннего звука, Хаято думал вернуться домой. Отец бы принял его, как и сестра, а вся эта история замялась бы, как очередное проявление горячей бунтарской крови. Но так легко переступить через себя Гокудера не мог — жизнь хоть и была у него собачья, но гордости было не занимать. Просить прощение перед теми людьми он не в силах, особенно после того, что они сделали с его матерью.       Её смерть и его незнание о ней лежали тяжёлым грузом на юношеских плечах. Хаято часто фантазировал, что было бы, если он узнал о ней чуточку раньше. Если смог сбежать с ней, спрятать её и себя от всего мира. Хоть тогда он и был ещё совсем ребёнком, но хрупкая фигура мамы навсегда отпечаталась в его памяти. Особенно её руки — они были тонкими и изящными, настоящие руки профессиональной пианистки. Кожа была немного шершавой, когда она трепетно гладила его ладонью по щеке. Хаято никогда не видел таких красивых рук.       Получив то злосчастное письмо от Реборна, Гокудера не сразу поверил прочитанному. Ему казалось, что это очередная уловка. Но поразмыслив несколько дней, понял, что терять ему нечего. И вот, стоя у школьных ворот, его охватила лёгкая паника — он никогда не был в школе. Формально, он был в ней ещё вчера, чтобы отнести поддельные документы и получить краткий инструктаж, но он никогда не учился в местах подобных этому. В отцовском особняке у него была целая свора надомных учителей, а во время самостоятельной жизни было порядком не до этого. Не то чтобы учёба его слишком волновала — Хаято всегда был смышлёным и впитывал школьную программу, как губка — без малейших усилий, но…школа была чем-то простым и недосягаемым в его мире. Чем-то обычным, через что проходит большинство людей, но он по велению случая был этого лишён. Как и всей нормальной жизни. Живя в поместье, он так резко этого не ощущал, но в последнее время мысли о собственной ненормальности угнетали, особенно на фоне мелькающих на периферии подростков.       За утро у него ушло одиннадцать сигарет, в горле неприятно першило, и он потратил целых полчаса на то, чтобы отмыть запах курева с рук.       Какой же фарс.       Даже перед своим первым делом Гокудера не нервничал настолько, как сейчас.       В учительской сновали туда-сюда преподаватели, и он был вынужден приветствовать каждого, в ожидании своего классного руководителя. Из-за приоткрытой двери доносился размеренный шум голосов: до начала уроков оставалось буквально несколько минут, но всё уже стремились скрыться в классах. Он уже был наслышан про Дисциплинарный комитет и даже хотелось самолично встретиться с тем Хибари, чтобы проверить действительно ли он так хорош.       Вечно недовольный мужчина за пятьдесят пришёл аккурат после звонка, когда всё уже давно разошлись. Он в очередной раз презрительно окинул Гокудеру осуждающим взглядом и позвал за собой. Его вынужденные одноклассники были ничем не примечательными ребятами, правда, его сильно удивила реакция женской части класса: он слышал, что японки очень падки на западную внешность, но такого напора он не ожидал. И даже агрессивная манера поведения ни капли не пугала их, а только подогревала интерес. Из-за чего Хаято даже растерялся и не смог так быстро найти нужного ему человека. Да и кого-то выделяющегося не было. Пришлось ждать переклички аж на втором уроке, чтобы познакомиться с этим прославленным Савадой Тсунаёши.       И ним оказался самый ничтожный парнишка в классе. От негодования Гокудера даже пихнул его парту, чем напугал добрую половину одноклассников.       Честно говоря, он не собирался использовать столько динамита. Да и так утрированно реагировать тоже, но, блядь, он же был настолько неподходящим на роль мафиози, насколько это только могло быть. Удержать себя в руках с его то характером было просто невозможно, и получилось то, что получилось.       