Крова... Прощёное воскресенье Миледи Винтер

      — О, Шарль, любовь моя, мне до сих пор сложно поверить, что нам подарена возможность два года назад все отпущенные нам годы прожить в счастливом браке, — крепко прижималась к сильному плечу скуластого и изысканно одетого дворянина молодая женщина, одетая в платье цвета осенних листьев, свободной рукой удерживая корзинку с разноцветными отрезами тканей. Вдвоём мужчина и женщина прогуливались по рынку, иногда их взгляды обращались к безоблачной синеве небес — как глаза спутницы дворянина. — Констанция, мне тоже сложно поверить, что это так, и устроено это нашей с вами общей знакомой, — со смесью признательности и досады слетело с губ молодого человека. — Леди Винтер сегодня какая-то странная. Я бы даже сказала — потерянная и грустная, — с сожалением проронила Констанция, коснувшись своей правой рукой с обручальным кольцом на пальце живота. — Я даже не знаю, что с ней могло произойти. Но сегодня она приходила в наш дом и очень просила о разговоре, умоляла меня простить её — за попытку меня отравить два года назад, и за то, что мне пришлось уйти со службы королеве… так плакала, что мне стало её жаль. Но я благодарна ей, что в этом деле с подвесками не было замешано моё имя, и никакими последствиями дурными для меня это не кончилось. Она правда сожалеет обо всём ею совершённом на службе у Ришелье… Я с ней поделилась, что стала вашей женой и ношу вашего ребёнка. Леди Винтер за меня порадовалась, и оказывается, что у неё тоже есть ребёнок… — Душа моя, помнится, вы хотели купить что-нибудь из сладкого? — напомнил Д’Артаньян своей жене, указав в сторону лотка с различными сладостями. Упоминания об общей знакомой его жены и его самого были неприятны Шарлю, в свете всех его связанных с леди Винтер воспоминаний — выставляющих Д’Артаньяна не в лучшем свете, потому он предпочёл направить течение его разговора с Констанцией в иное русло. У торговца он приобрёл для своей прекрасной спутницы пакетик с леденцами и сушёными финиками, шариками из теста в сахарной пудре. Констанция в это время беззаботно и рассеянно разглядывала всё, что её окружает, иногда крутила на пальчике изящно закрученный локон из густой россыпи каштановых волос. Вернувшись, Шарль отдал пакетик в руки супруге и подхватил её под локоть. Вдвоём они прогуливались по рынку и лениво разглядывали товар, Констанция с аппетитом уплетала все те сладости, которые муж ей купил, и при этом делилась планами — как лучше оформить комнату для ребёнка, ведь теперь молодожёны жили вместе в небольшом купленном ими доме вдвоём, благодаря щедрости короля. Д’Артаньян настаивал на том, чтобы оформлять комнату в синих, голубых или фиолетовых тонах, полагая, что Констанция носит под сердцем мальчика. Его прелестная супруга считала, что предпочтение стоит отдать кремовым, нежно-персиковым и светло-розовым оттенкам, потому что считала, что у неё с мужем родится девочка. Констанция всё же настаивала на том, чтобы оформлять комнату в нейтральных тонах, которые бы одинаково уместно смотрелись как в комнате для мальчика, так и в комнате для девочки. В итоге супруги мирно решили, что стоит подождать до рождения ребёнка, а там уже и видно будет, впрочем, вариант Констанции с нейтральными тонами мужу её понравился. Как они оба посчитали — их будущему ребёнку будет вполне хорошо, если детская кроватка постоит в родительской спальне. На то, чтобы кроватка малыша стояла в спальне родителей, была воля Констанции, поскольку в её семье было так, что мать молодой женщины, ныне покойная мадам Диана, сама занималась заботами о своей дочери, хотя семья была достаточно обеспеченная, чтобы нанять кормилицу. — Шарль, любовь моя, мы бы могли поговорить кое о чём? — мягко начала Констанция, покончив со всеми сладостями, что были в её пакетике. — О чём же будет разговор? — отозвался молодой человек, с теплотой поглядывая на свою супругу. — Шарль, разговор пойдёт о леди Винтер. Я прекрасно знаю, почему ты так её не любишь, для меня это дело прошлое. Тебе хорошо бы помнить, что именно при её с Ришелье содействии был расторгнут мой брак с господином Бонасье, — твёрдо, но в то же время ласково напомнила мужу прекрасная мадам Д’Артаньян. — Благодаря ей и кардиналу мы получили возможность соединиться узами законного брака, — вела свою речь Констанция, между тем как она и её муж подходили к их небольшому, но уютному дому номер семнадцать на Королевской площади. Шарль неоднократно крепкими ударами кулака постучал в двери, пожилой дворецкий не замедлил быстро открыть, не заставляя хозяев долго ждать. За вошедшими в дом господином и его женой он надёжно запер двери. Констанция передала дворецкому корзинку с отрезами ткани, мягко повелев отнести в её специально ей выделенную комнату для шитья. Дворецкий чуть склонился, с почтением ответив: — Будет исполнено, госпожа. Слуга отправился выполнять то, что ему поручила Констанс, молодая женщина осталась в прихожей вместе с мужем. Взяв его за руку, она увлекла его в гостиную и указала ему на одно из мягких кресел. Шарль последовал не озвученной просьбе, супруга села напротив него. — Возлюбленный мой, теперь мы можем поговорить в спокойной обстановке. И речь пойдёт о странном поведении сегодня леди Винтер, — не стала Констанция ходить кругами. — Сегодня она приходила