* * *
– Темный Лорд считает, что ты мертв. Это сыграет нам на руку. – Да. Но как ты это провернул? – поинтересовался Северус, проглотив очередную ложку бульона. Он догадывался о методах Люциуса, но предпочитал услышать о них из его уст. – Он был вполне зол, чтобы потребовать немедленно уничтожить мое тело. Люциус, сидевший за другой стороной небольшого стола, пожал плечами, и Северус в очередной раз раздраженно подумал, что этот нехитрый жест только подчеркивает его утонченный образ, а не разрушает его, как можно было бы предположить. – У меня было наготове еще одно тело. Твой малец произвел настоящий переполох. Парочка искусно наложенных чар отвлечения внимания, пока его усмиряли, позволила произвести заклятие подмены, и так далее, – он многозначительно приподнял бровь. – Ты, знаешь ли, не единственный маг, преуспевший в искусстве хитрости. Северус прокрутил в уме все предоставленные ему кусочки информации. Тело. Переполох. Подмена. Требовалось прояснить каждый из пунктов. – Чье тело? – пожалуй, начать стоило с убийства. – Крэбба, – обыденным голосом отозвался Люциус. – Несколько изменений, заклинание воссоздания внешнего вида и одежды, плюс имитация твоих ранений – и из него вышла вполне пригодная версия мертвого Северуса Снейпа. Наш Лорд был слишком занят победой, чтобы поверить, что его так быстро смогли снова обвести вокруг пальца. – Ты убил Крэбба, – Северуса это не удивило, но вызвало сожаление. Когда Люциус согласился помочь ему проникнуть в бастион Темного Лорда – хотя на тот момент он не предлагал никакой другой помощи – они вместе схватили и усыпили вставшего на их пути Пожирателя. Убийство в их планы не входило. Он не питал симпатии ни к мужчине, ни к его сыну, но как декан последнего он мог быть вынужден проявить в будущем некоторое подобие сочувствия. Крайне неудобно, так как он сам участвовал в событиях, приведших к смерти Крэбба. – Он слишком много видел, – без тени раскаяния произнес Люциус. – Если бы он не стал мимолетным свидетелем моей причастности, то, возможно, и выжил бы. А так я не мог допустить, чтобы он сообщил Темному Лорду о моем предательстве, верно? – Люциус ухмыльнулся. – Только не говори, что Орден полностью переписал твой моральный кодекс, Северус. Вряд ли его смерть стала первой на службе нашим целям. Нет, признался он себе. Гибель Крэбба была лишь одной из череды смертей, за которые он чувствовал ответственность. Он всеми силами старался уменьшить цену – но, в конце концов, война оставалась войной. Не всех смертей можно было избежать. Некоторых – да, но не всех. – Его смерти можно было избежать, – отметил он больше для себя, нежели для Люциуса, но тот просто отмахнулся. Оправдав перед собой необходимость таких действий, он не нуждался в одобрении Северуса. И хотя последний и не одобрял этого поступка, он понимал, что нет смысла пререкаться из-за трупа, так что предпочел оставить эту тему. – А что было после моей так называемой «смерти»? – спросил он и отпил воды. Ему удалось съесть лишь небольшую порцию бульона, но этого хватило, чтобы утолить голод. Вода смягчила пересохшее горло. – Ты упомянул про переполох. Люциус откинулся на спинку кресла, и глаза его заискрились весельем. – Как тебе хорошо известно, у меня были сомнения насчет мальчишки и его веры в тебя. Для меня это казалось крайне маловероятным, если принимать во внимание рассказы о ваших взаимоотношениях, которые я слышал от Драко, однако я открыто признаю, что ошибался. – Возвращайся к сути дела, – угрожающе потребовал Снейп. Ему нужна была информация, а не изложение общеизвестного факта о невероятной способности Поттера доверять людям. – Ты не упомянул, что сблизился с мальчишкой, – резюмировал Люциус и выжидающе посмотрел на него… как стервятник смотрит на умирающую добычу. Северус сделал размеренный глоток воды. Он умел осторожничать. Люциус, может, и был способен пойти против Темного Лорда взамен на защиту и амнистию, но благородства от него ожидать не стоило. Если он догадается, что Северус с Поттером в каком-то плане близки, то припрячет эту информацию на случай, если им вновь предстоит стать противниками. До сих пор Северусу хорошо служило отсутствие у него близких, кого могли использовать его недруги для шантажа. Люциусу не стоило относить Поттера к этой категории. Не то чтобы мальчишка вообще под нее подпадал. Или…? Нет, конечно, нет. Но к какой-то категории он все же относился. Паршивцу удалось проскользнуть в ту составляющую его жизни, которую Северус и сам не сумел бы охарактеризовать. У него не имелось опыта, позволившего бы взвесить значимость мальчика, не было никаких инструментов, с помощью которых он мог бы оценить их взаимоотношения. Ему было известно одно — лишь мысль о том, что Люциус может использовать Гарри Поттера для заговора против Северуса, заставила его вмиг пересмотреть свою позицию в отношении убийств без строгой необходимости. – И что же привело тебя к такому выводу? – он прекрасно осознавал, что подобных догадок лучше не подтверждать, но и отнекиваться от них не стоило. Он с будничным видом отпил ещё немного воды. Люциус расплылся в улыбке. – Я верю собственным глазам, Северус. Может, и ты предпочел бы лично взглянуть на то, что мне довелось лицезреть на той поляне? Кажется, у моего кузена Родерика есть Омут памяти, которым можно воспользоваться. Хм, нет? Что ж, это и к лучшему. По крайней мере тебе не грозит опасность прослезиться при виде Поттера, смотрящего на твою «смерть». На короткое время он одолел всех нас, включая Темного Лорда. Какая сила, какая бездумная ярость. Эта глубина чувств… это безутешное горе, – его улыбка становилась все шире, а вместе с ней и хищный блеск в глазах. – И всё ради тебя. – Он одолел Темного Лорда? – удивленно переспросил Северус, хотя изумило его не столько это, сколько резкая реакция мальчика на его мнимую смерть. Он явно недооценивал, несколько сильно его это затронет. Да, он понимал, что Поттер не останется равнодушным, и ненавидел себя за ту боль, которую собирался причинить. В конце концов, мальчик сам ему сказал, что его величайший страх – смерть всех, кто его окружает, и чувство ответственности за это, – и он знал, что тот будет винить себя. Но он уже нашел оправдание своему решению – спектакль не должен был вызвать подозрений, а в случае недостаточно убедительной реакции Поттера Темный Лорд заподозрил бы его в обмане. К тому же он убедил себя в том, что в конечном счете все будет хорошо. Мальчишка в скором времени, так или