На перепутье.

      Эту субботу я провела как выходной, впервые за месяц, наслаждаясь времяпровождением с Элис. Но даже это меня не спасало от обязанностей, которые я должна была сделать на вечер перед ночным дежурством в больнице. Как и любому человеку, мне свойственно было оставлять все на потом, поэтому домашняя работа перекочевала на воскресенье. А я легла на мягкую кровать, устав от насыщенного дня. Опьяненная сном, могла себе позволить полежать в теплой уютной постели еще несколько часов.       Но, как я и предполагала, из-за работы я не успела все вовремя сделать, поэтому домашняя работа перенеслась аж на вечер понедельника, что было самым крайним сроком, ведь биохимия и химия были уже во вторник. И если первое я сделала, то вот последнее так и осталось нерешенным.       Неспокойный сон преследовал меня всю ночь, изматывая до последнего. Люди, в чьем горе повинна я, приходили в сновидениях от случая к случаю, напоминая о прошлом. — За что ты так с моим ребенком? — плакала мать, убитая горем по маленькой светловолосой девочке, чье тельце от столкновения с огромной, в сравнении с ней, машиной теперь лежало бездыханно на дороге. — За что, Господь, ты покарал мое дитя?       Слезы матери, что держала своего ребенка на руках, умирая от горя, снились мне часто. И от этого хотелось умереть. Как-будто все чувства переносились на тебя, заставляя брыкаться от удушья.       Невыносимость таких снов заставляла проснуться в поту и подолгу сидеть на кровати в надежде отойти от произошедшего. Раз за разом такие наказания свыше воротили мою душу на изнанку, надрезая на ней ни одну рану. Есть ли она у меня вообще? Определенно есть, только очень черная. Такой цвет ауры только у самых ужасных людей, выбравших путь маньяка или убийцы. На моих плечах смерть девочки, что никогда больше не выветрится из моей головы. Этот грех отчетливо затмевает другие. Как там говорил Фауст? Час от часу не легче мне, И словно голова в огне. Его слова имеют место быть в данную минуту.       Мне никогда не стать чистой, сколько бы я ни замаливала свои грехи. Никогда не стать спасителем мира, как Карлайл. Каждый человек имеет хоть какое-то пятнышко на чистой пелене своей ауры, и у каждого размер разный. Но мой начальник — совершенно другое дело. Никогда не встречала столь белой материи души, опьяняющей до краев. Любой демон посягнул бы на такое сокровище, запятнав чистую девственную душу своей тьмой. Случалось ли ему встречаться с плохими людьми? Определенно нет… Осмотрительному, осторожному в своих решениях и поступках человеку легче избежать опасностей, неоправданных рисков. Береженого Бог бережет…       Все еще не отойдя от сна, я не сразу поняла, что в моей комнате было что-то не так. Пройдясь по периметру, сходив в другие комнаты, наконец-то, поняла эту странность. Кто-то был здесь. Но самое главное, что нарушитель моего спокойствия не был нигде, кроме спальни. Задержав взгляд на окне, подумала, что это мог быть единственный вход для незваного гостя. Но как? Это второй этаж, и человеку не под силу забраться в окно. Если это человек…       Оставив странную загадку, подкинутую с самого утра, на потом, решила пойти и, наконец-то, умыться. Просидела я на кровати довольно долго, поэтому на химию уже не было времени. Но надежда, что сделаю ее на перерыве, осталась. Надеюсь, семья Калленов не расстроится, если я немного абстрагируюсь от них на обеде.       К моей радости, Эдвард Каллен дал списать, а биохимия закончилась очень рано: мистер Джобс почему-то не стал проводить письменный опрос, остановившись только на лабораторной работе. Прошло не больше часа от первой пары, как мы с соседом по парте — Эдвардом — вышли на улицу. Сегодня он был более разговорчив и улыбчив, чем отличился от себя прошлого. Обычно Каллен любит молчать и слушать, что в разрез идет с Элис — такой яркой и шумной девушкой.       