Перерожденный

Мидория после того дня отлеживался без сознания, поэтому не смог посетить учебный день. Тодороки решил тоже не пойти, позвонив и доложив, что по самочувствию не сможет провести сегодня занятия. Альфа подумал, что лучше проведет возле Изуку и будет следить за его дальнейшим состоянием. Омега не заставил долго ждать и приоткрыл свои глаза. Возле кровати сидел гетерохром и читал книгу, закинув ногу на ногу. Обратив внимание на копошение боковым зрением, он отложил чтиво и улыбнулся очнувшемуся Мидории. — Как ты себя чувствуешь? — В порядке, только… я не понимаю, что я сделал? Почему все хотят меня убить? — На глазах навернулись слезы, было очень горько и обидно на душе. В голове крутились те самые слова, что он убийца и все время ошивается около какого-то альфы. Ему становится страшно, когда его сознание куда-то уплывает, а половину воспоминаний словно и нет, как будто настигала полная непроглядная темнота. Тодороки смотрел на него с сожалением, а Изуку поднялся с кровати и уже сердито на него глядел. — Что Вы от меня скрываете? Почему они описывают человека, похожего на меня? Они еще говорили за какую-то коску… Это… мафия? Шото тяжело вздохнул, пересаживаясь с кресла на край кровати, дабы обнять омегу, но тот лишь треснул по рукам альфы и зашипел, показывая свои клыки, явно не желая нежностей сейчас, а лишь ответы, которые Мидория хотел бы получить прямо сейчас. Тодороки прекратил тянуться к омеге, отводя взгляд в сторону. — Я не хотел бы тебя спугнуть. — Я не убегу, Тодороки-сан, только расскажите. Я хочу все знать. Шото встал с кровати и обошел ее, дабы быть ближе к двери. Взглядом указал омеге, что ему придется идти с ним. Мидория встал с кровати тоже и накинул на себя халат, который висел на спинке стула, завязав после этого пояс. Оба вышли из комнаты и пошли по коридору, все поднимаясь по длинной лестнице по ступенькам наверх. Изуку устал подниматься, однако, стоило подумать о месте назначения, то перед ними встали большие массивные и узорчатые двери. Тодороки звякнул ключами, выделяя из связки один длинный ключик, который вставил в замочную скважину и повернул в два оборота. Двери открылись, стоило хозяину дома толкнуть двумя руками их, которые открывались вовнутрь. Изуку вошел следом за альфой. Шото закрыл дверь после него, чтобы наверняка. Мидория прошел чуть поближе к цели и вздрогнул, даже рефлекторно отпрыгивая и сделав сразу один шаг назад после этого. Перед глазами был… он сам? Тодороки не был удивлен реакции юноши, поэтому спокойно подошел к стеклянному гробу и присел на край пьедестала, наклоняясь к прозрачной крышке гроба, и поцеловал на уровне губ покойного супруга. — Это моя омега. И, как видишь, он похож на тебя, а ты на него. Один в один, даже характеры почти одинаковые. Я не хотел тебя этим отталкивать, если бы рассказал все сразу. Прости, Изуку. — Глянув в глаза омеги, Тодороки поджал губы. Ему очень жаль, если все обернется очень плохо. — Я даю тебе выбор. Ты можешь убежать и забыть обо мне или… — Нет, я не убегу. — Помотал отрицательно головой Изуку, хватаясь за свой ворот махрового халата и вжимая голову в плечи. — Почему же? — Потому что… потому что я люблю Вас, Тодороки-сан. Шото вскинул удивленно бровями, не веря своим ушам. Гетерохром встал на ноги, подходя к омеге и приподнимая его личико за подбородок. — Скажи это громче, Изуку. — Я люблю Вас, Тодороки-сан. — Поджал губы и покраснел Мидория, чуть жмурясь. — Ты действительно на него похож. Особенно, когда просишь сказать это громче. Изуку не дождался взаимного ответа от Тодороки, посему немного расстроился. Однако спустя время они сидели перед покойным супругом Шото и разговаривали. Мидория хотел узнать побольше о гетерохроме, потому хозяин дома решил рассказать о себе все. От начала и до настоящего времени. *** Около двадцати лет назад… Когда Тодороки было пять, его отец начал тренировать. Сначала это были физические упражнения, чтобы развить выносливость будущего альфы, по типу отжиманий, верхний и нижний пресс, приседания, упражнения на дыхание и так далее. Кормление, бодрствование и сон были по строгому режиму, дабы сбалансировать и вырасти из ребенка крепкого и закаленного альфу, а не задохлика. Его мама пыталась отговорить Энджи, дабы тот был более мягок по отношению к их родному сыну. Но главный вожак только отрицательно мотал головой и продолжал гнуть свою палку. От перенапряжения голова