иначе, узнал бы правду. И, тем не менее, он задавался вопросом, перестанет ли хоть когда-либо испытывать стыд из-за того, что осознанно заставил Поттера пройти через подобное. По взгляду Люциуса стало ясно, что попытки отмахнуться от очевидного остались тщетными. Его нелегко будет убедить, будто между Поттером и Северусом нет никакой связи. Отрицание этого только добавило бы ему уверенности. Да и Северус не настолько доверял себе, чтобы попытаться оспорить это. Мальчишка в последние несколько недель полностью выбил его из колеи. Северус поймал себя на том, что переосмысливает прошлые убеждения, открывает для себя новые реалии и проявляет активный интерес к благополучию сына Джеймса Поттера… сына Лили… мальчика, которому каким-то образом удалось быть таким похожим на свою мать и в то же время таким самим собой. А теперь ему предоставили неопровержимые доказательства того, что Поттер привязался к нему в том ключе, в котором никак не должен был… что существует привязанность, которая не должна была сформироваться с учетом их прошлого… Из него словно выпустили воздух. Чувствовал бы себя так нормальный человек, окажись он на его месте? Несомненно, его сердце атрофировалось от недостатка использования. Северус и подумать не мог, что вызволит его из заброшенных закоулков своего тела, не говоря уже о том, чтобы дать ему работу, но в последнее время присутствие Поттера пробивало всё новые дыры в стенах, которые он возвел вокруг своего иссохшего сердца. Он считал их неприступным, однако мальчишка сотворил немыслимое и простил его. Это нахальство. Наглость. Это… великодушие, чистота духа. Он не был способен на такое прощение. Даже его милой Лили вряд ли бы это удалось. То, что такая способность существовала в сердце шестнадцатилетнего мальчика, которого он всячески высмеивал и ненавидел на протяжении стольких лет, по-видимому, являлось самым уничижительным осознанием в его жизни. А потом этот мальчишка со своими смехотворно невинными зелеными глазами заставил его признаться в том, что он поклялся унести с собой в могилу. Он признал… кое-что. Кое-что очень личное. О себе, о Лили. Парнишка не стал глумиться над ним, чего он ожидал – практически надеялся на это в привычном презрительном ключе, – и это стало, пожалуй, величайшим подарком, который он когда-либо получал. И всё же… осознание того факта, что его признание известно кому-то за пределами его собственной души, заставляло чувствовать себя нагим и уязвимым. Он ненавидел ощущать собственную беззащитность и был на сто процентов уверен, что не позволил бы себе расслабиться, если бы перед глазами не маячила неизбежная смерть. Но он ведь не умер, правильно? И Поттер тоже. На мгновение Северус поддался всепоглощающему чувству ужаса, которое пронизало каждую клеточку его тела от осознания того, что Поттер знает. Поттер знает, и они оба живы. Он вспомнил, что применение Обливиэйта к студенту карается увольнением и тюремным заключением в Азкабане. Однако, возможно, оно того стоило. Хотя кого он обманывал… Он мысленно проклял Дамблдора и Поттера за то, что они заставили его заботиться о том, чтобы не нарушить их доверие. Благородные гриффиндорцы, втершиеся в доверие самым бесцеремонным образом. Но… как ни удивительно… одновременно с ужасом он испытал ощущение невероятной свободы от осознания того, что его тайна раскрыта, а мир вокруг не рухнул. Такого он точно не ожидал. И, никогда не предвидя такой невозможной вероятности, как прощение от Поттера, он и представить не мог, что неотвратимый страх и уязвимость могут уступить место глубочайшему облегчению. Груз с его груди полностью не спал… но он чувствовал себя гораздо легче. Легче, чем позволительно такому человеку, как он. Однако он научился отделять мысли друг от друга, показывать Темному Лорду и Пожирателям лишь то, что они хотели видеть, и поэтому Люциус, пристально вглядывавшийся в его лицо, не нашел ответа на свой вопрос. К тому же он ни минуты не уделил изучению легилименции. Не то чтобы это ему помогло, столкнись он с натренированным разумом Северуса. В конце концов, Люциус презрительно ухмыльнулся и, решив пока оставить эту тему, соблаговолил ответить на вопрос: – Темный Лорд не потерял сознание, но на некоторое время стал недееспособен. Не знаю, что сделал этот мальчишка Поттер, но он причинил ему боль, – в его голосе проскользнуло недоумение. Люциусу требовались ответы, но он был достаточно умен, чтобы понимать, что вряд ли их получит. Северус мысленно усмехнулся, вернув свои мысли в нужное русло. Ему самому не хватало ответов. Когда он вызволит Поттера и уверится, что пленение ему больше не грозит, то сможет вдоволь попереживать – (и снова это становящееся все более знакомым понятие!) – о том, что означают для мальчика подобные выплески силы, как это скажется на стабильности его магического ядра или на связи с Темным Лордом. Но пока зацикливаться на подобных вещах не стоило. Требовалось сперва найти мальчика, а уж потом – ответы. – Он до сих пор использует кровь Поттера? Люциус склонил голову. – После церемонии ее брали только единожды. Пока ему этого достаточно. Теперь, когда ты снят со счетов, он не слишком напряжен. Лорд не считает, что кто-либо из Ордена способен отследить его местонахождение, потому и ослабил охрану. По одному стражу у двери и по четыре часовых снаружи поместья. Ну и охранные чары, само собой. – Да, охранные чары, – рассеяно пробормотал Северус. Он потер отросшую за несколько дней щетину, и это напомнило ему, что, покуда они болтают и составляют план, время не стоит на месте. Он уже отправил зашифрованное послание Дамблдору и, благодаря Люциусу, вник в особенности содержания пленника. Настало время действовать. Не опрометчиво, а согласно строгому плану. Он больше не позволит Темному Лорду использовать Поттера. И был против, чтобы мальчик понял, что куча времени потеряна из-за зелья, которое Северус сам и разработал. Поэтому они начнут действовать. Как только… – Когда твоя очередь охранять поместье? Люциус недоверчиво поднял брови: – Ты считаешь меня настолько глупым, чтобы я позволил тебе утащить его в мою смену? Ну уж нет. Если я согласен тебе помочь, то сделка должна быть взаимовыгодной. – Она уже приносит тебе выгоду, – сухо подчеркнул Северус. – В этом весь смысл. Люциус пожал плечами и подался вперед. В его взгляде промелькнула неприкрытая ненависть. – У меня на уме другая выгода, куда более непосредственная. Вот оно что. Северус понимающе ухмыляется. – Беллатриса, – угадывает он. Она