«Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день идёт за них на бой!» Иоганн Вольфганг Гёте
Out beyond ideas of wrongdoing and rightdoing there is a field. I'll meet you there. Rumi
— Ты! Ты отнял у меня моего слугу! — Люциус Малфой, поняв, что случилось, обернулся так резко, что разлетелись длинные волосы. Двигался Малфой легко, плавно, несмотря на высокий рост и многослойную одежду. Палочка оказалась в его руке мгновенно, а трость, из которой он ее выдернул, свистнула по воздуху, как шпага. Гарри обмер, понимая, что весь коридор Люциус пересечет в десяток длинных скользящих шагов, и тогда его ничто не спасет, бежать бессмысленно, он все равно не успеет скрыться. Не надо было стоять и ждать реакции на то, что домовик теперь освобожден, но Гарри так хотелось почувствовать вкус победы, а разве она будет полноценной, если не видеть реакции проигравшего? Доигрался, Гарри. Но Добби по-прежнему был рядом: — Ты теперь не можешь причинить вреда Гарри Поттеру! — воскликнул он и махнул тонкой лапкой. Малфоя мгновенно отшвырнуло назад со страшной силой. Он впечатался всем телом в рельефную стену с каким-то странным хрустом, пролетел через коридор на лестницу и упал спиной вперед вниз по ступенькам, отсчитывая по три за раз. Грохот наконец стих, и не раздавалось больше ни единого звука. Гарри испуганно замер с раскрытым ртом, прислушиваясь к полному безмолвию, воцарившемуся в старинном замке. Его пронзила горячая радость, когда Добби вышвырнул Малфоя-старшего, но по его мнению, теперь снизу должны доноситься проклятия, бессильные и потому смешные, но Хогвартс погрузился в звенящую тишину. — Плохого хозяина больше нет! — возликовал Добби, и Гарри, глянув на него, похолодел от ужаса. Нет? Его… нет? Что это значит, неужели Добби убил его? Он оттолкнул опешившего от неожиданности домовика, который ждал, что Гарри будет счастливо прыгать на месте вместе с ним, и стремглав понесся вниз по лестнице. Он только сейчас заметил, что стена, на которую отбросило Малфоя, неровная, на ней сильно выдающиеся декоративные элементы, а он упал на нее прямо с размаху, наверное, это очень больно. Люциус рухнул на площадку и теперь лежал на ней, раскинув руки, палочка выпала из ослабевших пальцев. То, что он не разбил голову, произошло только потому, что плотная тяжелая мантия удачно завернулась при полете. Гарри торопливо спустился и с опаской наклонился над ним. Малфой медленно открыл глаза, глядя перед собой остановившимся взглядом. — В-вот ваша палочка, мистер Малфой, — избегая смотреть ему в лицо, проговорил Гарри, подобрав его палочку и протягивая ее рукоятью вперед, и добавил. — Простите. Я… я не хотел этого. Люциус продолжал молча смотреть в потолок, брезгливо сжимая губы, и Гарри нервничал все сильнее. Почему он не берет палочку? В голову приходило только одно: Люциус знает слишком много мерзких проклятий, поэтому просто не может определиться, каким именно накажет Гарри, потому и медлит. Малфой резко вдохнул носом и наконец решился: — Я не могу, — быстро проговорил он и снова сжал губы, но ярко-красная кровь уже выплеснулась из его рта, попали мелкие капли на лицо Гарри, и красным залило подбородок и шею Люциуса, белый воротник рубашки мгновенно пропитался. Люциус поморщился, понимая, что скрыть тяжесть увечья не удалось, и перестал стараться. — Я не могу пошевелиться. Позови… Северуса. Гарри боялся профессора Снейпа сильнее всего на свете, но отец Драко выглядел таким бледным, а кровь его была такой яркой, что он, зачем-то вложив в безвольную руку Малфоя его палочку, кивнул и со всех помчался в подземелья. Северус Снейп, вымотанный ситуацией с каменеющими учениками, проверками, отстранением Дамблдора и особенно надоедливым и противным в последнее время Люциусом Малфоем, только устроился отдохнуть в компании горячего кофе, как услышал звук бега по коридору, где находились его покои. Он закатил глаза: в первый же день он ясно объясняет всем первокурсникам: в коридорах подземелий бегать запрещено! Камни скользкие, видимость не самая лучшая, не надо разбивать