Жар-птица

      Огромная двухэтажная квартира сияла, ничуть не уступая своим блеском страницам модных глянцевых журналов. Я присела на тёмную банкетку, носком стягивая с ноги белый кроссовок. Мне здесь понравилось: роскоши в меру; во всём преобладали бежевые тона; деревянные стены источали приятный аромат, походу недавно прошёл ремонт; по несколько фотографий в прямоугольных рамках висело почти на каждой стене, заполняя пустое пространство. Но, конечно же, больше внимания привлекали встретившие нас люди, чем убранство такой незнакомой квартиры. Чувствую себя, как в гостях. Собственно, если меня спросят, чего я ожидала увидеть, оказавшись дома, ответить я не смогу. После прохладного отношения собственного отца, сомневалась, что и вовсе не приехавшая за нами с Олей мать сможет удивить тёплым приёмом. Однако, как оказалось она и не была нам мамой. Грация (так звали белокурую женщину) была приятной наружности и имела не менее очаровательного сына от первого брака, он на год старше меня. Мальчика нам с Олей представили Василием. Отчего-то, стоило только мне взглянуть в его кристально-чистые глаза, цвета живого и безоблачного неба, что-то в груди дёрнулось, призывая... Но не успела я разобрать, чего же такого мне захотелось сделать, как все дружно разошлись, предупреждая о скором ужине. Уже в нашей с сестрой спальне, когда мы отправились сменить пыльную и влажную одежду на свежую домашнюю, я задала сестре, что почти за всё время пребывания дома практически не говорила, интересующий меня вопрос: — Ты знала? Пришлось пару раз повторить, так как с первого Оля даже не поняла, что мне от неё что-то нужно. — Ну... Тётя Грация... она хорошая. Несмотря на то, что ответили мне совсем не так, как я того хотела, дальше расспрашивать девочку не стала. Она либо не была рада сложившийся ситуации, либо просто осознание, что теперь наша семья увеличилась на парочку человек, к ней ещё не пришло. За ужином я то и дело смотрела в окно: всё ещё серый небосвод казался таким хмурым и неприветливым, что даже облака покинули его. Глядя на такое угнетающе мрачное небо, я невольно теряла всякий хороший настрой и желание общаться. Очаровательный мальчик неловко переводил взгляд то на меня, то на сестру, прикусывал губу и пытался избавиться от своих неприятных дум, всё поднимал голову, желая начать разговор, но запал сходил на нет, стоило ему наткнуться на мой равнодушный взгляд. Оля же была больше задумчивой и просто ничего вокруг себя не замечала. Грация всячески пыталась нас разговорить, но усталые мы отвечали односложно и без всякого энтузиазма. Этим же вечером, после расслабляющего душа, я наведалась в гости к братцу: тот был до того ошарашен, что на мгновение перестал дышать. Но он быстро пришёл в себя и теперь сверкал васильками своих голубых очей. Моя вечерняя синева всё равно круче, ты вне конкуренции, Василёк. Мальчик на удивление быстро разговорился, видимо, ему нравилось моё общество или что-то ещё, но он не прекращал всячески касаться меня, не настойчиво и не долго, но часто. И пока мальчик увлечённо вещал мне о, как выяснилось, его любимых животных- дельфинах, я с участливым видом кивала на все его выпады и пыталась понять, зачем я вообще сюда пришла. То ли поддаваясь секундному порыву, то ли ещё чего, но почему-то мне жутко захотелось навестить этого незнакомого ребёнка, несмотря на жуткое желание улететь на крыльях единорога в туманное царство снов. И зачем? А просто так. Я совсем перестала слушать новоявленного брата. Более того, мне духу хватило просто взять и перебить его, неожиданно даже для самой себя. — Вася? Когда мальчик прекратил посвящать меня во все тайны культа поклонения дельфинам, моё бедное сердечко забилось так, будто я здесь не мальчика перебила (чем ярко давала понять, что его откровения пролетали мимо моих ушей, даже не влетая), а мафиозного босса. Нервно оттягиваю длинный рукав жёлтой пижамки, пряча подрагивающие пальцы. И чего, спрашиваю, я такая трусиха? Боюсь даже тогда, когда и бояться нечего. Но не успела я ничего сделать, Василек вновь заговорил, правда, уже не о дельфинах: — Да, сестрёнка, что ты хотела? Меня хватило лишь на глубокий вздох. Я не совсем понимала, зачем и почему он обращается ко мне таким образом, но на «сестрёнку» отзываться мне было всё же проще. Да, привыкнуть к собственному имени так и не получилось. На предложение дружить малыш (который старше меня на год, ага) поражённо застыл, а после загорелся таким энтузиазмом, так засияли васильки его глаз, что в груди что-то жалобно ёкнуло и, помахав кружевным платочком, упало в желудок. Уже в спальне, под тёплым одеялом, укутанная сладким ароматом стирального порошка, я всё ещё думала о голубоглазом Васильке. Оля комочком лежала напротив, еле заметно поднималась её одеяло от глубоких вздохов. — Спокойной ночи, Оль. Я даже не думала получить ответ, но, когда из-под тёмно-синей ткани раздалось тихое «и тебе, Люб», счастливо улыбнулась. В груди было тепло-тепло, а шрамы на изрезанном Судьбой предплечье мягко светились. Она здесь. Со мной.