стала правой рукой Темного Лорда с того самого момента, как Люциус впал в немилость из-за событий в Отделе Тайн. Ее позиция только укрепилась после того, как стало известно о предательстве Северуса. Люциус мог бы смириться с тем, что его ненадолго затмил Снейп — его он, по крайней мере, считал достойным профессионального уважения, — но он, должно быть, просто кипел от того, что его заменила такая неприкрытая подхалимка, как Беллатриса Лестрейндж. Несомненно, гордость не давала ему покоя все лето. Положа руку на сердце, Северус тоже не возражал бы против того, чтобы лишить одиозную женщину ее положения. Ее глаза были так же остры, как и язык, а диапазон ее моральных принципов — короче зубочистки. Не то чтобы ему самому было чем похвастаться, однако у него имелись определенные принципы… и мысль о ее унижении не перечила ни одному из них. Северус помнил ее издевки над Поттером, то, как она приплетала к этому его Лили, и эти воспоминания неизменно вызывали глухую злобу. Он намеренно вызвал на поверхность еще одно воспоминание, как другой Пожиратель Смерти, взрослый мужчина, пинал беззащитного мальчика, а Северусу оставалось лишь беспомощно наблюдать, как Поттера утаскивают из его поля зрения, чтобы сотворить с ним невесть что, и ярость забурлила на подкорках его сознания. Он кивнул. Они пришли к соглашению. Вот только… – А Нотта, случайно, на дежурстве не будет? – обманчиво мягко поинтересовался он. Люциус хищно улыбнулся.* * *
Как Северус и предполагал, Дамблдор ответил на послание без промедления. Облегчение директора было очевидным при всей краткости изложения. Детали могли подождать. Сейчас он доверял Северусу все, что касалось Поттера, пока сам разбирался с младшим Уизли и утрясал проблемы, связанные с началом нового семестра. – Маскировка и скрывающие чары – это не вопрос, – прервал его мысли Люциус, указывавший на нарисованный им же примитивный набросок территории поместья. – К нужному месту доставлю нас я сам. С анти-аппарационными ограничениями придется смириться, их никак не снять. Что касается остальных защитных чар, то после твоей «смерти» Лорд ослабил часть из них, и я легко могу распутать их или обойти, так как лично помогал их устанавливать. Нам стоит опасаться лишь одного: заклинания связи разумов. Северус рассеянно поигрывал с палочкой, недавно возвращенной Люциусом. Он был благодарен соратнику, но ещё больше был рад обнаружить, что наложенные на нее чары легко снять. Ощущение собственной палочки в руке после длительного перерыва придавало сил. Он снова чувствовал себя полноценным, готовым вступить в бой. – Значит, все охранники связаны между собой? Люциус кивнул. – Если один из них увидит нас или будет сражен, остальные тут же узнают. Северус не выпускал палочку из рук. – И это означает, что мы должны вывести их из строя одновременно, если не хотим рисковать тем, что они призовут Темного Лорда. – Позволь напомнить, что нас двое, а их пятеро, – подчеркнул Люциус, стараясь не показать какой-либо обеспокоенности данным фактом. – Может, я и искусный волшебник, но я не обучен мастерству быть в двух или трех местах одновременно. – Какая жалость. Люциус откинулся на спинку стула, глубоко задумавшись. – Мы могли бы выдать себя за кого-нибудь. Двое наших сейчас не на службе. Северус покачал головой ещё до того, как его компаньон закончил предложение. – Хватило и Крэбба. Темный Лорд, может, и считает меня мертвым, но он все еще опасается возможного предательства. Он явно принял меры, чтобы мой подвиг так быстро не повторили, – Северус умолчал о том, что не желает быть ответственным за ещё одну гору тел, которую может потащить за собой предложение Люциуса. Даже если это будут тела Пожирателей Смерти. Северус был способен на убийство, но у него отсутствовало желание прикладывать к этому руку. Убивать и умирать стоит в сражениях, не иначе. Люциус недобро сощурился. – Я не собираюсь присутствовать при тайном похищении Гарри Поттера в собственном обличии. Я не горю желанием умереть. – В таком случае тебе вообще не стоит там присутствовать, – отрезал Снейп. Он перебил Люциуса, собиравшегося оспорить это заявление: – Ты проведешь меня через защитные чары и будешь ждать возле аппарационной границы. Я попытаюсь вызволить Поттера, не выдав караульным своего присутствия. Если же я провалюсь, то у меня в планах есть грандиозный отвлекающий маневр, который позволит тебе завершить начатое. Простых Дезиллюминационных чар тебе вполне хватит при условии, что их внимание сосредоточится на мне, а ты не станешь терять времени. Им и в голову не придет, что я работаю не один. И, возможно, они будут слишком рады перспективе поиздеваться надо мной, чтобы призвать Темного Лорда раньше, чем натешатся вдоволь. – И как именно ты планируешь проскользнуть мимо пяти охранников? – Мне понадобится обойти лишь двоих, если я выберу наиболее выгодную точку входа. – Троих, – поправил Люциус. – Или же четверых. По обеим сторонам поместья стоят охранники, еще один стоит у двери в подвал, где держат мальчика. Четвертому и пятому поручено совершать обход всего периметра, а также периодически того коридора, что ведет к тюремной комнате. В абсолютно произвольном порядке, дабы возможные злоумышленники не могли предсказать их местонахождение. Северус прищурил глаза. – Это всё усложняет. – О да, – протянул Люциус в манере, которую так любил копировать Драко, после чего вернулся к карте и наметил Северусу путь к темнице. Иногда, в самый неожиданный момент, Северуса поражало, насколько похожи отец и сын. Драко боготворил своего отца, подражая ему как в положительном, так и в отрицательном отношении. Это было настолько далеко от отношений Северуса с его собственным отцом, насколько он мог себе представить. Он признавал, что перенял множество черт Снейпа-старшего, но никогда не делал этого намеренно – напротив, куда чаще он из кожи вон лез, чтобы доказать и себе, и всему миру, что ничего общего с ним не имеет. Ему было легко предположить, что все счастливые мальчики – те, которые относились больше к Малфоям, чем к Снейпам, – имели склонность подражать своим отцам. Даже осиротевший Поттер. Одной из его главных ошибок было то, что он считал Поттера счастливым ребенком. Тот и впрямь выглядел куда более счастливым, чем позволяло его детство, но теперь Северус мог заметить в разуме мальчишки то, что ранее не позволял себе замечать… все, что он так часто наблюдал в отражении собственных глаз всякий раз, когда глядел в зеркало, покуда не вырос и