Было стыдно и неловко, особенно перед Реборном — так облажаться надо было только уметь. Ещё и подохнуть мог же от собственного оружия, тупоголовый баран. Саваде даже делать ничего не надо было бы, мог просто уйти и забить на него, но нет.       Интересно, он пробил своей башкой ту стену, в которую его унесло взрывной волной, или таки разбил об неё свою черепушку. О, хоть бы одну удачную атаку провёл бы, всё же преимущества были на его стороне. Можно было просто по-тихому кокнуть Саваду, но нет, надо было геройствовать и выпендриваться, чего там.       Довыделывался до того, что Тсунаёши пришлось динамит тушить и его спасать.       Теперь его хорошенько оглушённого от неудачного взрыва куда-то несли. Стоило собраться в кучу и вырваться, но не было никаких сил. Пускай хоть убьют, всё равно некуда деваться — всё просрал.       Но вместо пустыря и выкопанной могилы он очнулся на чём-то мягком. Ужасно воняло, хоть и запах был достаточно знакомым. Окончательно придя в себя, Хаято не спешил подавать признаки жизни. Он немного приоткрыл глаза, чтобы оглядеться, да и гул в ушах постепенно сходил на нет, и к нему стал возвращаться слух:       — Что там, Хару-тян, не тяни.       — Прости, Тсуна, но я ещё не успела закончить медицинский во время перемен, но думаю, что жить будет.       Под нос ему настойчиво пихала ватку с нашатырным спиртом незнакомая девчонка. Она была в форме другой школы и внимательно рассматривала его. Примерно его возраста, явно японка — темноволосая и кареглазая. Красивая.       Гокудера застонал и полностью открыл глаза, отпихивая руку от своего лица. Хорошо же он головой приложился, раз такой бред в неё лезет. Но подняться ему не дали — та же девчонка пихнула его в грудь, обратно уложив, как он понял, на диван.       — Лежи, куда подорвался, — она несколько раз цыкнула языком. — Давай говори: как зовут, сколько лет, откуда родом.       — Не буду я отвечать на твои вопросы, женщина, — он ещё раз попытался встать, но под строгим взглядом карих глаз остановился. Такая и треснуть может, а ему этого сейчас только не хватало.       — Это, Гокудера–сан, ой, — Хаято повернул голову немного влево и увидел помятого, но уже перебинтованного Саваду. — Не надо было по имени называть… Хару-тян имеет в виду, что после травмы головы нужно проверить нет ли проблем с памятью. Ты помнишь, кто я такой?       Пф, дурацкий вопрос.       — Конечно я знаю, кто ты такой, Савада Тсунаёши — будущий босс Во…       Договорить ему не дали — Тсуна моментально закрыл его рот рукой. В комнате повисла неловкая тишина и Савада жестами показал на дверь, за которой слышался шум от приготовления пищи. Дураком он не был, сразу смекнул, о чём следует молчать, поэтому согласно кивнул, Тсунаёши убрал руку и замялся.       — Так как мы разобрались, что память мне не отшибло, то распоряжайся, — пришлось понизить голос до минимума. Девушка засуетилась и включила телевизор, чтобы скрыть разговор от посторонних.       — Ты о чём?       — Всё просто: проигравший подчиняется победителю, — Реборн взялся из ниоткуда, и Гокудера ощутил дрожь, которая пробила окружающих его подростков. Он давно привык к феномену Аркобалено, и даже позабыл, как на них реагирует большинство гражданских. — Такой закон нашей семьи, так что теперь ты распоряжаешься его жизнью, Тсуна.       — Что?! Нет, Реборн, — от возмущения Савада пошёл пятнами, да и вытаращил глаза настолько, что они вот-вот должны были выпасть из глазниц. — О чём ты говоришь! Мне этого не надо, он же живой человек, так пускай решает, что ему делать.       — Глупый Тсуна, Гокудера Хаято — перспективный мафиози, ты не должен так легко от него отказываться. Тем более это нарушает наши устои.       — Но Реборн…       Продолжения диалога Хаято не слушал — суть была ясна. Тсуна был странным. По-доброму простым и честным. Таких обычно сметает на обочину жизни ещё в юности, или ломает в озлобленных на всех мир. Гокудера сам был наспех склёпанным из вдребезги разбитого ребёнка, с агрессией и хрупкой гордостью в основе. Так было проще выжить — занять оборонительную позицию и нападать первым, чтобы не бежать в испуге поджав хвост.       А Савада фантасмагорично выделялся своей псевдоправедностью на фоне всеобщего лицимерия.       Он не стал растаптывать и так вбитую ниже плинтуса самооценку, что было правильно по всем неписаным законам, а милостиво отпустил своего должника-обидчика. Да и делал это без любого скрытого умысла, что даже обижаться было не на что. Такой, как говорил на воскресной мессе падре, другую щеку поставит после удара. Хоть и наверняка он не был святым, а кишил своими пороками, но его было искренне жаль. Вероятно, он знал о мире мафии лишь вскользь и понаслышке, без какого бы реального представления обо всех тонкостях и подоплёках. Если он бы и выжил в первый год официального назначения, то только с милости Реборна. Ему нужен был своеобразный проводник по тем топям, в которые его бросили формально подыхать.       Хаято мог стать ним.       О, это была совсем неплохая перспектива — осесть в незнакомой стране, а в перспективе занять отличное местечко подле босса Вонголы — чем не мечта? Ещё и можно было овладеть бесценным опытом от тренировок с Реборном, да и наконец-то почувствовать себя действительно полезным и значимым, а не остаточным прицепом чей-то интрижки. Доказать, что он ценный сам по себе, без всей этой отцовской мишуры.       Он не знал Тсунаёши, чтобы вот так резко отдаться ему без лишних оговорок, но люди ведь продаются и за меньшее? Тем более быть своеобразным партнёром намного выгоднее, чем должником.       — Нет, Десятый, — это звучало куда лучше, чем обращение по имени — не так лично, а скорее по-деловому, сразу очерчивало род их взаимоотношений. Дружбы в мире мафии не существует, а Савада может хоть бесконечно кривиться. — У меня нет другого выбора, моя жизнь принадлежит тебе. С этого момента я твой подчинённый.       Хоть он и нагло вклинился во время разговора, и вроде как перебил сомнительные доводы той девчонки, чем заслужил очередной испепеляющий взгляд, но оттягивать решения этого вопроса он не собирался. Нужно было сделать это здесь и сейчас.       — А как мы можем тебе доверять? — о, он явно попал к ней в немилость, хоть и вопрос был действительно хорошим. — Ты ещё несколько часов назад пытался подорвать его, а теперь клянёшься в верности? Откуда нам знать, что это не какой-то хитрый план.       — Никак, — Гокудера даже не думал оправдываться да и было бы перед кем, но всё же промолчать он не смог, не под таким напором. — Мне нечего добавить: хотите — верьте, а хотите — нет.       — Хорошо, — Тсуна смотрел пронзительно, как будто пытался вытащить из него душу. Взгляд был тяжёлым и испытывающим, но Хаято не стал отводить глаза. — Я до конца ещё не знаю, что всё это значит, но ты можешь оставаться Гокудера-сан, только если не будешь так беспечно использовать динамит. Договорились?       Он протянул руку и Хаято понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что от него хотят. Вставать было тяжело, всё тело ломило, и подкатывала тошнота, но он сумел пожать руку, хоть и вышло позорно слабо.       — Поверить в это не могу…       — Хару, пожалуйста, не сейчас. — Тсуна устало откинулся на мешковатое кресло, и Гокудера последовал его примеру, обратно улёгшись на диван.       Удивительно, но она сразу же заткнулась и стала рыться в коробке из-под обуви, которая, скорее всего, служила аптечкой. Она выудила оттуда несколько разных бутылочек и тюбик мази. Долго растирала свои руки антисептиком и что-то забавно бурчала себе под нос. Смешная девчонка, явно гражданская. Не стоило ей в это лезть, если жить хочет.       — Уже оклемался? — в комнату вошёл знакомый ему одноклассник. Он ещё в школе постоянно крутился возле Савады, из-за чего было тяжело словить того без лишних свидетелей. Ещё и вечная улыбка на этом лице подливала масла в огонь. — А я тут как раз вовремя чай принёс. Выпей, должно помочь. Мне иногда прилетает на тренировке по голове, так что я знаю как это галимо.       Хотелось огрызнуться, но не было никаких сил, тем более кружка с чаем приятно грела озябшие руки, поэтому он только кивнул. На блюдце лежало несколько видов японских сладостей, и он прикидывал, какое из них будет съедобным, без всей этой бобовой пасты. Хоть и знание японского входило в его учебную программу, и Хаято освоил его довольно быстро, но в культуре этой страны он был полным нулём.       — Сядь ровно, я же не смогу тебе голову перемотать лёжа, — она устроилась возле него на диване, разложив целый арсенал медикаментов, и он послушно поднялся — всё равно раны стоило обработать, а собственного ресурса у него на это не хватило бы. Удивительно, как они всё заботились о неизвестном им человеке.       Такеши умостился напротив, аккурат в соседнее кресло возле Тсуны и также пытливо уставился на него. Дураки они все. Бросить бы всё и сбежать как можно дальше. Но чай был горячим и сладким, а девчонка приятно копошилась в его волосах. Даже на ранки дула после нанесения мази, хоть и вертела его головой, как хотела, периодично то поднимаясь, то обратно садясь на диван.       — О, Тсуна, забыл сказать — завтра уроков не будет: весь день уйдёт на разгребание завалов от взрыва. Там же от внутреннего дворика остался один кратер.       Савада выдал какой-то непонятный звук и закрыл лицо руками, послышалось неразборчивое бормотание, но фразу «Хибари-сан меня убьёт» было произнесено достаточно разборчиво. Кто же этот Хибари, раз его все так боятся?       — Десятый, я готов принять всю вину на себя.       — О, у Тсуны новое прозвище? — Такеши опять прошёлся по нему взглядом, и это уже начинало раздражать. — Не переживайте вы так, всё списали на местных старшеклассников, как раз у одного нашли с собой фейерверки.       Тсунаёши ещё больше зарылся в кресло и застонал. Потом резко выпрямился и зло уставился на аркобалено:       — Реборн! Мы же говорили об этом — не смей втягивать посторонних людей!       — Я ничего не делал, — он нежно погладил хамелеона и спрыгнул со своего места, поближе к Саваде. Хаято почувствовал, как одеревенели руки в его волосах — Хару явно ожидала чего-то нехорошего, но Реборн лишь заскочил на спинку кресла Ямамото, чтобы устроиться удобней. — Многие хулиганы носят оружие и без мафии, пора бы тебе это понять.       — Фух, не хотелось бы так вылететь со школы — мама меня бы прибила, — Тсуна нервно хохотнул, но заметно расслабился.       — Тебя бы и я с ней на пару прибила, — было слышно, что Миура улыбается, попутно перейдя к накладыванию повязки. Вдруг она резко оказалась прямо перед Гокудерой, легко тыкая в его грудь тупой частью ножниц. — А ты бери явно поменьше с собой взрывчатки, если не хочешь неприятностей от Дисциплинарного комитета.       — Это тот, что ваш Хибари возглавляет? — всё утвердительно кивнули. — Кто он? Я про него слышу целый день!       — Слишком помешанный на правилах местный драчун, — она отрезала необходимый кусок бинта и, наложив его на голову, всучила края в руки Гокудеры. — Подержи, пожалуйста, а то я сама не справлюсь… Так вот, он кошмарит местных хулиганов и следит за порядком, хоть и имеет прямо нездоровую любовь к своей школе и её статуту, поэтому всех нарушителей ждёт суровая расправа. Так что будь аккуратней.       — Не думаю, что он смог бы мне как-то навредить…       — Гокудера-сан, пожалуйста, постарайся не пересекаться с Хибари-саном, — Тсуна нервно замахал руками. — Он действительно сильный, а нам лишние проблемы не нужны. Ты просто новенький и его ещё не знаешь.       — Ахах, точно, сегодня же твой первый учебный день и ты уже умудрился сорвать уроки, — этот раздражающий Ямамото расплылся в ещё более дурацкой улыбке. — Я тоже когда-то хотел подорвать школу, но не настолько же буквально.       Он явно пытался разрядить обстановку и у него получилось. Девчонка над ним прыснула, потуже бинтуя голову, из-за чего виски пронзила острая боль.       — Женщина, осторожней! — Гокудера попытался уклониться от такой своеобразной пытки, на что получил шлепок по плечу.       — Хватит так меня называть, у меня вообще то имя есть: я Хару Миура.       — Как скажешь, попробую запомнить.       — А ты постарайся. Я, кажется, закончила…       Это была самая ужасная «шапочка Гиппократа» в его жизни. Смотря на своё тусклое отражение в тёмном окне, было тяжело не заржать: бинты стягивали голову неравномерно, кое-где торчали волосы, а уродский бантик под шеей завершал всю эту картину. Хаято был похож на городского сумасшедшего в период сезонного обострения хвори. Все в комнате сдерживались, чтобы не рассмеяться прямо здесь, тем самым обидев Хару. Но она скептически окинула свой труд взглядом и тут же покраснела.       — Ну, давайте, смейтесь уже. Я знаю, что получилось просто ужасно, но в своё оправдание, я делала это в первый раз в своей жизни и то по инструкции с учебника.       — Нет, Миура, это вышло неплохо, — Такеши бессовестно расхохотался на последней фразе. — Немного подправить, и всё будет отлично.       — Вот только не надо тут! — она вернулась обратно и принялась развязывать всё эти слои бинтов. — Я обязательно научусь, но, пожалуй, сегодня обойдёмся повязкой попроще.       — Опять будешь меня истязать?       — Ой, что-то мне подсказывает, это будет далеко не в последний раз.       Круговая повязка вокруг его лба вышла получше.       — О, ребята, вас Хару-тян уже подлечила? — в дверном проёме показалась симпатичная молодая женщина, и по её внешнему виду он понял, что это мама Савады. Она нервно теребила край фартука, переводя рассеянный взгляд от одного человека к другому. — Ужин готов, и я накрыла стол на всех. Ты же останешься, Гокудера-кун?       Она уже знала его имя, интересно, что они ей рассказали, ведь Хаято очень сомневался, что она знала всю правду. Еда так вкусно пахла, а он так устал от всего, что даже не было смысла притворяться не голодным. Рот сразу же наполнился слюной и с благодарностью принял предложение об ужине.       Он прошёл достаточно неплохо. Пускай поначалу атмосфера и была напряжённой, а Савада-сан вела себя крайне дёргано, особенно по отношению к Реборну, но вкусные блюда и пустой разговор Тсунаёши с Ямамото смогли немного снять всеобщее напряжение. К своему удивлению, он сам подключился и к концу вечера всё парни активно обсуждали выход второй части нашумевшего боевика.       Девчонка больше молчала, чем говорила, и он заметил, как она бесцельно размазывала соус по своей тарелке. Несколько раз Тсунаёши переглядывался с ней, как бы уточняя всё ли в порядке, но она лишь кивала и натянуто улыбалась.       Как он и думал, мама Савады ничего не знала: ни про мафию, ни про природу Реборна, ни про него самого. Она считала, что Хаято — ученик приехавший по обмену, а сегодня они просто стали жертвами разборок старшеклассников. Хоть было видно, что очень переживает за сына. Она была очень милой женщиной и даже упаковала ему остатки ужина в пластиковый контейнер, когда узнала, что тот живёт сам. Это заставило Гокудеру жутко смутится, но отказать под таким ловким напором он в очередной раз не смог.       