просить прощения у меня. После её ухода меня навестила её служанка Кэтти и сказала, что её госпожа вела себя странно с самого утра — просила прощения у неё. Я начинаю подозревать, что не всё у леди Винтер так хорошо на службе у Ришелье, как она меня уверяет, или же она серьёзно больна, — омрачилось тревогой лицо Констанции. — Моя дорогая, но почему вы считаете, что меня должны волновать дела леди Винтер? Мы расстались не врагами, после всего сделанного нами друг другу — плохого и хорошего, благодаря ей и кардиналу вы стали моей женой. Также я не забываю, что она пыталась вас отравить, — не преминул Д’Артаньян напомнить своей жене. — Но я-то давно её простила за события тех времён, — отчеканила твёрдо Констанс, — о чём и сказала ей. Бедняжка… на её лице и в её глазах было столько радости и раскаяния… В общем, дорогой супруг, если вам встретится леди Винтер, просящая за что-либо у всех прощения, лучше не добавлять ей новых моральных мук и подыгрывать. Вероятно, её мучает сильное душевное расстройство, — грустно проговорила Констанция. — Да, дорогая моя, наверное, вы правы, — согласился Шарль с женой, заняв место рядом с её креслом и взяв за руку, коснувшись губами запястья и внешней стороны ладони. — Видно, леди Винтер переживает действительно сильное душевное расстройство, что с утра просит у всех прощения… *** Находясь в уютной гостиной своего особняка на Королевской площади, Миледи, она же Анна де Бэйль, леди Кларик, Шарлотта Баксон, баронесса Шеффилд, леди Винтер и графиня де Ла Фер, умудрившаяся за многие годы не запутаться во всех своих именах и титулах, сидела за столом дорогой работы. Вместе с очаровательным мальчиком на вид восьми лет — белокурым и дорого одетым, с вьющимися светлыми волосами. Серо-голубые глаза ребёнка устало глядели в книгу и в тетрадные листы, иногда он переводил взгляд на молодую женщину. — Матушка, мне можно уже сменить вид деятельности? Уже мой разум кипит от этой латыни! — пожаловался ребёнок. — Джонни, мой ангел, ты должен понимать, как важно в наш век получить хорошее образование, — ласково напомнила Анна ребёнку, погладив по голове и поцеловав в макушку. — Перед образованными людьми открывается намного больше дверей в этой жизни, сынок. Ум и таланты помогают продвинуться. — С образованием? Открываются любые двери в этой жизни? С умом и талантом — и вдруг продвинуться? — скептически, совсем не по-детски усмехнулся Джон. — Для этого нужно быть раболепной посредственностью как дядька Винтер, — хмыкнул мальчик. — Джонни, пусть чаще всего так и происходит, но это не значит, что я не буду со всей серьёзностью заниматься твоим образованием. В твои восемь лет у тебя уже довольно острый язык, — похвалила Анна сына, всё же ясно дав ему понять, что его номер в попытках отлынивать от занятий не пройдёт. — Я верю, что у тебя всё получится хорошо. Переведи на латынь выражение «Жди от другого того, что ты сделал ему сам». — Ab altero expectes, alteri quod feceris. Правильно, матушка? — вопрошал ребёнок, глядя на мать. — Сам как думаешь? Конечно да. Как на латыни будет «В один миг случается то, на что не надеешься годами»? — Accidit in puncto, quod non speratur in anno. — Отлично, мой дорогой, — похвалила сына молодая женщина, поцеловав его в макушку. — Матушка, знаете, я так счастлив, что мы с вами чаще видимся, это лучший на свете подарок. Я так скучал без вас! — воскликнул Джонни, обратив на маму взгляд своих серо-голубых глаз, полных слёз, только губы ребёнка растянулись в улыбке. Оставив своё учебное место, Джонни залез на колени к матери и обнял её за шею, поцеловав в щёку. — Джонни, счастье моё, я так рада, что теперь могу чаще с тобой видеться и тобой заниматься, — дрогнул и сорвался голос Миледи, крепко обнявшей сына в ответ. — Ты уж прости свою непутёвую мать, которая службе на благо Франции уделяла больше времени, чем тебе. Я чувствую себя такой виноватой перед тобой, мой бесценный… — Матушка, но я не считаю вас передо мной виноватой, потому что знаю, что вы не по своей воле мало могли мной заниматься, ведь вы хотели меня обеспечить самым лучшим, — твёрдо и уверенно ответил Джон, серьёзным взглядом взирая на мать, и всё же в этом взгляде было много теплоты. — Сынок, прости меня за всё, что я не уделяла тебе столько внимания, сколько тебе нужно. Прости меня, мой родной, — умоляла Анна ребёнка. — Но мне вам нечего прощать, матушка. Ведь я всегда знал, что вы любите меня и никогда не бросите. Мы редко виделись, но даже в наши редкие встречи я знал, что вы никогда меня не предадите и делаете всё для меня… — маленькой ладонью мальчик нежно гладил по щеке и по распущенным светлым волосам маму, смотрел на неё со смесью восхищения и почитания, улыбался, крепко обняв. — Джонни, тебе всего восемь лет, но ты такой понимающий и добрый ребёнок, спасибо тебе, — прошептала Анна на ухо сыну, расцеловав в макушку. — Ты самое лучшее, что мне подарила эта жизнь. — Из груди Анны вырвался рваный вздох, а горло сдавило от подкатившего комка слёз. Джонни не придумал ничего лучше, чем слезть с материнских колен и обнять маму за плечи. — Матушка, довольно вам винить себя. Я никогда на вас не обижался, что мы редко виделись до недавнего времени, — прошептал мальчик на ухо матери. Анна благодарно ему улыбнулась и привлекла к себе, поцеловав сына в