не принял того факта, что счастье — не его удел. Тоску. Желание иметь семью, принадлежать кому-то. Быть любимым. Кажется, мальчик и сам не понимал, как тесно эти эмоции вплетались в каждую его мысль, каждое воспоминание и решение. Тоска по тому, чего у него никогда не было, столь же естественна для него, как и дыхание, поэтому по большей части он ее даже не осознает. Он не ожидал, что придется сознательно заставлять себя оставаться черствым по отношению к мальчику во время их уроков окклюменции. На протяжении многих лет это являлось его обыденным состоянием, а вот потребность прикладывать усилия к поддержанию образа злобного профессора была ему незнакома. Но то, что он увидел в разуме Поттера… то, что так напоминало его самого… Северус был поражен – скорее, даже испуган – осознанием того, что Поттер мог видеть его в этой роли, считать его своим защитником, тем, кто способен предоставить ему утешение. Ни для кого и никогда он не был таким человеком, он не знал, как им стать, и ему было не ясно, что делать с этим знанием. Поттер начал пугать его так, как никому прежде не удавалось, а особенно теперь, когда ему стала небезразлична судьба мальчика – да, он может себе в этом признаться. Северуса теперь волновало не только то, что случится с его физической составляющей, но и то, как это повлияет на его дух. И, как ни иронично, в тот самый момент, когда он оказался способен переносить присутствие Поттера рядом – даже обнаружил, что наслаждается его компанией, – он осознал, что укрепление их новоиспеченной близости только навредит мальчишке. Северусу неизвестно было ни как исцелять, ни как утешать – он умел лишь вредить. В конечном итоге он только оставит Поттеру еще несколько душевных травм. Тому следовало давно это уразуметь, однако он продолжал наивно глядеть на окружающую его действительность. Снейп был обязан защитить мальчишку – значит, он и примет решение, когда и как отстраниться. Оставалось надеялся, что он сможет сделать это настолько естественно, что Поттер не станет возражать или чувствовать тяжесть от его ухода. После того, как они окажутся в Хогвартсе, мальчик вернется к своим друзьям и привычным занятиям. Дамблдор станет наставлять его в ментальных искусствах, и он будет окружен многочисленными профессорами, куда менее морально травмированными. Северус продолжит защищать его издалека, но Поттер отыщет кого-то другого, кто станет беспокоиться о нем, заботиться и помогать восстановиться после пережитого. Он не забудет того, что узнал о Северусе, но будет держать язык за зубами. И, хотя его мало чем можно было удивить, Северус был шокирован, обнаружив, что доверяет мальчику. Он задался вопросом, когда же обрушились небеса, и почему земля продолжает вращаться, как будто ничего не случилось.* * *
В конце концов, они предпочли силе скрытность. Как бы ни приятна была расправа над Ноттом и Лестрейндж, у них имелось куда больше шансов вытащить мальчишку живым, если об их присутствии никто не узнает. Пожиратели Смерти навряд ли ожидают появления бесшумного незаметного врага, а со знанием Люциуса о расположении защитных барьеров и талантом Северуса оставаться незамеченным – не говоря уже о его понимании психологии Пожирателей Смерти и их слабых мест, – они будут именно бесшумными и незаметными. Лично покарать двух отвратных Пожирателей было бы невыразимо приятно, но немалым утешением являлось то, что Темный Лорд накажет своих приспешников с куда большей яростью, если их обхитрят, а не превзойдут силой. Необходимость выжидания лишь ухудшала душевное состояние Северуса. Прошла целая неделя, прежде чем Темный Лорд наконец перестал так часто появляться в особняке, на пост заступили нужные караульные, а Люциус был готов снять столько защитных ограничений, сколько сможет без опасности выдать себя. Хотя время и позволило телу Северуса восстановиться, его терпение было на исходе. Он не знал, что первым доведет его до ручки: скрипучие половицы под ногами или же верхний слой столешницы, соскоблившийся из-за непрестанного постукивания пальцами. Он случайно смахнул со стола чашку – нелепую, с цветочками и раздражающе бодрыми птичками, – и почувствовал себя чуть лучше, когда она разлетелась на мелкие кусочки. Он внезапно осознал, что учебный год уже идет. Ему стало жаль Поттера, которому придется начать самый напряженный год школьной программы с попыток нагнать своих однокурсников. Северус посвятил некоторое время составлению расписания занятий для мальчика, от которого тот несомненно взвоет. Положительным моментом стало то, что до Темного Лорда долетели слухи об отложенных на неопределенный срок уроках зельеварения. Он, конечно же, решил, что Дамблдор не успел найти замену Северусу – или что директору пока вообще неизвестна судьба зельевара, – а напоминание о том, что предатель мертв, несомненно подняло настроение темному магу. Его приспешники постараются соответствовать. А приподнятое настроение приравнивается к менее бдительной страже. Это преимущество, которым он собирался с удовольствием воспользоваться. Слишком много времени он провел в этом доме, оставаясь наедине со своими мыслями. Он не мог рисковать быть замеченным, пока Поттер не будет в безопасности, и поэтому безвылазно оставался в укрытии. Люциус временами надолго отлучался: ему необходимо было видеться с семьей и отчитываться перед Темным Лордом. Северус хотел было спросить, поверил ли в его смерть Драко, но сразу понял, что ответ его мало интересует, и потому сосредоточил силы на планировании предстоящей операции. Не то чтобы до Драко ему вообще не было дела. В конце концов, он знал мальчика с самого рождения. Тому предстоит многое узнать о жизни, предрассудках и самоконтроле, но он достаточно умен и к тому же хорош разбирается в зельях. Северус даже испытывал чувство гордости, когда Драко преуспевал в чем-то, чему научил его он сам. Нет, дело не в том, что Северусу было наплевать на благополучие мальчика – проблема в том, что Драко это не требовалось. У него имелась мать, которая сдувала с него пылинки, и отец, державший его в узде. От вовлеченности Северуса в его жизнь не было бы никакой пользы. А поскольку он не относился к любителям растрачивать свою энергию понапрасну, он редко уделял хотя бы часть ее на младшего Малфоя. Он продолжал измерять комнату шагами, и его мысли возвращались к Поттеру. Уж слишком часто это происходило. Иногда они касались Лили, но по большей части все же крутились вокруг мальчика. Он всё ходил и ходил, садился, постукивал пальцами, размышлял то о Поттере, планах и уловках, то о том, как заставить учеников нагнать ту программу по зельям, которую они должны изучить к концу семестра. И снова о том, как помочь Поттеру поспеть с выполнением учебного плана, учитывая, что сам Северус планировал отстраниться от участия в его жизни. Его беспокоил внутренний конфликт, который он ощущал при мысли, что придется поступить так с мальчиком. Он понимал, что это неизбежно, но ловил себя на мысли, что сожалеет о необходимости это сделать. Эти мысли расстраивали его, ведь они были непродуктивны: он прекрасно знал, почему это нужно, а у него обычно не возникало проблем с принятием необходимых решений. Он разбил раздражающе яркое блюдце, которое подходило к чашке, – на этот раз нарочно, – но это отвлекло его лишь на мгновение, после чего мысли, шаги и постукивание пальцами продолжились… … пока, наконец, не пробил час.* * *