Уже на выходе со двора дома Савады оказалось, что им с Хару по пути. Было уже поздно, а Ямамото жил в совершенно другой стороне, так что Хаято сказал, что проведёт её домой. Такеши не сразу согласился на его предложения, нервно переминаясь с ноги на ногу. Он не доверял ему, что было совершенно нормально, но почему-то раздражало. Он же не маньяк какой-то. Гокудера уже собирался выплеснуть всё накопившееся за этот долгий день недовольство на этого придурка, но Миура вовремя вмешалась в их небольшую стычку, уверив друга, что всё с ней будет хорошо.       Они шли в тишине, хоть и Хаято злился. И это было глупо. Он не знал, что делать дальше, да и уже сомневался, была ли эта поездка такой хорошей идеей, но выбора уже не было. Что же, проблем в его жизни только добавилось. Хотелось закурить, ведь он не получал свою порцию никотина с самого утра, а тот дурацкий недобой не считался. Он всегда любил покурить размеренно и в наслаждение, без лишней спешки и суеты, ещё бы достать хороший табак и сделать самокруток, но с ценами на курево в Японии об этом оставалось только мечтать. Гокудера скосил свой взгляд на Хару, которая также шла погрязнув в своих мыслях. Она казалась ему чертовски правильной, и Хаято прикидывал, стоит ли та сигарета нотации, тем более боль в висках никуда не делась.       Он до конца не понимал, какие с Савадой у неё отношения: жила она далеко, ходила в другую школу и вообще выглядела как человек с совершенно другого круга. Можно было даже подумать, что они встречаются, особенно после тех прощальных объятий, которые получились дольше, чем того требовалось. Но Хаято в это не верил — всё было гораздо сложнее. Возможно, они были родственниками?       Язык опять неприятно покалывало, и Гокудера подумал, что с него на сегодня хватит. Привычным движением он выудил сигарету из уже пустой пачки и закурил. Первая порция дыма подарила истинное наслаждение, и он даже забыл где находиться, прикрыв глаза от нахлынувшего экстаза.       Он ожидал возмущённого крика, или даже попыток отобрать так званую «палочку смерти», но Миура неожиданно тяжело вздохнула и улыбнулась. Она как будто вышла из оцепенения, в котором провела остаток вечера и наконец-то пришла в себя.       — Сегодня был говённый день, так что дай мне сигарету, пожалуйста.        — Она последняя, — Гокудера призывно выдыхая дым прямиком ей в лицо. — Если хочешь, то можешь взять эту.       — Ничего, я давно не курила, мне хватит пары затяжек, — девчонка выдернула у него из ладони сигарету, и привычным движением затянулась, хоть после и закашлялась.       У Хару были красивые руки: с длинными и тонкими пальцами, хрупкими запястьями, которые без лишней суеты Хаято мог охватить одной ладонью. А ещё — неожиданно горячими и мягкими. Он это заметил, когда она делала ему перевязки. Руки человека, который никогда никого не убивал, да и тяжелее школьной сумки ничего не поднимал.       Она вся сама стояла яркая и звонкая, как пёстрая новогодняя игрушка. Щурясь от едкого запаха дыма и приветливо улыбаясь, хоть ещё несколько часов назад была готова его растерзать. И куда же вся эта злость делась?       — Ты где здесь раздобыл сигареты?       — Женщина, а тебе то зачем, дома не отругают?       — Некому, Гокудера-сан, — она просто пожала плечами, принимая этот факт легко и безболезненно, хоть Хаято и хотелось дать себе пощёчину за такую неаккуратность. — Будешь брать — возьми мне пару пачек, а. Только возьми, пожалуйста, «Sobranie», золотое, если есть. Твои итальянские курить просто невозможно — они слишком креплённые, да и тут ты их не найдёшь. Думаю, тебе бы больше подошли «Lucky Strike»*.       Она затянулась ещё раз, легко выдыхая дым, и вручила сигарету обратно.       — Я живу на параллельной улице, всего лишь в нескольких минутах ходьбы отсюда, так что не надо меня провожать дальше, — Миура ещё раз ему улыбнулась и упорхнула в ближайший поворот, не дав ему даже слова сказать. — До встречи, Гокудера-сан!       — Чёртова женщина!       Уже ночью лежа в постели, Гокудера впервые за несколько лет подумал, что не так уж и страшно кому-то проиграть.

