***
— Сасори мертв. Дейдара не шелохнулся. Пусто посмотрел куда-то мимо Пейна, прикусывая щеку изнутри, и спустя какое-то время наконец выдавил из себя подобие кивка. Все присутствующие члены Акацуки никак не отреагировали, думая лишь о том, как поскорее свалить из кабинета и отдохнуть. Плевать на чужие проблемы. Это ведь не их напарник почил в битве против девчонки из Конохи и старухи. Итачи и вовсе не присутствовал на собрании. Кисаме объяснил все тем, что его напарник устал после миссии. Тсукури же точно знал, что он просто не хочет видеться. Никак, нигде, ни при каких обстоятельствах. И сейчас, когда ему действительно было грустно за несправедливую смерть Сасори, Дейдара был рад, что Учихи нет рядом. От его угрюмого вида только тошно, и вряд ли Тсукури смог бы своевременно заглушить свою агрессию, которой накопилось уже предостаточно, чтобы все убежище Акацуки взлетело на воздух. Но эти силы пришлось приберечь для другого не менее важного дела. Потому что Дейдаре было плохо. Он пытался убедить себя, что это временно. Вот-вот и все как рукой снимет. Но походы в бордели, литры алкоголя, горсти таблеток – ничего не помогало избавиться от навязчивых мыслях об Итачи. Тсукури плакал ночами навзрыд, рвал на себе волосы, как в ломке. На утро кое-как собирался с мыслями и шел убивать. Именно убивать, ведь так же делают все преступники S-класса на миссиях? Но даже от бесконечных взрывов, уносящих за собой десятки жизней, не было толку. Дейдара страдал, мысленно звал Итачи, пытался хоть мельком увидеть его в коридоре убежища, на общей кухне, или хотя бы пересечься в кабинете Лидера. Первое время получалось зажимать его и требовать ответа. Но Учиха отмалчивался и сверлил голубые глаза таким ненавидящим взглядом, что Тсукури невольно сжимался от страха и отступал. Потом ему надоело. Надоело каждый раз унижаться. Бегать, как верный пёс за хозяином. У него ведь все-таки осталась гордость. Тогда-то и закрались первые мысли о том, чтобы уничтожить обладателя шарингана. Но пока не Итачи. Был ведь ещё один. Младший. Саске был молод, от этого и не так опытен, как старший Учиха. Зная, как тепло отзывался Итачи о юном братце, Дейдара решил начать с малого. Было тяжело. И физически, и морально. Воспоминания о том, как им было хорошо вместе, отзывались в душе розовой волной, а сердце больно сжималось в груди, и ноги подкашивались от сладкой дрожи, которая пробегалась по телу от чувства дежавю. — Никогда не прощу ему эту боль. — как мантру твердил Тсукури, подрывая последний глиняный клон Учихи. Новым напарником Дейдары стал Тоби. Придурковатый, с глупым смехом и поведением пятилетнего ребенка. Он то и стал "козлом отпущения" Тсукури. И все снова встало на свои места. Тяжелые миссии, минимум отдыха – Дейдара вскоре вообще забыл о том, что было между ним с Итачи. Забыл, но не до конца. — Дейдара-семпай, почему вы так ненавидите Итачи-куна? — спросил как-то Тоби, вопросительно склонив голову набок. Дейдара вгляделся в единственное отверстие рыжей маски, в очередной раз закипая от злости, обиды и боли, которые без приглашения нахлынули на него с упоминанием его имени. И не нашелся, что ответить. Давно позабытые чувства колыхнулись на самом дне сердца, покрытые пеплом сожженной до тла… любви? Привязанности? Зависимости? Нет, все это было ошибкой, самой огромной ошибкой, которую когда либо совершал Дейдара в своей жизни, доверившись обладателю Шарингана. Даже, когда он покидал родную деревню, оставляя ее в полном разрушении и становясь отступником Скрытого Камня, он не чувствовал такой боли, какую причинил ему человек из клана Учиха. И нет, Дейдара не жалел себя. Никогда и никому не позволял проявлять к себе жалость. Это все только его собственная вина. Которую он должен искоренить собственными руками. — Потому что я ненавижу Учих. Ненависть стала спутником Тсукури. Она двигала им, заставляя вставать каждое утро и тренироваться, чтобы противостоять Учихе. Только так он мог забыть обо всем. Окончательно.***