висок. — Мама, ведь мы теперь будем чаще видеться и больше проводить времени вместе? — с надеждой задал вопрос Джон матери. — А то гувернёр мистер Палмер, который меня раньше учил, был большой любитель ко мне придираться. — Что же, сынок, я надеюсь, что мне удастся найти тебе в учителя более мягкого по складу характера человека, — поделилась своими мыслями с сыном Анна, подхватив сына на руки и усадив к себе на колени, крепко обняв, и приникнув губами к его золотистой макушке. ***  — Ваше Высокопреосвященство, я хотела вам сказать… есть нечто, отягощающее мне душу… — несмело выдавила из себя побледневшая, но всё равно прекрасная молодая дама, сидящая в кресле напротив Ришелье. Гостья кардинала и первого министра Франции в волнении слегка обмахивалась веером, старалась ровно дышать. Золотой локон выбился из её элегантной причёски, голубые глаза в ожидании и тревожно смотрели на человека, в чьих руках была судьба целой страны. Платье с кружевным воротничком в нежно-цветочную расцветку прекрасно подчёркивало высокую грудь и стройный стан визитёрки, становясь расклешённым к низу. — Я рад видеть вас вновь, Миледи. Здоровой, по крайней мере, физически. Ваше моральное состояние вызывает у меня некоторые опасения, если судить по вашему сильно взволнованному виду, — проговорил Ришелье с какой-то опаской, поглядывая на Миледи, опустившую голову. — Ваше Высокопреосвященство, мне ранее не представлялось возможности попросить у вас прощения за мою проваленную миссию в Бетюнском монастыре, когда мне было поручено с Рошфором взять в заложники и привезти к вам Констанцию Бонасье… Я очень перед вами виновата, и вы вправе пылать ко мне негодованием! — отчаянно воскликнула молодая женщина, резко подскочив со своего кресла, виновато глядя на первое лицо государства — не менее, а то и более важное, чем король. — Миледи, на вашем месте я бы не стал отзываться о себе самой столь уничижительно, дорогое моё дитя, — с кошачьей мягкостью ответствовал Ришелье, почесав за ушком одну из своих кошек, запрыгнувшую на стол. Чёрная нежданная гостья знала, что хозяин не очень любит, когда его домашние любимцы прыгают на его рабочий стол, но, видно, понадеялась, что в этот раз кардинал проявит снисхождение. — Ах, маленькая проказница, я ведь не разрешаю тебе прогуливаться по моему рабочему месту, — с напускной строгостью выговаривал Ришелье кошке, взяв её на руки, осторожно прижав к себе, и гладя по голове с остроконечными ушками. — Нет, так дело не пойдёт, на стол тебе нельзя, — сделал Ришелье строгое внушение кошке и опустил её на пол. Недовольная таким обращением, кошка сердито мяукнула и удалилась ближе к своей подушечке неподалёку от камина, высоко поднятым хвостом и повёрнутой к кардиналу своей филейной частью выражая неудовольствие. Несколько чёрных шерстинок остались на алой сутане Ришелье, которые он тут же смахнул, усевшись обратно за стол. Миледи, наблюдавшая за тем, как её патрон добродушно распекает одну из его кошек, немного надеялась на то, что выходка одной из домашних питомиц Ришелье всё же настроила кардинала на более благодушный лад, а значит и к ней отношение его будет более доброжелательным. — Миледи, с заданием вы справились частично — инсценировав смерть мадам Бонасье, и похитив её с Рошфором, а также нейтрализовав одного человека в окружении Анны Австрийской — означенную выше Констанс. Впредь мы можем надеяться, что бывшая мадам Бонасье, ставшая Д’Артаньян, получив возможность быть со своим любимым человеком в законном браке благодаря нам, поостережётся впутываться в интриги по одному только мановению руки своей государыни, — Ришелье прокашлялся, прочищая горло. — Но Ваше Высокопреосвященство… — в нерешительности прервала его Анна, — я же не справилась с тем, что вы мне поручали, я виновна, что не оправдала надежд! Простите меня! — Бедное моё дитя, — сорвалось у Ришелье, цокнувшего языком, — вы до сих пор нещадно казните себя за миссию, частично проваленную целых два года назад! Знаете, что, Миледи? Идите вы в отпуск! На месяц! Хоть с сыном больше пообщаетесь и отдохнёте. Идите с миром, не тревожьте свой ум никакими мрачными думами. — Ваше Высокопреосвященство, я так вам благодарна! — Миледи присела в реверансе перед Ришелье, покинувшем своё место, чтобы её проводить. Опустившись перед ним на колени, она поцеловала перстень на пальце его руки, глядя на него светящимися от радости глазами, впрочем, к радости примешивалась признательность. Ришелье поднял её с колен и мягко направил в сторону выхода из его рабочего кабинета. — Миледи, мой вам приказ — отдыхать целый месяц в своё удовольствие. Обсуждению приказ не подлежит, — отрезал твёрдо лицо государственное и лицо в то же время духовное. Миледи, улыбнувшись и чуть поклонившись Ришелье на прощание, покинула его кабинет. — Нет, это уже ни в какие рамки, — тяжело вздохнул Ришелье, — мне надо чаще отправлять моих агентов в отпуск. Душевное здоровье Миледи, вон, оставляет желать лучшего… *** — Мессир Портос, мессир Арамис, я признательна вам, что вы не проигнорировали моё приглашение, — с приветливой улыбкой нарушила царящее молчание Миледи, по очереди глядя на двух сидящих за столиком напротив неё мужчин. Эти двое молодых людей являли собой полную противоположность друг другу. Первый — такой изящный и тонкий, поджарый, с чёрными