– Вижу его, – шепнул Северус, прежде чем Люциус успел указать сквозь полумрак, где именно у двери в особняк скукожился Петтигрю. Не ясно было, чем думал Темный Лорд, выставляя этого придурка в качестве часового, но показательным было, что он охранял парадную дверь, а не заднюю, где проникновение было более вероятно. Темный Лорд выбрал удачное место для логова: снаружи имелся единственный вход, окна располагались очень высоко, а местность между парадным и задним крыльцом настолько заросла, что пробраться незамеченным не имелось никакой возможности. Конечно, врываться через парадную дверь было довольно рискованно, зато Петтигрю был легкой мишенью. К сожалению, остальные стражи это тоже понимали, судя по тому, что бродящие по периметру часовые взяли за правило достаточно часто проверять вход. Люциус отступил назад, в гущу деревьев. Он определил личности всех караульных и их местоположение, а также снял столько защитных заклятий, сколько смог. Его роль была завершена до тех пор, пока Северус не вернется с мальчишкой… если, конечно, Северус не потерпит неудачу. А он не потерпит. Он не мог себе этого позволить. Покрытый с ног до головы темной мантией, Северус припал к земле, ожидая, пока часовой пройдет мимо, после чего прокрался по открытой местности и спрятался за зарослями кустарника недалеко от поста Петтигрю. Он долго наблюдал и теперь знал наверняка, что караульные действительно прочесывают территорию в произвольном порядке. Тот, что недавно прошел мимо – Груэн, новобранец, – мог так же запросто вернуться назад через считанные секунды, как и обойти весь периметр особняка прежде, чем появиться снова. Северус оставался неподвижным словно статуя. Он прислушивался, ожидая услышать малейший звук надвигающихся шагов, но, как оказалось, часовые не претендовали на звание мастеров скрытности. Абсурдно, что Темный Лорд не требовал этого навыка от большинства своих приспешников. Это было очередным показателем того, каким самоуверенным тот стал. Самоуверенность и паранойя – противоречивое и опасное сочетание. Петтигрю зевнул, прислонившись к каменной стене. У него всегда имелись проблемы с концентрацией внимания, что было лишь на руку заговорщикам. Если Северус хорошо его знал – а так и было, поскольку он взял за правило изучать каждого Пожирателя Смерти на предмет особенностей и слабостей, – то совсем скоро он должен был вынуть палочку из-под мантии и начать практиковаться в элементарных заклинаниях, что он делал лишь от скуки и только тогда, когда считал, что рядом никого нет. Ни для кого не было секретом, что познания Петтигрю в магии оставляют желать лучшего. А вот что точно не пошло бы им на пользу, так это массивная дверь, которая заскрипит при открытии, и заклятие, которое связывает разум Петтигрю с сознаниями всех остальных стражников. Если Северус хотел заставить безмозглую крысу открыть дверь, ему следовало убедиться, что двое караульных, занимающихся обходом, находятся достаточно далеко, чтобы у него было время войти, прежде чем они среагируют. Не шевеля ни мускулом, он выжидал в тени особняка, пока проходили бесконечные мгновения. Петтигрю снова зевнул и наконец вытащил свою палочку. Северус дал ему немного времени, чтобы тот удостоверился в своей безопасности, а затем выудил из рукава собственную палочку, набросил на себя дезиллюминационные чары и послал в сторону двери невербальное заклинание. Изнутри донесся тихий звон. Петтигрю замер. Лист, который он пытался левитировать, вяло опустился на землю, благо падать было недалеко. Спустя несколько секунд Северус повторил заклинание. Даже через почти кромешную тьму было очевидно волнение Петтигрю. Он поерзал, прислушался, надеясь, что вот-вот появится один из часовых и проверит причину необычного явления вместо него. Никого не дождавшись, он нерешительно подошел к двери и дрожащими руками приоткрыл ее. Раздался еще один звон, и он вздрогнул, но, ничего не увидев внутри, приободрился и открыл дверь достаточно широко, чтобы можно было войти. Громко скрипнули петли. Северус не упустил ни секунды. Поскольку внимание Петтигрю было направлено вперед, тот не заметил, как на мгновение изменились тени позади, когда шпион бесшумно проскользнул через дверь и прокрался прямиком в незанятую комнату. Там он и дождался прибытия часовых, которые после очень короткой проверки отчитали трусливого придурка за мнительность и излишне бурную реакцию на типичные ночные звуки. Дверь закрылась. Северус остался один. Больше времени он не тратил. Следуя по пути, обозначенному для него Люциусом, он повернул сначала налево, а затем направо и спустился вниз по короткому лестничному пролету, который должен был привести его к еще одному противнику. Он осторожно заглянул за угол, чтобы убедиться. Беллатриса Лестрейндж. Вот ее никак не вышло бы отвлечь или обхитрить. Она лелеяла любую возможность проявить себя перед Лордом. В отличие от соплежуя Петтигрю, появление врага приводило ее в восторг. Схватка, взятие в плен – она была готова на все, что угодно, лишь бы ее вечер стал более значимым, а Лорд в очередной раз убедился в ее ценности. Если бы не заклинание связи разумов, он бы просто вывел ее из строя внезапной атакой. Или, если бы не ее проницательность, отвлек бы ее, как и Петтигрю. Однако несмотря на то, что ему претил столь тривиальный выбор, они с Люциусом сошлись на простом усыпляющем заклинании. Караульные незамедлительно отправятся будить ее, но Северусу должно хватить времени на то, чтобы вытащить мальчика и спрятаться возле лестничного пролета до того, как они появятся… если только в