Итачи не спал. Болезнь выжимала из него последние соки, так что даже простой подъем с кровати требовал от него титанических усилий. Несмотря на свое неутешительное состояние, Учиха все же брался за миссии, хотя в большинстве случаев выполнять их приходилось одному лишь Кисаме. Часы одиночества в номере отеля изводили его. Он метался по постели в горячке. Длинные чёрные волосы липли к влажной от пота коже. Больное затуманенное сознание рисовало то нежные непринужденные образы ангела с глазами цвета неба, спускающегося к нему на белой птице, то ужасные безумные картины его собственной смерти, полные боли и отчаяния, которые поглощали с головой. С губ срывалось его имя, руки тянулись к несуществующему видению Дейдары, которое неумолимо отдалялось, если попытаться быть ближе. Тонкий жесткий футон, на котором едва ли можно было устроиться поудобнее, сминался с каждым движением. Сквозняки, холодными струйками бьющие изо всех щелей, морозили до посиневших губ, потрескавшихся в уголках. Белая взмокшая от пота простыня казалась похоронным саваном. Буквально все вокруг недвусмысленно пророчило скорый конец. Безысходность – вот самое страшное чувство. Страшнее даже насильственно угасших в сердце чувств. И только мысли о том, что так и должно было случиться, утешали Итачи в часы его больного безумия, пока Кисаме не возвращался обратно с миссий. — Вам лучше после лекарств? — спрашивал он каждый раз, в надежде, что все эти маленькие таблеточки и скляночки с горькими жидкостями помогут избавиться от всей боли, испытывающей слабеющего напарника изо дня в день. Боль действительно уходила. Легкие переставали гореть, останавливая попытки буквально выжечь грудную клетку, а во всем теле чувствовалась небывалая легкость. Но это проходила боль физическая. На душевную боль таблетки никак не действовали. И порой Итачи мечтал о том, чтобы белое круглое драже в его руках стало цветным, подобно тому, что нередко принимал Дейдара, поддаваясь полному забвению. — Я в порядке, спасибо. Ложь. Чистейшая и откровенная. Сквозь полуулыбку и измученный хриплый голос. Итачи не думал, что будет так тяжело. Если Дейдара с его вспыльчивым характером мог выпускать всю злость на нового напарника, тем самым избавляясь от негативных эмоций, то Учиха так не мог. Свои чувства, мысли, эмоции, слабости он всегда держал под семью замками. Отношения с Тсукури изменили его. То, чего он боялся допустить, все же произошло, и теперь он мучился, подобно грешнику на праведном костре. Для него это не было ошибкой. Скорее маленькой слабостью, попыткой хоть ненадолго стать самим собой, отвлечься от жизни в бесконечных терзаниях и тяжелых думах о клане и младшем брате. Дейдара стал зависимостью очень быстро, и Учиха никогда бы не подумал, что сможет к кому-то так привязаться. Он не был ревнивым человеком, но было горько осознавать, что у Тсукури помимо него были еще связи. Однако, когда они оказывались вдвоем, неважно где – в общей кухне убежища или на грязном футоне гостиницы – им было хорошо. Так хорошо, что забывалось все. Но всему хорошему когда-то приходит конец. Итачи знал, что умирает. Медленно, постепенно, неизбежно. И когда он окончательно понял, что