волосами до плеч и чёрными глазами, чьи тонкие усы были закручены по последней моде, одетый в мушкетёрскую форму, немного вальяжный, чем-то напоминал испанского гранда или кандидата в священники. Второй — крепкий и рослый, широкоплечий, могучей комплекции, со шрамом с внешней стороны на левой брови, одетый в мушкетёрскую форму, как и его товарищ… Хоть и тоже мог бы твёрдо претендовать на то, чтобы считаться красивым — вместе с другом, всё же его красота больше подошла бы кондотьеру или ландскнехту, много лет проведшему в военных кампаниях. Некогда весьма печальные, даже скорее чудовищные события привели к началу знакомства Миледи с ними, но вот на сегодняшний день в их взглядах и сдержанно-расслабленных позах не было враждебности к молодой женщине. — Так ведь не каждый день прекрасная дама приглашает нас в Ля Тур д’Аржан, — заметил рослый мушкетёр, тихонько пихнув в бок своего черноволосого товарища. — Любезный Портос, думаю, вашей мадам Кокнар бы это не понравилось, — с добродушным ехидством усмехнулся «испанский гранд» в одежде мушкетёра. — Любезный Арамис, так ведь я и не собираюсь нарушать верность мадам Кокнар тем, что просто явился с вами на серьёзный разговор, который к нам есть у леди Винтер, — разъяснил Портос, с восхищением и без плотского интереса поглядывая на собеседницу, одетую в платье цвета морской глади в пасмурный день. Строгость платья немного смягчали украшающие его лиф искусственные маленькие розочки голубого цвета — почти под цвет небесно-голубых глаз молодой женщины. Волосы Миледи не были забраны в причёску — сегодня она ограничилась только тем, что взяла по обеим сторонам пряди волос и сплела их сзади в косу, перевязав голубой ленточкой. С этой причёской и в этом наряде, без единого грамма косметики на лице — она выглядела не по годам юной и от этого более трогательной в своей хрупкости.  — Мессир Арамис, мессир Портос, я вас не буду утомлять разговорами вокруг да около. Я не знаю, что могла вам сделать плохого за всю жизнь, до и после момента нашей встречи… — Миледи вздохнула и набрала в грудь побольше воздуха. — Но я прошу у вас прощения, как бы там ни было… — Мадам, но я упорно не пойму — чем вы перед нами виноваты? — недоумевал Арамис. — Мы и виделись-то в первый раз только в день вашего несостоявшегося убийства — когда вы прикончили палача… — Положу репейников палачу на могилку, — выдавила сквозь зубы Миледи, но вскоре вновь обрела своё радушие, — я тоже не понимаю, что могла вам сделать плохого, если до того дня мы не встречались… — И я никак не возьму в толк, что вы могли нам причинить откровенно злодейского, за что мы могли бы вас ненавидеть, — почесал в затылке задумчиво Портос. — Вот до той истории в Армантьере мне и вам тоже не доводилось пересекаться — пока наш друг Атос не просветил касательно вас… — Вот именно, любезный мессир Портос, я не делала никакого зла уж точно вам и вашему товарищу Арамису, и знаете вы обо всём только со слов моего мужа, а лорд Винтер с палачом щедро добавили от себя. Но не об этом речь, — вовремя заставила себя опомниться Миледи. — Милостивые господа, вы согласитесь принять все те извинения, которые я вам приношу, если имела неосторожность как-то вам досадить? — Я прощаю вас, леди Винтер, хотя не понимаю — за что, — слегка прокашлялся до сих пор не понимающий ничего Арамис. — Надеюсь, вы простите мне то зло, что я мог вам причинить. — И я прощаю вас… Хотя за что вас прощать мне — тоже остаётся загадкой, — проговорил Портос, издав недоумевающее «кхм…». — Простите меня, мадам. Я и мой друг в ту пору, два года назад, в отношении вас мыслили стадным инстинктом, к нашему стыду… — Я тоже вас прощаю, милостивые судари. Предлагаю отметить наше перемирие ароматной курицей с рагу и вкуснейшим бургундским вином, — предложила Миледи приятное дополнение совместной посиделки. Арамис и Портос без слов выразили своё одобрение идее молодой женщине короткими аплодисментами. Все вместе они без лишних прений сошлись на том, что платить будут вскладчину. Никогда бы два мушкетёра не могли подумать, что будут делить стол с бывшей врагиней, которая, впрочем, сумела их обаять. *** Лейтенант Д’Артаньян неспешным шагом мерил пустырь за монастырём Дешо. Вопреки королевским эдиктам, это место по-прежнему оставалось излюбленным у многих дуэлянтов, ещё со времён его приезда в Париж. Как в ту пору, находились горячие головы среди дворян, желающие все споры с распрями решать остро наточенной сталью, а не в судах нужных инстанций и сфер. Некогда здесь же назначив за один день три дуэли, которые так и не состоялись, и здесь же прошедший боевое крещение в стычке с гвардейцами кардинала, сегодня Д’Артаньяну довелось в свой законный выходной несколько дуэлей здесь же предотвратить. Двое молодых юношей даже младше двадцати лет, из знати, вознамерились скрестить на пустыре за монастырём шпаги, сражаясь за право ухаживать за одной юной благородной дамой, недавно прибывшей ко двору и впервые вышедшей в свет. Но оба юнца вместо столь желаемого для них выяснения отношений только нарвались не то, что на дуэль — на трёпку от Шарля, вдобавок получив по голове опять же оба ножнами лейтенантской шпаги. Прочитав присмиревшим и разозлённым в глубине их душ молодым людям сентенции на тему того, почему нельзя оставлять Францию дуэлями и стычками