***

      Я никогда не была хорошей лгуньей.       Конечно же, я врала бесконечное количество раз в прошлой жизни, но это никогда не получалось у меня прямо-таки хорошо. Тем более всегда есть люди, врать которым было практически физически больно, и Нана была одной из них. Она ещё сильнее осунулась и издёргалась, скрывая своё состояние за натянутыми улыбками.       Тсуна не стал рассказывать ей о мафии, но всё это было лишь вопросом времени — Нана рано или поздно узнает об этом. А пока мы старательно придумывали правдивые оправдания синякам и отсутствию её сына.       Сасагавы также оставались в неведении, Савада не хотел их в это впутывать, а распоряжаться чужими секретами я не имела никакого права. Только проницательный Ямамото выудил у Тсунаёши всё сразу после приезда Гокудеры, а тот и был наглядным пособием мафиозного мира.       Последнего пришлось подкармливать — хоть и не сразу, но я сумела выяснить, что денег у него не осталось. Странно, я думала, что в этой специальной операции существует свой своеобразный бюджет, да и Реборн вроде как должен был подыскать Тсуне своеобразный доверенный круг, но, как оказалось, обеспечивать они должны были себя сами. Такая себе хреновая школа жизни — выживи в чужой стране без гроша в кармане. Пришлось пожертвовать своими накоплениями, чтобы продлить аренду квартиры на более долгий срок. Савада об этом не знал, а Хаято был настолько упёртым, что деньги пришлось буквально впихивать, и то, он оставил расписку с целым планом выплаты долга. Как бы то ни было, но Гокудера пошёл работать в круглосуточный магазин в ночную смену, что хоть и удивило, но было приятным — не грабит прохожих и хорошо, а то что он отсыпался после работы на уроках… Ну, он знал некоторые темы получше меня, так что не стоило волноваться, хоть Хибари явно точил на него зуб.       На своей работе Хаято получил возможность покупать сигареты, пробивая их пустым чеком, в любое время. Я не была в восторге от такой давно забытой вредной привычки, тем более с лёгкими в этом теле и так были проблемы, но, сделав несколько слабых затяжек, не смогла уже остановиться. В голове что-то щёлкнуло и я почувствовала себя так хорошо, что бесконечно хотелось ещё.       Я постоянно ожидала подвоха от Реборна, но тот, к удивлению, вёл себя крайне прилично и, кроме изнурительных тренировок, практически никак не проявлял себя в нашей повседневной жизни, пристально наблюдая за всеми. Он всё также стрелял в Тсуну для высвобождения пламени, и я всё чаще задавалась вопросом: сколько ещё пуль Савада выдержит?       Его нужно было спасать, и я уже вбила в строчку поисковика «Вонгола», чтобы собрать как можно больше информации, но остановилась. Если они настолько могущественные, как говорил так званый репетитор, то какая вероятность найти хоть малейшее упоминание о ней в свободном доступе? Правильно, фактически нулевая, а вот напороться на неприятности было вполне реально. Не хотелось бы «светить» своим IP-адресом. В голове уже всплывала забавная картинка из боевиков: в мою комнату вваливается вооружённый отряд и, скрутив в морской узел, уносят меня из моего дома навсегда. Это вызывало нервный смех, пока я всерьёз не задумывалась о вероятности такого исхода. Мафия — страшное место, и я не таила никаких иллюзий относительно их рода деятельности. Хотелось бы узнать, во что именно предстоит ввязаться, чтобы составить хоть какой-то план выживания. То, что на Саваду будут вести охоту, я даже не сомневалась, Хаято был первым и наверняка самым безобидным. Так что период такого мнимого спокойствия нужно было использовать с максимальной для себя пользой. Я много чего гуглила про историю мафии в этой реальности в целом, и постоянно терроризировала Гокудеру в поисках новых подробностей, но он и сам обладал далеко не всей информацией.       