ему тут головы, чтобы последние мозги вытекли из пустой головы! Даже Монтегю — и тот научился, что в подземельях ходят, уступают дорогу и не задерживаются на лестницах: не вежливость, а выживание. И какой, простите, идиот теперь бегает? И где — возле комнат декана! Совсем страх потеряли его змейки, пользуются тем, что он носится с окаменевшими и Локхартом, который, кажется, был нанят исключительно для того, чтобы его бесить. Снейп резко поднял голову, когда дверь в его личные комнаты внезапно распахнулась; так влетать позволял себе только Драко, но на сей раз это был… Поттер? Он-то что здесь забыл? Снейп уже открыл было рот, чтобы наорать, но заметил брызги крови на лице белого от ужаса мальчика, который кинулся к нему, как к последней надежде. — Там мистер Малфой, сэр! Он… он упал с лестницы! — Драко, — Снейп вскочил, схватил мальчишку за плечи и встряхнул, даже не спрашивая место — легиллименцией проще, отпустил и мгновенно обернулся черным дымом — и плевать, что весь преподавательский состав узнает стиль Пожирателей смерти; упал не Драко, Люциус, и на том хоть спасибо. Северус Люциуса любил и уважал, но не нес за него ответственность. Уже через мгновение он наклонился над Люциусом, накладывая на него простейшие диагностические чары. Нет, не может быть! Он ведь маг, великий маг и глава могущественного рода, такие люди, как Люциус, не умирают… из-за столь незначительных, ничтожных причин. Малфой медленно открыл глаза. — Мунго, — велел он коротко, разлепив губы. — Мой целитель не вытащит. Не левитация. Ип. — Ты понимаешь, что с тобой? — шепотом спросил Северус, молясь всем высшим силам, чтобы то, о чем он подумал, оказалось ошибочно. — Я думаю, у меня сломан позвоночник, — спокойно сказал Люциус как раз в тот момент, когда Гарри наконец-то добежал до верха лестницы и остановился там, вслушиваясь. — Я вызову колдмедиков сюда, — сказал Снейп, поднимаясь. — Экспекто Патронум! Целителю Гиппократу Сметвику: Хогвартс, травма позвоночника, возможно, полный паралич. Лорд Малфой. Наблюдая за тем, как серебристое светящееся животное, появившееся после заклинания Снейпа, пролетает сквозь стены, Гарри весь сжался, обняв себя руками. Почему-то ему не было так страшно и горько, когда умер Квиррел, в конце концов, это же был Волдеморт, а здесь человек, пусть высокомерный и да, крайне неприятный Люциус Малфой, отец его заклятого врага, но который ему лично не сделал ничего плохого! Гарри вспоминал все увиденное и услышанное, например, его разговор с продавцом в Лютном, когда глаза Малфоя мрачно блеснули при фразе о том, как было бы забавно, найди аврорат у Артура Уизли в доме какой-то запрещенный артефакт. Да и Рон упоминал, что кто-то написал в аврорат анонимный донос: возможно, Люциус понятия не имел, что Джинни потащит проклятую тетрадку в школу, он просто хотел подставить Артура, чтобы тот на своей шкуре прочувствовал, каково всем тем, кого он сам обыскивает. Конечно, это его не оправдывает, но такого наказания Люциус точно не заслужил. Перелом позвоночника, полный паралич! Это ведь когда совсем не получается двигаться — Гарри видел однажды по телевизору программу о таких людях, прикованных к постелям, несамостоятельных, в памяти отпечаталась картина, где женщина вытирает еще совсем молодому и красивому парню слюну, текущую из уголка рта, а парень смотрит в камеру таким взглядом, что все внутри сжимается. Тетя Петунья еще сказала ему, что если бы он свалился с той крыши, то стал бы как раз таким овощем. Она так и сказала — овощем. И никто не собирается нянчиться с ним, так что в его же интересах не покалечиться! Мимо Гарри прошествовали колдмедики в лимонного цвета форме с незнакомой эмблемой, глянув на него мимоходом; он наблюдал сквозь перила сверху, как Люциуса осторожно вручную, без магии перекладывают на носилки, которые словно покрываются полупрозрачным пузырем с какой-то дымкой, и Малфой, несколько раз вдохнув, обессиленно закрывает серые глаза, которые больше не кажутся злыми, в них осталась только боль. Снейп поднялся вслед за целителями и остановился, не