шла кругом, тошнота подступала, слабость тягуче разносилась по телу, шум в ушах, а в глазах туман. И вот тогда пятилетний Шото не выдержал, вырвав завтрак прямо на тренировке. Даже если у него был соблюден строгий режим дня, это не отменяет бешеные тренировки. И после рвоты младшего сына, решил все же смягчить тренировки до поры до времени. В садик Тодороки не ходил, потому что отец считал это пустой тратой времени, поэтому Шото провел свои детские годы в стенах дома в тренировочном зале. А вот в школу как никак Рей настояла, дабы ребенок был еще и образованным. Энджи посчитал это действительно нужным, так как альфа будет сильным, выносливым и образованным – это будет мечта каких-нибудь богатых омег или же омеги со стороны мафиозной группы, такой же сильной, как и их семья. Шото с пеленок был знаком с Бакуго Кацуки. Семья Тодороки и Бакуго были в очень хороших отношениях и крепко дружили. Энджи даже любил выпивать виски со льдом вместе с Масару. Если вожак Тодороки был очень жесток и холоден и не выносил поражения, то Масару был простачком, а вот его жена – Мицуки была схожа характером как у Энджи, только вот любила лупить сына (Тодороки старший этого не делал, так как считал это не компетентным), который рос хулиганом каким-то, посему часто хвалила Шото за хорошие манеры. И Кацуки, конечно, из-за этого вечно бесился. Мицуки, назло своему сыну, решила отправить в одну школу с Шото и в один класс. Поначалу блондин не дружил, потому что его величие слишком бы задели. Однако Тодороки младшему было по боку. Они очень долго соревновались (точнее, один Кацуки соревновался с Шото, когда последний просто делал) до тех пор, пока не стали самыми лучшими в классе. В начальных классах было все нормально, все были дружными, а вот средние классы – были немного отвратными. Хулиганили и посильнее в начальной. Особенно Кацуки. Бакуго много дрался, посему приходил домой весь в синяках и ссадинах, зато довольный, что одержал победу. Блондин умудрялся сцапаться с Тодороки, который, в свою очередь, мог отделаться лишь парой синяков, не более. Кацуки был уверен, что он будет альфой, а вот у Шото давно все решено. Сущности можно было узнать на медицинском осмотре в школе в четырнадцать лет. Там в порядке живой очереди посреди какого-либо урока заходили в кабинет медсестры и выходили с бумажкой. И когда настала очередь Бакуго, он вышел оттуда с самодовольной ухмылкой и с бумажкой в руке, в которой черному по белому написано «Альфа». Тодороки же вышел оттуда с каменным лицом. Он не был рад и не был самодоволен, ему было все равно. Однако в классе мнения у всех поменялись. Было много бет и омег, и вот двое – альфы. Посему постоянно хотели подкатить к двум единственным будущим мужчинам. Кацуки пользовался местной «славой», а Шото воротил носом. Не тянуло его к ним. «Неправильный какой-то альфа…» «Но он такой классный, весь такой отстраненный и холодный.» «Он должен за омежками бегать, а то так и будет одиночкой всю жизнь.» Слышал за спиной Тодороки, но тот только беззлобно усмехался, делая свои дела или читая книгу. Ему не очень хотелось сейчас иметь омегу, ему хотелось бы найти в дальнейшем того, кто потянет его своей сущностью, а не только внешностью и характером. Тодороки зажали прямо на заднем дворе школы, потому что, видите ли, слишком много внимания омег на себя забирает. Его схватили за грудки и ударили по челюсти. Шото не очень хотел применять насилие на простых людях, хоть его отец и учил обороняться. Но у гетерохрома не было шанса даже выйти без мира, поэтому легко уклонялся и бил по лицу. Но вот Бакуго подоспел вовремя, напрыгивая на одного ногами всем весом. — Только я имею права драться с Двумордым. Пошли отсюда, шавки! — Рявкнул блондин, а затем смотрел вслед испугавшимся бетам и альфам. — Спасибо за помощь. — Что ты сказал? Я тебя и не спасал. — Запустил руки в карманы Кацуки, огрызаясь. Но Шото только беззлобно ухмыльнулся, подбирая свою сумку и поворачивая в сторону выхода из территории школы. Бакуго пошел за ним, крича ему, что он должен идти позади него, а не впереди. Но по итогу шли бок о бок, хотя блондин и ворчал. А в следующем разе решили толпой избить Бакуго, и Тодороки решил отдать «должок» и спасти друга детства (для Кацуки – в кавычках). После пары случаев они сдружились и стали бок о бок драться со всеми. И даже умудрились спасти еще одного альфу, коим являлся Киришима Эйджиро. Красноволосый