его положение безысходно, то решил поторопиться выполнить свое предназначение до момента конца. И первым стал разрыв с Дейдарой. Болезненный, но необходимый. — Пусть он лучше ненавидит меня, чем видит, каким беспомощным слабаком я стал. Мы не могли продолжать так жить дальше. Рано или поздно, всему пришел бы конец, — сказал как-то Итачи, буквально раздавив крупицы своей гордости перед Кисаме. Хошигаки вздохнул и покачал головой. — Как бы мне не хотелось этого говорить, но вы рано хороните себя, Итачи-сан. Ваше выздоровление лишь вопрос времени. Найдем лекаря получше, может даже опытного ирьенина. Он сделает вам новое лекарство. Глядишь, и через пару недель будете как новенький, — рассуждал Кисаме, пока Учиха едва слышно усмехался его словам. — Нет, Кисаме. Ты не понимаешь, — перебил его Учиха. — Я уже ходячий труп. Акулоподобный надолго замолчал, изредка хмыкая своим мыслям. Потом его взгляд случайно упал на изнеможденного Итачи, который, вымотанный жаром, теперь наоборот – дрожал от холода. Все таки сквозняки в старом доме были уж слишком ощутимы для больного. Кисаме поколебался несколько секунд, сжимая и разжимая кулаки, думая о том, правильно ли он поступает. Потом плюнул на все и, скинув с себя плащ, лег рядом с Учихой на футон, накрывая их обоих своим плащом поверх тонкого одеяла. Только тогда Хошигаки понял, как прав был напарник. Итачи казался крошечным, беззащитной пылинкой, видимой насквозь в солнечном свете. Он дергано сжался, когда сильные горячие руки обхватили его словно ребенка и прижали к широкой груди. Учиха спрятал лицо на шее у Кисаме и замер. Наконец стало тепло. И воспоминания о бессонных ночах с Тсукури, как назло, заполнили голову, когда он на миг представил, что лежит в объятиях подрывника. — Я не он. Но надеюсь, так вам полегчает, — с нескрываемой горечью в голосе сказал Кисаме и закрыл глаза, пытаясь заснуть. У Итачи не было сил, чтобы возразить. Неправда, он не нуждался в нем. "Ну может, лишь самую малость…"***
— Вот мы и встретились, Саске Учиха, дорогой младший братец Итачи Учихи! — с безумной ухмылкой крикнул Дейдара, завидев перед собой парня, уж очень напоминавшего ему своего заклятого с недавних пор врага. — Сегодня ты умрёшь. Саске хмыкнул, уверенно встал в боевую позицию и тут же исчез из поля зрения, появляясь в считанных сантиметрах от Тсукури. "А он быстрый!" — пронеслось в голове у Дейдары, когда катана младшего Учихи разрезала его клон, выставленный в последний момент, пока настоящий Тсукури поспешно отпрыгнул назад на безопасное расстояние. — Это все сила шарингана, доставшегося тебе по наследству. Без него ты жалкий неудачник! — не унимался подрывник, обрушивая на противника глиняные бомбы. — Где он? Где Итачи Учиха? — проигнорировал его Саске, успешно отбиваясь от атаки и снова мгновенно исчезая. — Дейдара-семпай, сверху! — заверещал Тоби, указывая пальцем на нечто позади напарника. "Черт!" — мысленно выругался Тсукури. — "Этот бой будет долгим, но он определенно стоит свеч!" Бомбы С1 разорвались почти вплотную к Саске, но это его совершенно не задело. С каждой безуспешной попыткой Дейдара все больше и больше убеждался, что быстрота и ловкость Учихи превышает навыки его глиняных "бойцов". В голове крутилось огромное количество мыслей, и все они сводились лишь к одной – Учиха должен умереть. Неважно каким будет его собственное состояние после боя. В нем говорил уже не здравый смысл, а слепая ненависть, обида и ярость, копившиеся на всех Учих долгими месяцами. И сейчас пора расправиться с ними раз и навсегда. Он не знал, сколько времени прошло