тот момент они уже не окажутся внутри здания. И если считать, что они поверят, будто она уснула естественным образом, а не в следствие нападения. Медленно вдохнув, он приготовился к атаке. Выглянув за угол, послал в ничего не подозревающую Пожирательницу невербальное заклинание. Она зевнула, нахмурилась, и тут же зевнула во второй раз, после чего медленно, тщетно пытаясь взбодриться, опустилась на землю и погрузилась в сон. Он быстро свернул за угол и нырнул в дверной проем, ведущий к подвалу. Перескакивая через ступеньку, со всех ног бросился к неподвижной фигуре Поттера. Мальчик выглядел ужасно. Открытые глаза куда-то смотрели ничего не видящим взглядом, на изможденном бледном теле не было никакой одежды, кроме измазанных брюк. Даже ноги у него были босыми, и никто не удосужился хотя бы бросить на него очищающее заклинание – хотя, зачем бы? Он был для них всего лишь предметом, необходимым для Темного Лорда сосудом. Его тело было покрыто синяками, но после целой недели они настолько поблекли, что их едва можно было заметить в тусклом свете из открытой двери. Несмотря на навязчивое желание осмотреть мальчика или хотя бы поплотнее укутать его ледяное тело в свою мантию, он не позволил себе ни секунды промедления. Он лишь закрыл ему глаза, наложил на него дезиллюминационные чары и поднял его на руки, прижав как можно теснее, в надежде хоть немного согреть его своим теплом. Уже не в первый раз он поражался, насколько легким был мальчик для своего возраста, но на этот раз такое положение вещей сыграло им на руку, позволив Северусу не снижать скорости на обратном пути. Он поднялся по лестнице и почти дошел до конца коридора, когда услышал звук приближающихся шагов. Шаги были неторопливыми. Прекрасно. Значит, они решили, что сон Беллатрисы был естественным. Идиоты. В день, когда Лестрейндж позволит себе заснуть на посту, Северус добровольно отдаст себя в руки Темного Лорда. Времени хватало лишь на то, чтобы спрятаться в углу напротив лестницы, ведущей из коридора на главный этаж, прежде чем спустится Груэн. Он замер, надеясь на то, что ничего не подозревающий часовой не станет пристально вглядываться в темный угол, тени которого укрывали их с Поттером. Расчет оправдался: ни разу не взглянув в их сторону, Груэн завернул за угол и направился к тихонько похрапывающей Беллатрисе. У них оставалось несколько секунд до того, как Пожиратель смерти осознает, что не может разбудить ее, и проверит комнату на наличие Поттера. Северус бесшумно опустил ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг услышал звук еще одних шагов, доносящихся сверху. Приближался еще один караульный, так что нечего было и думать о том, чтобы подняться по лестнице с Поттером на руках. Он вновь отступил в угол и быстро оценил новый расклад. К тому времени, как второй охранник доберется до подножия лестницы, Груэн уже поднимет тревогу. Если бы Северус вступил в бой прямо сейчас, то легко обезвредил бы обоих, оставив только двоих снаружи. Можно даже сказать – одного, никчемного Петтигрю и считать не стоило, расправиться с крысой не составило бы никакого труда. Но Петтигрю – трус; он, скорее всего, вызовет Темного Лорда при первом взгляде на незваного гостя. А Северус понимал, что еще одной встречи с бывшим повелителем ему не пережить. Возможно, Темный маг уже настолько обезумел, что не пощадит и Поттера, окажись тот под прицелом. Взвесив шансы, Северус решил не выдавать себя, и лишь коротким движением переместил Поттера так, чтобы освободить руку с палочкой. Баланс веса стал менее удобным, зато мальчик был в безопасности. Саллоу спустился по лестнице со столь же равнодушным видом, как и Груэн. Имбецил. Значит, сверху остался Нотт. Он должен был быть вторым проверяющим, но по всей видимости они с Саллоу поменялись. Вот и еще одна причина не раскрываться раньше срока: Нотт – более грозный противник, чем остальные трое вместе взятых. Против него эффективнее всего станет внезапная атака. В дуэли же они с Северусом были слишком равноценными противниками, так что в этом случае на бегство рассчитывать не приходилось. Если только в игру не вступит Малфой... Люциус настолько боялся быть узнанным, что Северус считал эту вероятность более чем сомнительной. С другой стороны, он мог бы вступить в поединок при полной уверенности, что его противника ждет смерть. В голову пришла саркастическая мысль, что Беллатрису следовало бы вытащить наружу в качестве приманки. Люциус не устоял бы перед возможностью лично ее заавадить. Едва Саллоу успел сделать последний шаг, как Груэн поднял тревогу. Северусу это сыграло на руку, так как взгляд караульного сразу метнулся к коридору, а не к углу напротив лестницы. Саллоу ринулся к подвалу – вновь доказав, что является имбецилом, – а Северус бросился наверх так быстро и так бесшумно, как только мог. Но даже не добежав до конца лестницы, он понял, что уйти тем же путем, каким вошел, ему не удастся. По поместью разносилось эхо звуков, самыми отчетливыми были скрип и хлопанье входных дверей. Он со всех ног метнулся к третьей двери слева от коридора – туда, где, по словам Люциуса, находилась старая лестница для слуг, и лишь бесшумно прикрыв за собой дверь, позволил себе глубоко вдохнуть. Аккуратно переместив Поттера в более удобное для себя положение, он принялся пробираться наверх по узкой витой лестнице, стараясь не ударить мальчика головой о стену. Шел осторожно, куда медленнее, чем хотелось бы, ибо один неверный шаг – и их выдаст громкий скрип или отвалившаяся от прогнившей ступеньки щепка. Громкие звуки, доносящиеся снизу, подгоняли его. Он не обращал внимания на бешено бьющееся сердце и лишь следил за дыханием. Он пережил достаточно подобных ситуаций, чтобы знать, как сохранять самообладание. На втором этаже никого не было, снизу доносились встревоженные голоса. Караульные уже наверняка осознали, что большинство охранных чар повреждено, и ни взломщика, ни Поттера обнаружить невозможно. Северус направился к комнате в конце коридора. Он знал, что времени почти не осталось: поняв, что добыча еще внутри поместья, часовые позовут на подмогу других Пожирателей смерти, чтобы те присоединились к поискам. Хотелось надеяться, что хоть Петтигрю не дали вызвать Темного Лорда: каждый Пожиратель предпочел бы найти злоумышленника и мальчика до того, как Повелителю станет известно об их провале. Беспрепятственно добравшись до комнаты, он отменил дезиллюминационные чары и осторожно положил мальчика на пол. Подойдя к окну, он