юноша был очень дружелюбен и сразу прибился к боку блондина. Правда очень сильно получал от него, но Киришима терпел и продолжал общаться как ни в чем не бывало. Крепкий был парень. Окончив среднее образование, гетерохром поступил в старшую школу. Правда он не доучился, потому что Энджи сильно захворал и надо было поднять полностью на ноги Тодороки. Но несмотря на это, Шото был очень образованным и умным, поэтому мог потягаться с высоким интеллектом. Но это, конечно, утрировано. В свои семнадцать лет весной он встретил ту самую омегу. Тодороки просто проходил мимо одного дома, окно которого было широко открыто. В полной тишине (и, если прислушаться) были слышны хрипы, а затем фразы, которые он слышал обрывками. Гетерохром решил полюбопытствовать, да и дом ему был знаком. «Говорят, что тот мужчина насилует одного парня-омегу.» «Вечно ходит с синяками. Бедняжка.» «А полицию берет взятками! И ничего сделать нельзя.» Вот что он слышал, когда проходил мимо. Альфа ловко забрался на второй этаж и притаился, высматривая тихонько происходящее. Перед ним был омега, который был весь в крови и что-то шептал себе под нос. «Расправился с ним, пока тот спал? А он не плох…» Подумал Шото, вставая из укрытия. Он встретился глазами с юношей, который смотрел на него как-то опустошенно, словно в малахитовых глазах нет жизни, какого-либо смысла проживать дальше. Сущность внутри Тодороки екнула, оповещая, что нужно забрать эту омегу себе. — Ты забыл кое-что. — Тодороки взял нож, лежащий подле омеги и отрезал мертвому бете член, а затем засунул в чужой рот, да поглубже. — Это значит, что он совершал насилие. То, что ты с ним так расправился — впечатляет. Не хочешь присоединиться к мафии? — Шото протянул свою руку юноше. Изуку посмотрел на эту руку, а затем на самого альфу перед ним. — Да, я хочу присоединиться. И Тодороки унес его. Подальше от этого дома, подальше от того человека, который причинил этому парню боль. А дома Шото мало-помалу ухаживал за омегой, дабы те самые синяки и ссадины сошлись с худого (на тот момент) тела Мидории. И как бы гетерохром не принюхивался, омежий запах не чувствовался. Может, соврали по поводу его сущности? Неважно, главное, что этот человек будет служить мафии и будет ей предан. Началась вся та заварушка (которая была в первой главе) с омежьей сущностью, которую не переносил в своем клане Энджи, потому что такие «обузы» будут мешать продвижению семьи мафии. А все потому, что в их клане были только альфы и беты, омеги сюда не допускались, но Мидория, грубо говоря, разорвал несправедливую реальность по отношению к ним. Изуку был очень даже кровожадным и даже не стыдился этого. Ему было даже очень хорошо. Шото часто засматривался на него. И он сам даже не понимал, почему тогда заступился за него. Ведь такому человеку, как Шото Тодороки, было все равно на всех и вся (кроме родных, к ним более теплое отношение). Но вот этот человек просто внезапно ворвался в его жизнь. Гетерохром никогда не думал, что подобранный омега станет для него родным сердцу. Сущность Изуку тянула его к себе, а сущность Шото просто виляла довольно хвостом при виде омеги, но альфа держал себя в руках. Уж выдержке его тоже учили в свое время. Вот тебе и тренировка. А в первую течку Мидории так вообще цеплялся за что угодно, лишь бы не причинить ему вред. Не хотелось ему, чтобы омега жалел о том, что переспал в свою течку с нежеланным альфой. — Спасибо Вам, Тодороки-сан! Вы прирожденный будущий лидер и вожак. Вашей выдержке стоит позавидовать. — Улыбнулся Мидория, чем немного смутило самого будущего вожака. — Спасибо. И всегда пожалуйста. — Гетерохром заботливо улыбнулся ему, ведь все-таки ему хотелось, чтобы омега был счастлив и не сожалел о выборе его «инстинктов» от природы. Тодороки чуть не сделал ошибку в свой день рождения, когда чуть не раздел омегу, у которого была травма прошлого. Но потом исправил быстро ситуацию, дабы успокоить плачущего омегу, выпустив свои феромоны. А вот на утро рядом лежащего тела и не было. Шото долго думал об этом инциденте и немного загонялся. А внутренняя сущность просто недовольно фырчала и била хвостом по земле, демонстрируя недовольство и раздражение. Так еще и омега от него сбегал, но, благо, он его поймал и поговорил с ним. После смерти отца Тодороки хотел добиться взаимности от Изуку, но тот лишь воротил носом и игриво смеялся. «Чертовка.» Думал Шото, но все же