Следуй за Воронами

Даллас, штат Техас, США 1 июля 1969 года

      От девушки, что сидела в комнате допроса, плохо пахло. Даже не так. Омерзительно. Запах крови смешался с ароматом грязи и машины. А если ещё учесть, что эта девчонка явно не мылась два дня, понятно, почему все в участке не то что шарахались от неё — намеренно обходили стороной, прикрывая руками носы. Вроде бы сама девчушка была из разряда «ничего такая»: округлая, где надо, изящная, с внимательными лисьими глазами и волосами, которым срочно требовалась расчёска. Девушка вновь протёрла руки об одежду. Кровь будто въелась в её кожу, оставила свои шрамы, а кисти тряслись — сколько человек они держали, пока Джин или Джису наставляли пистолет на тех людей. Они же все сопротивлялись, кричали, но воля Господа была такой — им всем суждено умереть. Это не Джису, не Джин и уж тем более не сама Йеджи их покарала — это Бог, на всё его воля.       Хван Йеджи доставили в участок достаточно быстро после того убийства. Её волокли за локти два здоровенных мужика, ноги пытались встать или хотя бы замахнуться, чтобы врезать им прямо по яйцам, но девушку скручивали, словно буйную, били по голове, чуть ли не плевали в лицо. Для них она — сумасшедшая, наглухо отбитая сектантка, которая вымазалась в крови того политика и заявляла полиции, что она совершенно нормальная. Нормальная в её понимании.       Она же делала всё так, чтобы Юнги гордился ей, чтобы поощрял, чтобы мог поцеловать, протиснуться между её ног и сказать, чтобы она была послушной. Йеджи и была послушной: она опускалась на колени, когда он приказывал, она целовала его в тех местах, которые в приличном обществе не показывают, знала его страсть к удушью и анальному сексу, когда он просто ставил её на колени, прогибал спину и вторгался в её тело. Это всё выработало послушание, хоть и говорили, что в «семье» все равны, роли чётко разделялись на мужские и женские. Грань стиралась только тогда, когда в организм каждого попадали наркотики, и тогда уже парень стонал под парнем, а девушка тащилась от куннилингуса другой девушки. Для полиции того штата это было нечто дикое, странное, а поэтому и на девчушку, которой на вид было двадцать лет, они смотрели с лёгким презрением, надменностью.       — Если так посмотреть, то эту девку судить будем по своим законам, — детектив Донован грохнул пачкой документов о стол, смотря на азиатку, которая с интересом ковырялась в своих ногтях. — По-английски говоришь?       — Я тут выросла, козёл, — голос у девчушки был крепким, сильным, она явно не напугалась всего произошедшего. Акцент отсутствовал, и она смотрела на мужчин с таким недовольством, будто не понимала, где находилась и почему её забрали. — Пошёл ты к чёрту.       Мощная пощёчина, полученная резко, заставила голову девушки отклониться в сторону, а губы расплыться в улыбке. Хван вроде не была агрессивной — не нападала на всех, не ломала пластиковые корпуса ручек и не впивала их офицерам в руки, а на язык была весьма остра. Можно ли бить женщину в таком случае? Полиция Техаса, была б их воля, дала бы ей порцию соли из дробовика, а потом кинула на растерзание голодным псам. Осталось только проверить эту девчушку в целом: наружные раны требовалось обработать до приезда начальства, потому что блестяшку на груди не очень хотелось терять.       Мужчина подошёл к Йеджи, хватая её за острый подбородок и склоняя её голову то вправо, то влево. Девушка не сопротивлялась, пустыми глазами глядя в пространство и вдыхая через раз, а потом Донован заметил за её ухом старую, уже покрывшуюся корочкой круглую рану, вероятно, от сигареты. Хрип вырвался из её горла, когда американец коснулся её шеи, и тот не особо понял её реакции: почему девушка подалась вперёд, чтобы будто заставить его обхватить пальцами шею, а в пояснице прогнулась. Выражение лица было до того странным, что захотелось отпрыгнуть, поморщиться и произнести «мерзкая шлюха», хотя таковой, казалось, Хван Йеджи не была. Единственное, что тревожило, так это странный запах от неё и взметающиеся ноздри, улавливающие тёплый аромат кофе и сэндвичей. Кажется, девушка была голодной, ну и помыться ей не мешало.       — Сэм, у вас в участке есть что-то, похожее на душ и сменную одежду? Девке бы помыться, а то воняет, как от пустынного койота, — Донован лишь на секунду отвернулся, и девушка подцепила со стола канцелярский нож, пряча его в сапог. Взгляд снова расфокусировался, а когда так называемый Сэм ответил громким «да», детектив обернулся и улыбнулся этнической кореянке. — Пойдём смоем с тебя всю эту грязь.       Душевой оказалось помещение, обитое кафелем, без перегородок, только несколько душевых шлангов с лейкой выстроились в ряд. Йеджи в первую секунду нахмурилась, всё же ей хотелось хоть ненадолго уединиться, а не мыться под строгим взглядом какого-то там вшивого детектива, что впихивал ей в руки большое полотенце, почему-то пахнувшее розовой водой и вафлями, и будто чьё-то платье. Девушка заподозрила полицейских в ношении женского белья, но если бы такое сказала, то оказалась бы побитой, потому предпочла держать язык за зубами. Полотенце она положила на пол, туда же отправилась и одежда, в которую ей следовало потом одеться. Тесные шорты, будто перешитые из короткой юбки, сползли с бёдер, и детектив вперил глаза в худую фигуру девушки. Она сдёрнула с тела майку, пропитанную кровью, перед этим скинув джинсовую тяжёлую куртку, в которой была найдена, и осталась в одних трусах, не прикрывая молодую подтянутую грудь. Как только она поняла, что придётся снять и сапоги, чертыхнулась и осторожно избавилась от обуви, стараясь не греметь канцелярским ножом. Оставшийся же элемент одежды снимался трудно: всё прилипло, кажется, началась менструация, ведь тянуло живот, да и раздуло её всю, как воздушный шар.       — Всю одежду надо отдать, — помимо Донована, в душевую вошёл ещё один мужчина и, увидев нагую девушку, ухмыльнулся. — Миледи, прикрылись бы чем, а нижнее бельё мы вам тоже принесём.       Йеджи включила воду, что ударила по телу холодными струями и заставила съёжиться, Донован насвистывал «Yellow Submarine» и забирал её бельё, кидая потом рослому блондину по имени Дейв и говоря не нюхать. Шутки шутками, но девушка, чьи волосы наконец-то намокли, ощутила что-то сродни облегчению, когда избавилась от окровавленной одежды. Взяв кусок мыла, Хван намылила всё тело, смывая пену, а потом начиная заниматься головой, которая требовала вмешательства. Одна прядь в копне была практически вырвана — это Чонха в пылу драки, когда младшая случайно разбила рамку с редкой бабочкой, постаралась.       — Донован, у неё был канцелярский нож в сапоге, — девушка будто бы не отреагировала, продолжила заниматься собой, вымывая всю грязь с корней. — Ты посмотри, не засунула ли она куда-нибудь себе револьвер или что-нибудь ещё. Даже голая баба опасна.       Йеджи была готова только через пятнадцать минут. Тогда её, завёрнутую в одежду больше неё самой, усадили на стул, поставили на стол похлёбку, которая была пересоленной и холодной, и кружку с горячим кофе. Кажется, напиток был излишним — на улице было девяносто шесть градусов, полицейские помирали от жары, да и сама Хван уподобилась сонной мухе и наконец-то расслабилась. Следователь по фамилии Смит вошёл в участок тогда, когда пробило полдень, и кажется, азиатка полностью завладела его вниманием. А когда она самостоятельно раскрыла рот, то удивились буквально все.       — Я ни в чём не виновата, — из уголков глаз внезапно заструились слёзы, и мужчины стали переглядываться, не понимая, что случилось. — В…выслушайте меня, пожалуйста.       Это всё было не по протоколу, но Донован лишь махнул рукой. По-хорошему, девчонкой должны заниматься не они, но повесили им её на шею, как какого-то ребёнка, за которым нужен глаз да глаз. Кажется, только потому, что Хван Йеджи пришла в себя, она и стала испытывать хоть что-то, и в тот момент многим показалось, что она — не злостная машина для убийства, а обычная девушка, просто попавшая не туда.       Только вот её рассказ был воистину фантастическим и длинным.