осторожно выглянул, готовый моментально прижаться к стене, если снизу заглянет кто-то, кроме Люциуса. Никого не заметив и молясь, чтобы так оно и было на самом деле, он выпустил из палочки короткую вспышку искр – их условный сигнал – и тут же получил ответ: деревья, за которыми скрывался Малфой, слегка колыхнулись. Северус прекрасно осознавал топорность своего свежеиспеченного плана и постарался как можно лучше подготовить Поттера к жесткому приземлению. Сняв мантию, он плотно обернул ею обмякшее тело и, не удержавшись, отвел с его лба прядь слипшихся волос. Как и все прошлые разы, когда мальчик спал в его присутствии, его поразило, насколько невинным он выглядит. Именно в эти моменты данная Лили клятва защищать ее сына наиболее ярко всплывала у него перед глазами. Именно в эти моменты он с особой ясностью осознавал, насколько же юн и уязвим этот подросток, что независимо от того, кем были его родители, он – всего лишь ребенок, нуждающийся в заботе и защите. Уголок губ пополз вверх при воспоминании типичной реакции мальчика на то, что его назвали ребенком, и Северус сосредоточился на текущей задаче. Взмахом палочки он наложил смягчающие чары на кустарник, поднял Поттера, прижал его к груди и спиной вперед выбросился из окна. Гибкие ветви смягчили падение, но даже амортизирующие чары не смогли воспрепятствовать колючим шипам пронзить его кожу и разодрать одежду. Люциус в тот же миг поспешил к ним, и заметить его скрытую чарами фигуру можно было лишь благодаря искажению лунного света и веткам, рассекаемым взмахами его палочки. Когда он приблизился, Северус неохотно передал свою ношу. Сверху донесся крик. Из окна показалось чье-то лицо, со стороны главного входа раздались голоса. Послышался скрип двери и приближающиеся шаги. — Уноси его, – отрезал Северус, и Люциус с мальчиком на руках скрылся за деревьями, предоставив приятелю освобождаться из зарослей самому. В кои-то веки Северус возблагодарил все высшие силы за отменное чувство самосохранения Малфоя — ведь это значило, что он не станет подвергать риску свою безопасность (а значит, и безопасность Поттера) ради помощи Северусу. Но когда жизнь Люциуса оказалась вне опасности, он все же сумел кое-чем помочь: Северус услышал, как несколько человек упали, наткнувшись на невидимое препятствие. Это дало ему время, необходимое для того, чтобы выпутаться, но избежать болезненного проклятия, сбившего его с ног, он не успел. Не теряя ни секунды, он перекатился в сторону и обрушил шквал ответных проклятий на небольшую группу Пожирателей смерти. Одно из них попало в цель, и противник без сознания упал на землю. — Сдавайся, Снейп! – послышался крик Нотта. Его заметили. Без темной мантии его было легче увидеть и узнать. Но это уже не имело значения: раскрытие секрета было лишь вопросом времени. В ответ он еле слышно бросил: «Сектумсемпра!» — но проклятие не достигло цели, отраженное Ноттом на подлете. Северус поспешно перекатился в сторону, уклоняясь от Бомбарды, и вскочил на ноги, одновременно послав невербальное проклятие в только что присоединившегося к схватке Саллоу; тот упал на колени и взвыл, прижимая к груди обожженную руку. Груэн неподвижно распластался по земле, а Петтигрю, бывшего там всего мгновением раньше, нигде не было видно. — Где же все остальные ваши товарищи? — оскалился Северус, глядя на оставшегося в одиночестве Нотта. — Или такой трус, как ты, не посмел признаться им, что вас обвел вокруг пальца покойник? С утробным рыком Нотт бросил проклятие, которое Северус без труда отразил. — Они были и твоими друзьями! — Даже подобный тебе глупец может понять, что это ложь. Флипендо! Сквозь шквал взаимных проклятий Нотт пытался приблизиться, но Северусу удалось отступить на несколько шагов ближе к деревьям. — Где мальчик? Иммобилус! — Нотт быстро окинул взглядом окружающее пространство, и Северус понял, что Люциуса так и не заметили. Противник считал, что зельевар работал в одиночку, а Поттер, всего скорее, лежал где-то неподалеку. Отразив очередную атаку, Северус ухмыльнулся: — Ты ведь не сможешь убить меня, пока не узнаешь ответа, правда? Нотт послал еще одно Обездвиживающее, доказав отсутствие у себя творческого воображения, но справился с этим достаточно быстро, чтобы почти попасть в цель. Северус нырнул вниз и едва успел бросить невербальное, как его ногу пронзила боль от жалящего проклятия. Он счел себя везунчиком: не будь Нотт неуверен в местонахождении Поттера, он не стал бы размениваться на всякую мелочь, а просто заавадил его. Северус уже занес палочку для нового заклятия, как вдруг Нотт внезапно замер и, пошатнувшись, упал лицом в землю. Выдохнув, Северус опустил палочку. Благослови, Мерлин, Люциуса... по крайней мере, на этот раз. Подскочив, он метнулся к лесу, но в последний миг успел заметить затаившегося в кустарнике Петтигрю. Тот посмотрел на изменника и потянулся палочкой к Темной метке. Игнорируя жгучую боль в ноге, Северус добрался до границы антиаппарационного купола. — Темный Лорд... – выдохнул он, завидев Люциуса. Тот быстро передал ему все еще надежно укутанного в мантию Снейпа мальчишку. — Нам надо торопиться. С минуты на минуту он призовет меня, — Люциус аппарировал, оставляя Северуса последовать его примеру. Он так и сделал, но прежде того прижал мальчика плотнее к груди, чтобы смягчить последствия перемещения — хоть Поттер и не был сейчас в состоянии что-либо осознавать.* * *
Северус принес Поттера в коттедж, в котором обитал последнюю неделю. У него промелькнула мысль отправить его в Хогвартс или к Нидеру, но он быстро ее отмел: проще будет выхаживать мальчика там, где уже готово противоядие и где не станет рыскать Темный Лорд. Люциуса не было видно; он, несомненно, аппарировал домой, заручившись алиби жены о своем местонахождении и переодевшись так, словно он только что с уютного семейного вечера или с какого-то элитного собрания. Впрочем, Снейпу подобные развлечения не были знакомы: Малфоям и в голову не пришло бы пригласить его на великосветское мероприятие, что вполне его устраивало. Он уложил мальчика на свою кровать, согрел его заклинанием и, вынув его из кокона мантии, наложил на него очищающие чары. Проснувшись, Поттер в любом случае пожелает принять нормальный душ, но теперь на его теле, по крайней мере, не осталось следов пота, грязи и запекшейся крови. Он переодел мальчика; здесь, конечно, имелась только великоватая для подростка одежда Люциуса, но он счел, что на первое время она вполне сгодится. Закончив. Он