Возможно, мы сможем пообщаться. Мне нравился этот мальчик, хоть я и не знала его хорошо. Но шестое чувство подсказывало — он неплох. Может быть, нас объединяло темное прошлое: его душа также была запятнана черным, не так сильно, как моя, или молчаливого Джаспера, но это пятно отчетливо было видно. Сожалеет ли он о своих грехах? Возможно.       Остановились мы в моей машине. И пока Эдвард смирно сидел на соседнем сидении, я переписывала химию с его тетрадки. А пишет Каллен очень красиво. Такой изящный почерк с небольшим наклоном буков. Кажется, он занимался каллиграфией для этого. В процессе списывания пытаюсь вникнуть в решения, все-таки миссис Хелерд спросит. Краем глаза замечаю, что Эдвард от рассматривания машины перешел на меня. Прямо как в первый день… Такое откровенное разглядывание не то, чтобы напрягает теперь, скорее смущает. — Я все, — оглашаю о завершении Эдварду, тем самым прекращая его «незаметные» наблюдения. — Какие предложения? — Какие жанры фильмов тебе нравятся? — вдруг он задал такой неожиданный вопрос. Фильмы? Не сказала бы, что очень люблю их. Сейчас кино делают совершенно неинтересным. И качественных фильмов встречается не так уж много. То ли раньше было… — Думаю, фэнтези или мелодрама, — на секунду задумавшись, все-таки отвечаю, — Но хотя знаешь, не важно какой жанр — мне нравятся фильмы с хорошим концом. — Может сходим после занятий в кино? — меня давно не приглашали куда-то, поэтому я соглашаюсь. Возможно, на этот раз в кинотеатре будет что-то стоящее? — Я согласна, но это не свидание, — на всякий случай уточняю. Хотя я бы согласилась на свидание с ним: он очень милый и галантный мальчик. Но нельзя… Я не хотела бы, чтобы наши отношения зашли куда-то дальше, чем дружба. Не стоит давать надежду Эдварду. — Отлично, тогда, можно прокатиться до кинотеатра сейчас и выбрать какой-нибудь фильм на вечер. — Чур, едем на моей машине, — говорю это и закрываю дверь транспорта, готовая ехать. — Тогда за рулем я, — такое условие очень нагло и самонадеянно со стороны Эдварда, но я соглашаюсь, уступая место парню. Почему бы и нет?       Выбор фильмов был не велик. Но даже так можно было найти хоть что-то. Выбор пал на только недавно вышедшую мелодраму «Кэнди». Не знаю, каким будет фильм, но описание флаера немного интригует. О юной художнице Кэнди, что влюбилась в не самого примерного парня. Они опьянены не только своей любовью, но и героином. Вот только деньги на последнее быстро кончаются, что делает их жизнь невыносимой. Скорее всего в этом фильме будет плохой конец, но он ожидаемый там, где есть наркотики.       У нас было еще два часа свободного времени, считая вместе с обеденным перерывом, поэтому я предложила поехать Эдварду ко мне. Указывая нужное направление, не могла не заметить, что как будто Каллену и не нужно это: он знает где мой дом. Хотя об этом я говорила только Элис. Но отмахнувшись от навязчивой интуиции, списав на то, что Эдвард очень хорошо ориентируется в городе, просто поудобнее облокотилась на сидение, наслаждаясь его быстрой, но аккуратной ездой. — У тебя так много картин, — сказал Эдвард, долго и пристально рассматривая каждое полотно, — Не видел их раньше. Кто автор? — Их нарисовала я, — даю ответ на вопрос и, предвидя следующий вопрос, отвечаю заранее, — Увлекаюсь ангелами и демонами. Хочешь тебе расскажу какую-нибудь историю за чашечкой кофе? Или ты предпочитаешь чай? — Если только стакан воды, — жаль, что он отказывается от вкусных напитков. Впрочем, я давно заметила, что семья Калленов не