Сынён живёт в собственном воображаемом мире, а Усок хочет быть его частью.
[Songfic, психоз, сумасшествие, влюблённость, gun play]Sub Urban - Cradles
***
Когда они познакомились, был жуткий ливень. Это был день, когда Усок решил прогуляться по незнакомым местам. Так что он пошёл по «тусовочной» улице — раньше никогда там не ходил. Настроение было паршивым. Он проспал экзамен, к которому усердно готовился, что означало, что он его не сдал. И просто не представлялось никакого варианта, как с этим можно было справиться. Пусть, парень и осознавал, что это не конец света, но ему необходимо было развеяться, чтобы привести свои мысли в порядок. Дождь не волновал его так сильно, как ужасающая внутри пустота. Давило абсолютно все: учёба, плохие отношения с родителями, долги за квартиру, недавнее увольнение с работы, отсутствие друзей и отношений, одиночество, а теперь ещё и потеря стипендии. Перейдя по тёмному переулку, он ощутил вдруг, как его тело обдуло холодным ветром. Так он и понял, что промок насквозь. Плакать не хотелось совершенно, хотя он знал, что заплачет, как только вернётся домой. Безлюдная улица. Где-то вдалеке виднелась дорога с проезжающими мимо машинами, высокие фонари и огни многоэтажек горели очень ярко, но их свет не доходил до этого мрачного места. Усока это не пугало, к тому же до него доносился шум баров, находящихся неподалёку. Тем более, что все знают: Сеул — один из самых безопасных городов мира. Что могло пойти не так? — Блять! — случайно наступив в кроссовках на лужу, ругнулся Усок. Но потом тихо рассмеялся, вспомнив, что он и так уже весь мокрый. Через секунду ему послышалось какое-то сопение в паре метрах от него. Он сделал несколько шагов вперёд и понял, что звуки доносились откуда-то со стороны мусорки. Ничего не опасаясь, Усок подошёл ближе и свернул налево. Практически перед ним за пятью баками с мусором на корточках сидел какой-то парень. Его лица не были видно из-за темноты и накинутого капюшона, но Усоку показалось, что одежда на нем была чёрная. Ну или очень-очень тёмная. А ещё ему показалось, что он плакал. — А? — незнакомец поднял голову, потирая глаза, и шмыгнул носом. Он явно плакал. — Что-то случилось? Может быть вам помочь? — тут же предложил Усок, оставаясь на месте. И почему-то по его спине, наверное из-за дурного предчувствия, пробежал холодок, когда незнакомец встал на ноги и подошёл. — Ничего не нужно. Меня зовут Чо Сынён, — тут же радостно представился парень. — Не хочешь выпить? Тут хороший бар неподалёку. Усок внимательно всмотрелся в его лицо, насколько это было возможно в таких условиях освещения, и совершенно точно был поражён привлекательной улыбкой. Он не знал, что ему делать. Такое внезапное предложение заставило его сердце биться быстрее привычного ритма. А ещё в голове не укладывалось всё то, что он видел. Было странно и непонятно. — Почему бы и нет, — согласился Усок, не осознавая того, что это стало для него началом конца. Посиделки в баре конечно же не ограничились разовым общением. Вскоре Усок узнал, что такое по-настоящему быть чем-то увлечённым. А скорее, кем-то. Жизнь стала для него чистым адреналином и он совсем забыл о своих проблемах, о своём прошлом существовании. Они встречались три месяца и Сынён помог ему разобраться с долгами. Он дал ему понять, что значит по-настоящему быть желанным, помог узнать, каково это постоянно быть опьянённым и возбуждённым. Сынён помог ему осознать, что такое истинное безумие, ведь отношения с ним были как американские горки. Тот плакал, кричал и разбивал всё вокруг, а в следующую секунду нежно шептал на ухо всякие приятные вещи. Сынён обожал дарить сладкие подарки цветы и ярко улыбался, видя радость своего парня. А ещё он любил постоянно ругаться и издеваться над другими людьми, но это казалось словно весельем для него. Будто это не есть что-то очень плохое и неправильное. Поэтому Усок только хвалил его и смеялся вместе с ним, игнорируя свой внутренний страх. Он игнорировал и то, что Сынён обожал играться со своими ножами и смеялся, когда лезвие протыкало его пальцы. Можно было бы подумать, что это ужасно странно. Так и есть. А ещё он был жутко испорченным. «Мне нравится быть испорченным». «Я не знаю, чего ты ждешь