правая рука – на то и правая рука лидера мафии, чтобы быть рядом. Поэтому хочешь или не хочешь, но по правилам нужно было сидеть не только в одном кабинете с лидером, но и ходить рядом с ним. Такая хитрость несказанно радовала альфу. Но вот Тодороки вечно был в бумагах, он то и делал, что мечтать о том, чтобы сходить куда-то и отдохнуть. Вот так он и сорвался, переодеваясь в обычную одежду и уходя в любимую кофейню. Изуку вечно бурчал, что это не свидание, дабы альфа ничего лишнего не надумал, даже если он лидер, а Мидория – его правая рука. Но Шото не обращал на бурчание омеги, молча заказывая любимое кофе. Тодороки более не хотел кидать какие-либо намеки, поэтому спрашивал напрямую. «Будешь моей омегой?» Та самая вертлявая задница вечно отказывала, но Шото не терял веры и надежды на то, что тот сломается и ответит взаимностью. И это произошло после того, как Тодороки решил угостить красным, как кровь, вино свою омегу. И не зря, так как записал компромат на него и на следующий день дал послушать. И если бы не тот момент и запись диктофона, то Шото еще пару лет добивался настоящей взаимности. Но после этого все пошло так, как хотел сам альфа. Частые поцелуи прямо в кабинете давали Тодороки полное расслабление и накатывающее возбуждение, но Мидория только останавливался и говорил, что пока не сейчас, он не готов. И альфа это понимал, посему терпеливо ждал того самого момента, который пересечет все границы дозволенного. И этот «момент» настал прямо на его дне рождении. «Какой приятный подарок.» Думал Тодороки, жадно целуя в губы Изуку, раздевая попутно, чуть ли не раздирая с него то самое платье, которое, наверняка, он надевал очень долго и тяжело. Да и было уже плевать. Подарки так всегда открывают быстро, дабы глянуть, что же там внутри. Но тут уже другой случай – вкусить запретный плод вместе с тем человеком, взаимности которого он добивался четыре года. И эту волшебную ночь они провели с таким удовольствием, что Мидория даже согласился на сцепку в свой первый раз. После той ночи Шото и Изуку часто занимались любовью после тяжелого дня, начиная с простых ласк и до самого секса. Но вот Тодороки все никак не мог понять, почему омега не может забеременеть от него. Альфа был очень даже способный к размножению, его сперматозоиды были в рабочем состоянии, очень даже подвижны и активны. Даже в течку Изуку не мог порадовать спустя пару недель Шото, что он беременный. Однако… — Изуку, сколько мы не занимаемся любовью, ты не можешь порадовать меня сюрпризом. — Прошептал Тодороки, целуя за ушком, а затем в висок, крепко обнимая свою омегу после очередной жаркой ночи. — Каким? — В виде ребенка. Нашего будущего наследника. Или наследницы… — Мечтательно вздохнул Шото, крепче обнимая омегу и глядя куда-то в потолок. Правда Изуку подозрительно притих, посему Шото глянул на Мидорию. — Что-то случилось, Изуку? Почему ты плачешь? — Утирал слезы Мидории Тодороки, искренне не понимая, что стряслось, словно настроение разом поменялось. И атмосфера стала не такой умиротворенной. — Ответь мне, Изуку. Пожалуйста. Прошу тебя. Ты не хочешь ребенка? Да без проблем, я никогда тебя не заставлю рожать, если ты этого не хочешь. Я не копия своего отца. — Успокаивал его альфа, целуя все личико. — Я х-хочу ребенка… Но… — Шмыгнул носом Изуку, хныкая и пытаясь ему внятно сказать, — но я не могу… Я не могу родить тебе ребенка, потому что шанс забеременеть очень низок из-за того, что произошло в прошлом. Прости меня, Шото. Я, видимо, бесполезная омега, которая не может даже родить тебе ребенка. От тебя. — Голос становился все тише и тише, пока Изуку не разрыдался. Тодороки обнял Мидорию и целовал любовно в макушку, успокаивающе поглаживая по голове и по спине. — Нет ничего страшного в этом. У нас все обязательно получится. Просто верь в это. — Может нам взять ребенка из… — Нет. Я хочу попытаться вместе с тобой. Но, если попытки будут такими же нулевыми, возьмем из детского дома. Ладно? — Хорошо, Шото. Затем эта тема с замужеством, когда Тодороки в первое декабря решил сделать предложение, попросить руку и сердце у самого любимого омеги на свете. И, конечно же, ответ был «да». А там рукой подать до нового года и дня рождения лидера мафиози. И, опять-таки, Шото был очень счастлив подарку, даже если это будет бумажка с двумя полосками. Уж в день рождение сделать такой приятный подарок в виде теста на беременность, который сделал