такая, как все: ничего не едят, возможно, иногда, но сразу видно, что не от желания великого. К тому же, мои новые друзья холодные и, подозреваю, не от плохого кровообращения. У них одинаковые глаза, хотя родственниками друг другу не являются. Это не просто совпадение. Да и такой цвет очень необычный для человеческой радужки. Но вдаваться в подробности я не спешила. Это не моя тайна. В конце концов, мне тоже есть, что скрывать, как и любому другому человеку. Наличие секретов — неотъемлемая часть человеческой натуры. — Но рассказ я с радостью послушаю, — продолжил Каллен свою мысль, направляясь вслед за мной на кухню. — Может, тогда ты не откажешься от яблочного пирога? — ожидаемо получаю отказ, тем временем нарезая порцию только на себя, — А я вот голодна, к сожалению, еще не завтракала, поэтому не сочти за плохой тон, если поем при тебе. — Не сочту, — в таком же стиле речи подыгрывает Эдвард, добавляя то, что я никак не ожидаю услышать, — Люблю наблюдать, как ты ешь. — Что прости? — удивленно смотрю на Эдварда, думая не извращенец ли он случаем. — Забудь, что я сказал, прошу, — тихим еле слышимым голосом говорит он, после чего между нами возникает неловкая тишина. И к чему это Каллен сказал? Теперь меня будут смущать не только его взгляды, но и наблюдения за тем, как я ем. С Эдвардом, кажется, не будет просто. Другой бы на моем месте давно бы сбежал от Каллена. Но кто я, чтобы осуждать чужие причуды? — Это странно… За чем же ты еще наблюдаешь, Эдвард? — спокойно спрашиваю, хотя не жду ответа. Ему нечего больше говорить. Но от чего же так хочется указать на него пальцем и наречь моим ночным незваным гостем. Это бред. — Так я и знала, больше тебе не в чем покаяться. — Только лишь в одном, — я с удивлением смотрю на него. В чем же? Его хитрый взгляд и выжидающая заминка не сулят ничего хорошего. — Ты очень красиво рисуешь.       И вот теперь не взгляды, а слова смутили меня, яркий румянец подступил к щекам. — Спасибо, — благодарю Эдварда, предлагая ему послушать историю о жнецах, — Обычно бывает так, если люди вели правильный образ жизни: не грешили, по возможности своей помогали другим, уважали и ставили превыше всего Бога, не страшились своей судьбы, то им уготован рай. Они станут ангелами, чтобы дальше дарить свет. Те, кто грешил и не щадил ближних своих, пренебрегал Богом и жаловался на невзгоды своего бытия, определенно, попадет в ад. Там два пути. Испытать все муки горячего котла и раскаяться, чтобы попасть в междумирье или в рай. Ну или стать демоном, доказывая свою верность дьяволу. Таково проклятье грешников. Бывают те, кто, промучившись в аду, обозлится на Бога, предпочитая жизнь демона. На темную сторону могут прийти и ангелы, становясь падшими. А есть люди, кто в своей жизни не делал ни плохого, ни хорошего. Такие люди будут в перепутье миров — междумирье. Они живут там, как в параллельной вселенной, без возможности попасть в рай, в ад, ждут своей очереди на перерождение. Там спокойно, но также тяжко, как на Земле.       У них есть шанс быть в раю — пройти службу жнеца, что занимает сто лет, столько же должен отмучиться грешник в аду, чтобы стать ангелом. Они собирают людские души после смерти, а потом сопровождают их в последнем пути. Всякий жнец получает список умерших, за которыми нужно прийти. Имена душ пишутся кровью их мертвых тел на особом пергаменте, который постоянно в руках ангела смерти. Я бы сказала, что это что-то вроде дневника смерти.       