с начала боя, но понимал только одно – все его нововыученые техники бесполезны против проклятого шарингана. Это бесило до скрежета зубов. Тсукури успевал отклоняться от атак, но его собственные действия были бесполезны. — Давайте, Дейдара-семпай! Тоби верит в вас! — подбадривал его напарник, маяча между деревьями в безопасном месте. — Замолкни, Тоби! Раздражаешь! — подрывник всем видом пытался показать, что не сдастся, хотя глины оставалось ничтожно мало. "Ещё с десяток таких атак, и я точно в полном дерьме! Грёбаные Учихи! Все проблемы из-за вас! Сдохните уже наконец!" Дейдара выпрямился, глядя Саске прямо в глаза. Затем скинул плащ, превратившийся в жалкие куски ткани, а потом и сетчатую футболку, оставаясь в одних брюках. Младший Учиха непонимающе нахмурился. — Я отвечу тебе, Итачи, что такое настоящее искусство! И ты запомнишь это навсегда! Ловким движением пальцев, Тсукури раскрыл рот на груди, скармливая ему остатки глины. Сначала ничего не происходило. Саске даже подумал, что на этом их бой окончен, и его противник принимает поражение. Но через несколько минут он понял, как ошибался. Дейдара с огромным усилием сосредоточил чакру во всем теле и направил его к центру рта. Вскоре вместо Тсукури остались лишь хитросплетения чакропотоков – черных, наполненных негативными эмоциями, которые тянулись к сфере, где раньше было сердце, а теперь была готова к детонации бомба с горящими глазами и искривлённым ртом. Саске опешил, не понимая, что за технику собрался использовать противник. — С0, — ответил Дейдары, на немой вопрос в глазах соперника. Безумная ухмылка снова играла на лице подрывника. Пальцы поочередно, не торопясь, складывали нужные печати. — Ты ответишь… за всю ту боль… что он причинил мне… Если бы не он, я бы мог спокойно творить свое искусство! Но он все испортил, разрушил, растоптал своим безразличием! — голос предательски дрогнул, срываясь на полукрик полуплач. Из едва видневшихся на фоне витков чакры глаз полились слезы. — Поиграл с чувствами, заставил поверить, что в этом прогнившем мире осталось что-то хорошее. А потом забрал все разом! Грёбаный эгоист! Теперь я заставлю тебя прочувствовать все это! Саске прекрасно понимал, о ком идёт речь. Даже, можно сказать, испытывал те же эмоции, хотел сказать те же слова. Но не сейчас, не своему противнику, а лично ему. — Знай, Учиха Итачи. Искусство – это мгновение. Искусство – это взрыв. Кац!***
— Дейдара мертв, — буднично объявил Лидер об очередной смерти одного из подчинённых во время нового собрания организации. — По предварительным данным вместе с ним погиб и его противник – Учиха Саске. Голограммы членов Акацуки никак не отреагировали. Кроме одной. Она дернулась, покрываясь помехами, но вскоре вновь стала прежней. Итачи едва заметно сглотнул и на долю секунды зажмурился. В ушах звенело от услышанного до конца собрания. Кисаме неотрывно следил за напарником, понимая, что принятие этой информации далось ему с трудом. Учиха выглядел совсем потерянным. Когда Пейн раздал новые миссии, он первым покинул собрание, не в силах больше поддерживать связь. Рухнув на колени, Итачи закашлялся, сглатывая вязкую слюну вперемешку с кровью. Но алые брызги все же упали на пол, навсегда просачиваясь в трухлявые доски. Кисаме присел на корточки рядом, пытаясь поднять на руки и перенести напарника на футон, но Учиха оттолкнул его руки и снова зашелся кашлем. В голове почему-то четко всплывал их последний нормальный разговор с Дейдарой. — Ну а ты что думаешь, Учиха? Вечность или мгновение? Знакомый голос с лёгкой хрипотцой и нескрываемой усмешкой эхом