без боеспособного населения, Шарль напоследок им посоветовал попросить руки той юной дамы, чья персона послужила причиной сегодняшней дуэли, и тогда уже пусть получивший отказ оставит свои притязания. Двое юношей удалились прочь от места их несостоявшейся дуэли, каждый в разные стороны, кидая друг на друга исполненные острой неприязни взгляды. Во втором случае лейтенанту королевских мушкетёров довелось сорвать дуэль… своих же собратьев. Одному из юношей, недавно поступивших в роту господина де Тревиля, не понравилось, что его соперник на дуэли уж слишком ухаживает за его сестрой. Только эти двое юношей оказались более восприимчивы к доводам Шарля и сами покинули место своей несостоявшейся дуэли, не дожидаясь, пока их там застанут гвардейцы кардинала. Д’Артаньян мимолётно вспомнил совсем юного себя в ту пору, когда только-только приехал в Париж и за один день нарвался сразу на три дуэли, прямо на пустыре за монастырём Дешо. И тут к Шарлю пришло в голову, что не так уж и неправы гвардейцы Его Высокопреосвященства — препятствуя дуэлям дворян, всего-то выполняют свою работу, следят за порядком и заботятся о том, чтобы боеспособный цвет дворянства не выкосил друг друга. — Тысяча чертей, на что я трачу мой выходной, — тихо сквозь зубы пробормотал себе под нос Д’Артаньян. — Зачем только согласился встретиться здесь для разговора с леди Винтер?..  — Спасибо, что не отказали мне в просьбе, мессир Д’Артаньян, — послышался позади него спокойный голос с сухой интонацией, впрочем, без враждебности. Молодой человек оглянулся. И не ошибся в своей догадке — в нескольких шагах от него стояла та, в чью сторону им была совершена серьёзная подлость. Та самая женщина, которая пыталась убить его и Констанцию два года назад, но в то же время и та, кто замолвила слово перед кардиналом в защиту Констанции и посодействовала тому, чтобы Ришелье помог расторгнуть брак Констанции с галантерейщиком Бонасье, благодаря чему теперь Шарль и его прекрасная Констанс женаты. В нескольких шагах от Шарля стояла леди Винтер. Нежное лицо её с точёными и нежными чертами хранило серьёзность, глаза глядели прямо, она не прятала взора. Губы сомкнуты, но вот чего не было во всём её облике — угрозы и враждебности. Элегантное и строгое тёмно-серое платье с сизыми вставками и закрытой горловиной облегало её фигуру. — Мне жаль, что я потревожила вас и оторвала от ваших планов, Д’Артаньян, — прозвучало уже мягче из её уст. — Я не стала приходить в дом к вам и Констанс, вряд ли ей было приятно сегодня меня видеть… — Я бы так не сказал. Она как раз со мной о вас говорила, ненависти не испытывает, — успокоил Шарль свою собеседницу. — Я по прошествии времени сожалею о сделанных мною поступках… Я уже просила у Констанс прощения за мою попытку её убить из мести вам. Могу я надеяться, что и вы меня за это простите? Шарль, я в самом деле так думаю, а вовсе не принимаю позу искреннего раскаяния, — грустно изрекла Миледи, взглянув на своего визави. — Констанс вас простила, а значит, я тоже не держу на вас никакого зла, — был твёрдый и уверенный ответ гасконца. — Ведь именно вашими стараниями мы вообще смогли быть вместе как муж и жена. В свою очередь, я прошу прощения у вас за то, что обманывал вас самым низким и подлым способом, мадам, — Д’Артаньян виновато опустил голову, изредка бросая взгляды на молодую женщину. — И простите, что слабо пытался помешать вашему убийству тогда в Армантьере… — В свою очередь, я прощаю вас, Шарль. В принципе, тогда всё плохо кончилось для палача, а не для меня, — про себя в мыслях усмехнулась Миледи, лишь промелькнувшая на доли секунды улыбочка могла бы выдать её злорадство насчёт истории с палачом. Но Д’Артаньян этой краткой улыбочки не заметил. — Я рада, что вы и Констанс вместе в счастливом браке, — проронила Анна после затянувшегося на несколько секунд молчания, — и что вы скоро станете родителями. — По крайней мере, я хочу быть хорошим мужем для своей жены и хорошим отцом нашему ребёнку, моя Констанция — прекрасный человек, — выразил свои мысли и чувства молодой мужчина. — У меня нет сомнений. У Констанс никогда не будет сомнений в вашей любви и верности, Д’Артаньян, правда же? — больше походил вопрос Анны на утверждение. — Рогов она ничем не заслуживает. Я рада, что смогла её узнать с новой стороны — как добрую и понимающую женщину, способную на сопереживание, а не только как бывшую поверенную королевы. — Миледи, ответьте мне честно на несколько вопросов. С вами точно всё хорошо? В вашей жизни не случалось жестоких потрясений за два минувших года? Вас не одолевают разного рода тревожные и меланхоличные мысли? — Спасибо вам за беспокойство, Д’Артаньян. Ничего из того, что вы предполагаете. А что? — не понимала, к чему гасконец завёл этот разговор, леди Винтер. — Это пока оставим. А что Ришелье? У вас какие-то сложности с ним? Вы опасаетесь за вашу жизнь? — в этом вопросе гасконца было больше морального напора, от чего Анна даже растерялась. — Ох, Шарль, оставьте вы Его Высокопреосвященство! Отношения у меня с ним мирные, взаимных обид никаких нет. Я сегодня приходила просить у него прощения, так он меня вообще на месяц в отпуск отправил. Велел отдыхать и ни о чём не тревожиться, — уверяла Миледи своего уж очень обеспокоенного собеседника. — Мадам, а как насчёт здоровья физического? Вы