Но людям свойственно отрицание. Им кажется, что они еще так много не сделали и нередко душа не может смириться с фактом своей смерти. Тогда вступает в работу жнец. Иногда, он может показать человеку, что будет, если тот продолжит оставаться в своей форме среди живых, продемонстрировать ему существование в виде призрака или мстительного духа. Иногда жнец может показать к чему приведёт внезапное воскрешение одного человека и какие это будет иметь последствия. А иногда ангел смерти просто спускает на душу какую-нибудь нежить, не давая той скрыться и силой волочит в загробный мир. А иногда оставляет душу одну, среди живых. Мотивы жнецов невозможно понять и изучить, но их провидческая мудрость порой превышает все рамки, которые человек может представить.       Наконец-то заканчиваю свою историю, делая глоток чая, спасая свою пересохшее горло от долгих речей. Только сейчас замечаю, что Эдвард завороженно смотрит на меня, не в силах что-то вымолвить. — Никогда не рассматривал с такой стороны, — наконец-то говорит Каллен, о чем-то размышляя в своей голове. — В любом случае, было интересно послушать твою версию об этом вымышленном существе. — Людям кажется, что это вымышленное существо, поэтому считают за легенду, обвешивая ее своими доводами, нагромождая истину нелепицей. Но, кто сказал, что жнецов нет? Если человек не видел что-то, не значит что этого нет. — Верно, — вновь задумался Эдвард, странно смотря на меня. Неужели его так затронула эта история? — Если люди не видят что-то, не значит, что этого нет.       И чего это он повторяет мои слова? Поставив посуду в мойку после вкусного позднего завтрака, я взяла Эдварда за руку, заставив того, скорее всего, от неожиданности вздрогнуть, и повела в гостиную. Думаю, его заинтересует одна из картин — образ жнеца. Эта работа была выполнена в черно-белых оттенках, воплощая мрачность и загадочность. Люди, умирая видят смерть. И только те, кто смог вернуться к жизни, могут рассказать другим об ее внешности: костлявая, вся в черном и невидно лица. Смерть — это лишь констатация факта. То, что появляется перед глазами людей — это жнец. От него не скрыть ничего, даже прошлой жизни. Жнец знает об умершем все и вершит свое правосудие. — Необычное воплощение, но, я думаю, оно, как никогда, приближено к истине, — вынес свой вердикт Эдвард, на что я кивнула, соглашаясь. Жнец приходит во время смерти: мне ли не знать, как он выглядит. — Пойдем, я лучше покажу тебе свою комнату, — уже ступаю на первую ступеньку лестницы, что как раз приближена к той стене, на которой висят картины, как чувствую, что Эдвард идет по пятам. Он так тихо идет порой, что услышать шаги невозможно. Это немного пугает. — Сочту за честь, — его голос бархатный и обворожительный, был совсем близко, Эдвард стоял за моей спиной, чуть ли не дыша в затылок. Я вздрогнула, но не знаю от чего: от столь интимного положения, чарующего и приводящего в смущение, или же тревожной, немного пугающей ситуации.       Вспомнив, что не убрала завалы со стола с утра, поспешила к нему, складывая учебники ровной стопкой. — Извини, я совершенно забыла про беспорядок, — убирая книги, совершенно не заметила, как Эдвард подкрался сзади, накрывая мою руку своей. Меня словно током ударило больше от близости, чем от касания чужой руки. Быстрым движением Эдвард взял книгу, которую я собиралась поставить на полку, листая страницы. — Не извиняйся: у тебя чисто. Хочешь стать нейрохирургом? — и только сейчас заметила, какой учебник оказался в руках этого демона-искусителя, не иначе. Ну нельзя быть таким прекрасным. Во всем… — Пока что только в мыслях, — я и правда пока не знала, кем хотела бы быть. В мыслях так много путей, которыми стоит пойти. Но верный только один. Я хотела бы сначала ознакомиться с каждым направлением, которые представляли для меня интерес, а уже потом решать. — Ну, а ты? — Я бы хотел стать хирургом, как отец, но, думаю, что не потяну, — ответил