The Marauders : collection of stories.

Прозвище — хорошее, плохое, забавное, неприятное — многое говорит о человеке, которому оно присвоено. Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост — это прозвища, которые характеризуют четырёх парней, зовущих себя «мародёрами». Джеймс, он же Сохатый, Сириус — Бродяга, и Хвост — Питер, соответственно. Для последних трёх прозвища характеризовали анимагическую форму, которую они использовали (как минимум) раз в месяц, составляя компанию своему другу Ремусу, который в детстве перенёс укус оборотня и «заразился» ликантропией, за что друзья и прозвали его Лунатиком. В случае с мародёрами прозвища как нельзя кстати характеризовали их сущности, и ясно давали понять, что ребята предпочитают использовать именно эти наименования, раскрывающие их общую глубокую (а в случае Ремуса — ещё и самую тёмную) тайну. Но, ко всему прочему, было рискованно использовать такие явно говорящие о себя прозвища, буквально выдававшие парней. Но, как всем известно, риск для мародёров — дело житейское. За семь лет именно этими ребятами было придумано множество кличек. Как только Сириус начал проявлять интерес к девушкам, одной из первых его «жертв» была Фиби Мелони, или ТиСиКей (Та-Самая-Красотка). Джеймс Поттер прозвал Амоса Диггори «плосколицым», пыхтя от злости и наблюдая за тем, как парень с Хаффлпаффа нагло («неуклюже и забавно» — прим. Сириуса) флиртует с Лили Эванс. Адам МакМиллан — единственный не мародёр, живущий в комнате с ребятами, был назван «номером пять». Просто потому что по правилам школы в комнате должно жить по пять человек. Боевым крещением Северус Снейпа было прозвище «Нюниус». Оно как нельзя кстати характеризовало мерзавца (со слов Джеймса), да и неплохо описывало общее мнение Поттера и Блэка о слизеринце. Стоит ли упоминать, что было ещё с десяток прозвищ, но прикрепившихся чуть менее цепко? Адам Флетчер — «навоз». А иногда и «навозная куча», когда парень бегал ябедничать декану факультета на весьма безобидные (со слов Сириуса) шутки? Дина Грейвс — «пискля». Голоском не вышла. Маргарет Остин, длинноногую брюнетку с Рейвенкло, ребята называли «вишенка», потому что что? Самые умопомрачительные пироги были именно с вишней (вздыхая вслед девушке, каждый раз добросовестно добавлял Блэк). Марлин МакКиннон ребята прозвали «МакКиттенс». Она была чертовски милой девчонкой, любящей котов, в особенности своего очаровательного четвероногого питомца Фасси. Однако долгое время никто из ребят не мог придумать подходящее прозвище для Лили (ведь ничто не характеризовало её должным образом! — прим. Джеймс), поэтому она была просто «Эванс». И это выглядит даже забавно, ведь ещё в самую первую встречу Поттеру бросаются в глаза внешние данные девушки, а именно ярко-рыжие волосы и большие зелёные глаза. Казалось бы, сколько возможностей, есть где развернуться полёту фантазии. Кроме того, каждое прозвище было ещё более раздражительным предыдущего, что, несомненно, абсолютно взбесило бы Лили. А Поттер такую возможность упускать не любил. Но в жестокой реальности ни одно прозвище не описывало Лили так, как наигранно-растянутое лениво произнесённое «Эванс». («Это было грустно, но опять же, всё, что касалось Лили Эванс, всегда немного расстраивало. — прим. Джеймса, получившего несколько сотен отказов со стороны девушки.) Первая встреча Джеймса и Лили (И Сириуса! — прим. Сириус Орион Блэк III, который даже подчеркнул своё имя) произошла в Хогвартс-Экспрессе. Рыжеволосая девчушка ходила по поезду вместе с Северусом, заглядывая в купе в поисках свободных мест. Джеймс и Сириус, тогда ещё не имевшие закреплённых за ними прозвищ, воспроизвели свой первый шедевр — так кличка «Нюниус» и вошла в обиход. Ребята перекинулись несколькими колкими фразами, после чего Лили и Сев (как его называла девочка) поспешили удалиться. Сириус особо не задумывался о том, встретит ли он этих двух и какой будет их следующая встреча. Его больше заботила главная на тот момент задача — не попасть на Слизерин, который только что при нём восхвалял «тот мерзкий тип». Джеймс же, напротив, не мог выкинуть из головы тот факт, что его общество предпочли кому-то другому. Это, несомненно, разочаровывало и обескураживало парнишку, из-за чего он и задался целью заинтересовать Лили, чтобы для начала просто утереть нос «этому сопляку». Но тогда им было всего по одиннадцать, и отказ Лили провести время в обществе Джеймса рассматривалось как удар по его самолюбию. Несколькими годами позже уязвлённое самолюбие Сохатого было делом десятым, когда как в груди щемило сердце каждый раз, когда Эванс кидала испепеляющие взгляды, резко отвечая отрицательно на ложно-небрежные приглашения молодого человека сходить куда-нибудь. И каким же мощным ударом было для влюблённого парня наблюдать, как Лили не впечатлялась его идеально продуманные шалости, когда как у других ребят они вызывали всеобщее восхищение. К пятому курсу Поттер как только не пробовал называть Лили, не раз нарвавшись на пару ласковых. Плюс, именно на пятом курсе стадия ненависти гриффиндорки к Джеймсу была на пике.  — Эй, ножки от ушей! — она грозит ему казнью.  — Рыжик! — Как оригинально, — раздражённо произносит Лили, закатывая свои (умопомрачительные) ярко-зелёные глазки. Он называет её «покровительницей неудачников» на втором курсе и «матерью Терезой» на более старших курсах за то, что она общается со Снейпом. На втором курсе Лили грубо толкает Джеймса, впервые услышав одно из этих прозвищ. От неожиданности Джеймс теряет равновесие и падает, его охватывает злость. Вслед за «покровительницей неудачников» выскальзывает едкое «гадёныш» в адрес Северуса, после чего слышится смех Сириуса, Питера и Ремуса. Эванс и Снейп поспешно скрываются в коридорах замка. Джеймс надолго запоминает этот день. В общем, Лили долгое время была просто «Эванс», или «Л.Э.» — инициалы, которые Поттер нацарапывал буквально везде, даже на пергаменте во время сдачи СОВ. Рыжеволосая об этом интересном факте, конечно же, не знала, чему Сохатый был несказанно рад. После стольких неудач, пережитых за пять лет, Поттер часто задумывался, в чём же была его проблема. Он несколько раз ловил себя на мысли, а не стоит ли ему что-то поменять в себе. Но потом он понимал, что это невозможно, потому что Джеймс не хотел меняться. Ему не хотелось быть таким, каким девчонка могла выдумать его в своих фантазиях. Он хотел быть собой, нравиться ей таким, какой он есть. И ему хотелось бы перестать прокручивать каждую произнесённую Эванс фразу, слышать её голос в голове снова и снова. Может быть было бы лучше, если бы он ничего не чувствовал, видя, как гриффиндорка улыбается, слыша её звонкий смех. А ещё было бы неплохо не писать её инициалы на этих дурацких свитках с конспектами и домашними работами. В начале шестого курса происходит драка, зачинщиком в которой выпадает честь быть именно Сохатому. Он бьёт «очередного слизеринского мудака» (с каждым годом в обиход идут всё более нецензурные словечки, — прим. Ремус) Мальсибера за то, что тот прилюдно называет Лили «грязнокровкой». Поттер и Эванс ругаются. Лили не нравится то, что Джеймс устроит потасовку. — Ты не может просто стоять и слушать, как какие-то куски дерьма открывают свои рты в твой адрес, Эванс! — Сохатый всё ещё находился во власти эмоций после драки. — Именно это я и могу! Кулаками проблему не решишь, его куда больше задело бы моё безразличие, чем твой кулак. Ты слышал что-нибудь о таком? — метаясь из стороны в сторону, произнесла Лили. — А ты слышала что-нибудь о том, что друзей не дают в обиду, Эванс? — не унимался Джеймс. — Как же ты не понимаешь, что это не твоё дело! — выпаливает Лили, кладя руку на лоб. Может быть, она и права. Может быть, ему не следовало прописывать удар в челюсть «того долбашлёпа». Может быть, ему следовало дать Эванс шанс разобраться с этим самой. Но, Мерлина ради, этот кусок дерьма разбрасывался настолько гнусными и противными словами, что Поттер просто не мог не вмешаться. А может, Лили Эванс и вовсе не нуждалась в прозвище? Для всех она была старостой факультета, а затем и старостой школы. Кто-то называл её «занудой» за то, что она проводит много времени за книжками. Кто-то зовёт её «заучкой» за то, что она много времени уделяет учёбе и практически всегда знает правильный ответ на вопросы преподавателя. Можно было услышать, как её называют «солнышком» за то, что она одним лишь своим присутствием могла поднять настроение окружающим. Или же как её называли «зазнайкой» девочки, влюблённые в единственного и неповторимого Джеймса Поттера, и которые уже прослышали о бесконечных попытках парня растопить сердце рыжей. И ещё много-много прозвищ, которые можно было услышать от окружающих, но которые всё же были недостаточно хороши для Лили. И вот Джеймс спустя шесть лет приходит к заключению, что нет такого слова, которое могло бы коротко и лаконично охарактеризовать гриффиндорку. Она была просто «Эванс». И этого было достаточно.