глядя на Гарри, хотел что-то сказать, но махнул рукой. Тогда Гарри сам его окликнул: — Профессор Снейп? — Что вам, Поттер? — устало спросил тот, потирая двумя пальцами переносицу. Так часто делал Оливер Вуд, и профессор вдруг показался Гарри совсем молодым и очень замученным. — Мистер Малфой… он поправится? — Вы имеете в виду, не умрет ли он? — уточнил Снейп, наконец удостоив нелюбимого ученика взглядом и мимоходом поразившись его волнению за Люциуса. — Нет, не умрет. Поправится — будет ли жить по-прежнему? Нет, не будет. Это все, что вы хотели узнать, мистер Поттер? — Да, — едва слышно ответил Гарри, надеясь, что слезы вырвутся только тогда, когда он останется в одиночестве. Снейп быстро ушел, а Гарри медленно сполз на пол по каменной шершавой стене, обнял колени руками, спрятал лицо в коленях, но слез внезапно не было, хотя казалось, что если он заплачет, станет легче. Надеясь, что все же сможет выплакать скользкий ледяной ком в груди, Гарри провел тыльной стороной ладони по щеке и увидел, что на ней остались следы крови. Он в кабинете Дамблдора так переживал, что должен был оказаться на Слизерине, потому что говорит на змеином языке, значит, является черным магом — а ему место не на Слизерине, а в тюрьме, потому что он самый настоящий преступник! Это из-за него отец Драко теперь не будет ходить, да он даже палочку держать не сможет. Он теперь будет как в той страшной передаче, запертым в собственном теле, ему не будут давать умереть, но и жизнью это существование не назвать. Надо сказать Драко. И пусть он проклянет его чем-нибудь, пусть даже насмерть, имеет полное право. Они все были правы насчет него, и Драко, когда говорил, что он ничтожество, и Снейп, заявлявший, что из Поттера ничего не выйдет, и даже дядя Вернон, хотевший отправить его в школу святого Брутуса для трудных детей, которую Дурсли называли цивилизованной клеткой для малолетних преступников. Он преступник. Они просто все поняли это раньше него. Но это не значит, что он хотел этим преступником стать, ведь наказание исправит все, исправит его. Гарри решительно поднялся на ноги и направился к выходу из замка — рано или поздно Драко пройдет мимо него, тогда-то он ему и скажет. Он даже не вспомнил о Гермионе, да и что ей будет, ее ведь расколдуют. Рону тоже помогут в Больничном крыле обязательно. Он ждал уже довольно долго, даже сел возле статуи — колени дрожали, как вдруг услышал громкий голос Драко: — Ты можешь мне сказать?! — Драко кричал почти в истерике, срываясь на визг. — Никуда не пойду, пока ты не скажешь! — Драко… — второй голос был женский, усталый и несколько растерянный. — Сынок… — Нет! Сначала скажи! Я так и знал, что вы решили перевести меня в Дурмстранг, но ты меня даже не спросила! Ты должна была меня спросить, я наследник! Может, я и соглашусь, но теперь точно нет! — Драко, поговорим дома. — Мы поговорим сейчас, мама! — Твой отец, возможно, больше не сможет руководить делами рода Малфой, — раздался резкий голос декана Слизерина, которому явно надоело слушать эти вопли. — Необходимо наделить твоего регента полномочиями, поскольку ты на роль наследника и тем более главы не подходишь, если судить по твоему поведению. — Папа… — растерянно проговорил Драко, умолк на мгновение и снова завелся. — Это все Уизли, да? Этот тупой Уизел придрался к чему-то, и теперь Азкабан… — Не говори глупостей! — резко прервала его женщина. — С твоим отцом произошел несчастный случай. Нам надо встретиться с поверенным и адвокатом. Они втроем прошли мимо Гарри, и только Снейп скользнул по нему раздраженным взглядом, другие даже не заметили; Драко держал за руку высокую женщину со светлыми волосами и не отрывал взгляда от ее красивого надменного лица; во все глаза смотрел на нее и Гарри. Та держалась очень прямо, ее закрытое длинное платье с надетым поверх него приталенным пальто, по фасону тоже напоминающим платье, шелестело при каждом шаге, стучали каблуки. Лицо женщины было белым до синевы, сосредоточенным и злым, какое бывает у избалованных детей, которым что-то внезапно не дают.