Эдвард, после недолгого молчания, он как-то грустно смотрел на улицу через окно, о чем-то размышляя. Неужели, Каллен переживает, что не имеет достаточно знаний, чтобы быть достаточно квалифицированным врачом, как его отец? Так это приходит с опытом. — Эдвард, ты всего лишь первокурсник, у тебя все еще впереди, поверь, — спешу утешить, но при этом говорю правду, — Ты очень умный, у тебя получится. — Дело совершенно не в этом, — грустное выражение сменяется каким-то бессилием, но Каллен спешит улыбнуться. Такая вот натянутая улыбка чаще всего у людей является скорлупой, которой ты спешишь закрыться от окружающего мира. Думаю, не стоит тормошить Эдварда своими вопросами, хотя мне было очень любопытно: что же такое мешает ему быть хирургом. На этом решено было закрыть тему. — Как успехи? — его взгляд был направлен на гитару в углу. — Не очень. Совмещение работы и учебы не оставляют времени на игру, — успехи и правда были не самыми лучшими. Я не играла недели две, учитывая тот факт, что начала месяц назад. Поэтому все, что я могла — это осилить какой-нибудь романс из четырех аккордов, применяя блатной бой. На большее меня пока не хватало.       Эдвард еле слышно хмыкнул, чему я хотела возмутиться. Но не стала этого делать, наблюдая за тем, как Каллен идет в сторону гитары, доставая ту легким движением из-за стола и своевольно освобождая от черного чехла. Вот наглец! Но отчего мне нравилось такое поведение? Одногруппник присел на стул у стола и начал одной рукой перебирать струны, другой — аккорды: легкие сменялись сложными, а игра уже казалось виртуозной. Так любители не играют. Гитара рождала прекрасные звуки мелодии, которую я слушала, будто завороженная. — Ты не говорил, что играешь, — по окончании игры я была все еще, будто под гипнозом. И, предчувствуя то, что он скажет, опередила, — Ты профессионал, любители так не играют. — Раньше играл, — наконец, ответил безоговорочно талантливый мальчик, — Мне был интересен этот инструмент. — У тебя здорово получается, — хвалю Эдварда, все еще восхищаясь его игрой. Мой взгляд, желая избежать его глаз, переместился с лица парня на часы, висевшие на стене. Время близилось к первой половине дня. — Обеденный перерыв через двадцать минут. Я не очень хочу ехать, но пойму, если ты захочешь побыть с семьей. — Не люблю университетскую столовую так же, как не любил и школьную. Ну, а с семьей я вижусь каждый день дома, поэтому можно поехать сразу к третьей паре. — ответил Эдвард, пожелав остаться здесь. — Никогда не знала, что такое школьная столовая, — хмыкнула такому заявлению. Никогда не училась в школе. Поэтому не знаю каково это. Заметив заинтересованное выражение лица Эдварда, пояснила, — Я была на домашнем обучении. — Элис не говори, — теперь мой черед непонимающе смотреть на парня, — Если она узнает, что у тебя никогда не было школьного бала, точно заставит идти на осенний в университете. — Ну вообще-то я не против, — я удивилась такой реакции Эдварда. Любая девушка хочет побывать на таких мероприятиях и вряд ли откажется. — Мы с Элис уже купили мне наряд в прошлую субботу. Но, полагаю, ближе к балу я найду что-то другое. Кто знает? — Ты поддалась чарам Элис, — вдруг сказал Эдвард, — Вы хорошо сдружились. — Да, верно, твоя сестра очень хорошая, нам есть, что обсудить. Хотя иногда она может быть небольшим ураганчиком, сметая все вешалки с одеждой подряд, говорить без остановки. Она замечательная, — кажется, парень согласен со мной, судя по расплывающейся улыбки бледных губ. Он прекрасен, когда улыбается — светящееся солнышко. — Тебе идет улыбка, Эдвард, — кажется, мне начинает нравиться этот человек. Но…я не хочу, чтобы в моем сердце зарождалось такое чувство, как любовь.