окончание дня очень счастливым. Но потом понеслась неладная с капризами омеги по поводу еды и запаха, а после Тодороки приходилось зачастую оставлять документы и ходить с беременным Изуку по торговому центру, дабы закупить вещи. Шото не раздражался, а наоборот, очень был счастлив, потому что видел счастливую и радостную улыбку Мидории. Пока счастлив омега – счастлив и альфа. «Как тебе такие ползунки?» «Смотри, какие слюнявчики!» «Такие памперсы или такие? Как же сложно… О, пеленочки!» «Шото, хочу такую кроватку. Или такую…» Тодороки не было сложно купить это все. Правда после покупок Мидория чувствовал себя каким-то виноватым, словно транжирит деньги своего супруга. Но альфа его всегда успокаивал и уверял, что это в порядке вещей. Но Изуку сначала мог покапризничать, а затем отдаться жарким объятьям любимого альфы. И когда наступил срок три месяца, Мидория проходил мимо одного ларька. Его взгляд зацепила та самая деревянная шкатулка. Тодороки обнял сзади свою омегу, целуя в щеку и посмотрел туда, куда смотрит его возлюбленный. Изуку повертел в руках шкатулку и аккуратно открыл ее, а затем завел. Из нее раздалась приятная мелодия, а фигурки крутились не спеша, так медленно, зачаровывая Мидорию. — Мне бы хотелось ее взять, несмотря на то, будет ли мальчик или девочка. Хочу, чтобы эта шкатулка осталась и передавалась из поколения в поколение. — Тихо сказал омега, закрывая шкатулку по окончании мелодии. — Я не против. Шото расплатился за нее. По итогу, Изуку счастливый. Потихоньку обустраивали детскую комнату вместе. Тодороки собирал кроватку и кровать для будущего ребенка, пока Мидория аккуратно раскладывал одежду по полочкам, игрушки разложил на тумбочке, а средства гигиены за малышом на комод, где и оставил шкатулку. Шторы они поменяли на более теплый цвет, а обои были вполне однотонными в пастельном цвете. Когда-нибудь они украсят и стенку, но пока идей нет. Время шло своим чередом. И все бы ничего, если бы кое-кто не разрушил их счастье в виде малыша, который должен был почти вот-вот родиться, стоило только моргнуть. Но нет. В итоге омега сильно травмирована и расстроена, а альфа слишком обозлился на всех. И пока Мидория лежал в больнице, на вылазках Тодороки вымещал злость и ярость на врагах. Такая сторона Шото была очень редкой, а после потери ребенка ярость пылала до тех пор, пока не сам альфа не остыл более-менее. В больнице Тодороки летел прямо к своей омеге, с рук которой получил бумаги о том, что Изуку не сможет забеременеть. У омеги были красные глаза от слез, и Шото это заметил. Он не хотел такого исхода. — Шото, думаю, нам нужно расстаться. — Изуку нервно сгреб в ладонях одеяло, пытаясь сдержать слезы. — Только из-за того, что ты не можешь подарить мне ребенка? — И это тоже. Я все порчу, я путаюсь под ногами. Лучше бы ты меня тогда бросил. Твой отец был прав и… — Моего отца больше нет. И за всю семью мафиози решаю сейчас я. — И что? Какой из меня хранитель очага, если я даже ребенка не уберег?! — Изуку сорвался на крик, поднимая заплаканные и покрасневшие глаза, — лучше тебе найти другую омегу, которая подарит тебе наследника. Оставит после себя хоть что-то. Хоть кого-то… — Изуку. — Грозно обратился альфа, пуская феромоны, от которых омега задрожала, снова поднимая взгляд. Тодороки был просто в гневе от этих слов, но успокоил себя очень быстро, дабы еще сильнее не расстроить Мидорию. — Не решай за меня. Моя любовь – это не дерьмо на палке. Я люблю тебя и только тебя. Даже если ты меня бросишь и убежишь, я найду тебя, слышишь? Прекращай говорить чушь. Мы вместе, мы справимся с трудностями. Мне плевать на эти бумаги. Мы обойдем эту природу, и ты снова подаришь мне ребенка. Вспомни, как мы почти два года пытались завести ребенка, но завели же? Поэтому, пожалуйста, не делай мне больно, Изуку. — Шото сгреб в объятья омегу, целуя в макушку и прекращая пускать феромоны, дабы супруг мог расслабиться. — Прости, Шото. Да, мы постараемся… Но и после этой трагедии наступила и следующая в виде смерти Мидории. И Тодороки полгода был в депрессии, практически ни с кем не разговаривал, ходил к гробу и разговаривал подолгу с мертвым человеком. Бакуго и Киришима ему помогали с бумагами, пока тот отходил от огромного стресса. Все ходил с красными глазами и огромными синяками под глазами, потому что мало спал, да и мало ел. Однако решил оправиться потихоньку, поэтому еле-еле запихивал в себя еду