точно ничем не больны? Можно изыскать возможность отправить вас на лечебные водные курорты, поправите здоровье. Я и Констанция вполне в состоянии всё время вашего отсутствия в Париже позаботиться о вашем ребёнке, — Д’Артаньян попытался обнять за плечи молодую женщину без намёка на нечто большее, кроме как желания приободрить, но Миледи мягко его отстранила и улыбнулась, покачав головой. — Ваше предложение очень великодушно, мессир. Но в этом нет необходимости. Я ничем не больна и чувствую себя превосходно. Спасибо за ваше участие. К чему были все эти вопросы? — захотела Миледи докопаться до истины, с чего бы это у бывшего врага проснулось в душе столько заботы по отношению к ней, столько тревоги. — Ох, Миледи, не только моя Констанция мне говорила о том, что вы прощения у неё просили. Я ещё от Арамиса и Портоса узнал, что вы тоже за что-то их просили простить вашу персону. Ришелье обмолвился, что вы перед ним извинялись — Его Высокопреосвященство списал всё на переутомление. Вот я и заподозрил, что ваши дела не в порядке, — предельно честно разъяснил Д’Артаньян молодой даме. — Д’Артаньян, вам не нужно себя утруждать выстраиванием догадок, что могло со мной случиться. Совесть на меня нашла, со всеми бывает хоть раз, — мирно отшутилась Миледи. — Хочу сказать, что была бы рада пригласить Констанцию и вас с мессирами Арамисом и Портосом в Ля Тур д’Аржан. — Вынужден пока что вам ответить, что вряд ли смогу принять столь щедрое предложение — мои товарищи наверняка вас сегодня порядком разорили, — в уважительном поклоне склонился гасконец перед ней. — О моём благосостоянии не беспокойтесь. Я на плаву, начальство меня высоко ценит и хорошо платит. Могу я вас просить об одной услуге? Пожалуйста? — из весёлого и непринуждённого тон голоса Миледи сменился на озадаченный тон. — Если в моих силах вам помочь, мадам. Что угодно? — не терял времени в долгих разговорах Шарль. — Вы поможете мне испросить личной аудиенции у Её Величества Анны Австрийской с глазу на глаз? Мне есть, в чём виниться и перед ней… — Ох, боже мой… Я обещаю постараться это устроить, мадам… *** — Леди Винтер, признаться, я стараюсь обычно не нарушать протоколов, принятых при французском королевском дворе, — говорила королева Франции Анна Австрийская, закрывая двери своих покоев на ключ. Светло-каштановые волосы с золотым отливом Её Величества были изящно завиты и уложены в модную причёску. Лиловое атласное платье, расшитое золотом и серебром, благодаря удачному фасону, делало образ королевы элегантнее, широкие свисающие рукава были приподняты выше локтя, оставляя свободными руки, и скреплены застёжками из крупных алмазов. Шея прикрыта кружевными рюшами. В волосы вплетены нити жемчуга. — Но известный своей доблестью лейтенант Д’Артаньян упросил меня откликнуться на вашу просьбу в личной аудиенции, не объяснив причин этого, но упомянул, что вам есть, что важного мне сообщить, — докончила фразу королева, пока Миледи завешивала все окна в покоях государыни тяжёлыми портьерами. — Ваше Величество, боюсь, мне есть, что вам сказать… и я не могу обещать, что вы после всего этого меня не возненавидите, — нашла в себе сил Миледи заговорить о событии двухлетней давности, когда не стало герцога Бэкингема посредством Джона Фельтона.Того самого, которого завербовала леди Винтер, будучи пленницей своего деверя лорда Чарльза Винтера, и под стражей того же Джона Фельтона. И вот сейчас у шпионки кардинала было стойкое ощущение, что она ходит по тонкому льду, и любое неосторожное слово подведёт её под смертный приговор. — Я повинна в том, что подосланный мною убийца оборвал жизнь герцога Бэкингема, Ваше Величество. Я повинна в том, что делала всё для вашего разоблачения… И я прошу у вас прощения за всё причинённое зло! — Миледи опустилась на колени перед поражённой её словами Анной Австрийской, которая, впрочем, совладала с собой и велела ей подняться с колен жестом. Миледи повиновалась. — Мне прекрасно известно, в чём заключалась ваша роль в делах давно минувших дней, и у меня нет никакого желания мстить вам и преследовать вас за это, не терзайтесь страхом, — успокоила королева свою гостью. — Но разве Ваше Величество никогда не любили герцога Бэкингема??? — небывалое ошеломление разлилось по резко побледневшему лицу Миледи, от столь неожиданных слов королевы чуть не упавшей как подкошенная. — Леди Винтер, вы правда думаете, что я настолько глупа, что рисковала бы короной и моим положением ради мимолётных радостей? Вся моя «любовь» к Бэкингему — не более чем хорошо поставленный спектакль. Я заставила его поверить, что люблю его, чтобы приблизить к себе, и таким способом помогать узнавать всё о планах врага. — Держи своих друзей близко, а врагов — ещё ближе? — не прекратила изумляться Миледи. — Признаться, Ваше Величество, я приятно поражена вашим талантом секретного агента, если вы простите мне эти вольные слова… — Прощать нечего. Да, именно этот принцип — держать врагов ближе к себе, чем друзей, и у меня нет на вас злобы за ваши былые деяния, и я хочу, чтобы вы спали по ночам спокойно. — Благодарю. Ваша милость безгранична, Ваше Величество, — Миледи в знак благодарности присела в почтительном реверансе и улыбнулась той, кого до этой минуты считала одним из источников бед во Франции. — Был ли кто посвящён в ваш