Количество ниточек, которые расползались от Вонголы по всему миру, пугало. Я прежде никогда таким не интересовалась, имея определённое представление о теневом мире из фильмов и книг, что было далеко от правды. Мафия была везде, и чем больше я в это погружалась, тем сильнее хотелось сбежать. И я могла это сделать без особых усилий — дать заднюю, оборвать все связи и обратно уехать в Токио было достаточно легко, но мне не хватило на это сил. Пожалуй, это было бы самым адекватным вариантом в такой ситуации, и я уверена, что никто бы меня за это не осудил, но Тсуна…       Прекрасный, добрый, мягкосердечный Тсуна не заслуживал остаться с этим один на один. Мне не хотелось проснуться от звонка, который сообщил бы мне о его смерти, только не так. Я просто должна была попробовать его спасти, сделать хоть что-то, поэтому стала на досуге осваивать разные виды первой медицинской помощи, чтобы не быть такой бесполезной.       Чтобы быть готовой к чему-то страшному, что точно ожидало нас впереди.

***

      Честно сказать, Харуёси так и не понял, что произошло.       Было стойкое ощущение, что где-то началась война, а он благополучно проспал. Вроде всё было по-прежнему, и даже Савада-сан осталась на своем рабочем месте, извинившись несколько раз за тот, по её словам истеричный, звонок. Но что-то было не так. Голос Хару звучал более подавленно, хоть она ловко отнекивалась от любых вопросов, ссылаясь на нагрузку в школе и усталость.       Она стала реже брать трубку, да и в её компании появились новые мальчики, что до этого не сильно напрягало господина Миуру, но его дочь была подростком, и такой избыток парней вызывал некую настороженность. Тем более у него не было возможности познакомиться с ними лично: если Ямамото мелькал на периферии, то про этого новенького Гокудеру он ничего не знал.       Харуёси мог себя считать уже параноиком, ведь всё было хорошо: учёбу Хару не пропускала, всё также училась на «отлично», больших сумм со счёта не списывала, да и вообще вела себя вроде как всегда, но всё же ему казалось, что она скрывает нечто важное. Он всегда считал, что у них доверительные отношения с дочерью. И хотя на некоторые темы им было достаточно сложно поговорить, чего только стоил разговор о менструации и сексе, но Миура очень старался быть спокойным и рассудительным, чтобы его ребёнок мог рассказать ему о любой проблеме.       И такой была не только Хару — Нана так и не оправилась после того последнего разговора, хоть так же старалась вести себя как прежде. Правда, иногда она делилась некими побаиваниями относительно нового репетитора её сына, который был как минимум странным. Да и вроде Тсуна стал реже появляться дома.       А самым паршивым было то, что он никак не мог вырваться с Токио — в университете был полный завал, так ещё на второй работе ему поручили кураторство нового проекта.       И как бы он ни старался, в этом месяце наведаться домой никак не получалось.       Оставалось лишь верить, что он не упускает ничего серьёзного. *«lucky strike» — марка американских сигарет, названия которой переводиться как «неожиданная удача» или «удачный бунт». Стали известными благодаря новой методике просушки табака — «обжариванию», а не сушке на солнце. Мне показалось это слишком забавным и подходящим для Хаято. Важная деталь — я убрала функцию раздеться до трусов после ранения пулей посмертной воли. Я понимаю, что это был элемент комичности, но не считаю, что он тут уместен.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.