зазвучал в опустевшей черепной коробке. Он видел золотистые длинные волосы, которые так любил перебирать между пальцами. Голубые глаза, источающие нежность и тепло. Губы, шепчущие всякие глупости об Учихах, но не со злостью, а чтобы вместе улыбнуться и слиться воедино на долгие часы, восполняя то время, которое они не были вместе. Итачи почти не дышал, едва улавливая глотки воздуха пересохшими губами. Кисаме взволнованно смотрел на напарника, готовясь к самым непредсказуемым исходам. Но Учиха ничего не делал. Только его губы что-то безмолвно шептали в пустоту. И спустя пару минут, напряжённый до предела слух Хошигаки уловил следующие слова: — Вечность или мгновение, мгновение или вечность… Теперь я знаю, Дейдара… Редкие слезы покатились по щекам, стекая вниз к уголкам рта, перемешиваясь с кровью и капая на чёрную футболку. Кисаме впервые видел, как он плакал.***
Ночь была на удивление тихая. Полная луна светила ярко, проникая в комнату серебристой дорожкой. Итачи осторожно, стараясь не шуметь, поднялся с футона. Кисаме, утомленный бесконечными миссиями в одиночку, крепко спал, отвернувшись лицом к стене. Учиха как можно более бесшумно стащил свой плащ с крючка и надел его на себя, чувствуя уже подзабывшуюся тяжесть черного одеяния. Максимально скрыв техникой свою чакру, Итачи в последний раз взглянул на спящего напарника и вылез в окно, оставляя ставни чуть приоткрытыми. Сегодня все закончится. Ему нечего терять. Он уже все потерял. Клан, брата, Дейдару… Они все ненавидят его, поэтому он заслуживает смерти. — Я встречу ее от рук своего брата. Такова моя последняя воля, — вслух подумал Итачи, чувствуя себя совершенно разбитым перед боем. Безысходность угнетала. Казалось, она была с ним с самого начала. Когда ему пришлось вырезать клан, когда его возненавидел младший брат, когда он вербовал Дейдару в Акацуки. Все было предопределено еще задолго до конца. По сути, у него и не было выбора, ведь каким бы не было его решение – исход одинаков. Это и есть безысходность. — Ты стал сильнее, Саске… — прохрипел Итачи, едва держась на ногах. — Я убью тебя! — рыкнул в ответ младший Учиха, бросаясь на брата с новой атакой. Катана со свистом рассекла воздух, так и не достигнув цели. Итачи снова уклонился, нападая в ответ. Он не мог дать брату проиграть. Просто хотел побыть рядом хоть чуточку дольше, оттягивая неизбежный момент собственной смерти. Но истощение наступало слишком быстро, и последнее, что смог сделать Итачи – отразить выпады Саске с помощью Сусаноо. Это стало финалом. Саске отбросило назад. Жесткое падение выбило воздух из легких, заставив на какое-то время потеряться в пространстве. Тех долей секунд хватило, чтобы Итачи подошел ближе, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. Саске поднялся на ноги и теперь смотрел прямо в глаза брата – темные, потухшие, неживые. Итачи занес руку, и Саске зажмурился, готовясь принять удар, но его не последовало. Холодные окровавленные пальцы ткнулись ему в лоб, и струйка чужой крови очертила его щеку, стекая вниз на подбородок. — Я слаб, потому что не смог защитить вас обоих. Он не должен был быть в Акацуки, а ты изначально должен был знать правду о нашем клане… — Итачи говорил тихо, едва дыша от боли. — Простите, но у меня просто не было другого выбора… Пальцы скользнули вниз, а взгляд черных глаз окончательно потух. Тело мешком повалилось на землю рядом с Саске. — Итачи мёртв, — снова объявит Пейн на собрании. Снова будничным тоном. Потому что ничего уже не изменить. Так должно было произойти рано или поздно. Вот, что означает безысходность.