гениальный план? — Я не говорила никому и ничего о моём плане. Иначе спектакль бы лишился главного элемента — естественности. Кардинал должен был меня подозревать, супруг — изводиться ревностью и изводить этой ревностью меня, а моя роль — при встречах с покойным Бэкингемом расписывать, как проходит в страданиях моя жизнь в плену французского двора и моего брака, — завершила королева свою увлекательную исповедь, чем заставила Миледи впасть в состояние необычайного шока. Шпионка попросила у королевы позволения присесть, избрав местом для сидения мягкий пуфик у туалетного столика. — Ваше Величество, так неужели я могу быть уверенной, что в вашем сердце нашлось для меня достаточно понимания и сострадания, чтобы простить? — решила Анна, которая Винтер, удостовериться наверняка. — Да, леди Винтер. Если так посудить, мы обе с вами радели о благе Франции. Ни о чём не тревожьтесь, — миролюбиво уверила королева агентессу. Последние слова, прозвучавшие из монарших уст, явились для Миледи слишком радостным и непосильным грузом. Молодая женщина обмякла и сползла с пуфика вниз, на пол, потеряв сознание. Дальнейшее, как королева открывала двери покоев и громко звала на помощь служанок и лекаря, как приводили в чувство персону Миледи, сама не выдержавшая такого перенапряжения в один день женщина не помнила… *** Как леди Винтер добралась до своего дома, она помнила плохо. Точнее она запомнила, как домой её вёз кучер в карете, выделенной королевой. Рядом одна из двух служанок, отправленных приглядеть за ней, время от времени подсовывала под нос агентессы нюхательные соли и какой-то бутылёк со спиртовой жидкостью. В нос бил резкий и неприятный запах, но это помогало Миледи оставаться в сознании после всех потрясений сегодняшнего дня. Едва только приехав домой примерно в десятом часу вечера, Анна в качестве благодарности убедила двух служанок королевы и кучера принять от неё в подарок по мешочку с золотыми монетами — и только после этого их отпустила, при встрече с Кэтти расспросила девушку об её прошедшем дне и обняла. Кэтти поражённо смотрела вслед своей хозяйке, быстро перекрестившись, пока Миледи стремительно направлялась в зал, откуда она слышала голос своего сынишки, к которому примешивался чей-то мужской голос. Это заставило молодую женщину в страшной тревоге прибавить шагу, прихватив шпагу со стены. «Какого дьявола в моём доме какой-то посторонний человек? Как могла его впустить Кэтти?! Я убью его раньше, чем он навредит моему ребёнку! Только бы успеть, не дать причинить зло моему сыну… единственное хорошее в моей жизни!» — отчаянно стучала в голове молодой женщины эта мысль, порождённая холодным и липким ужасом, который она старалась в себе подавить, и что ей удавалось. Вот преодолено расстояние от коридора и до зала, Анна со шпагой переступила порог, и… Шпага с позвякиванием выпала из её ослабевших рук, чем Анна и привлекла к себе внимание своего сына и таинственного гостя. Джонни ничего не угрожало, ребёнок не выглядел печальным или напуганным, скорее наоборот — всегда его от природы бледное личико украсил румянец на щеках, серо-голубые глаза задорно сверкали. Рядом с ребёнком на ковре была маленькая флотилия игрушечных ярко раскрашенных корабликов из дерева, небольших по размеру, там же рядом были кисти и краски, стаканчик с мутной от красок водой. На бумаге вразброс лежат ножички и опилки — видно, для мусора. Но вот внешний облик её нежданного гостя… До плеч спускались ухоженные чёрные волосы, глядели прямо и решительно синие глаза с тёмными кругами, грустное и бледное лицо с изящными чертами.  — Граф де Ла Фер, Мадонна всеблагая! — вырвалось у Анны, прижавшей руки ко рту в страхе. — Нет, это не вы, не можете быть вы, Оливье! — Сударыня, вам пора бы запомнить, что я не умею умирать. Особенно, когда речь идёт о встрече с вами, — без враждебности высказался о её реакции граф. — Я предлагаю вам повесить шпагу обратно на стену и спокойно поговорить. Ни вам, ни вашему сыну ничто и никто не угрожает. — Да, граф, мы поговорим. Я и не ждала вас встретить после той страшной бойни под Ла-Рошелью живым. Я приятно обманулась, — Миледи подняла шпагу с пола и повесила её на гвоздь в стене за рукоять, сохраняя лицо и улыбаясь. — И я рад видеть вас в добром здравии, миледи, хотя и не надеялся испытать радость вас видеть когда-либо вообще, — Оливье подошёл к той, кто ещё продолжала оставаться по закону его женой, склонился в знак приветствия и поцеловал её слегка подрагивающую руку. — Матушка, так вы знаете этого господина? Кто он? Это же не шпион и не какой-либо ваш враг? — вопросительно озирался Джонни в волнении, глядя то на маму, то на графа. Оставив свои корабли, мальчик подбежал к матери и прижался к ней, явно намереваясь закрывать её собой от этого господина, при виде которого мама сильно испугалась. — Этот сударь представился как Атос, коллега с вашей службы, мама… — Нет, моё счастье, это мой старый друг, ещё в пору моей жизни во Франции, задолго до знакомства с твоим отцом. Он не причинит нам вреда, не бойся, — убеждала Анна своего сына, напустив на себя как можно более беззаботный вид, дабы прогнать страх прочь из сознания сынишки. — Джон Френсис, я обещаю тебе, что с твоей матушкой не случится ничего дурного, и я лично за этим прослежу. Клянусь. Слово дворянина, — добавил