и возвращал свою форму: проводил спарринги с другими альфами и бетами в тренировочном зале, выполнял физические упражнения и снова читал (или перечитывал) некоторые книги. И альфа быстро вернулся в свою форму, прежнюю форму. *** Настоящее время. Мидория внимательно слушал альфу, округляя порой глаза в удивлении или даже плача над некоторыми моментами, которые рассказывал Шото. Альфа переболел, потому не ронял слезы, но зато успокаивал такую сентиментальную омегу, крепко обнимая. — Мой отец гневался на мою маму за то, что она спит с каким-то другим альфой, потому что пахла кем-то другим. Рей, так звали мою маму, не понимала и уверяла моего отца в том, что она ему не изменяла. Зная своего отца, он погнал ее в поликлинику, где и сделали тест на отцовство. В конечном итоге, ребенок все же был его, а посторонний запах, который чувствовал постоянно мой отец, объяснялся одним феноменом. Посторонний запах альфы у беременной женщины предвещал о том, что родится сильный альфа с хорошим потенциалом. — Тодороки тяжело вздохнул, — и отец слышал о таком феномене, но все равно верил, что я альфа, потому что мало ли… И я оказался действительно альфой, с удивительным потенциалом. Мне только и слышать, что я умен, красив и силен от других омег. Но мне все равно, действительно все равно. Это не приносит мне удовольствия. По окончанию рассказа, Изуку все же поднял глаза и огладил аккуратно шрам на левой стороне Тодороки. — Тодороки-сан, а как Вы получили этот шрам? — А… так получилось, что я испугал свою маму, а она в это время держала чайник с кипятком. А так как мы семья мафиози, у нас отличная реакция. Вот так и получилось. — Посмеялся тихо Шото, сам удивляясь такой нелепости. На самом деле он виноват и отлично понимает это, поэтому не винил маму ни в чем. Зато отец был в ярости, но Рей не упек в психиатрическую больницу, хоть и грозился. Однако Тодороки сумел доказать ее невиновность, чему мама была очень благодарна ему. — Но шрам Вас никак не испортил. Наоборот, даже красит. Тодороки выдохнул, вспоминая один момент, когда альфа обнимал свою омегу, который довольно урчал и крепко обнимал Шото. Изуку привстал и поцеловал прямо около шрама, улыбаясь. «— Тебя шрам никак не испортил, Шото. Он даже тебя красит. — Думаешь? — По крайней мере, эта та изюминка, которую я очень люблю в тебе. — Ты любишь меня из-за шрама? — А я это говорил? Вечно все переворачиваете, глупые альфы. — Это я-то глупый? Ну, держись, Изуку. — Тодороки сразу вцепился губами в манящую шею омеги, жадно присасываясь к коже. — Шото-о! Щекотно, дурак!» Мидория встал с кресла и встал прямо перед мужчиной, осматривая его и обращая внимания на волосы. Черная сторона Тодороки у корней была белой, а некоторые волосы выделялись прямо на черном фоне. Но вот цвет у корней действительно дал понять, что черный цвет на одной стороне альфы вовсе не родной. — Что-то не так? — А… ох… ну… Ваши волосы на одной стороне у корней белые… На седину не похожа. — Черный цвет – не мой цвет. Я просто решил перекрасить. Не знаю, почему. Тебе не нравится? — Не то, чтобы! — Стал размахивать руками Мидория, — просто Вам бы явно пошел естественный белый с одной стороны. Все же родной цвет – это родной цвет. Но, если не хотите, то и не нужно! — Дальше отмахивался омега, краснея от сказанного, так как чувствовал себя уже неловко. Но Тодороки провел рукой, пальцами «расчесывая» правую сторону волосы, и беззлобно усмехнулся. — Ты все равно прав, Изуку. Мидория снова посмотрел на себя же со стороны гроба, даже погладил стеклянную крышку. Никаких мыслей и не было, как он пришел, однако после рассказал гетерохрома он понял, что все, что он видел во сне – это были воспоминания этого Изуку. Омега много читал теории о прошлых жизнях, что определенные моменты, которые повторяются или с кем-то связаны – это считается воспоминаниями прошлого себя когда-то. Но ведь возраст отличался, так почему же? Сколько бы вопросов не задавал самому себе Мидория, он не получал ответа, это следовало ожидать. Похожая внешность, похожие характеры (почти тютелька в тютельку), но с разными историями жизни… Удивительно. *** Изуку не успел оглядеться, как уже заканчивал первый семестр второго курса. Впереди было два экзамена, которые, естественно, были автоматом. Мидория в принципе не успевал практически ничего, но почему-то все шло спокойно и гладко, даже преподаватели сильно не мучили. Омега благодарил