Твоя боль — мои шрамы

      Анкель лежал в постели и смотрел на серебристый полумесяц, освещавший его комнату. Весь сегодняшний день он полностью посвятил себе, а все заказы этой ночи перенёс на завтрашнюю или просто отменил. Поэтому сейчас он просто лежал, не мог уснуть.       Ещё этим утром он всё рассказал Мари и хозяйке. Обе, как казалось Анкелю, успокоились и поверили ему, что всё прошло, как обычно.       Но не всё.       Он продолжал думать о шраме, который почувствовал на теле клиента. Он прекрасно помнил, как у него самого оказался этот шрам, и понимал, что сделать точно такой же возможно только если специально этого хотеть. В любой другой ситуации получить его заказчик не мог.       Анкелю было жизненно необходимо сейчас поговорить с Мари. Просто чтобы она посидела рядом и рассказала какую-нибудь очередную историю про своего клиента или новое платье, которое ей продали дешевле по знакомству. Просто чтобы она заняла его мысли.       Он не хотел даже думать о том, что, возможно, этот таинственный клиент был его истинным.       Он не хотел снова сталкиваться с любовью и всем тем, что она за собой несёт, ладно, если среди этого «всего» было бы что-то хорошее.       В этот момент в дверь сначала постучали, а потом открыли её. На пороге стояла Мари с собранными в хвост волосами и в лёгкой домашней сорочке.       — Можно к тебе? — с улыбкой спросила она и, дождавшись кивка, вошла. — Последнего клиента ещё час назад отпустила. Чего такой задумчивый?       Она села в кресло, стоящее рядом с кроватью. Анкель приподнялся и тоже сел, слегка пожимая плечами в ответ.       — Я же вижу, что ты врёшь. Это как-то связано со вчерашним заказом? — Мари всегда удивляла его своей проницательностью. Именно поэтому он никогда от неё ничего не скрывал, вот и сейчас решил всё рассказать.       — Знаешь, почему ещё мне нужно было завязать глаза? Дело не только в анонимности, — задумчиво начал Анкель, не смотря подруге в глаза.       — У него что-то со внешностью? — опять же её удивительная проницательность.       — Всё его тело покрыто шрамами. Всё, понимаешь, кроме лица и кистей. Самыми разными.       — И что? Ну, стесняется он, разве тебя когда-либо волновали психологические травмы клиентов? — с усмешкой спросила Мари, накручивая прядь рыжих волос.       — У него есть точно такой же шрам в точно таком же месте, как и у меня, — со сталью в голосе произнёс Анкель, всё-таки заглядывая в ярко-зелёные глаза.       — Это тот шрам? — почти прошептала она, наклоняясь чуть вперёд.       — Да.       — Ох, милый… Ты не думаешь, что он твой…? — тоном матери спросила Мари, кладя руку на край кровати. Его так умиляла её забота, но иногда она пересекала границы. Но юноша не был против этого. Если ей так спокойней, то пускай.       — Я не знаю даже, думать мне так или нет. Да и какая разница?       — Как какая? Самая сильная любовь именно между истинными.       — Я изуродовал его тело.       — Во-первых, не ты, а это странное правило, а во-вторых, ты не из-за удовольствия тут.       — Ну, да, приятного мало, — Анкель грустно усмехнулся, смотря на ночное небо.       — Вот именно. Ты уверен в том, что они одинаковые?       — Мари, я ничего не видел и мог только прикасаться к нему. Может, я просто ошибся, — он пожал плечами.       — Сомневаюсь. Сам подумай, спутать такой шрам тяжело, — она говорила аккуратно, подбирая слова, боясь сказать что-то, что может задеть его или взбудоражить старые топкие воспоминания.       — Ну да, они постарались, — саркастично и холодно ответил Анкель, пытаясь не вспоминать никаких деталей того вечера. Но боль всё равно затопила сердце, может, оно так и будет переполнено ею.       — Их же так и не поймали?       — Неа, — он даже засмеялся от абсурдности ситуации. Он тогда остался один на один с последствиями изнасилования. Ему никто не хотел помочь, даже стража — те просто сказали, что не собираются разбираться с проблемами «безродной шлюхи». Шлюхой он стал только потому, что его изнасиловали. Вот так просто. И такое клеймо было не только у него. У всех тех девочек и мальчиков, которые не соглашались на связь. — Я устал от любви, Мари, и не хочу снова с ней сталкиваться.       — Я тоже обожглась, но если бы я встретила истинного, то все силы бы положила, чтобы донести до него это и быть с ним. И это далеко не из-за смелости или какого-то внутреннего стержня, Анкель, а из-за того, что их-то как раз уже почти не осталось. И в тебе тоже, милый.       — Возможно. Но это не он, Мари, не он, — и Анкель скорее себя пытался в этом убедить. Он не хочет больше любить, живёт уже так целый год, значит, и дальше проживёт.       — Почему ты так считаешь?       — Потому что я даже не видел этого шрама, может, просто показалось.       — Может быть. Ты собираешься вернуться туда? — угомонилась наконец-то Мари. А может, она просто оставила вопрос на потом.       — Собираюсь, если он пошлёт своего камергера, — о, он действительно собирался сделать это и не только из-за шрама. Таинственный заказчик был чем-то новым и интересным в его жизни. Он всегда надеялся как-то разнообразить свою повседневность, а «господин» для этого очень хорошо подходит. Тем более, с ним он даже смог испытать хоть капельку удовольствия.       — Я в тебе не сомневалась, — они оба засмеялись, развеивая липкую тёмную тоску. — Ты бы знал, как я хочу, чтобы ты был счастлив и не боялся любви.       — А я хочу, чтобы когда-нибудь ты вышла замуж за своего истинного и родила ему два десятка детей, — он картинно развёл руками, смеясь.       — Не, такого счастья я не выдержу, — он был счастлив слышать её смех.       Они ещё какое-то время поговорили ни о чём, а потом Мари ушла спать.       Анкель действительно боялся любить. В последний раз, два года назад, он так сильно обжёгся, что больше не собирался возвращаться к этому. Тогда ему было семнадцать, в голове — надежды на светлое будущее, а в сердце была жажда искренних и взаимных чувств. Несмотря на то, что он уже работал в борделе, его смогли полюбить. Удивительно, ведь обычно люди считают Анкеля и ему подобных за мусор, не достойных никаких высоких чувств. Но тогда эти самые «высокие чувства» настолько сильно обуяли его, что Матильда даже грозила увольнением, так как «не собиралась держать тут нахлебника». Но ему было мерзко от мысли, что он делит себя не только с ним, но и с десятками клиентов. Хотя, только потом юноша понял, что мерзко ему было не только из-за собственных убеждений. Сам его возлюбленный нередко намекал на это, а Анкель ненавидел себя в ответ. Он божился и клялся ему, что точно бросит эту работу, как только накопит на съём комнаты в какой-нибудь ночлежке. Сам же возлюбленный говорил, что не может привести Анкеля в родительский дом, где жил сам.       Он мечтал о любви, но то, на что он наткнулся, к высоким чувствам не относилось. Это было скорее похоже на насилие. Потом возлюбленный умер. Как уже давно понял Анкель, рыцари долго не живут.       Рынок в выходной день удивлял не только разнообразием товаров, но и гвалтом голосов. Мари уверенно шла чуть впереди, на согнутом локте держа льняную сумку. Анкель не особо интересовался ни прохожими, ни товарами. Он пришёл сюда с конкретной целью, как, в принципе, и каждую неделю, — за красками и парочкой холстов. А вот Мари очень захотелось купить новенькую заколку или серьги. Она всегда так делала после эмоционального всплеска или напряжения. В ту ночь она очень сильно переживала за него.       На подобные вылазки они почти всегда надевали мантии с капюшоном. Нет, быть узнанными они не боялись, да и один лишь капюшон такого эффекта не создаст, но вот избавить их от косых взглядов бывших клиентов или знакомых может. Хотя бы наполовину.       — И что, понравился он тебе? — холодно спросила Мари, рассматривая представленные украшения. Она опять затронула тему с загадочным клиентом, при этом вспомнив, что не задавала этого вопроса вчера.       — Да всё как обычно.       — Ну ты сравнил! Не ври мне, Анкель, я тебя не первый год знаю, — с неспокойной улыбкой возразила Мари.       — Да, это всё было необычно и даже интересно. Он, как я понял, сильный, высокий и даже вежливый. Когда я вошел, даже выпить мне предложил, — как ни в чём не бывало ответил он.       — Ты согласился? — резко развернулась к нему и с укором спросила Мари. Он уже понял свою ошибку, но решил не врать ей, а потому слабо кивнул. — Ты совсем рехнулся? Не помнишь, что с Агатой случилось?       Он помнил. Девушка также иногда сама выезжала на заказы, но на последнем потеряла бдительность, согласилась выпить и уснула. В бокале была лошадиная доза снотворного. Дальше несчастную сначала изнасиловали, а затем всадили нож в горло и оставили в подворотне рядом с борделем. После этого Матильда год запрещала кому-либо вообще выезжать на заказы и строго следила за тем, кто приходил к ним.       Поэтому и тогда Мари так волновалась. Хозяйка тоже волновалась, но при этом понимала, что состоятельный человек не причинит вреда. Ему просто не было резона. Система правосудия шагнула далеко вперёд, и теперь даже высокий чин и большие деньги не могли уберечь преступника от наказания. За особо громкими делами следил лично один из сыновей короля, а потому сейчас реальные нарушители порядка действительно получают по заслугам. Но вот общество этим не всегда довольно по абсолютно разным причинам: родство с преступником, подкуп, церковь. Но суду и сыночку короля это не мешало.       — Помню, — мрачно ответил Анкель.       — А что тогда? Или так от голоса и рук разомлел, что решил всё на самотёк пустить? — нагнетала Мари, усиливая давление.       — Ты что, думаешь, я запах снотворного или яда не услышу?       — Задурманит тебе какой-нибудь мужчинка так все мозги, так и не расплатишься потом, — раздражённо подытожила Мари.       — Не задурманит, не бойся. Вон, смотри, тебе с зелёными камнями к глазам подойдёт, — кивнул Анкель на лежащую перед девушкой заколку, инкрустированную крашенным стеклом. Покупать что-то более ценное не имело смысла — своруют либо клиенты, либо новенькие коллеги. Последнее Матильда всегда пыталась пресечь на корню, но некоторых из них она вытащила из кромешной нищеты, а потому мальчики или девочки, увидевшие красивую вещь без присмотра, сразу же забирали себе. Но потом благодаря уговорам Матильды всё равно возвращали.       Мари перебирала украшения, иногда здороваясь со знакомыми. И это, кстати, не всегда были клиенты. Анкель уже заметил чуть поодаль нужную ему лавку с красками и прочими художественными принадлежностями, но они никогда в публичных местах не ходили по одному. Меры предосторожности.       А он ведь и вправду мог нарваться на ужасные последствия. Это ещё повезло, что заказчик, судя по всему, оказался адекватным и даже более-менее вежливым. Ну, если учитывать, что Анкель — мальчик по вызову.       Но он действительно расслабился. Это даже напрягло и слегка напугало его. Юноша в порыве авантюризма забыл про собственную безопасность и сохранность. И не важно, что и он сам, и Матильда были уверены в хорошем исходе, но ведь это в этот раз. А в любой другой?       А любой другой уже вряд ли случится.       В этот момент издалека послышался нарастающий топот копыт. Анкель и Мари не придали этому значения: мало ли, может, это обычные торговые повозки, пока не заметили, что на шум начали оборачиваться все прохожие.       — Милорд, третий сектор чист! — отчитался молодой парень из конной стражи. За ним на рыночную площадь повернул и весь остальной отряд во главе, как понял Анкель, с «милордом». Это был высокий широкоплечий мужчина с красивым точёным профилем и завязанными в короткий хвост вьющимися тёмными волосами.       — Молодец, кто на пятом секторе? — спросил главнокомандующий.       Молодец.       Мо-ло-дец.       Такое же «молодец», какое прозвучало в ту ночь.