Оливье после слов жены. — Так я правда могу быть за вас спокоен, мама? — вопросительно взирал на маму Джонни. — Да, мой дорогой. Всё будет хорошо. Иди к себе, мой милый. Я поднимусь к тебе позже, и мы почитаем про короля Артура, — заверила Анна сынишку, склонившись ниже к нему, и обняла, крепко расцеловав в обе щеки и макушку. Только тогда Джонни согласился оставить маму наедине с графом де Ла Фер и удалился наверх в свою комнату. — Цель вашего визита, граф? — без лишних церемоний выпалила вопросом в лоб мужу Миледи. — Вы, мадам, — был краткий ответ. — Что вам на этот раз нужно? Вы мало разрушили мою жизнь? Хотите окончательно уничтожить не только меня одну, но и попутно разрушить жизнь моего сына? Я и так после всей этой истории потеряла право вместе с моим сыном наследовать состояние моего мужа, только благодаря Ришелье я и мой сын не помираем сейчас от голода под забором, — ядовито, но со скорбью прошипела Анна, свирепо глядя на мужа, ведь больше не нужно в присутствии сына разыгрывать с графом былых друзей. — Вы ошибаетесь, если правда решили, что у меня по отношению к вам и вашему ребёнку дурное на уме. Я пришёл сюда не за тем, чтобы, как вы сказали, рушить жизнь вам и Джону. Вы позволите мне высказать то, с чем я к вам пришёл? — ответ Оливье на выпад Анны был спокоен, как море в штиль и ясную погоду. — Только не отнимайте много времени, мне ещё укладывать спать ребёнка, — буркнула Миледи, исподлобья поглядывая на графа. — Вся эта наша жестокая история… Когда вы стали жертвой судебного произвола с моей стороны в день той охоты в честь свадьбы… — как будто невидимая рука из стали сдавила горло Оливье, заставив того нервно сглотнуть и смахнуть раздражённо слёзы с ресниц. — Портос и Арамис с Д’Артаньяном не раз говорили со мной на эту тему… И после этих разговоров мне в голову закрадывались о былом самые разные мысли… Вы можете сами рассказать о том, как получили эту лилию, если захотите. Не хочу на вас давить, и не это играет главную роль… — Так что же играет главную роль, граф? Что теперь вам важно? Тогда, много лет назад, вас не заботила правда… Вы не посчитали нужным меня привести в сознание и просто спросить! — сорвалась в крик Анна, всхлипнув, и зажмурив глаза. Поняв, что вот-вот разрыдается в присутствии своего смертельного врага, она до боли закусила внутреннюю сторону своей ладони, качая головой из стороны в сторону. — Вам было плевать, что лилия стала местью палача за то, что я не уступила ему! С тем священником меня связывали не более чем дружеские отношения, я была похожа на его умершую от лихорадки младшую сестру, и он сжалился. Ещё не вымерло в наш век милосердие… Но вы же сами себе что-то домыслили, и за это ненавидели меня! — Я знаю, что о сделанном буду сожалеть все годы, что Бог захочет терпеть меня на этом свете, и я перед тобой виноват, я не отрицаю моей вины. Правду сказала мне ты сейчас или солгала — это не оправдывает покушения на твою жизнь. — Спокойный и виноватый тон голоса Оливье привёл в замешательство Анну, готовую к ответным обвинениям с его стороны, между тем он продолжал: — Это не оправдывает того чудовищного насилия… Я много лет боролся с собой, с мыслями — что ты могла выжить, потом одёргивал себя — в мучительном осознании, что мёртвые не воскресают. В «Красной голубятне» я наступил на горло своему желанию поговорить с тобой, выяснить правду… лучше бы наступил на горло моей гордыне… — руки мушкетёра схватили за плечи Анну. Оливье приблизился к ней, сократив между ними расстояние. Одна его рука высвободила плечо молодой женщины, погладив поражённую жертву нежданных откровений по щеке. — Оливье, чего же ты теперь хочешь от меня? — отозвалась она ослабшим и дрожащим от подступающих слёз голосом, сквозь тихий смех и всхлипывания, что говорило о надвигающейся истерике. Подёрнутые слезами голубые глаза скрестились как два клинка в схватке с синими глазами мужа. Рот её корёжило в горькой усмешке. — Сказать тебе только одно — что я прошу у тебя прощения, что хочу пусть как-то, но хоть загладить всё зло… — Оливье опустился на колени перед подрагивающей всем телом женой. Перед женой, которая избегала на него смотреть, чтобы всеми оставшимися у неё силами не показывать струящихся из глаз по щекам слёз, в тщетных попытках себя унять она кусала свои пальцы. — Мы можем уехать вместе в Испанию, попытаться начать с чистого листа… У тебя и Джонни будет спокойная и обеспеченная жизнь. Подальше от всего… Или в Италию… Лигурия славится прекрасным климатом и близостью к морю… — продолжал Оливье склонять супругу к окончательному принятию его варианта. — Едем в Лигурию… Не верю, что говорю это. Граф, граф… что же побудило вашу персону явиться в мой дом с мольбами о прощении? Спустя столько лет? — совсем без нападок, без злости, с оттенком робости и грусти поддела Анна своего мужа. — То же, что побудило вас сегодня просить прощения у моих друзей и у наших общих знакомых — удобная возможность. Прощёное воскресенье, моя дорогая, — мягко напомнил ей Оливье. И тут же вовремя успел ухватить за талию Анну, ноги которой подкосились, и она могла срубленным деревцем упасть на пол, если бы только не успевший её вовремя подхватить Оливье. Решительно, сегодняшний священный день выдался для лучшей шпионки кардинала неимоверно богатым на душевные потрясения…