Всевышнего, что все так идет хорошо. И пусть идет, это намного легче, ведь это не отменяет того факта, что Изуку старается и учит предметы. Основная теория в голове есть, осталось только подкрепить практикой. Очередные предметы в зачетке были помечены «зачтено» и позабыты, как страшные сны. Мидория со спокойной душой мог уходить на каникулы. Тодороки, кстати тоже, хотя хотел из интереса принять экзамен по своему предмету, но его попросту не пустили. Альфа отнесся проще – не хотят принимать помощь, хрен бы с ними. Его дело было предложить. Шото обнимал свою омегу на мягком диванчике своего кабинета и смотрел куда-то в стену. В голове была пустота, документы уже не нужно было заполнять, что несказанно радовало самого Тодороки, потому решил провести время в тишине с Мидорией. Носом уткнулся в шею и вдохнул природный запах. — У тебя скоро течка, Изуку. — Я знаю, Тодороки-сан. — Спокойно отреагировал Мидория. Ведь после того, как признался ему в любви, стало намного легче. Его не оттолкнули, да и не ответили взаимностью. Зато омега ясно понимал и знал, что теперь ему нечего скрывать, посему, не задумываясь, продолжил. — Я хочу провести течку с Вами. Тодороки немного опешил. — Ты уверен в своем выборе? — Да, я уверен. — Я не хочу, чтобы ты жалел о своем выборе. — На одном выдохе произнес Шото, но Мидория недовольно посмотрел на гетерохрома, чуть надув губы и прищурив глаза. — Я не буду жалеть, потому что очень люблю Вас. Моя сущность внутри меня и мое чутье никогда меня не подводили. Сущность тянется к Вам, а чутье так и говорит, что я могу Вам довериться. Тодороки тихо вздохнул, целуя в щеку омегу. — Хорошо, Изуку. Мидория пришел в комнату Тодороки, дабы уснуть с ним, ведь омеге было комфортно лежать и спать рядом с альфой. Он относительно быстрее засыпал, чем в своей комнате. В своей комнате часто ворочался, считал баранов, чтобы уснуть, а в конечном итоге мог заснуть поздно ночью, когда утром вот-вот вставать. А рядом с Шото он засыпал в считанные минуты, даже баранов считать не приходилось. И на утро Шото отдыхал вместе с омегой. Он бы и не проснулся, если бы не сладкий запах, который ударил в нос альфы. Тодороки разлепил глаза и увидел, как Мидория жмурит глаза и морщит нос, все ворочаясь прямо под боком альфы. С уст вырвался скулеж, а затем тихие стоны. Изуку приоткрыл свои глаза, которые стали рефлекторно слезиться, а щеки стали розоветь, и залез прямо на Шото. Задом стал тереться прямо о пах альфы, который просто спокойно наблюдал за мучениями омеги, который так и хотел, чтобы ему сейчас вставили и выдолбили всю дурь. — Шото, пожалуйста… — Прошептал у губ мужчины Изуку, выгибаясь в спине и прижимаясь грудью к альфе. Тодороки в первый раз услышал свое имя, посему беззлобно усмехнулся. — Скажи мое имя еще раз, Изуку. — Шото-о… — Протяжно застонал омега, все нетерпеливо ерзая прямо на Тодороки, у которого уже успел встать только на поведение, да и сладкий запах яблока с мятой давал свой эффект. Как никак родной аромат. — Послушный мальчик. — Тихо хохотнул альфа, целуя невесомо в губы, а затем резко меняя позиции, нависая прямо над течной омегой. Губы слились в поцелуе, который стал постепенно жарким и жадным. Руки Тодороки блуждали по телу омеги с какой-то хаотичностью, то они оглаживали тонкую талию юноши, то опускались до бедер, несильно сжимая и срывая с уст Изуку тихие стоны, смешанные со скулежом. С губ Тодороки нетерпеливо перешел к шее, сразу вдыхая сильный запах, и только потом с жадным рвением стал вылизывать каждый сантиметр кожи на шее, обхватывая губами и посасывая, оставляя огромные бордовые засосы. От этих действий омега под ним сходил с ума и извивался. От этого альфа утробно рычал, срывая пижамную футболку. Ткань противно треснула, но им обоим было до лампочки. Альфа порвал на нем боксеры, откидывая куда-то в сторону. И перед ним предстал обнаженный Изуку, который все извивался и ерзал, прося большего. Шото широко облизнул шею, опускаясь до ключиц и кусая их, оставляя след от зубов. Перевернув юношу на живот, он поднял его бедра и подушками больших пальцев раздвинул ягодицы, оценивая ситуацию сзади. Тодороки любил наблюдать, как вытекает в больших количествах естественная смазка, которая очень сильно пахла и дурманила альфу. Припав губами, Шото стал с жадностью вылизывать и проникать языком, смакуя сладкий нектар (по мнению Тодороки). Но это продолжалось недолго, потому что