натянул на него несколько одеял. Введение противоядия заняло меньше минуты, но процесс пробуждения ожидался небыстрый. Мальчик будет вялым, дезориентированным. Северус пододвинул стул и приготовился к предстоящему длительному бдению. Не успел он отдышаться, как его левую руку пронзила резкая боль. Приподняв рукав, он наблюдал, как Темная метка пробудилась, а затем начала медленно пульсировать. Боль притупилась, но не прошла, как бывало при упоминании запретного имени. Темный Лорд узнал, что Северус жив, и теперь он был достаточно силен, чтобы без передышки карать неверного служителя. Он позволил себе на мгновение закрыть глаза и стиснуть зубы от тупой пульсирующей боли. Но мгновением он и ограничился. За свои тридцать шесть лет он испытал достаточно боли, чтобы знать: лучшее лекарство — отвлечение. Он составил зашифрованное послание для Дамблдора, сообщив о своем успехе и о безопасности Поттера, и запросил беспрепятственный проход в Хогвартс завтра утром. Затем он уселся поудобнее и осмотрел мальчика. Зелье уже начало действовать: подъемы и опускания грудной клетки стали более заметны даже сквозь плотные одеяла. После минутного промедления он поддался порыву убрать еще одну непослушную прядь волос со лба мальчика и ненадолго задержал руку. Кожа Поттера была все еще холодной, но покрывала и согревающие чары понемногу делали свое дело. Под одеялами, в огромной пижаме, он казался таким юным и безобидным, что Северус с трудом мог сопоставить его с тем, кто одолел Темного Лорда, причем уже не один раз. Прошли годы с тех пор, как Дамблдор доверил зельевару правду о полном тексте пророчества, касающегося Мальчика-Который-Выжил. Он был польщен этим доверием, зная, что директор удостаивает им далеко не каждого. Возможно, он считал, что Северус настолько неразрывно связан с прошлым и будущим мальчика своей клятвой, что решил, что ему необходимо знать об этом. Или, возможно, он поделился своим знанием в очередной ошибочной попытке заставить Северуса переживать о благополучии Поттера. Истинной причины Северус не знал и никогда не осмелился бы поинтересоваться, но тем не менее испытывал чувство долга, которого такое доверие требует от своего адресата. Он не знал, что подразумевается под «силой» из пророчества, директор никогда не делился своими соображениями на этот счет, но ни о чем другом думать сейчас он просто не мог. Впервые он позволил себе испытать настоящий трепет перед мощью, заключенной в мальчике. Когда Волдеморт начал набирать силу, Северус испытывал страх, но сила Поттера не внушала страха, а только благоговейное изумление. Хотя нет. Страх она все же внушала, но не перед мальчиком, а за него. Сила способна развратить человека. Он достаточно узнал мальчика за последний месяц, чтобы поверить, что испортить его не так легко, однако никто не должен считать себя застрахованным. Поттеру понадобится руководство, чтобы справиться с этим новым загадочным состоянием его магии. Он будет нуждаться в наблюдении, пока учится ориентироваться в нем, и в контроле, чтобы не попасть в ловушки вины и самобичевания, которым он особенно подвержен. Северус отвел взгляд от мальчика, почувствовав знакомую волну ненависти к себе. Да, он лучше других знает о горечи, которую эти эмоции способны породить в душе. Возможно, для него было уже слишком поздно, но Поттер молод; его опасные склонности к самобичеванию еще можно обуздать, направить в более продуктивное русло. Мерлин знает, что Северус — не тот, кто смог бы научить его этому. Если уж на то пошло, он послужит предостережением, отрицательным примером. Если бы он попытался взять на себя такую ответственность, то, скорее всего, только еще больше дестабилизировал бы мальчика. Нет, Дамблдор возьмется за него сам или же найдет подходящего наставника – Северус будет непреклонен в этом вопросе. Он продолжит присматривать за мальчиком, но издалека. И он понял, что верит: при правильном руководстве мальчик справится. В нем имелась смелость, которую Северус всегда приравнивал к безрассудству. Да, безрассудства в нем тоже хватало, но чтобы не струсить перед всесильным Темным Лордом, чтобы не пасть духом перед лицом безжалостных Пожирателей смерти и полным отсутствием надежды на спасения, требуется самое настоящее мужество. Он испытал невыразимое облегчение, когда в той тюрьме увидел нахальную ухмылку на лице мальчишки, и ему стало интересно, когда же эта ухмылка подействовала на него самого, сменив отвращение на... вовсе не отвращение. Он покачал головой, но, закончив свою мысль, вновь отчетливо почувствовал жжение в руке. Он нахмурился. Такова его жизнь, верно? Он привык к боли. Иногда он задавался вопросом: сумел ли бы он существовать без нее? Боль служила предупреждением и мотивацией. Она напоминала, что нельзя слишком близко подходить к предметам или людям, которые склонны предавать и причинять вред. Она также напоминала ему, что его жизнь, скорее всего, будет недолгой, и поэтому он должен выполнять свой долг настолько тщательно и полно, насколько это возможно за то время, которое у него есть. Боль. Иногда она — все, что у него есть, но именно в такие моменты он особенно ценит ее, поскольку она дает ему понять, что он еще жив. И если причинение боли окружающим помогало ему обновлять свою, заставлять его сердце биться, — то иного стимула ему и не требовалось. Однако ему и в голову не приходило, что однажды он проснется и обнаружит, что у него нет никакого желания видеть перед собой человека, которому больно. Даже Дамблдор, который дал ему второй шанс, и Нидер, который помог ему исцелиться ровно настолько, чтобы за этот шанс ухватиться, часто были объектами его несдержанности и злого языка. Что же изменилось в случае с этим ребенком? Северус не питал иллюзий: он будет снова бросаться на мальчика; он будет причинять ему боль – вот почему необходимо как можно скорее выпутаться из сложившейся ситуации, – но боль, которую он испытает при этом сам, будет совсем иного рода: она не станет напоминанием о том, что он жив, а скорее укажет ему, что он одной ногой стоит в могиле. Он вздохнул и перевел взгляд на мальчика – на Гарри: его ровное дыхание указывало, что теперь он по-настоящему спит. Северус внимательно смотрел на него несколько минут, ожидая первых признаков пробуждения, но осознав, что в ближайшее время их не предвидится, отбросил все мысли и сосредоточился на болевом ощущении. Он жив, и мальчик жив, и пока верно первое, он проследит за тем, чтобы второе тоже оставалось неизменным.