от меня, ведь ты знаешь, какой я». Это всегда вертелось в голове Усока, когда он пытался поговорить об этом. Эти слова всегда повторял ему Сынён, и он продолжал молчать. А какой ещё Сынён? Усок не прекращал бояться его, особенно поначалу. Такой странный, подозрительно спокойный, когда молчал. Особенно было страшно трахаться, когда к твоей голове приставляли пистолет, но потом он привык и перестал замечать это. Правда его иногда интересовало, есть ли в оружии патроны. Но узнать это он так и не попытался. Усока многое заставляло нервничать в Сынёне. Особенно то, что тот периодически душил его перед тем, как кончить. В какой-то из дней он подумал, что больше не может это терпеть, так как подобное начало по-настоящему пугать его, и попытался сбежать. Но безуспешно. Из-за своей больной зависимости от Сынёна ему пришлось вернуться обратно. Тогда Усок окончательно понял, что попал. Сынён жил в своём собственном воображаемом мире, смотря на всех глазами, покрытыми мраком, ненавистью и кровью. И Усок хотел быть частью этого, хоть и не понимал, что его ждёт. — Я вычёркиваю из этой жизни тех, кто слышал мои крики и видел, какой я на самом деле. Мне нравится. Однажды сказал ему Сынён со своей типичной безумной ухмылкой. А потом трахнул прямо на столе, за которым они ужинали, смахнув всю посуду на пол. В этом был весь он. Бесцеремонный и спонтанный. Сейчас, когда огонь страсти расползался по их спальной комнате, Усок ощущал, что его мир благодаря Сынёну был очень ярким. Даже несмотря на то, что в помещение не проникал никакой источник света, Усок мог разглядеть абсолютно всё, что хотел. Тумбочка справа у стены, на которой утром стояла ваза с цветами, сейчас была пустая, потому что ваза разбилась полчаса назад. Мокрое пятно на бежевом шерстяном ковре и те самые цветы. Усок улыбнулся, когда вспомнил, почему это случилось, но через секунду всё его тело пробило холодом от безумного взгляда сверху. Ему стало тяжело дышать, когда Сынён снова резко вошёл в него, возвращая в огонь, всё нормально, это было приятно. Искры перед глазами так и засверкали, во время того, как Усок ощутил сильный толчок по чувствительному месту и выгнул спину. Он издал громкий стон, притягивая бёдра любовника ногами ближе к себе. Это было невыносимо. Сынён был невыносимо красивым, когда трахал его. — Тише, — прошептал он, начав кусать чужие губы. — Почему бы тебе не позволить мне съесть тебя? — Да, — ответил Усок и слизал с языка собственную кровь. Ему стало легче принимать его внутри себя, когда блистающее безумие в чужих глазах быстро сменилось страстью. Сынён жил в своём собственном воображаемом мире. И даже Усок, который находился рядом с ним каждую секунду каждого дня, не мог понять его. Даже сейчас он не знал, что произойдёт. Но ему бы очень хотелось когда-нибудь понять, о чём тот думает. Ему бы хотелось быть частью его мира. Достав снова пистолет из-под подушки, Сынён приставил дуло ко лбу парня, и Усок от неожиданности сжался вокруг его члена. — Чёртов засранец, ах, — простонал Сынён. В такие моменты Усок даже не мог понять, принадлежит ли его тело ему. Страх и блаженство путались в его голове, но было так хорошо трахаться с Сынёном, что несмотря на всю эту непредсказуемость и азарт, он заставлял его наслаждаться. Усок задержал дыхание, когда почувствовал, как напрягается низ его живота. Дышать быстрее уже не хватало сил, и желание достичь оргазма становилось сильнее. Отсутствие кислорода и оглушительные стоны выводили из реальности, отчего все мысли, которые приходили к Усоку, испарились в одно мгновение. Сынён двигался медленно, доводя возбуждение до безумия, а Усок по-прежнему сходил с ума. Прикасаться к себе без разрешения было непозволительно. Сынёну это не нравилось. Крик наслаждения вырвался из сынёновых губ. И Усок решил, что ему тоже можно, и простонал во весь голос. — Знаешь, почему я делаю это сейчас с тобой? — спросил безумец, замедляясь. — Нет… Боже… — выдохнул тот. — Потому что ты увидел меня настоящего. Усок вскрикнул, когда Сынён схватил свободной рукой его твёрдый член. — Тише, — он надавил на чувствительную головку, и Усок прикусил губу. Другой рукой Сынён с помощью пистолета надавил сильнее на чужой лоб… …И спустил курок.