Изуку нетерпеливо вилял задом, явно намекая на то, что он хочет этого прямо сейчас. Да и сам альфа не против был уже приступить к самому приятному. Сняв свои боксеры и откинув также в сторону, не глядя, Тодороки снова раздвинул ягодицы и вошел одним большим пальцем, наблюдая, как кольцо мышц сжимает его. Шото приставил головку в пульсирующее колечко мышц и стал медленно входить, хотя из-за смазки получалось плавно, но девственное тело говорило за себя. Альфа сразу почувствовал непривычную тесноту (два года не было близости, о чем вы!) и протяжно застонал в унисон с омегой, которая высунула язык и закатила от удовольствия глаза. Войдя до упора, Тодороки утробно зарычал прямо у ушка Изуку. — Ты так жадно меня засасываешь. — Горячо шепнул Шото, обхватывая губами хрящик уха и чуть потягивая на себя. — Слишком большой… — Заскулил Мидория, сжимая в руках подушку и закусывая ее, а Шото лишь довольно усмехнулся. — Какой есть. Альфа стал плавно двигаться, дабы не доставить боль своей омеге, а лишь одно наслаждение. Но Изуку только просил немного быстрее, и Шото ему это дал, ускоряясь в движениях и шлепаясь звонко бедрами об ягодицы, параллельно выбивая из глотки омеги громкие стоны. Пальцы Шото сжимали очень сильно бедра Мидории, уже предвкушая, как на них останутся синяки, вот только одна половина сущности гетерохрома неодобрительно фыркала, а вот другая довольно порыкивала, потому что сам омега и не сопротивлялся, не говорил, что ему больно. Значит, волноваться не о чем? Ноги предательски задрожали у Изуку, предвещая о том, что кульминационный момент у него близится. Излившись прямо на бордовые простыни, Мидория сразу чуть извернулся полустаном, жалобно скуля. Альфа ловко, почти не выходя, повернул омегу и положил на спину, приподнимая сразу его бедра и закидывая ноги на свои плечи. Если Изуку кончил, это не означает, что альфа закончил. Все же выдержка у него на высоте не только в характере, но и в постели. Омега потянул к нему свои руки, явно хотел обнять альфу, дабы прижаться к нему всем телом. Шото не отказал ему и в этом. Обоим жарко, оба до ужаса мокрые и потные. Тяжелое и учащенное дыхание, бешеные сердцебиения, вздохи, стоны и рычания сливались все в одно. Ноги Мидории опустились к бедрам Тодороки, скрещивая за спиной мужчины, дабы обнять не только руками. Клыки Шото стали чуть длиннее, хотелось прямо сейчас пометить омегу, но он метался. Течку он провел с ним, но они не обмолвились за метку. Стоит ли? Тодороки чувствовал, как пик наслаждения стал подкрадываться и дышит прямо в затылок. Хотел бы вытащить, да скрещенные крепко ноги Мидории явно это не давали. Альфа немного запаниковал, так как если сейчас не выйдет, произойдет сцепка. — Пожалуйста, Шото, сделай это внутрь. — Прошептал на одном выдохе омега. Эта фраза послужила гребанный спусковым крючком. Альфа не то, чтобы излился обильно прямо внутрь Изуку, но и впился непроизвольно в шею юноши, утробно рыча и вырывая одновременно с уст Мидории громкий и протяжный сладкий стон. Шото заботливо облизал метку, собирая капельки крови на язык, и стал целовать ее. Во время течки омега не чувствует боли, особенно во время того, как альфа ставит метку на шее. Тодороки через пару минут понял, что он сделал. Сразу отстранившись от шеи Изуку, попытался выйти с него, но не смог из-за набухшего узла, который был внутри омеги. «Твою мать, все не слава Богу!» Ругал себя Шото, хлопая себя по лбу мысленно так сильно, что альфа зажмурился. Глаза резко распахнулись, стоило Изуку тихо застонать и выгнуться в спине, а альфа немного вздрогнул от микрооргазма. «Молодец, Шото, десять из десяти! Он же еще ребенок, студент, которому нужно учиться, а ты обрел его на муки в виде беременности.» Мысленно ругался Тодороки, но Изуку только довольно урчал. Альфа тяжело вздохнул, целуя в лоб, и кое-как лег сзади омеги, дабы обнять со спины, прикрыв срамоту простынкой. Мидория время от времени морщился и тихо стонал, когда альфа прикусывал свою губу и тихонько мыкал, когда чувствовал очередной микрооргазм. И спустя час узел сошелся и Тодороки смог выйти с омеги, которая спокойно отдыхала в теплых объятьях альфы. Сильный аромат течной омеги словно развеялся за этот час, и альфа бы, возможно, и успокоился, но не Шото, который готов был попросить Бакуго дать ему хороших звездюлей и надавать по башке. Желательно с чем-то тяжелым. «Кажется, с этой минуты я обременил омегу.»