***

Следующие года оставались всё такими же серыми и тусклыми, как и угрюмое небо над моей головой. Что первый, что второй классы пролетели быстро и скучно, школьные предметы давались мне до смехотворного легко, и от желания убиться об стенку спасало только нахождение рядом двух очаровательных солнышек: Оли и Васи. Сестра часто брала над нами шефство, всячески старалась опекать и вытягивала на однотипные улицы погулять. Завести друзей у меня не выходило по одной простой причине: не умела я вести разговор с незнакомцем, одно только нахождение рядом кого-то... чужого делало меня нервной. Я вполне могла поддержать разговор, с чем-то помочь или даже во что-то сыграть, но быстро уставала от чужого общества и нежеланного внимания. К сожалению, все эти года мы ни разу не побывали у такой любимой бабули. Мне жутко не хватало свежего воздуха, который имел свой уникальный вкус, очень приятный, в отличие от загрязнённого городского. С каждым днём всё больше возникало желание просто взять и.... улететь. Хотелось упасть с одного из этих многочисленных небоскрёбов и у самой земли расправить крылья и взлететь. Может, тогда я прекращу тухнуть в этой серости. Но крыльев у меня, ожидаемо, нет. — О чём задумалась, Аи? Странная привычка моей итальянской мамы - звать меня японским именем. Я не имела ничего против прозвищ, но, когда Грация впервые ко мне так обратилась, я была безмерно смущена. Ответ мой был лаконичен. — О небе. Мягко улыбнувшись, Грация взяла меня за узкую ладошку, тем самым ставя меня в неловкое положение (я же не маленькая!) и подняла глаза-льдинки к небу. — Oh, piccola, dovresti vedere il cielo mentre Roma.* — Checos'e’? * Иностранное произношение все ещё давалось нелегко. Но с учётом того, что наши с Грацией занятия начались около двух лет назад, я была просто обязана была сделать всё отлично! Должна... Женщина мечтательно прикрыла глаза, наверняка видя под сомкнутыми веками лазурные небеса с пушистыми облаками. — Perche ' non-lo vede con i suoi occhi?* От неожиданности я чуть было не подарила свой первый поцелуй асфальту. Весёлый, приятный, но незнакомый голос прозвучал так неожиданно, что моё удивление граничило с лёгким испугом. Грация удивлённо воззрилась на высокого загорелого мужчину. Карие, такого мягкого и светлого оттенка, почти жёлтые глаза смотрели на нас вроде и по-доброму, но и как-то... ну, скажем, просто странно. Женщина быстро избавилась пришла в себя и, уже приветливо улыбаясь, обратилась к незнакомцу. — Отличная идея! Так и поступим. Затем, Грация, положив руку, недавно сжимавшую мою ладонь, мне за спину, подтолкнула слегка вперёд. — Знакомьтесь, Аи — это Иемицу, мой друг, как говорится, со школьной скамьи, Иемицу — это Любовь, моя милая падчерица. Скажи, она прелесть! Мне было жутко неловко вот так стоять перед этим странным человеком с оттянутой в сторону щекой, ведь выглядела, наверняка, нелепо и смешно, даже если не учитывать мою лёгкую полноту. — Б-больно! Почему странным? Просто имя стоящего передо мной человека было знакомым, будто я уже слышала или даже видела этого И-е-ми-цу.